"Волшебная сказка Нью-Йорка" - читать интересную книгу автора (Данливи Джеймс Патрик)

1

Февраль, три часа дня. Высокое синее небо. Знамена и флаги, и стайки людей между ними. Приветствия и печаль.

Большой черный ящик поднимается из глубокого трюма, раскачиваясь высоко над бортом парохода. Несколько грузчиков стягивают шапки и капюшоны. Вполголоса переговариваясь, мягко опускают ящик на рельсовую тележку и, подталкивая ее, увозят в эллинг.

Корнелиус Кристиан стоит под буквой последней буквой названия города, глядя на приближающегося таможеника.

— Мне очень жаль, сэр. Я понимаю, сейчас не время приставать к вам с вопросами, но если вы сможете пройти со мной в контору, я постараюсь покончить с этим как можно быстрее. Это всего лишь формальность.

Проход по пирсу сквозь грохот тележек, дуновенья духов, мимо мехов и твида, к теплому домику, где клекочут пишущие машинки. Рослый смуглый таможеник, кулак с карандашом лежит на листке бумаги.

— Я так понимаю, это случилось на борту судна.

— Да.

— Вы американец, а ваша жена была иностранкой.

— Да.

— И вы хотите похоронить ее здесь.

— Да.

— Видите ли, мы обязаны уточнять такие вещи, а то потом неприятностей не оберешься. Но обременять вас больше, чем нужно, мы не хотим. Дети путешествовали с вами.

— Только я и моя жена.

— Понимаю. Также остальное ваше имущество, собственность, личные принадлежности. Ни произведений искусства, ни антиквариата. Вы ничего не ввозите.

— Нет.

— Распишитесь вот здесь. Ну все, и если у вас возникнут какие-нибудь сложности, без колебаний обращайтесь прямо ко мне. Тут написано мое имя, я все улажу. Просто найдите Стива Келли, на таможне меня знают. Сюда только что звонили из Погребального дома Вайна. Я ему сказал, что все в порядке, он говорит, вы можете зайти к нему в офис или позвонить в любое время, днем или вечером. Так что не волнуйтесь.

— Большое спасибо.

Таможеник похлопывает Кристиана по плечу.

— И вот еще что, мистер Кристиан, обратитесь к грузчику, такой парень в меховой куртке. Скажите ему, Стив говорил, что вы поможете мне с вещами. О'кей. Ни о чем не тревожьтесь.

— Спасибо.

Снаружи скрежет лебедок, цокот высоких каблуков, кипы пестрого багажа, цветные наклейки. Высоченный борт парохода. Мы подгялись на него, когда он покачивался на волнах в гавани Корка. Крепкое, холодное судно. Все зябко кутались, пока буксир волок его по неспокойной воде. Оставляя на берегу розоватые домики, из которых каждое утро винтом уходит в небо дым горящего торфа. Черные клепки стального корпуса. Я шел за ней следом. По трапу, качавшемуся над водой. А теперь сквозь толпу людей, принимающих друг друга в объятия. Вот этот грузчик в меховой куртке, крюк засунут под мышку. Бугристые челюсти.

— Извините, Стив сказал, что вы поможете мне с вещами.

— А, да, конечно. Об чем разговор. Много у вас.

— Три небольших чемодана, две сумки.

— О'кей. Вы давайте сейчас идите за мной. Я их сложу на транспортер. А вы меня подождете у лестницы внизу. Такси.

— Да, пожалуйста.

Под крышей на решетчатых фермах полно указателей. Денег не взял. Траеспортер, громыхая, тащит вниз ящики и чемоданы. Бестолковщина и толкотня. При таком обращении с багажом гроб может треснуть и развалиться. Как орут эти таксисты. Гранд-Сентрал, пять зеленых. Пенсильванский, три пятьдесят. Лицо у грузчика в шрамах, руки упер в бока.

— Мистер Кристиан, этот парень отвезет вас куда захотите. Багаж погружен.

— Вот.

— Нет-нет. Денег не надо. За любезность я денег не беру. Вы тоже кому-то поможете. Так оно и пойдет по свету.

— Спасибо.

— Не на чем.

Корнелиус Кристиан, открывает дверцу поблескивающей машины. Со всех сторон сигналят. Водитель в зеленой фуражке оборачивается.

— Куда едем, приятель.

— Не знаю. Пока не придумал.

— Послушайте, у меня нет целого дня в запасе. Мне еще одно судно встречать.

— Вы не знаете, где бы я мог снять комнату.

— Я же не справочник, приятель.

— Любое место.

— Тут целая куча отелей.

— Может быть, вам известно какое-нибудь место, где можно снять комнату.

— Для людей вроде вас пансион — самое милое дело. Знаю я тут несколько дыр. Только искать, это ж время уйдет. Если каждому искать комнату, ноги протянешь с голодухи. Такими делами шиш чего заработаешь. О'кей. Есть одно местечко в Вест-Сайде, рядом с музеем.

