"Месть розы" - читать интересную книгу автора (Галланд Николь)

Глава 13 ДЕБАТЫ Средневековая поэма в форме дискуссии двух человек

20 июля

Его величество проснулся под своими шелками, пухом и мехами. Бойдон очистил все три выложенных плитками камина от золы, вылил за окно содержимое ночного горшка его величества, отдернул полог постели, согнал с нее псов, помог его величеству подняться и надеть халат.

Утренний туман был таким же беспросветно серым, как настроение короля. Конрад устроился в кресле у огня в своей гостиной. Бойдон в это время снял с постели простыню, подушки и отослал их в стирку. Потом прочным костяным гребнем расчесал его величеству волосы и бороду, помог ему натянуть рейтузы и башмаки.

В конце концов, безучастно глядя в огонь, Конрад сказал:

— Пошли за Маркусом.

Едва Бойдон ушел, Конрад бросил взгляд в сторону фигуры, свернувшейся калачиком на подушках в оконной нише, под голубой шерстяной накидкой.

— Сыграй что-нибудь. — Он снова устремил взгляд на огонь. — Давай вместе будем оплакивать крах фантазии.

Жуглет давно проснулась и тихо лежала, обдумывая ситуацию, однако сделала вид, будто ее разбудил голос императора, и потянулась, вглядываясь в туман за окном.

— Что ваше величество имеет в виду?

Император, не отрывая взгляда от огня, покачал головой.

— Разве непонятно, друг мой? Ты лично знал девушку, и мне известно, как ты к ней относился. А как ужасно все это для Виллема!

— Могу я говорить свободно? — Жуглет отбросила накидку, поправила коричневую тунику и продолжила, не дожидаясь ответа, наперед зная, что он будет утвердительным. — Уверен, Линор оговорили или Маркус обманывает вас. Пошлите за ней, ваше величество, и расспросите лично, прежде чем менять планы, которые так много значат для вас.

— Если она сумела так хитро обвести вокруг пальца собственного брата, значит, она прекрасная обманщица и ни единому ее слову верить нельзя.

— Пусть акушерка проверит, девственница она или нет, сир, — предложила Жуглет.

Приподнявшись, Конрад бросил на менестреля сердитый взгляд.

— Господи боже, о чем ты только думаешь? Это невозможно — подвергнуть ее такому унижению. Представь, какие слухи о ней пойдут, в особенности если Маркус окажется прав.

— Но если она невинна, тогда…

— Тогда на мне будет клеймо императора, который способен обойтись так со своей невестой, — раздраженно бросил Конрад и снова обмяк в кресле. — Подумай, как это обернется против меня, когда слух пройдет по всей стране. — Он тяжело вздохнул. — Я император Священной Римской империи, и есть вещи, на которые у меня нет права.

— Все можно сделать втайне, сир, — прошептала Жуглет, стараясь скрыть свое отчаяние.

Конрад бросил на нее скептический взгляд.

— Это королевский двор! Тут ничто не остается в тайне… Господи, Жуглет, ты сам только и делаешь, что разнюхиваешь секреты. Как тебе в голову могут приходить такие нелепые идеи? Я просил у тебя песни, не совета. Давай что-нибудь о разбитых надеждах.

Жуглет выбралась из оконной ниши и присела на корточках около футляра с Фиделем, раздумывая, как смягчить витающее в воздухе ощущение катастрофы.

— Прошу прощения за дерзость, но вы никогда даже не встречались с Линор… значит, для вашего величества это не такая уж потеря.

Конрад нетерпеливо посмотрел в сторону менестреля.

— Конечно, разбитые надежды — это больше относится к Виллему, но и ко мне тоже, поскольку я теряю шанс назвать его братом. Только не играй эти танцевальные мелодии, которые ты так обожаешь.

— Он остается вашим братом по оружию.

Жуглет достала инструмент и начала проверять звучание каждой струны.

— Включите его в свой двор, это будет ничуть не хуже, чем если бы он стал членом семьи.

— Согласен. Но у меня начало возникать такое чувство… даже не знаю, как назвать… домашности, что ли? И оно было связано с перспективой, что мы можем стать настоящей семьей. Я испытываю самые теплые чувства к этому человеку, говорю это совершенно искренне. Он так божественно не похож на других придворных! Или на моих кровных родственников.

— Это относится и к его сестре, — с напускным безразличием заметила Жуглет, настраивая третью струну.

— Ни слова о ней.

— В чем бы ее ни обвиняли, нельзя допустить, чтобы это сказалось на его судьбе.

Жуглет слегка подкрутила струну и теперь слушала, как она звучит по отношению к соседним.

— Конечно нет, но я хочу, чтобы Маркус и Виллем оба были моими придворными и друзьями. Теперь же ясно, что много воды утечет, прежде чем они смогут спокойно чувствовать себя в обществе друг друга. И я ничего не смогу тут поделать. Не люблю, когда обстоятельства складываются таким образом, что не зависят от меня.

