"Сожженные мосты. Часть 3" - читать интересную книгу автора (Маркьянов Александр В.)20 июня 2002 года Бруклин Нью-ЙоркВесь остаток прошлого дня у них заняло оформление дела Рафьи Латиха. Сначала прибыли CST, Crime scene technicians, специалисты по сбору доказательств.[27] Честно пытались что-то найти, для этого едва не остановили движение на станции — но у них мало чего не получилось. Пока хотя бы минимально перекрыли движение — по месту преступления прошло не меньше сотни человек, затоптав все, что только можно. Потом прибыли коронеры (OCME, Office of Chief Medical Examiner, офис главного медэксперта, так они назывались) немного полаялись — но труп забрала все таки CSI, так как в перспективе это дело виделось федеральным. Потом, прибывший на место лейтенант полиции Нью-Йорка быстро вразумил подчиненных и заявил, что если федеральная структура имеет желание расследовать это дело — то он, лейтенант Реймс ничего не имеет против этого. Надо — берите, расследуйте. Тем более — никаких перспектив, типичный CCF.[28] Копы эти дела называли витиевато: «Может быть когда-нибудь мы и узнаем кто это сделал.» Ни один из опрошенных свидетелей не смог ни дать описание убийцы, ни заметить даже сам момент убийства. Надежды возлагались на камеры — дабы защитить имущество метрополитена от актов вандализма, везде понаставили камер. Но — здесь их ждало самое большое разочарование. Камера была разбита, причем разбита она была буквально перед самым происшествием, повреждение камеры даже не успели зарегистрировать. Камеру сняли и отправили на экспертизу, труп Латифа увезла служба коронера на вскрытие. Внутри здания станции камера работала — но она могла дать только несколько тысяч возможных подозреваемых — и то если убийца шел из метро или наоборот скрылся в метро. Поток людей был предельно плотный, центр города. Тем не менее — пленку изъяли и отправили на экспертизу. Суть этой экспертизы заключалась в том, что особо мощный компьютер должен был построить фотороботы всех тех, кто прошел через вестибюль станции от +5 до -5 минут до трагедии (взяли такое время, потому что убийце нужно было время сориентироваться) и попытаться опознать в одном из этих лиц известного террориста или подозреваемого в терроризме. Работа была аховая, и скорее всего должна была закончиться ничем. На утренней оперативке они не смогли сказать ничего толкового по этому делу и в результате получили нагоняй. Дело повесили на них — сами вляпались, сами и расследуйте. МакДугал просидел всю утреннюю оперативку мрачный как туча, но ничего не сказал. Потом, сделав несколько звонков, начал собираться. — Поедешь со мной… — бросил он, ничего больше не разъясняя. Путь их лежал в знаменитую CSI,[29] куда отвезли разбитую камеру, потом надо было зайти в морг — там сейчас лежал на вскрытии (должны были уже вскрыть) их труп. Потом, как туманно объяснил МакДугал — надо было встретиться с одним человечком… В CSI — ею пользовались и сотрудники АТОГ по межведомственному циркуляру, обычно их задания ставили в самый конец очереди, но МакДугал имел там какие-то связи и знакомства и его запрос исполнили быстро — они поднялись на нужный им этаж, зашли в канцелярию. Оттуда их послали в баллистику. — Иеремия… — громко сказал МакДугал, без приглашения толкая дверь — чем порадуешь меня на сей раз? Иеремией звали здоровенного, под два метра негра, который накинул халат на плечи, потому что нормально одеть его был не в состоянии. Лаборатория было большая, в закрытых шкафах, часть из которых была оснащена окнами-витринами, оружия было в количестве достаточном чтобы вооружить пехотный батальон. На большом столе для исследований был беспорядок, много бумаг, стоял компьютер и два монитора — один был подключен к электронному микроскопу. — А тебе-то чего понадобилось? — сказал негр с певучим южным акцентом, не вставая со стула и не оборачиваясь. — Дело по разбитой над станцией метро видеокамере — мое. Сказали — тебе отдали. — Твое? АТОГ гоняется за хулиганами? — Там человека убили. Что скажешь? — Скажу, что это все мне очень нравится. О-о-чень нравится. Негр развернулся к ним — и Мантино увидел, что левой ноги у него нет, а вместо нее протез. Биомеханический — но все-таки заметно. — Служба в Мексике здоровья не добавляет, мистер… — насмешливо сказал негр (и что интересно тут смешного?) — Рик Мантино. Мой