Такси разворачивается. Другие люди с улыбками, с пальто в руках, рассаживаются по машинам. Путешествие окончено. Многие подружились. А мы ползем вверх по холму, к ревущему шоссе.

— Не мое дело, конечно, но как это парень вроде вас отмахал такой конец, а податься ему некуда. По разговору вы не из тех, у кого не бывает друзей, да и по виду тоже. Ну да ладно. Все люди разные. Только и знаю, что твержу это жене, а она все равно не верит. Думает, все вроде нее. А далеко вас носило.

— Я там учился в университете.

— Там хорошее образование. Плохо, небось, одному.

— Нет, я люблю одиночество.

— Ну и правильно. Хотите чувствовать себя одиноким, ваше полное право. Да только посмотрите вокруг, какое уж тут одиночество. Вид у всех такой, будто вот-вот все взорвется. А у меня и вовсе образина, как у макаки. Знаете почему. Потому что у меня был зоомагазин, пока один мой родственничек не додумался, как огрести уйму денег. Я и вылетел в трубу, в результате. Теперь вот баранку кручу. Здесь все, как вздрюченные, и все норовят деньгу с лету урвать. Что за жизнь. Вертишься, вертишься, а потом уж и остановиться не можешь.

Кристиан складывает на коленях руки в белых перчатках. Автомобили текут по шоссе. Вой проносящейся мимо полицейской машины.

— Слыхали, малый один за десять центов мать родную угрохал. Люди, вроде меня, хочешь не хочешь, а вынуждены целый день дуть молоко, чисто младенцы. Говорю вам, это преступление. Из самого себя кишки выматывать. Жуть какая-то. В этом богом проклятом городе от иностранцев не продохнешь. Думаешь, чего их сюда навалило, в Европе им не сидится. Вы иностранец.

— Нет.

— А сошли бы за иностранца. По мне-то, мистер, все едино, иностранец вы или нет. Моя мама сюда из Минска приехала.

Облака сереют, уходя на восток. Внизу вдоль берега намерзает лед. Дымное красное слабое солнце.

Такси сворачивает с шоссе. Между опорами идущей поверху улицы. Вон там можно выпить пива. Табуретки у стойки, опилки. Грузчики с крюками. Как говорится, помалкивай, целее будешь. В толпе безопасно. Протолкаться, орудуя локтями, туда, где вокруг одни рукава и ладони, чтобы их пожимать и трясти.

— О'кей, мистер, приехали. С вас пять зеленых.

Красновато-серый камень, его называют песчаником. Железная ограда. За которой много лет назад жил богатей. Высокие ступеньки. Первые пять долларов.

— Вы позвоните хозяйке, мистер, а я затащу ваши чемоданы, так не разбогатеешь, но уж больно вид у вас одинокий. Миссис Гроц о вас позаботится. Она с приветом, да кто теперь без него.

Миссис Гроц, косоглазая, завернувшись в черное пальто с воротником из черно-бурой лисицы, стоит в дверях.

— Что вам здесь нужно, мистер.

— Он в порядке, ма, только что из Европы, учился в университете. У него просто нет друзей.

— Друзья должны быть у всякого.

— Откуда ты знаешь, может, он в них не нуждается.

— Оттуда, чокнутый ты таксист, что дружба — это все.

— Вот и жена считает меня чокнутым, а детишки думают, будто я господь бог.

— Отправляйся домой, чокнутый таксист. Идите за мной, мистер, у меня есть хорошая комната.

Волоку чемоданы вслед за крупной кормой, всползающей вверх по лестнице. В луковое зловоние. И запах пыли.

— Для меня, мистер, на лестницу влезть это труд. Все приходится делать самой. После мужа. Упал и помер, как был, в одних подштанниках. Прямо у меня на глазах. Такое потрясение. Пошел свет выключать да ничком и рухнул. Я с тех пор нервная, вся трясусь. Вот как мужья-то иногда мрут. А то думают, будто они такие воспитанные, что тихо помирают в больнице.

Комната с высоко поднятыми красными шторами. Двойная кровать вроде той, что я видел однажды в Вирджинии, когда вышел гулять на улицу и забрался в стоявший под жарким солнцем фургон. Всегда хотелось уметь запасаться на зиму теплом.

— Четыре доллара пятьдесят за ночь или двадцать в неделю. Видите, у меня тут радио, полки, газовая плита, горячая вода. Радио громко не включайте.

— Я вам дня через два скажу, надолго ли я задержусь.

— Будем считать, до пятницы, а там уж решайте. Забавный у вас говор, английский. В университете так выучились говорить.

— Выучился немного.

— Или может вы с таким выговором и родились.

— Не знаю.

— Давайте четыре доллара пятьдесят центов.