— Прованскую, французскую или немецкую? — спросила Жуглет, усевшись на стул с фиделем в одной руке и смычком в другой. — Для сегодняшнего дня, по-моему, лучше всего подходит Блондель де Несле или, может быть, Вентадюр…

Однако представление закончилось, так и не успев начаться, поскольку в дверь постучали и медленно, почти робко вошел Маркус. Он и Жуглет сделали вид, будто не замечают друг друга. Маркус направился прямо к креслу Конрада и низко поклонился.

— Ваше величество, вы оказали мне честь, послав за…

— Заткнись.

Конрад со вздохом кивнул в сторону сундука, на котором стояли оставленные с вечера графин с вином и оловянная чаша. Маркус тут же наполнил чашу и подал ему.

— Я позвал тебя только потому, что не хочу, чтобы ты ходил тут с кислым видом.

— Ваше величество простили меня?

— Моему величеству нет нужды прощать тебя, если ты не совершил никакого вероломства. Твой друг Конрад в высшей степени удручен, но даже он понимает: твоей вины в том, что ты стал жертвой изменчивой судьбы, нет.

— Благодарю вас, сир. Это правда.

— Предупреждаю тебя, Маркус, если в этой истории обнаружится что-нибудь новенькое, ты покойник, — продолжал Конрад. — Если ты принудил девушку, или обманул ее, или взял ее, зная, кто она такая… никакой выгоды это тебе не принесет. Если же это какой-то хитрый замысел, чтобы самому заполучить Линор…

— Конечно нет, сир.

Маркус, выглядевший совершенно больным под пронзительным взглядом Жуглет, спрашивал себя, в какой степени менестрель повлиял на позицию короля.

— И, — продолжал Конрад, — сейчас Виллему будет тяжело встречаться с тобой. Хотя мне не по душе твое отсутствие, ближайший день-другой держись в стороне. Займись вплотную своими обязанностями, а остальное время проводи у себя.

— Конечно, сир.

Маркус поклонился и повернулся к оконной нише.

— Доброе утро, Жуглет.

— Доброе утро, — вежливо ответила Жуглет.

— Между нами все ясно?

— Так же ясно, как прекрасные голубые глаза Линор, — ответила Жуглет.

— У Линор глаза зеленые.

Жуглет на мгновение опустила взгляд.

— Между нами все ясно, да, — угрюмо сказала она. — Но мне очень нравится эта девушка, и я в шоке.

— Понимаю. Сожалею, что стал причиной крушения твоих иллюзий.

Маркус снова повернулся к Конраду.

— Ваше величество, могу я заняться раздачей утренней милостыни?

— Пошли за Виллемом, пусть придет к завтраку. Конрад взмахом руки отпустил его.

Подавив вздох, сенешаль вышел.

Переполненная дурными предчувствиями, Жуглет спустилась в зал раньше Виллема. Когда рыцарь появился, вид у него был самый что ни на есть жалкий и даже более измученный, чем после победоносного турнира, имевшего место десять дней назад. Одет он был во все темно-коричневое и со своим сломанным носом и мрачным выражением лица напоминал скорее разбойника, чем воина. Левой рукой он сжимал рукоять меча, словно ожидал, что в любой момент его чести могут бросить вызов.

Во время мессы в замке выяснилось, что уже практически все в курсе случившегося. Скорее всего, проболтался один из мальчиков-пажей, которому, без сомнения, пригрозил или дал взятку Павел. Однако Жуглет вынуждена была признаться себе самой — и это чрезвычайно огорчало ее, — что и она внесла свою лепту, когда вчера во дворе настойчиво добивалась правды, что, без сомнения, привлекло всеобщее внимание и подогрело интерес к случившемуся.

Пока Виллем приближался к столу на помосте, все взгляды — и гостей, и прислуги — были неотрывно прикованы к нему. Он ощущал каждый из них, точно выжженное на коже клеймо. В какой-то момент он взглянул в лицо Бойдону, и тот не успел отвести взгляд, смутился и приветствовал его с вежливостью, за которой явственно ощущалось сострадание.

Сделав пару шагов, он встретился с другим настойчивым взглядом, принадлежащим, к удивлению Виллема, Рихарду из Майнца, первому рыцарю, которому он нанес поражение во время турнира. Инстинктивно Виллем сильнее стиснул рукоятку меча, Рихард же, смущенный тем, что его взгляд заметили, поклонился уважительно — и сочувственно.

Ощутив на себе еще один взгляд, Виллем повернулся и оказался лицом к лицу с человеком, который последнее время усиленно добивался его дружбы, — с Альфонсом, графом Бургундским. Виллем поклонился вежливо, с почтением молодого человека к старшему.

— Доброе утро, господин граф.

Он сделал жалкую попытку улыбнуться.

Альфонс коротко кивнул и притворился, будто занят чем-то, вынуждающим его повернуться спиной к Виллему.

«Проклятье!» — подумала Жуглет, отследив этот эпизод и заметив, как вспыхнуло лицо Виллема.

