"Смерть призрака" - читать интересную книгу автора (Эллингем Марджори)

Глава 11 Перед фактом

Утром того четверга, в который она погибла, миссис Поттер проснулась чуть пораньше, чем обычно, потому что у нее было очень много дел.

Она спустила ноги с постели, которой ей служила тахта, и осталась сидеть, раздумывая. Ее ночная рубашка, скопированная с одеяния фигуры на греческой стеле, была скрыта под теплой, но достаточно уродливой ночной кофтой, которая защищала ее горло и руки от холода, проникавшего через льняные портьеры.

Серо-стальные волосы миссис Поттер были всклокочены, а лицо очень бледно. Она дурно спала этой ночью.

Мистер Поттер встал раньше и уже удалился в свой сарай, пристроенный к кухне. В этом сарайчике он вырезал и печатал свои литографии. Он отсутствовал по крайней мере уже с час.

Его супруга механически оделась, нервно морща лоб. В мастерской сквозило и было не очень уютно. Вообще эта мастерская выглядела нешаблонно и слегка печально. Бутылка из-под кьянти и римская шаль, принятые в качестве декоративного реквизита, в наше время не столько напоминают «Богему», сколько дилетантскую продукцию «Трильби», а романтические времянки и живописная нищета, такие привлекательные в юности, в зрелые годы просто приводят в уныние.

Клэр Поттер, заторопившись, надела домашний рабочий халат, выдержанный в русском стиле. Сегодня был день работы Уильяма в Блейкенхаме, в школе Челмсфорда, руководство которой было настолько великодушно, что видело в нем внештатного лектора по вопросам искусства. Временами он даже бывал в ударе.

Пытаясь уйти от одной и той же роковой и ужасающей мысли, неотступно терзавшей ее днем и ночью, она всеми силами старалась загрузить себя заботами. Сегодня следовало заняться росписью билетов на акварельную выставку Римской гильдии художников, которые должны были быть доставлены в комитет по распространению. Затем нужно было написать отзывы на этюды учеников Цыганского художественного клуба, причем эти слегка критические отзывы, помещаемые на обороте каждого из рисунков, были примерно такими: «Повышена интенсивность тона! Осторожнее!» или «Снова нарушена гармония! Избегайте зеленого хрома!»

Клэр Поттер относилась к своим обязанностям весьма серьезно, поскольку за них платили, поскольку ей верили и поскольку они в какой-то мере могли служить ей оправданием…

Когда постель была убрана, тахта застелена домотканым шерстяным покрывалом, а подушки заправлены в яркие дневные наволочки и водворены по углам тахты, что создавало дополнительные «цветовые пятна» в студии, миссис Поттер занялась своим туалетом в небольшой умывальной комнате при кухне.

Она никогда не позволяла себе слоняться по дому неумытой и весьма тщательно совершала свои омовения, которые заканчивались наложением слоя рисовой пудры на лицо. Эту пудру она самолично расфасовывала в маленькие красиво расписанные коробочки, которые иногда продавала.

Она делала все умело и педантично, так как это был единственный способ справиться со всеми неудобствами быта. Но в это особое утро все, что она делала, было лишено обычной живости, присущей ей раньше.

Клэр прервала свои занятия на мгновение, так как по ее спине прокатилась горячая волна, захватившая и голову так, что она почувствовала звон в ушах и неприятное покалывание в глазах. Она существовала в мире маленьких вещей так долго, что вторжение чего-то крупного в ее сознание часто переходило в какие-то чисто физические, когда любопытные ощущения.

Она вынула свои кисточки из скипидара и тщательно их чистила еще до того, как взяться за приготовление завтра. Но целая горсть этих кистей внезапно выскользнула из е руки на пол, да еще она перевернула кружку, где они стояли, так как у двери, ведущей в мастерскую, послышался какой-то шорох.

Она рассердилась на себя, вспомнив, что это Лайза или Бред Рэнни положили у ее порога газету «Морнинг Пост», которую выписывали в доме Лафкадио.

Прошло еще некоторое время, прежде чем она смогла взять себя в руки и просмотреть газету. Она всегда была очень далека от того, чтобы потворствовать каким-либо предчувствиям, но беспокойное пугающее ощущение, медленно нараставшее в ней в течение недели, стало казаться особенно нестерпимым сегодня утром. Она словно ощущала дыхание беды на своих щеках.