напарник. — Давно? — Со вчерашнего дня. Так что там насчет камеры? — Камера — негр сделал эффектную паузу — камера, господа разбита и разбита она выстрелом. — Выстрелом?! — переспросил МакДугал. — Вот именно. Выстрелом. Причем из очень необычного оружия. Негр порылся в столе, достал пакетик, протянул им. — Когда-нибудь встречались с таким? Пуля было необычной формы и необычного, очень малого калибра. — Нет. — А я встречался. Но только один раз. В девяносто девятом году какая-то русская фирма представила в Лас-Вегасе[30] совершенно новое оружие. Промежуточное между огнестрельным и пневматическим. Идея довольно проста — в любой пистолет мы заряжаем патроны и стреляем. В патронах есть порох, за счет его энергии при взрыве происходит выстрел. Но русские поступили умнее — они сделали патрон, в который вместо пороха закачивается сжатый воздух. Сам патрон получается очень дорогим — но в отличие от патрона к огнестрельному оружию, этот — выдерживает сотню выстрелом и его можно наказать обычным насосом с переходником. В итоге сам выстрел получается дешевле. Они представили несколько видов патронов, причем — что самое удивительное — некоторые из этих патронов по конфигурации точно соответствовали распространенным винтовочным калибрам. Получалось, что Джо Сикс-Пак мог купить у них такой патрон к Ремингтону, насос — и стрелять, к примеру, уток. Или мелких вредителей. — И выстрел получается совершенно бесшумным. — Именно! Ты не услышишь его даже если стоишь рядом! А при дульной энергии в двадцать пять джоулей как на мощной пневматике — с таким оружием можно даже охотиться. Тогда же пошли разговоры, что русские разрабатывают еще более мощное оружие на этом принципе, и лицензии на него продавать никому не хотят. Тогда наши местные засуетились и подвели это оружие под общий бан.[31] — Ты уверен в этом? — Абсолютно. Эта пуля очень своеобразной формы, я вчера полдня просидел в Интернете, пытаясь понять, с чем имею дело. Агенты АТОГ переглянулись. — Ты можешь сказать, откуда и как был произведен выстрел? — Снизу вверх, с расстояния около тридцати метров. — Мощность? — От пятидесяти до семидесяти джоулей. Пуля из очень прочного материала, с острым носиком — попала прямо в объектив, разбила его вдребезги. — То есть это боевое оружие? Негр покачал головой. — Не совсем. Мощности все-таки маловато. Хотя в опытных руках можно убить и из него. МакДугал странно фыркнул, это могло означать все что угодно. — Когда будет письменное заключение? — К вечеру пришлю. — Если можно — сначала в электронном виде, на мой адрес. — Да нет проблем, мэн — на ниггерском сленге ответил Иеремия… Получилось, что посещение экспертов не только не сняло их вопросов — но и поставило новые… — Так это что получается были — русские? — спросил Мантино. Напарник пожал плечами. — Черт его знает. Мы вообще мало знаем о том, что происходит у русских. Они не делятся с нами никакой информацией, у нас нет ни соглашения об обмене информацией, ни соглашения о выдаче преступников. По их законам, их подданный вообще не может быть выдан с их территории другим странам, что бы он не совершил. Иногда они не выдают и наших граждан — для этого достаточно письменного заявления о том, что он желает, чтобы его дело рассмотрел суд Российской Империи. И все. Сколько я не вел расследований — ни в одном из них не были изобличены русские в лице их каких-то государственных и полугосударственных структур. Не забывай, что после бана на русское оружие, оно стало гораздо чаще встречаться в контрабандных поставках. Возможно, ввезли и это, тем более что у русских купить оружие даже проще чем у нас. В общем — не стоит пока делать далеко идущих выводов. Моргов Мантино навидался за свою жизнь- копам вообще достается видеть не самые лучшие стороны жизни. Он до сих пор помнил, как на практике первый раз пришел морг — и там как назло оказались жертвы с крупной аварии на кольцевой. Потом он несколько дней ходил пешком, и первую ночь после сего «приятного» зрелища не спал вообще. Поэтому, местный морг его не удивил и не впечатлил — обычный кафель на стенах, обычные секционные холодильники с выдвижными полками, обычные столы для вскрытий, обычный циничный и немного насмешливый (иначе крыша съедет) персонал… Рахья Латиф на столе для вскрытия казался еще более маленьким, еще более жалким, чем он казался при жизни. Он