Торопливо обойдя помост с королевским столом, она потянула рыцаря за рукав к мальчикам с серебряными тазиками для умывания рук.

— Грех сестры будет стоить мне друзей, — с горечью прошептал Виллем.

— Альфонс никогда не был тебе другом, — возразила Жуглет. — И позволь напомнить, ты никогда не любил его.

Она растопырила пальцы над тазиком, пока мальчик лил на них пахнущую цветами воду.

— Последние две недели он обращался со мной очень уважительно. — Виллем стоял, обхватив обеими руками рукоятку меча. — Знаешь, как это приятно? Будто я ему ровня…

— Или потенциально даже выше его, и это единственная причина, почему он так любезничал с тобой. Неужели тебя ранит его теперешнее поведение? — прошипела она, разглядев выражение его лица. — Если так, то тебе явно не хватает ни мозгов, ни толстокожести, чтобы существовать в том мире, куда я ввела тебя.

Она понимала, насколько бесчувственно это звучит, но отчаянно хотела не дать ему погрузиться в пучину жалости к себе, к чему он явно был сейчас склонен. У нее даже — в первый раз за все время их знакомства — мелькнула мысль, а не обманулась ли она в Виллеме под воздействием своего чувства к нему. Может, он и в самом деле слишком чист и простодушен, чтобы уцелеть, вознесшись на такую высоту. Огорченная тем, что он никак не может справиться со своими эмоциями, она снова дернула его за рукав.

— Конрад по-прежнему очень высокого мнения о тебе. Он особо просил меня пригласить тебя к его столу — чтобы показать остальным, что ты не лишился его расположения. Давай мой руки.

Когда они вытерли руки полотенцами, Жуглет задержалась на мгновение, оценивая обстановку в зале. Как обычно, одним взглядом она охватила все. Не упустила из виду, как пребывающий в неприлично жизнерадостном настроении кардинал вошел в зал, устремился в дальний его конец и о чем-то негромко, но горячо заговорил с Альфонсом. Значит, Павел считает, что дело уже в шляпе и императрицей станет девица из Безансона.

Послышался звук фанфар, и вошли два пажа, а следом за ними Конрад и его телохранитель.

Император остановился с многозначительным видом. Павел, почувствовав пристальный взгляд брата, прервал разговор и заторопился к высокому столу мимо склоненных голов Жуглет, Виллема и других. Альфонс с задумчивым видом остался в дальнем конце зала.

— Сукины дети, — пробормотала Жуглет, имея в виду обоих родственников Конрада.

Маркус, тоже в дальнем конце зала, решил выяснить, принесло ли какие-нибудь плоды его рискованное предприятие. Он должен снова завоевать уважение этого негодяя графа, или получится, что все было сделано зря.

— Ваше сиятельство желает сесть? — спросил он Альфонса, показав в сторону стола на помосте.

Граф пребывал в ином мире, поглощенный обдумыванием многообещающих махинаций Павла, касающихся будущего империи. Повернувшись на знакомый голос, он спросил:

— Что? А мне сегодня… будут там рады?

— Вашему сиятельству всегда рады за столом вашего племянника-короля, ведь вы выдаете дочь за близкого друга его величества.

Маркус нарочно выразился так двусмысленно. Альфонс выглядел точно крыса, которую поймали за тем, как она вытаскивает из мышеловки сыр.

— Разве я говорил, что собираюсь выдать ее за этого безземельного драчуна?

— Конечно нет, мой господин, — стараясь, чтобы его голос не дрожал, ответил Маркус и, извинившись, отошел, сославшись на то, что ему надо заняться завтраком.

Однако на пути у Маркуса оказались не замечающий его Виллем и все видящая Жуглет, которые направлялись к по мосту. Сенешаля окатила волна страха, но он заставил себя двигаться дальше.

Наблюдая за его приближением, Жуглет шагнула в сторону. Виллем проследил за ее взглядом, увидел Маркуса… и замер на месте. Все головы повернулись в их сторону.

— Мой господин, — мягко, искренне сказал Маркус. — Еще раз молю вас о прощении.

Виллем покачал головой и ногой отбросил рассыпанную на полу траву.

— Это невозможно.

Измученный взгляд рыцаря едва не заставил Маркуса сознаться во всем.

— Может, настанет день, когда я буду вспоминать все случившееся без грусти, но сейчас, не сочтите это за оскорбление, я предпочел бы держаться от вас подальше. Слишком сильно ваш вид ранит мне сердце.

Виллем снова опустил глаза долу.

Маркус вздохнул с облегчением, хотя ухитрился сделать вид, будто с сожалением. Только Виллем — добрый, прямой, честный, благородный Виллем, не понимающий, насколько безвластен Маркус, несмотря на свой высокий ранг, — мог выразить желание «держаться подальше» от Маркуса, а не потребовать, чтобы Маркус держался подальше от него.

— Ваше сиятельство…

— Я не князь, — перебил его Виллем, по-прежнему глядя в пол.