Наконец развернула газету, пробежала колонки новостей, и огромное чувство облегчения от того, что ее глаза не видели ни одного знакомого имени, охватило все ее существо.

Клэр решительно вернулась к домашним обязанностям — их было так много, а времени так мало!

Эта жизнь была ужасна! Если человек создан для настоящего творчества, то грешен тот, кто заставляет его так много времени посвящать рутинным занятиям!

Она вдруг вспомнила свою жизнь в Италии, в маленькой горной деревушке за Сан Ремо, где каждый мог расположиться со своим мольбертом вблизи от церквушки, сидеть в ее тени и любоваться светом. Все было так чисто и ясно тогда, и было столько надежд, и так славно струились краски из тюбиков!

Клэр повторила это самой себе вслух, будто находя в этом особое отдохновение. Если бы не Уильям, не их ужасающая бедность и не бесконечная круговерть пустяковых дел, с какой радостью она бы вернулась в ту деревушку!

И лишь на мгновение, когда она стелила скатерть деревенского стиля поверх английского стола с раздвижной крышкой, ее охватило инстинктивное желание убежать, вот так, внезапно, оставив все как есть и упорхнуть, улизнуть! Но этот откуда-то нахлынувший спасительный порыв к самозащите, был, к сожалению, быстро подавлен ею.

Она, возможно, и могла бы об этом подумать. Если нервы вконец изведут ее, она осенью, пожалуй, попытается сделать это. А пока что она должна повидать Фреда Рэнни и взять у него немного краски. Да еще в полчетвертого должна прийти на урок мисс Каннингхэм… День катился вперед стремительно.

Было время, когда миссис Поттер получала удовольствие при мысли о четверге. Ей нравилось быть занятой, нравились обязанности секретаря Римской гильдии художников, даже доставляло удовольствие общаться с воспитанной и богатой мисс Каннингхэм, точно указывая ей на те случаи, когда ее несколько старомодный вкус изменял ей.

Но сегодня все было по-другому.

Мистер Поттер вернулся из сарайчика к тому моменту, когда отварная сельдь уже лежала на столе.

Миссис Поттер посмотрела на него так, словно впервые увидела его на пороге комнаты. И впервые до ее сознания со всей ясностью дошла мысль, что он абсолютно не способен помочь в ее ужасных обстоятельствах. Она никогда ничего особенного и не ждала от него, но сейчас, глядя на него в этом новом для нее холодном ракурсе, она поразилась мысли о том, что вообще заставляет людей вступать в брак? Конечно, уже в те безмятежные дни в Сент-Айвс ей было ясно, что ноша, которую таскал в своей душе этот унылый юноша, была не от таланта, а от мрачного ощущения недостатка в нем.

Но сейчас это было особенно грустно еще и потому, что мистер Поттер выглядел определенно счастливым. На нем была рубашка без воротника, его старые холщовые штаны пузырились на коленях и сзади, и на ногах, обутых в старые турецкие туфли без задников, не было носков. Но он был переполнен радостью. Обычное выражение обреченности почти совсем исчезло с его лица, и он размахивал сырым листом японской бумаги перед глазами жены. У него был вид настоящего триумфатора.

— Красота! — возбужденно произнес он. — Красота! Клэр, моя родная, этот последний камень является решающим доказательством! Я, кажется, слегка измазался. Эти чернила, ты же знаешь… Но взгляни на этот оттиск! Такого же никогда не получить с обычного камня! Песчаник — это новый и очень важный материал. Я всегда это говорил, а теперь получил подтверждение!

Он отодвинул посуду и разложил оттиск на скатерти, оставив на ней отпечаток своего запачканного чернилами большого пальца.

Вид этого пятна был первой неприятностью, омрачившей утро мистера Поттера, и он быстро прикрыл его ладонью, искоса взглянув на жену.

К счастью, она не смотрела на него, а уставилась в окно с таким выражением, какого он никогда раньше на ее лице не видел. Она глядела почти испуганно, почти кротко.

Он не мог понять почему, но это доставило ему удовольствие.

— Послушай, — сказал он, потянув ее за рукав. — Это же хорошо, ведь правда? Я хотел бы назвать это «Частичкой старого Бэйсуотера», но, может быть, стоит назвать это более современно. Здесь виден железнодорожный мост, посмотри. Это вышло прекрасно, не так ли? И эти чудные тени… — Она все еще молчала, и он продолжал, не будучи в силах оторваться от литографии. — Я думаю, ее надо окантовать и повесить здесь, вместо этой гравюры Медичи. Во всех случаях оригинал всегда ведь лучше репродукции, правда?