лежал, распятый, на холодном металле — и лейтенант впервые поймал себя на мысли о том, что думает о нем. Это было одно из множества криминальных дел, которые он вел в жизни, он давно приучил себя не думать слишком много об этом — но сейчас он не мог не думать. Жизнь этого человека, так быстро и трагически оборванная кем-то таила в себе кучу вопросов. Кем был этот человек? Что заставило его приехать в Штаты? Что он собирался здесь делать? Что он вообще мог сделать в этой жизни? Неужели он террорист? Странно — но лейтенант представлял террористов совсем другими. Собственно говоря — все североамериканцы представляли террористов немного другими. В их понимании это было нечесаный и дурно пахнущие громилы с автоматами, что-то орущие на незнакомом языке. Северная Америка не знала настоящего терроризма лет сорок, терроризм — это было что-то далекое, о чем рассказывает телевизор, перемежая картинки разорванных человеческих тел рекламой нового средства для чистки ковров. Терроризм — это Африка, это Восточные территории, это континентальная Япония. Все что угодно — только не САСШ. И даже тяжелейшая криминогенная ситуация, складывавшаяся с восьмидесятых в ряде государств Центральной и Латинской Америки приводила к росту чисто криминальных, но никак не террористических проявлений. 9/10 стало холодным душем для всех. Несколько групп людей, молодых, родившихся и выросших совсем рядом с ними, североамериканцами, купили билеты и сели в самолеты. В самолетах они захватили пилотские кабины, развернули самолеты и направили из на здания, полные людей. Они не пытались каким-либо образом объяснить свой поступок, они не выдвигали никаких требований, они не пытались торговаться. Садясь в самолеты, они знали о том что скоро умрут — и никак не попытались избежать этого. Они знали, что падение самолетов на здания вызовет гибель тысяч людей — и они пошли на это. Все это настолько шокирован Америку — что обычные американские обыватели дали добро на PATRIOT Act, на серьезное ограничение своих прав и свобод, на которое бы они никогда не согласились раньше — только бы вновь не повторился ужас 9/10. А вот такой мог бы… Маленький, непримечательный человечек. Н кажущийся опасным. Он и еще несколько. Несколько билетов, заказанных по Интернету. Рейс из аэропорта Нью-Йорка, Вашингтона, Лос- анджелеса — господи, да для таких везде есть цели. Ножи для резки картона, связка ключей, при необходимости превращающаяся в кастет. Да просто голые руки… — Привет, Марси… Массивная дама, в запачканном, несвежем халате вошла в секционную. — Привет. Сто лет тебя не видела. Ты ушел из ФБР? — Да… В АТОГ. — АТОГ? Еще одна команда победителей, которую не судят? — Нечто в этом роде. Познакомься — Рик Мантино, мой напарник. В прошлом — коп из столичного округа. Марси подмигнула. — Симпатичный. — Да брось. Ты же замужняя дама. — Ага. В шестой раз. Думаю не последний. — Не думай о себе плохо. Что скажешь о нашем клиенте… Клиента вскрыли не полностью — только исследовали рану и содержимое желудка. Полный комплект анализов сделан не был — только наркотики. Везде сейчас экономили деньги — слишком много их уходило на войну. — Что скажу о вашем клиенте… Ничего особенного. Удар ножом в живот, резкий и сильный. Тот, кто это сделал — знал куда бить. Задета печень. Умер очень быстро. — Опиши преступника. — Выше его и намного. На фут, может даже больше. Правша. Сильный. — Он делал это раньше? — Да, безусловно. Удар сильный и хорошо поставленный. — Опиши нож. — Что-то длинное, узкое, обоюдоострое. Похоже на нож, который мы используем, чтобы колоть лед — типа «крысиный хвост» — но длиннее. Нож острый и отлично заточенный. — Кончик не откололся? — Нет. В ране ничего нет. На вашем месте, ребята, если бы мне пришлось брать этого парня — я бы не подходила к нему близко. Копы переглянулись — все это было очень и очень серьезно. И Мак и Мантино в прошлом брали преступников, причем один на один. Если ты знаешь, что от него ждать — ты наставляешь на него пистолет, и кричишь команды. Если он не ложится, пытается сблизиться — ты в него стреляешь, места для героев тут нет, убийца он и есть убийца. Если же ты не воспринимаешь преступника как опасного — ты можешь немного промедлить и в итоге оказаться в гробу. Дешевом, за государственный счет… — Спасибо, Марси. А что ты скажешь про клиента. Желудок