— Князь среди людей, — без намека на иронию или банальность сказал Маркус.

Он действительно уважал Виллема, и это больше всего ставило в тупик Жуглет, пытавшуюся расшифровать происходящее между ними в надежде, что Маркус как-то выдаст себя и станет ясно, с какой целью он все это затеял. Однако по лицу сенешаля ничего понять было нельзя.

Оказавшись на помосте, Виллем поклонился и сел, как это теперь вошло в обычай, справа от Конрада. Аппетита у него совсем не было. Жуглет вернулась в дальний конец зала и уселась рядом со слугами — подходящее место для менестрелей и прочих бездельников, пусть даже самых любимых.

Увидев, что Виллем не настроен разговаривать, Конрад повернулся к брату.

— Вижу, ты не тратил времени даром, втягивая Альфонса в матримониальную кампанию Рима.

— Это не вопрос втягивания, брат, — с заискивающей улыбкой ответил Павел. — Думаю, в сердце своем он всегда превыше всего ставил твои интересы и осознавал, что дочь знатного человека для тебя предпочтительнее, чем любая хорошенькая сиротка, даже если бы она была чиста.

Виллем непроизвольно издал сердитое ворчание и стукнул кулаком по столу, так что подскочила солонка. Братья посмотрели на него, и он отвернулся, устыдившись того, что утратил над собой контроль.

Конрад снова переключил внимание на Павла.

— Учитывая, кто сидит рядом со мной, это было в высшей степени неуместное и даже грубое замечание, — буркнул он. — Если не можешь вести себя прилично, немедленно покинь мой стол и отправляйся завтракать в буфетную, словно какой-нибудь мерзкий, грязный кот, кем ты, собственно говоря, и являешься.

Павел вспыхнул под взглядом Виллема.

— Сир, — негромко сказал рыцарь, — сегодня утром мое присутствие здесь ни в ком не пробуждает добрых чувств.

— Это ты о чем? Я ворчу на Павла по сто раз на дню. — Конрад засмеялся, лишь чуть принужденно. — Ему это нравится. Он даже мурлычет от удовольствия.

— Думаю, мое появление нынче утром плохо сказывается и на настроении всего двора, — настаивал Виллем, по-прежнему очень тихо. — Чтобы избежать еще больших грубостей, прошу у вашего величества разрешения вернуться в свое жилище.

— Было бы гораздо интереснее, если бы ты вызвал Маркуса на поединок, — попытался неуклюже пошутить Конрад.

Виллем покачал головой.

— Я обдумывал это, но с моей стороны было бы неправильно вызывать того, кто слабее меня. Он известен своими ратными подвигами, но из-за его ноги наши шансы будут не равны.

Конрад удивленно посмотрел на него.

— Виллем, брат мой, ты слишком хорош, даже себе во вред. Мне будет жаль, если ты уйдешь, но я тебя понимаю. Будь у меня брат или сестра, в чье благородство я верил хоть немного, я, без сомнения, был бы раздавлен, узнав, что ошибся. К счастью, в моем случае никогда не возникало подобных иллюзий.

— И в моем тоже, — быстро вставил Павел, подражая тону брата.

Конрад проигнорировал его.

— В сложившихся обстоятельствах поступай так, как тебе лучше. Но не впадай в уныние навсегда.

— Конечно, сир, — смиренно ответил Виллем, встал, поклонился и вышел из-за стола.

Жуглет со своего места у двери провожала его взглядом, пока он пересекал зал. Потом посмотрела на императора. Конрад жестом дал ей понять, чтобы она последовала за Виллемом. Жуглет подхватила лежащий в углу футляр с фиделем и выбежала из зала.

— Можешь себе представить, какая у них сейчас начнется «игра на флейте»? — прошептал Павел на ухо Конраду. — Брат еще хуже сестры, согласись. Но не расстраивайся. В конце концов, это всего лишь безземельный рыцарь. Если его характер не выдержит проверки и разочарует тебя, ты не так уж много и потеряешь.

Конрад недовольно сморщился.

— Для пастыря душ человеческих ты удивительно плохо понимаешь свое стадо.

Вернувшись в гостиницу, Виллем со стоном рухнул на широкую постель.

— Ноги моей больше не будет в замке, — объявил он.

— Да, выглядел ты довольно нелепо, — усмехнулась Жуглет.

Он перекатился на постели и с мрачным видом воззрился на нее.

— Тебя послали не ругать меня, а успокаивать и отвлекать. Последовала пауза, во время которой они в упор смотрели друг на друга.

— Это можно понять как предложение? — с коротким смешком спросила Жуглет и положила футляр с Фиделем около открытой двери.

— А что еще делать? — угрюмо сказал Виллем. — Из-за этой истории мне теперь нельзя выходить на люди.

— Ох, ради бога!

Жуглет захлопнула дверь, приглушив уличный шум.

— Мы с тобой просто обязаны исходить из того, что твоя сестра невиновна. Если станешь прятаться, это будет расценено как доказательство ее вины.