— О Уильям, перестань валять дурака! Давай садись завтракать. У меня столько еще не сделано!

Миссис Поттер отбросила оттиск на диван и поставила тарелку с едой перед мужем.

— О родная, поосторожнее! Он ведь еще не высох. Я возился с ним все утро…

В тоне мистера Поттера вновь зазвучали унылые нотки, и по мере того, как он кротко отсиживал свою повинность за столом и отъедал по маленькому кусочку от сельди, которая уже остыла и была совсем невкусной, он выглядел все более старым, все более запущенным и неопрятным.

Миссис Поттер поглощала свой завтрак с таким видом, точно ей неприятно даже думать о нем. И еще раз страх, обманчиво смягчивший выражение ее глаз, был принят ее мужем за что-то другое. Он кинул вороватый взгляд на диван, чтобы убедиться, что с оттиском ничего не произошло, и наклонился к ней.

— Клэр, ты хорошо себя чувствуешь? Ты после того приема выглядишь такой нервной, такой неспокойной…

К его изумлению она рывком повернулась к нему и вскричала с непонятной страстью.

— Это неправда! Я в полном порядке! Прием никак не мог меня изменить! Никоим образом!.. Ты бы поторопился! Тебе надо поспеть на автобус десять — тридцать на Ливерпуль Стрит!

— Ладно, — сказал мистер Поттер, вновь полностью обретший свое обычное уныние. — Мне жаль, что сегодня надо куда-то уезжать. Мне бы так хотелось сделать еще один или два оттиска. Я знаю, миссис Лафкадио их бы одобрила… Это адский труд — преподавание, — вдруг добавил он. — Само по себе трудно учить людей, которые хотят учиться, но эти мальчишки не испытывают ни малейшей склонности. Это очень затрудняет дело…

Миссис Поттер не откликнулась. Она процеживала кофе через стеклянный фильтр, купленный ею в Бельгии, и в эту минуту решительно не думала о своем муже.

Мистер Поттер вновь украдкой взглянул на свою литографию.

— Она смотрится очень хорошо, — сказал он. — И свет хорош, и вообще она интересна. Я думаю, ее надо окантовать и повесить здесь, если ты не возражаешь, родная!

— Я не желаю, чтобы она висела здесь, Уильям! Я вложила в оформление этой комнаты много труда, я принимаю здесь своих учеников, и для меня важно, чтобы она имела именно такой вид, какой она имеет!

Миссис Поттер нашла, что ее позиция выражена с достаточной определенностью. Правда, вопрос об убранстве этой комнаты был темой застарелого спора между супругами, и она всегда брала в нем верх, никогда не позволяя ему «подавить ее индивидуальность». А тот факт, что опасение такого рода было явно преувеличенным, нисколько ее не занимал.

Мистер Поттер обычно всегда сдавался без борьбы, но сегодня он все же был полон ощущением своего успеха и ободрен им. Поэтому он позволил себе возразить.

— Но, моя родная, — сказал он со слабой надеждой, — ведь есть же люди, которым нравятся мои работы. Кто-то из них может к нам заглянуть и, возможно, захочет купить копию. Вот герцог Кэйт купил же однажды, вспомни. Ему же понравилось…

— Уильям, успокойся! Я не могу этого позволить!

Тон миссис Поттер вдруг сделался таким истеричным и таким несвойственным ей, что супруг ее умолк и остался сидеть с открытым ртом и ошеломленным видом.

Окончание трапезы прошло в молчании, после чего мистер Поттер, потерпев полное фиаско, печально удалился в свой сарай, прихватив драгоценный оттиск.

В четверть десятого он отправился в свою школу. Глядя вслед разболтанной несчастной фигуре, бредущей к выходу из садовых ворот, видя выбивающиеся из-под шляпы косы и коричневую бумажную сумку, болтающуюся в его уке, миссис Поттер подумала, что не увидит его вплоть до семи часов вечера. Она машинально помахала ему рукой.

Если бы она подумала, что вообще больше не увидит го, вряд ли ее прощальный жест стал бы более сердечным. С точки зрения его жены, мистер Поттер был невозможной личностью.