исследовала? — Да, хотя и не должна была. Босс разорется, нам опять пытаются урезать бюджет. — По вашему зданию не скажешь. И что ты там нашла? — Ничего особенного. Кофе, хлеб, минеральная вода и все. — И все? — удивился Мантино, а МакДугал наоборот посерьезнел. — Интересно. Что еще? — Можешь считать это моей догадкой — но, по-моему, кто-то этого парня обучал хорошо стрелять. Вся подушечка указательного пальца как каменная, старая мозоль. — А плечо смотрела? — Смотрела. Свежего синяка нет — но что-то есть. Мак обнял даму, оказавшуюся рядом, та шутливо отбрыкнулась. — И что бы я без тебя делал, Марси… — Уж и не знаю… Возможно — не забывал бы купить цветы своей благоверной… — Вот что верно, то верно. Пришли заключение в электронном виде на мой адрес… — Эй, мальчики… — крикнула им в спину медицинский эксперт, доктор Марсия Уиттакер — этого парня кто-нибудь заберет? — Подержи его для нас, хорошо? — Не больше десяти дней и только ради тебя! Мест нет! — Хорошо. Потом мы его заберем в лабораторию ФБР. Уже в коридоре, МакДугал мрачно бросил. — Верней, заберем прямо сейчас. Дело серьезнее, чем я думал. — Парень сидел на жесткой диете. Ты об этом? — Эта жесткая диета называется нафаиль. Дополнительный пост в исламе. В числе прочего, пост держат те, кто собрался стать шахидом. То есть — совершить террористический акт, смертники встречаются все чаще и чаще, в то время как еще пять лет назад о них не было слышно. Вдобавок, он не знал, халяльная ли пища в самолете и в аэропортах и потому ел минимум, только чтобы поддержать себя. Этот парень задумал что-то недоброе… — По виду он не был способен на что-то недоброе. Может, попробуем выяснить, кто нанял этого жирного борова — адвоката? — И не пробуй. Не отмоешься. Этот парень вхож слишком во многие кабинеты, и путь туда он умащивает зелеными банкнотами. Лучше съездим и поговорим кое с кем. В Нью-Йорке мусульман было немного и поэтому мечетей тоже было мало. Больше было «исламских центров» — обычных помещений, которые снимали на пятницу и там разговаривали об исламе, об Аллахе, о Коране. В последнее время ФБР обратило внимание на то что все больше и больше новообращенных в ислам появляется в тюрьмах среди чернокожих. В семидесятые — восьмидесятые чернокожие охотно становились анархистами и троцкистами, были даже подпольные террористические организации, как «Черные пантеры» и «Власть черных». Но исламистов среди черных не было — вообще в Североамериканских соединенных штатах ислам не был популярен, первенство делили между собой протестантизм и католичество, причем в католичество переходило все больше и больше людей. А вот теперь — исламисты появились, и что с ними делать власти не знали. Но процесс этот — судя по тому, что творилось в Британской Индии — их не радовал. Эта же мечеть была построена в Бруклине много лет назад татарами-переселенцами, и была деревянной. В Бруклине вообще обосновалось много русских, поэтому здесь была и православная церковь, и мечеть. Именно сюда направлялся бывший агент ФБР Джек МакДугал, намереваясь кое с кем переговорить относительно происходящего. Этого человека он узнал совсем недавно, но проникся к нему уважением из-за его честной и бескомпромиссной позиции. Однако, когда они прорвались через пробки, почти бесконечные в это время суток, то увидели что опоздали. Прямо у тротуара, напротив входа в мечеть стоял фургон, принадлежащий судя по надписям на его бортах, Бюро эмиграции и натурализации. Тут же стояли две полицейские машины из управления полиции Нью-Йорка и еще фургон оттуда же, полицейские не пропускали правоверных к храму. Толпа хоть и медленно — но вырастала в размерах. — Пошли! — выразившись непечатно, сказал МакДугал. Оставив машину — карточку, свидетельствующую о том что машина принадлежит федеральному правоохранительному ведомству, под стеклом они решили не оставлять, квитанция за штраф это меньшая неприятность по сравнению с разбитой во время беспорядков машиной — они прошли к жидкой цепи заграждения, протолкались через толпу. Кто-то просто не мог пройти тут по тротуару — но кто-то и сознательно выражал протест. — Нельзя! — жирный, с бычьим загривком полицейский многозначительно положил руку на дубинку — назад! — Антитеррористическая оперативная группа, специальные агенты. Что происходит? Для такого дела, как объяснить что происходит, у копа ума не