— Послушай меня, Жуглет. — Виллем сел, уперев руки в боки. Чувствовалось, что он раздражен, но сдерживает себя. — Последние пять лет она практически безвылазно просидела дома. С тех пор как мы отказались от попечительства дяди и я сам стал заправлять в поместье, я… — Он сделал глубокий вдох. — Я превратился в ее тюремщика. И вот результат.

Жуглет смотрела, как он из последних сил пытается сохранить контроль над собой.

— Из-за этого ты не спал всю ночь? — мягко спросила она, сделав шаг к постели.

Он уткнул лицо в ладони.

— Она была с норовом еще с малых лет. А страдали из-за этого другие… Один очень дорогой мне человек был убит. — Он непроизвольно перекрестился. — Я надеялся, что, если буду крепко держать ее в узде, она больше ничего не выкинет. А нужно было поступить иначе. Отдать ее одному из этих богатых вельмож, пусть бы сделал ее своей любовницей. По крайней мере, если бы Линор тогда проявила себя с плохой стороны, это отразилось бы на нем, а не на мне.

— Виллем! — взорвалась Жуглет. — От кого угодно я ожидала таких рассуждений, но только не от тебя. Клянусь, это все интриги Маркуса!

— По-твоему, если ты не можешь без интриг, то и другие тоже. — Виллем поднял голову. — Нет у меня сил для таких игр. И, судя по тому, что я знаю о Маркусе, у него тоже. Он всегда производил впечатление человека честного.

Против этого ей возразить было нечего, разве что сказать:

— Вот именно, производил. Другое дело сейчас. Но ты прав в том, что обман — не его стихия. Значит, если мы придумаем, как правильно подставить ему ногу, он об нее споткнется. Но для этого нужно, чтобы ты вместе со мной вернулся в замок.

— Опять уловки, — с отвращением сказал Виллем. Жуглет уселась на постель рядом с ним и попробовала другую тактику.

— Эта свадьба много значила и для тебя лично — ты стал бы братом императора. Неужели ты до такой степени лишен амбиций, что готов сдаться из-за какого-то грязного слуха?

— Не хочу, чтобы моя удача зависела от судьбы Линор, — устало ответил Виллем.

— Став братом императора, ты сможешь очень выгодно жениться.

— Конрад расположен ко мне. Он хочет сделать меня первым рыцарем императора, и если я попрошу, он найдет мне подходящую жену.

— Подходящую для безземельного рыцаря.

Жуглет сердито хлопнула себя по колену.

— Ты заслуживаешь большего. Ты достоин такого брака, какой имел бы родственник императора.

Виллем пристально посмотрел на нее.

— Есть один очевидный вариант, которым ты пренебрегаешь. Император очень великодушен к тем, кого считает близкими друзьями. Посмотри хотя бы, что он сделал для Маркуса. Если бы его придворный музыкант сбросил маску, признавшись, что он женщина, и потом эта женщина вышла бы за меня замуж, думаю, она получила бы солидное…

Жуглет сердито поморщилась.

— Так и знала, что у тебя на уме! — Она встала и отошла от постели. — Выкинь это из головы раз и навсегда.

— Почему?

— Мы уже это обсуждали. — Она закрыла ставни на окне и заговорила тише. — Конрад не вознаградит меня за то, что я годами дурачила его. Он меня убьет — буквально, Виллем. Казнит.

— Не сделает он этого.

— На прошлой неделе по настоянию Павла троих мужчин, живших под видом женщин, подвергли публичной порке, а одного даже повесили.

— Да, я видел труп на площади, — сердито сказал Виллем. — Конрад отругал Павла за эту затею, вряд ли такое скоро повторится. А твой случай совсем другой. Но даже если бы это было не так, тебя такому наказанию не подвергнут.

— Неужели? И что же спасет меня? Глубочайшее уважение, которое Конрад питает к женщинам? В лучшем случае он сошлет меня куда-нибудь подальше, чтобы никто никогда не узнал, как его провели.

Жуглет остановилась перед Виллемом, кипя от злости.

— Я не буду женщиной при этом дворе. Женщины здесь невольницы. Не получится из нас Эрика и Эниты. Это тебе не романс, где любовь и брак прекрасно сочетаются. Я не твоя прекрасная дама, не твоя жена. И не гожусь ни для того ни для другого.

Виллем вскочил, сжав кулаки, но тут же обмяк и снова рухнул на постель.

— Это неправильно, Жуглет. И я не должен рассчитывать, что Линор окажется лучше меня. Вот о чем я думал всю прошлую ночь. Если она должна вести себя как следует, то и ко мне это относится в полной мере.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Жуглет, на самом деле вовсе не желая слышать ответ, и еще дальше отошла от постели.

— Раскрой свой секрет.

— Нет.

Это прозвучало как окончательное и бесповоротное решение.

— Я хочу, чтобы между нами все было правильно. Хватит постыдных тайн.