Билеты Римской гильдии и цыганские этюды в сочетании с малой толикой хозяйственных дел заняли миссис Поттер вплоть до часа дня, когда она отправилась к Фреду Рэнни за тюбиком чешуйчатой белой краски.

Нижняя часть перестроенного тренировочного домика, Где все еще приготовлялись засекреченные краски Лафкадио, была похожа скорее на лабораторию алхимика. Фред Рэнни вовсе не был химиком и делал он свое дело до смешного элементарными приемами, которым научился старого художника. В лаборатории царила невообразимая неразбериха, и любые попытки воров похитить какие-либо секреты заведомо обречены были на провал.

Лишь сам Рэнни знал, как разобраться в этих обозначенных буквами полках, на которых лежали и яды, и провизия. Что же касается исключительно важных чистых красителей, то они хранились в маленьких грязно-коричневых бумажных пакетах с надписями. Ряды старых помятых кувшинов с важными смесями выстроились на верстаках, и всюду царило зловоние от используемых им химических реактивов.

Фред Рэнни был поглощен работой, но при виде миссис Поттер улыбнулся. Он, правда, ее недолюбливал, считая любопытной и надменной, и к тому же не без основания полагал, что она норовит купить у него краску дешевле, чем та стоит на самом деле.

У него было развито чувство юмора, однако миссис Поттер не очень его жаловала, ибо ее коробила фамильярность Рэнни, его обращение с ней как с равной и полное отсутствие почтения.

Поиски искомой белой краски потребовали некоторых перестановок утвари и мебели, после которых Рэнни добрался до большого пресса в дальнем конце помещения, где хранился окончательный продукт его творчества.

Поскольку он повернулся спиной, миссис Поттер подошла к верстаку, за которым он работал, и стала разглядывать расставленные на нем предметы. Она делала это не потому, что проявляла специальный интерес, а всего лишь в силу своей привычки изучать творения других людей. Конечно, ее движение было вполне машинальным, а сознание ее было весьма далеко отсюда и целиком занято ее удручающей тайной, поэтому она очнулась лишь тогда, когда Фред Рэнни поднял с пола большой коричневый мешок, наполненный белым порошком. Она увидела над мешком его физиономию простолюдина-кокни и глаза, не без подозрения взирающие на нее.

— Не хотите ли щепоточку? — спросил он ее. Немного смешавшись от его фамильярности, она довольно резко отреагировала:

— А что это такое?

— Мышьяк, — захохотал Фред Рэнни, да так, что его чуть не вывернуло.

Он был неотесанным мужланом, по ее мнению.

Рэнни вручил ей белую чешуйчатую краску, оставшись непреклонным в их обычном споре относительно цены, и когда она удалилась, еще посмеялся, довольный, что дал ей по носу такой удачной шуткой с мышьяком.

У Миссис Поттер оставалось очень мало времени на ленч. Из магазинчика на Черч Стрит, который продал десять ее рисунков пером, ей позвонили, как только она вернулась от Рэнни, и она еще целый час потратила на то, чтобы упаковать, проставить цены и отправить по почте новые рисунки.

Когда она вернулась и внесла в дом посылку с деревянными блоками от Салмона, которую оставил у ее порога Рэнни, оставалось всего пятнадцать минут до прихода мисс Каннингхем. Она приготовила себе в кухоньке чашку бульона из кубика и села у окна мастерской, чтобы выпить его. Это были ее первые свободные минуты после утреннего завтрака. Она еще подумала, что и они тянутся слишком уж долго.

Обычно раньше она могла позволить себе в такие минуты счастливого безделья занять свою голову тысячью мелких мыслей, но теперь ей вовсе не удавалось это. Стоило ей хоть ненадолго разгрузить себя, как мысли ее тотчас обращались к тому, что было запретным, к той вещи, о которой она не смела думать и думала постоянно, к тому ужасному, что свалилось на нее и сделало все, раньше интересовавшее и занимавшее ее ум, ничтожным в сравнении с этим.

Вот почему она почувствовала облегчение, когда щелкнула задвижка садовой калитки и послышались мягко-тяжелые шаги мисс Флоренс Каннингхэм на гравии дорожки.

Она убрала подальше пустую чашку и вышла навстречу гостье с немного вымученной профессионально-приветливой улыбкой.