хватило. Это был коп из числа худших — патрульный, пользующийся дубинкой в несколько раз чаще, чем головой. В Нью-Йорке, в отличие, к примеру, от Чикаго от таких копов старались избавляться, немало в этом плане сделал мэр Джулиани — но они были. К сожалению. — Сэр, обратитесь к лейтенанту. Она в фургоне. Она… Мать твою. Лейтенант оказался дамой лет сорока, афроамериканкой, она сидела в фургоне, оказавшемся внутри мобильным штабом, и доказывала кому то по рации, что надо или прислать еще людей, или сворачивать следственные действия, потому что такими силами они не справятся и могут быть серьезные беспорядки. Беспорядки действительно намечались: к месту действия подтягивались негры, а где негры там до беспорядков рукой подать, как бы толерантно к ним не относились. — ФБР? — устало подняла глаза на новых действующих лиц она. — Антитеррористическая оперативная группа, мэм. Специальный агент МакДугал. Что здесь происходит? — Лейтенант Синтия Баффур. Ничего здесь не происходит — решили выслать местного муллу к себе на родину, заодно провести обыск. Поступили данные. — Какие? Какие основания высылки? — Не знаю. Это вы лучше спросите этих — лейтенант показала рукой в сторону фургона Бюро эмиграции и натурализации — мне ничего нормально не сообщили до того, как мы не прибыли к мечети. — А решение суда? — Смеетесь? Наступили новые времена — теперь для высылки нежелательного эмигранта решения суда не требовалось. PATRIOT-акт работал на полную мощь. — Мы пройдем? — Да пожалуйста. Надеюсь, у вас есть оружие… Толпа прибывала — теперь уже ощутимо. — Пошли быстрее! — МакДугал подтолкнул напарника — не стоит здесь светиться. — Какого черта тут делается? — Такого. Я знаю местного муллу, он не опасный, пусть и не любит власть. Теперь, если закроют мечеть — все местные начнут ходить в подпольные, которые черт знает где расположены и там черт знает что творится. В мечети шел обыск — там находились сразу несколько человек из БЭИ, двое полицейских с помповыми ружьями наперевес. Двое охраняли местного муллу — тот стоял у стены под охраной двух полицейских, руки у него были свободны, и рядом были какие-то чемоданы — видимо, его личные вещи. — Сэр! МакДугал с ходу осадил сунувшегося агента. — АТОГ. Специальные агенты. Кто старший? Старшим был низенький, плохо одетый, усатый латиноамериканец. Когда то и он был эмигрантом в этой стране — а теперь так получилось, что он высылал из нее людей. Прихотливая все таки штука — судьба. Заметив посторонних, он так же поспешил подойти. — Специальный агент МакДугал, это специальный агент Мантино. Антитеррористическая группа. — Филипп Кабрера, старший группы. Чем обязаны? — Я бы хотел узнать причину высылки местного муллы. — Напишите запрос о сотрудничестве. Разные подразделения огромной, неповоротливой машины под гордым названием «Министерство юстиции Североамериканских соединенных штатов» вместо того чтобы дружить и сотрудничать — враждовали. Иногда смертельно. — Черт, Кабрера, если речь идет о сотрудничестве, то давайте сотрудничать, а не писать бумаги! При чем тут запрос?! За что его высылают? Старший группы БЭИ подумал — и решил не усугублять. В стране, еще не оправившейся от последствий 9/10 шла настоящая террористическая (точнее противотеррористическая) лихорадка. Было признано, что одним из факторов, сделавших возможными теракты 9/10 стали отсутствие сотрудничества, поддержки и обмена информацией между ведомствами, потому и создали АТОГ. И если сейчас спецагент АТОГ напишет телегу, что агенты БЭИ не проявили готовности к сотрудничеству… — Поступили сигналы на него. — Какие конкретно? — Что он устраивает сборища и ругает на них правительство. Призывает к сопротивлению, неповиновению. — Как конкретно призывает? У вас есть материалы аудиоконтроля? — У нас есть показания трех свидетелей. — О господи! Люди вышли из подпольных молелен и стали ходить в мечеть! Как думаете — те, кто держит эти подпольные молельни, сильно обрадовались этому? — Вы хотите сказать, что его подставили? — Именно это я и хочу сказать! До каких пор вы будете вставлять нам палки в колеса! Почему вы занимаетесь легальной мечетью и не пытаетесь прикрыть подпольные?! — У нас есть материал, мы обязаны принять по нему меры. Это ваш источник? Можно было бы сказать «да». Но, во-первых это было неправдой, во вторых — эта информация моментально оказалась