— Отнять у меня мужские штаны и всю свободу, которые они дают, — это, по-твоему, правильно?! Убей меня, не понимаю почему.

Виллем вздохнул и откинулся на постели, подыскивая слова, которые помогли бы выразить то, что его беспокоит.

— Ничего я не пытаюсь у тебя отнять. Просто хочу женщину, с которой все будет происходить так, как принято.

— Есть одна такая под моей одеждой, — шутливо сказала Жуглет и потянулась к своему поясу.

— Не хочу я ничего тайного! — раздраженно воскликнул Виллем. — Моя репутация должна быть безупречна. Нам угрожает реальная опасность — из-за Павла.

— Без тебя знаю! — Жуглет сняла пояс. — Отчего, по-твоему, я всю неделю так осторожничала с нашими свиданиями?

— Все должны знать, что у меня есть женщина.

— И с этим соглашусь! Потому и предлагаю тебе помочь заарканить какую-нибудь даму, а ты все артачишься, — недовольно сказала Жуглет.

— Да, но ты предлагала мне найти кого-нибудь, чтобы ухаживать для вида и выгоды, а я хочу женщину, чье расположение ко мне — награда и само по себе, и в глазах мира. Жену или даже любовницу.

Жуглет села на сундук у окна и уставилась на свои руки с длинными пальцами, загрубевшие от постоянного пребывания на свежем воздухе в любую погоду.

— Это, собственно, относится почти к любой женщине. С таким подходом ты без труда найдешь себе жеманницу, которая станет ублажать тебя как мужчину, но понятия не будет иметь, что делать с твоими мозгами… Не боишься, что она тебе быстро наскучит?

— Я не имею в виду блуд! — Виллем резко сел. — Я имею в виду дружеские отношения.

— Я твой друг!

— Дружеские отношения с женщиной, которую все знают и которая ведет себя как женщина.

Казалось, Виллем вот-вот выйдет из себя.

Жуглет улеглась на сундук.

— А-а… Значит, тебе нужна подруга покладистая, пассивная во всем, и чтобы она вдобавок спала с тобой.

— Нет, не так, и ты понимаешь это, — раздраженно сказал Виллем. — Я никогда не говорил, что женщина должна быть уступчивой и бездейственной. Вспомни хотя бы, как себя вела моя сестра, и я допускал это. Но с другой стороны, подумай, к чему такое отношение привело! Все должно происходить… нормально — теперь я понимаю, как это важно. — Он в отчаянии махнул рукой. — А то, что у нас с тобой, не нормально.

— Скорее, необычно. — Жуглет машинально стряхнула пыль с подоконника. — Но замечательно — по крайней мере, я так думаю.

Виллем с ворчанием повернулся на постели.

— Наверно, было бы легче, будь ты и в самом деле мужчиной, — тоном обвинения заявил он.

Жуглет рассмеялась.

— Думаешь, меня не посещали те же мысли?

— Я имею в виду, было бы легче для меня, — проворчал Виллем. — Если бы ты была или мужчиной, или дамой. Тогда я, по крайней мере, знал, что с тобой делать!

— Я могу быть дамой, — визгливо захихикала Жуглет, соскочила с сундука, быстро пересекла комнату и уселась рядом с ним на постель. — Ох, мой господин Виллем, я весь день сидела тут, рукодельничала, думала о тебе и о том, как мне повезло стать твоей невольницей. — Преувеличенно подражая Линор, она изящно прижала руки к груди, покачивая головой чисто женским движением. — У меня был такой интересный день! Сначала я чесала шерсть, потом пряла шерсть, а потом ткала из шерсти гобелен, на котором изображено, как ты побеждаешь в большом-пребольшом турнире, а потом мой мозг вытеснила шерсть, и еще у меня клочок шерсти между ног, не хочешь посмотреть?

Она сбросила тунику и стянула штаны, все так же пронзительно хихикая. Кроме чисто женской привлекательности именно эту игривость так любил в ней Виллем.

— Ты бесстыдная шлюха, — пробормотал он и притянул ее к себе.

22 июля

После дождя воздух был так прозрачен, что Эрика узнали еще на расстоянии мили от поместья. Линор, взволнованная тем, что он так быстро скачет — по-видимому, с каким-то безотлагательным тайным поручением, — начала одеваться, чтобы принять его. Пребывая в легкомысленном настроении, она подумала, что, может, стоит даже порадовать его, надев что-нибудь с низким вырезом, и теперь, стоя в одной сорочке, выбирала между темно-фиолетовым платьем из Фландрии и зеленым из Дуэ.

Внизу Мария как раз приказывала управляющему и повару принести вина и тарелку с фруктами и сыром, когда ее племянник, не дождавшись, пока о нем доложат, ворвался через переднюю дверь — грязный, запыхавшийся, с пылающим лицом.