Мисс Каннингхэм являла собой весьма яркий образец дамы с претензиями. Она была массивна, любезна, немолода и решительно лишена всяких проблесков таланта. Ее твидовое пальто и такая же юбка, шелковая блуза и шляпка-колпак могли принадлежать любой провинциальной классной даме. У нее водились деньжата, и она могла себе позволить питать страстную любовь к занятиям искусством акварели.

Она не отличалась красотой. Ее голубые глаза были посажены слишком близко друг к другу, а рот пересекался вертикальными складками, и было такое впечатление, что он перетянут и искусственно сложен в трубочку. У нее было обыкновение раз в две недели приходить к миссис Поттер со своими этюдами, чтобы та их разобрала и дала соответствующие советы. И сейчас тоже она принесла большую папку этюдов, только что вернувшись с «рисовальной оргии» около Рэя.

— Славная погодка! — сообщила она негромким, но явно взволнованным голосом. — Я рисовала все утро. Такое дивное освещение, такой цвет! Там была целая толпа рисующих!

Миссис Поттер внезапно ощутила, насколько она безоружна перед этим напором эмоций, перед прекрасной погодой в окрестностях Рэя, этюдами мисс Каннингхэм и ею самой. Все это показалось ей необъяснимо бессмысленным, и такое ощущение было ей внове.

Ее посетительница стянула с рук коричневые детские перчатки и стала распаковывать свои изделия с рвением ребенка, приготовившего сюрприз для взрослых.

Миссис Поттер чувствовала, как жадно гостья наблюдает за ее реакцией, и, когда около дюжины зеленых пейзажей, ужасающе похожих один на другой, были разложены перед ней на столе, она, пересилив себя, начала их разбирать, стараясь припомнить обычные для этих занятий слова и фразы. Она изображала те самые всплески изумления и одобрения, которых так жаждала ее посетительница и за которые она платила чистоганом.

Когда улеглось первое возбуждение от демонстрации этюдов, глаза мисс Каннингхэм обрели несколько более прозаическое выражение и она уселась поудобнее, совершенно явно приготовившись посплетничать.

— Есть ли какие-нибудь новости? — спросила, понижая голос и конфиденциально наклоняясь к собеседнице. — Я ведь в последний раз была у вас почти сразу… сразу после случившегося. Вы припоминаете? Вы были тогда так потрясены, и я провела у вас не более десяти минут. Вы, бедняжечка, выглядели совсем больной. Впрочем и сейчас вы ненамного лучше! — Она произнесла последние слова, окинув свою жертву оценивающим взглядом и, не переводя дыхания, продолжила: — Я была в отъезде, поэтому знаю немногое. Газеты почему-то так сдержанны, не правда ли? Однако моя приятельница, мисс Ричарде, чей брат служит в Ведомстве иностранных дел, сообщила мне, что полиция вовсе перестала заниматься этим делом. Это правда?

Миссис Поттер опустилась на стул напротив мисс Каннингхэм не потому, что собиралась вступить в беседу, но потому, что колени отказывались ее поддерживать. Она чувствовала, как взмок ее лоб под челкой, и вяло удивилась, почему никак не может избавиться от этой противной физической реакции на мысли, которые попросту не должна впускать в свой мозг.

Мисс Каннингхэм продолжала разглагольствовать с отвратительным рвением человека, сумевшего разбить лед недозволенности вокруг трудной темы.

— Я полагаю, вы еще не слышали? Полиция весьма мало этим занимается, и я уже понимаю почему. Это должно вас ужаснуть, — прибавила она, пытаясь как бы сделать собеседницу причастной к некоей особой тайне. — Вы ведь знали его достаточно хорошо, не так ли? А не был ли он вашим учеником?

— Дакр? — удивилась миссис Поттер. — О нет! Я никогда с ним не общалась.

Она могла бы добавить, что это было невозможно, но инстинктивно воздержалась, не сказав более ничего. У нее было такое чувство, что она стоит посредине потока несущегося вперед транспорта и что единственное спасение в том, чтобы не совершать никаких лишних движений.

На лице мисс Каннингхэм появилось некое подобие удовлетворения, которое слегка изменило свойственное ей выражение лицемерной доброжелательности.

— Я полагаю, что следствие было довольно забавным, не так ли? Я точно не могу это утверждать, но ведь отчеты в газетах были такими туманными и расплывчатыми! Там была одна деталь, о которой я хотела вас спросить. Оказывается, он был женат? Но я всегда полагала, что он был помолвлен с мисс Лафкадио. Возможно, я не права?