бы на улицах. Из БЭИ, равно как и из других ведомств, которые не принимали специальные меры по контрразведывательному обеспечению своей деятельности — информация текла рекой. — Нет. Но нам нужно поговорить с выдворяемым. — Пожалуйста. Только недолго, мы почти закончили. — И без свидетелей. Пусть лучше эти двое подержат дверь, неровен час, сюда ворвутся… Мулла был высоким, с короткой бородкой, в дешевых, с толстыми линзами очках, выглядел каким-то растерянным. Мантино он не показался опасным и тем более — злоумышляющим. — Добрый день, сэр — сказал МакДугал, подходя ближе — я вижу, что вы не нашли общий язык с Бюро Эмиграции? Мулла пожал плечами. — Все в руках Аллаха. — Да, все в руках Аллаха. Это лейтенант Мантино специальный агент, мой напарник. Рука муллы была сухой и твердой, рукопожатие — крепким. — Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, сэр. Это возможно? — Если только меня не уведут до этого. — Не уведут — МакДугал достал из бумажника фотографию — скажите, вы когда-нибудь видели этого человека. Мулла взял фотографию, поправил очки, всмотрелся. — Этот человек — мертв? — Увы, это так. — Он — правоверный? — Мы считаем что да. Мулла вернул фотографию, закрыл глаза, губы его зашевелились. Он читал Фатиху, молитву, которую положено читать над умершим правоверным, агенты молча ждали. — Он так и не погребен до сих пор? — Увы, сэр. Нам нужно вести расследование, да его никто и не забирает. — В таком случае, я прошу вас, хоть вы и не правоверный, похоронить этого человека так, как требует этого наша вера. Вы знаете, к кому обратиться. Возможно, это благое деяние зачтется и вам и мне, и тем, кто его похоронит, на Страшном суде — а на нас и так слишком много греха, чтобы упускать возможность совершить благодеяние. — Сэр, я не могу обещать, что это будет скоро — но в общей могиле он лежать не будет. — Я рад это слышать. Аллах — да зачтет вам праведные дела ваши. — Но мы бы хотели получить кое-что взамен. Первый — этот человек прилетел сюда из Берлина, отправная точка его маршрута — Бейрут. В полете он пил кофе, минеральную воду, ел хлеб — и все. Получается, он постился. При нем были найдены деньги — крупная сумма. Мы считаем, что он въехал в страну, чтобы совершить один или несколько террористических актов. И мы можем договориться, чтобы вас не высылали, если вы пообещаете — только пообещаете — что проинформируете нас, если этот или подобный человек появятся в мечети. Мулла покачал головой. — Я всего лишь правоверный, что молит Аллаха о прощении и страшится его наказания. Как я обращусь с мольбой к Всевышнему, если до этого предам брата своего? — Человек, умышляющий убивать — брат ли он вам? — Он правоверный. Пусть люди, чьи души черны как копоть, и которым Аллах уготовил суровые наказание за содеянное ими, отвратили его с пути истинного джихада — все же он правоверный. Он думает что следует прямым путем, в то время как это — путь ведущий в пропасть неверия и греха. И я, нижайший раб Аллаха, должен отвратить моего брата с этого пути, а не предавать его в руки неверных, как бы он не заблуждался. — А что такое истинный джихад — спросил Мантино — не то же ли самое убийство? — Истинный джихад — это война, которую ты ведешь сам с собой. Истинный джихад — это когда ты воюешь с одолевающими тебя шайтанами, которые толкают руки твои на свершение злых, неугодных Аллаху дел. Только тот кто победил шайтанов в себе самом, тот кто чист — может воевать за торжество истинной веры. Когда люди говорят мне о джихаде, я обычно отвечаю: посмотрите на себя. Разве вы не без греха? Разве дела ваши и помыслы ваши чисты? Как вы можете вести войну с шайтанами, одолевающими весь мир, пока не победили шайтанов в самих себе, как вы можете воевать за чистоту веры, в то время как ваша вера и ваши помыслы, и ваши дела — не чисты? МакДугал покачал головой. — Сэр, этих людей не победить словом, будь это слово о Всевышнем Аллахе или слово федерального судьи, зачитывающего приговор. У нас такие же цели, что и у вас. Если вы не будете сотрудничать с властями — это может кончиться плохо для вас же. Разве вам не известно, что провозглашено шейхами такфиритов, теми кто проповедует учение «Ат-Такфир валь-Хиджра»? Они сказали, что мусульманин, который не с ними, который не убивает вместе с ними — хуже неверного что его имущество — разрешен, и его жизнь — разрешена. Эти люди не знают жалости, и с ними не справиться словом. — Такфириты… Воистину, это кара, посланная нам, правоверным самим Аллахом, это люди, которых ведет сам Иблис и все его шайтаны — с ними. Но мы, правоверные, те, кто страшится наказания Аллаха и несет слово его в душе своей, должны сами справиться с такфиритами, которым, нет в том сомнения, уготовано мучительное наказание. — Вижу, вас не переубедить — МакДугал сменил тему — а что вы можете сказать о человеке изображенном на этой фотографии? — Ничего. Я не знаю его и никогда его не видел. Если бы он пришел сюда, и помыслы его были бы чисты, то, нет в том сомнения, он нашел бы здесь кров и нашел бы здесь единоверцев. — Но он держал пост! Мулла улыбнулся. — Вам следует больше читать, агент МакДугал, тем более что нужные книги я вам дал. Возможно, вы и уверуете, а сам Аллах сказал, что те, кто уверует — будут спасены. Пост — это не противозаконно, правда? В Коране есть много видов постов, есть месяцы, где нельзя принимать пищу до заката Солнца, есть время, когда нельзя есть определенные виды пищи. Самый строгий пост — пост, когда ты один день постишься, и один — отдыхаешь от поста. Сам пророк Мохаммед сказал, что более строгий пост — неугоден Аллаху. Возможно, этот человек не имел дурных намерений, когда постился вот и все… — Сэр, вы закончили? — к беседующим подошел Кабрера — там, на улице становится жарковато. Самое время убираться отсюда. Что-то глухо стукнулось в дверь. На улице и в самом деле было неспокойно. Прибыло специальное подразделение по борьбе с массовыми беспорядками нью-йоркской полиции, его бойцы в принадлежащем им большом, с зарешеченными окнами автобусе, спешно натягивались на себя снаряжение, нечто среднее между рыцарскими и хоккейными доспехами — и спешно, как только могли, бежали выстраивать вторую цепь между протестующими и мечетью. Протестующих стало еще больше, перекрыли часть улицы, что создало гигантскую пробку на этой улице и на соседних, на полицейских пока не нападали, но в руках у протестующих были бутылки, камни и палки. Бойцы из группы по борьбе с массовыми беспорядками были вооружены дубинками и шестизарядными гранатометами калибра тридцать семь миллиметров, стреляющими резиновой дробью и гранатами. Но стрелять тоже стоило осторожно: рядом с протестующими было довольно много зевак и были стоящие в пробке машины. Зеваки — это вообще было бедствием: в негритянском квартале было много безработных и они сбегались на любой скандал, на любое бесплатное зрелище. А в застрявших в пробке машинах были в том числе и белые. Чуть в стороне стоял черный фургончик SWAT, отряда специального оружия и тактики. Сами бойцы пока находились в фургончике, наружу не показывались, чтобы еще больше не подогревать страсти — но если «вечер перестанет быть томным» — они появятся на сцене. И откроют огонь — нелетального оружия у них не было. Кабрера метался как мелкий бес из оперы — выдворяемого подвели к дверям мечети, но наружу вывести пока не решились. Чемоданы выдворяемого разобрали себе сотрудники БЭИ — чтобы прикрыться ими, если в них полетят камни и пакеты с дерьмом или краской. Сам Кабрера глубоко вдохнул — словно пловец перед прыжком в холодную воду — и выскочил на улицу. Фургон, конечно же, стоял шагов за двадцать до входа в мечеть… — Черт, почему не подогнали фургон ко входу?! — старший группы БЭИ набросился на полицейских прикрывавших на всякий случай головы. — Сэр, тут полно припаркованных машин. Места нет. — Убрать! Уберите машины, чтобы мы могли подогнать фургон ближе! Полицейский — типичный патрульный, ирландский здоровяк с сомнением покачал рыжей головой. — Сэр, вы уверены, что это законно? — Черт, мне наплевать. Скажите, что они были припаркованы без оплаты! Полицейский скептически оглядел улицу — парковочные автоматы тут уже давно все разграбили. — А как мы будем убирать машины, сэр? У нас же нет эвакуатора. — О Мадонна, просто откатите их руками! Сделайте что-нибудь полезное, наконец! Полицейский тяжело вздохнул — ему чертовски не нравилось происходящее здесь, буря поднятая в стакане воды этим мелким мексиканским придурком. Но он был на его стороне, и такова была его работа. — Шмитц, Генри — давайте подвинем машину — решился полицейский. Ближе всего ко входу был припаркован старый Бьюик, тогда еще не было встроенных противоугонных