Во время путешествия Эрик несколько успокоился, а в какой-то момент даже задумался, не стоит ли вернуться ко двору, но потом решил, что нужно, по крайней мере, получить от Линор объяснение. На протяжении десяти миль он окончательно разуверился в изложенной Маркусом истории, страстно желая услышать, что его кузина скажет в свою защиту, и решил, что поверит всему, что бы это ни было. Однако стоило ему представить себе ее лицо, улыбающиеся губы и дразнящие глаза, так противоречащие ее холодной невинности… Его разум упрямо твердил, что она на самом деле способна на все, и он не находил убедительных слов для возражения.

Приближаясь к Долю, Эрик снова распалился и, завидев поместье Виллема, пустил коня бешеным галопом. Все сильнее проникаясь уверенностью в греховности Линор, он испытывал странное победоносное чувство.

— Где она? — завопил он из дверного проема, даже не поздоровавшись с Марией.

— Племянник… — пролепетала она, потрясенная его диким видом.

Он отшвырнул ее в сторону.

— Она у себя?

— Конечно, — вежливо ответила Мария. — Одевается, чтобы встретить тебя.

— Да уж, не сомневаюсь!

Эрик хрипло рассмеялся, выскочил из зала и бросился в дальний конец маленького, залитого солнцем внутреннего двора. Мария последовала за ним так быстро, как только могла. Слуги во дворе проводили его безразличными взглядами и вернулись к своим делам. Здесь все хорошо знали молодого сеньора.

Юноша понесся вверх по лестнице — последний раз он поднимался по ней на руках у своей няни — и ударом ноги распахнул большую дубовую дверь, на которую много лет со жгучим любопытством смотрел лишь снизу.

При виде кузена Линор вскрикнула, испуганная тем, что он ворвался сюда, когда она полуодета. Он выхватил меч, а потом и нож из-за пояса, точно перед ним была не беззащитная девица, а сарацин. Выпученные глаза его пылали злобой, на висках блестел пот.

— Шлюха! — выкрикнул он, точно плюнул. Предвидя, что она попытается сделать, Эрик метнулся к постели, уронил нож, сбросил халат Линор на усыпанный тростником пол и схватил ее за запястье. Она закричала от страха и боли. Он с силой толкнул ее на пол у изножья кровати. Девушка изумленно уставилась на него.

Грязным сапогом он наступил на край льняной сорочки, пригвоздив Линор к полу, и приставил кончик меча к ее животу. Она коротко вскрикнула, но замерла неподвижно.

— Покажи мне, ты, шлюха! — приказал он с побагровевшим лицом. — Ты опозорила нас всех на веки вечные! Покажи мне эту проклятую розу!

— Что? — растерянно пробормотала она, от ужаса не понимая, о чем он.

Летняя сорочка едва прикрывала соски, и Линор судорожно прижала к груди руки.

— Хватит разыгрывать передо мной неприступность! — закричал Эрик.

Отбросив меч, он опустился на колени, схватил подол рубашки и разорвал ее значительно выше колен, обнажив бедра.

Линор закричала так пронзительно, что собаки во дворе начали лаять. Внезапно совсем рядом послышался голос Марии, громко окликающей дочь.

Трясущимися руками Линор отчаянно пыталась стянуть края разорванной сорочки, но Эрик с силой ударил ее по щеке и разорвал ткань еще дальше. Линор задрожала, подняла руки к лицу и спросила умоляюще:

— Эрик, что ты делаешь?

Однако это лишь воспламенило его и придало решимости. Перепуганная красавица попыталась съежиться, но он наступил на ее правую ногу, а левую оттянул в сторону, так что она оказалась распростерта на полу. Загрубелыми руками схватив голое бедро, он принялся выворачивать мягкую бледную плоть.

— Эрик! — завопила она от боли и ужаса.

— Где роза? Покажи мне доказательство!

В конце концов до нее дошло.

— Мое родимое пятно? — тяжело дыша, спросила она. — Это все из-за моего родимого пятна?

Продолжая стискивать пальцами ее бедро, он прошипел:

— Покажи мне. Сядь и покажи мне его, или я сломаю тебе шею прямо сейчас, а не потом.

С трудом сдерживая рыдания, Линор села и нервным движением задрала край сорочки выше места разрыва. От этого зрелища сердце у Эрика заколотилось. Даже истерзанная, она была чудо как хороша, но он не стал задерживать взгляд на ее лице — то, что было ниже, гораздо больше привлекало его внимание.

— Проклятье! — взревел он. — Шлюха! Сука! Проститутка! Дрянь!

Он в ярости разорвал сорочку снизу доверху и толкнул Линор на пол; теперь она лежала перед ним, полностью обнаженная, и жалобно поскуливала от страха.

— Ты опозорила всю семью и потому умрешь…

— Как опозорила? — истерически взвизгнула она.

— Линор! — Мария стояла в дверях, опасаясь войти. — Племянник! Оставь ее!

Эрик бросил на тетку презрительный взгляд. За ее спиной жались слуги.

— Не смей говорить мне, что делать, тетя. Я твой сеньор, а ты вырастила шлюху, проститутку, которая раздвигает ноги перед любым, кто попросит…

— О чем ты?