Миссис Поттер с трудом смогла выдавить из себя ответ.

— Они когда-то были помолвлены, но потом расторгли помолвку. Это произошло еще до его отъезда в Италию, как вы должны были бы знать!

— О, понимаю! — кивнула мисс Каннингхэм, вытянув губки, и без того уже сложенные трубочкой. — Ну, разумеется, — добавила она вдруг, тревожно расширяя свои голубенькие глаза, — так он был убит, ведь это правда? О, простите, простите, что я употребила это слово, но я полагаю, что его закололи. Ах, я вижу, что вам вовсе не хочется об этом говорить? Это же так болезненно! — Ее обычно сладостные глазки теперь горели каким-то адским огнем. Миссис Поттер чувствовала, как капли пота скатываются вниз из-под ее челки. Болтливая старая кумушка, по-видимому, обладала дьявольской проницательностью и незаурядной волей к тому, чтобы вырвать правду из осведомленного источника. Миссис Поттер вяло воспротивилась этому.

— Ну, разумеется, вы не знаете, — рассмеялась мисс Каннингхэм с легким оттенком превосходства. — Разумеется, милочка, вы не знаете, иначе вы не могли бы сидеть здесь, не так ли? Я лишь была поражена… Конечно я слышала, или скорее, сделала выводы из того, что упоминала мисс Ричарде, что в этом каким-то образом был замешан посол… Нет, нет, не то, чтобы он это сделал сам, но, поскольку он при этом присутствовал… — она понизила голос, — мисс Ричарде полагает, что это может быть связано с большевиками… Вы понимаете? Это не вполне преднамеренно, но в пропагандистских целях… Как эти суфражистки… Кто-то уже слышал о таких необычайных случаях. — Но поскольку ее слушательница сидела молча с неподвижно-каменным лицом, отражавшим явное и смешное по мнению мисс Каннингхэм, негодование, то она сделала последнюю попытку вытянуть из нее что-нибудь путное. — Я полагаю, — произнесла она, — я полагаю, что у вас нет никаких догадок на этот счет?

— Нет, — тупо ответила миссис Поттер, — у меня нет никаких догадок.

И когда мисс Каннингхэм наконец упаковала свои акварели и уже готова была отбыть, явно отняв у хозяйки больше времени, чем было положено, она сделала еще одну, финальную попытку.

— Бедная миссис Лафкадио, — изрекла она, — Она ведь так стара! Какой удар для нее! Как ужасно оставить все это в таком виде, когда никто в действительности ничего не узнал!

Миссис Поттер схватилась за ручку двери.

— Да, — произнесла она нетвердым голосом. — Никто в действительности ничего не узнал. Вот в чем ужас!

— Вот именно это я и говорю! — с удовлетворением подтвердила мисс Каннингхэм и выплыла наружу.

Предоставленная самой себе, миссис Поттер бросила взгляд на часы. Была половина пятого. Уильям не должен был появиться раньше семи, и, следовательно, до этого она была свободна. Ей сегодня не надо было готовить пищу. Обычно в четверть седьмого Бэлл подходила к их домику по садовой дорожке и приглашала их обоих к обеду: «Вы же так заняты по четвергам, милая, что вряд ли успеете что-нибудь приготовить!».

Бэлл это делала каждый четверг уже в течение почти шести лет. И, хотя это приглашение всегда звучало как экспромт, оно уже вошло в обычай, и не было оснований полагать, что сегодня его не будет. И если бы не это некое предчувствие опасности, которое так давило на нее.

Она стояла в какой-то нерешительности, и ее глаза блуждали по комнате, пока не остановились на чем-то, стоящем в стороне, но она отвела их. Этого ей не надо было. Она должна была взять себя в руки и не думать…

И вдруг все вещи в комнате уди сильным образом преобразились. Она смотрела на них так, словно никогда не видела раньше. Тот факт, что она в последний раз стоит в своей маленькой комнате и оглядывает ее, всю наполненную предметами и воспоминаниями о прошедшем, разумеется не был ей известен, но фактом было и то, что она вдруг необычайно реально увидела все, что находилось в комнате. Каждый предмет обстановки, каждый рисунок, каждую занавеску. Все это ясно и по отдельности запечатлелось в ее мозгу.

И в тот момент, когда она так стояла, удивляясь этому необычному явлению, именно в тот момент начал звонить телефон…