Линор разрыдалась, пытаясь стянуть края сорочки, чтобы прикрыться.

Эрик в ярости ударил ее по рукам, схватил нож и приставил его к обнаженной груди.

— Даже не думай скрыть свой позор! Ты отдалась слуге Конрада!

— Не знаю я никакого слуги Конрада! — запротестовала она, заливаясь слезами.

И тут услышала голос матери, произнесший:

— Кто это… ох! Маркус! Сенешаль…

Услышав это имя, Эрик вскинул голову.

— Ага! Признаешься!

— Я никогда не встречалась с ним! — закричала Линор. — Меня же заперли!

— Она не встречалась с ним, Эрик. Я единственная говорила с Маркусом, — робко сказала Мария.

Эрик презрительно фыркнул.

— Ты старая дура! Она спуталась с ним прямо у тебя под носом, а ты и понятия не имела!

— У тебя есть доказательства? — в отчаянии воскликнула Линор.

— Роза! Роза — вот доказательство! Он описал твою прелестную маленькую розу!

Перехватив нож левой рукой, правой Эрик снова развернул бедро Линор, но на этот раз, под ошеломляющим воздействием теплой плоти, его рука скользнула к родимому пятну и даже выше. Громко рыдая и не осмеливаясь двинуться, она испуганно смотрела на его руку.

— Ты отдала то, что тебе принадлежало. Так что теперь это общее достояние…

— Роза! — во внезапном озарении воскликнула Мария. — О господи, роза… Остановись, Эрик, умоляю, отпусти ее. Это я рассказала ему о розе! Это мой грех, не ее!

Юноша, прищурившись, посмотрел на тетку.

— Жалкая отговорка, чтобы защитить шлюху, — прохрипел он и снова вернулся к тому, что так манило его между бедрами Линор.

В ушах грохотал пульс, рука скользнула еще выше, голова кружилась от яростной борьбы между желанием и отвращением. Линор безутешно рыдала, но не могла даже закричать — голос отказал ей.

Мария, в ужасе от того, что натворила, бросилась к ним. Воспользовавшись тем, что внимание Эрика отвлечено, она выхватила у него нож и приставила ему к горлу. Не веря собственным глазам, он внезапно осознал, что его обезоружила старая женщина.

— Отойди от моей дочери! — приказала она. — Похотливый пес!

— Не смей разговаривать со мной таким тоном! — высокомерно бросил он.

Она сильнее вдавила в его тело кончик ножа. Он дернулся и слегка отодвинулся, злобно глядя на нее.

— Это все я, — повторила Мария. — Он целую вечность проболтал внизу со мной, и я забылась. Рассказала ему о родимом пятне, по ходу одной истории из ее детства, Эрик… а он даже, казалось, не очень внимательно слушал. Я понятия не имела, что он может сделать с тем, что я рассказала ему, но это моя вина, а не Линор. Убей меня, если твое преувеличенное чувство чести требует крови.

Некоторое время Эрик изумленно таращился на нее, главным образом потому, что никогда не слышал от своей тетки таких длинных речей, да к тому же произнесенных столь категоричным тоном. Под угрозой ножа она заставила его отойти от Линор, встала между ними и свободной рукой подтянула халат, чтобы дочь могла схватить его. Неудержимо дрожа, Линор встала, накинула халат и отвернулась от них, все еще рыдая, но теперь уже от облегчения.

— Возьми меч, Линор, — приказала Мария, не сводя взгляда с Эрика.

Та с трудом подняла меч, уперев острием в пол и сжимая рукоятку трясущимися руками.

— Бог свидетель, племянник, она даже не видела его из своего окна. Если бы они встретились на улице, то не узнали бы друг друга. — Повернув острие ножа к себе, она протянула рукоятку Эрику. — Убей меня, если считаешь своим долгом наказать преступницу.

— Мама… — в ужасе прохрипела Линор.

Эрик неуверенно переводил взгляд с одной на другую.

— М… Маркус сказал, что ты соблазнила его. Маркус честный человек.

— А я честная мать, а это твоя невинная кузина, — твердо заявила Мария и снова протянула ему рукоятку ножа.

В конце концов Линор справилась с собой настолько, что вытерла лицо и жалобно спросила:

— И мой брат поверил, что я…

— Да! — с вызовом заявил Эрик, снова в порыве праведного гнева. — И его величество тоже, конечно.

Совершенно потерянным, ломким голосом Линор спросила:

— А менестрель Жуглет?

— Нет, — ответил он после паузы.

Чувство справедливого негодования мгновенно растаяло, точно дым.

— А ты? — прошептала она.

Он посмотрел на нее, их взгляды встретились. Она хлюпала носом, глаза покраснели от рыданий, тело под халатом сотрясала дрожь. Спустя мучительно долгий момент он выхватил у Марии нож и швырнул его через всю комнату.

— Господи боже, что же я наделал, — в ужасе пробормотал он, разразился слезами и бросился кузине в ноги.