систем, и можно было ожидать, что его можно будет легко вскрыть, снять со стояночного тормоза и откатить в сторону. Но как только полицейский открыл дверь машины — пронзительно взвыла сирена сигнализации, добавив еще толику нервозности в и так уже перегретую атмосферу депортации. На шум из полицейского фургончика выскочила лейтенант Баффур. — О'Хара — закричала она, перекрыв даже сирену — как вы думаете, что вы делаете? Оставьте машину в покое! — Мэм, нам приказали это сделать. Рядом стоял Кабрера (помогать толкать он и не думал) — и гнев и так уже издерганного лейтенанта полиции нашел новую цель. — Кабрера, какого черта!? — Нам надо освободить место для нашего фургона! — Ну, так и освобождайте! — Нужно откатить машину, я приказал… — Черт, моим людям приказываю я и никто другой! Мы обеспечиваем вашу работу — но это не значит, что кто-то из полицейских должен вскрывать машины! О'Хара, закройте немедленно машину и вернитесь на свой пост! А вам, уважаемый сэр, если нужно убрать машину в сторону — делайте это сами! — Лейтенант, мы на одной стороне. — К сожалению! Оно и понятно — БЭИ сделает свое дело, напишет отчет и умоет руки. А копам — потом иметь дело со взбудораженным черным районом. В унынии Кабрера вернулся под защиту деревянных стен мечети. — По улице идти больше двадцати метров. В мечети воцарилось молчание, нарушенное стуком еще одного камня, попавшего в двери. — Сэр, эти двадцать метров нам придется не идти, а бежать. — Может быть, вы позволите мне выступить и попрощаться с правоверными, которые приходили ко мне сюда и внимали слову Аллаха? — предложил мулла. Кабрера в бессилии посмотрел на агентов АТОГ. МакДугал ухмылялся. — Сэр, на вашем месте я бы внял голосу разума. Удивительно — но улица успокоилась, не до конца конечно, как только первым вышел мулла. Сам Мантино не раз бывал в буйных черных кварталах, каких в изобилии было и в столице страны Вашингтоне — и если бы он не видел это своими глазами — он бы не поверил тому кто рассказал бы ему про это. Скандал в черном районе — это больше чем скандал, тут полно живущих на велфере[32] молодых людей, которые просыпаются в двенадцать часов дня, потому что тусили под магнитофон и пели рэп всю ночь. Они носят балахоны и спущенные чуть ли не до колен штаны стиля «обосрался и иду», у них всю дорогу у уха пристроен дешевый магнитофон, включенный на полную громкость и ежесекундно вышибающий из головы остатки мозгов. Они с трудом закончили бесплатную муниципальную школу, в которой на окнах решетки, а на входе — металлоискатель и охранник с револьвером, многие из них уже успели отбыть уголовное наказание «как несовершеннолетние». Им совершенно нечего делать в этой жизни, они не работают и не пытаются найти постоянное место работы, они меняют талоны на бесплатные продукты питания на понюшку кокаина, они всегда готовы на мелкое преступление, а если подвернется выгодная и в их понимании относительно безопасная возможность — то и на крупное. Они не уважают ни закон, ни государство, ни общество, но считают, что общество и государство должно обеспечивать их велфером по факту их рождения, и велфером таким что бы можно было жить не работая. В их песнях говорится о доступных женщинах, наркотиках и убитых полицейских, и каждый раз когда возникает скандал да еще и скандал с участием полиции — они готовы принять в нем самое активное участие, побить стекла, перевернуть машины — а потом подать в суд с бесплатным, предоставленным правозащитниками адвокатом, если полицейский огреет их дубинкой по хребту. Они все чаще и чаще принимают ислам, потому что ислам — это круто, ислам — это полные отморозки, которые воюют против государства, взрывают и убивают солдат этого государства и идут на смерть сами. Их становится год от года все больше и больше, потому что в черном квартале рожают детей по пьянке и чтобы получить потом пособие на ребенка, а мамашам часто бывает по четырнадцать лет. Они — новое лицо Североамериканских соединенных штатов, они шумны и анархичны, их очень много и зачастую для того чтобы их успокоить — приходится вызывать SWAT. Но никогда агент Мантино не видел, чтобы кто-то мог успокоить эту толпу одним движением руки. — Мир вам! — громко сказал мулла. Толпа еще больше утихла, потом послышались выкрики «и вам мир». — Так получилось, что я вынужден покинуть эту страну навсегда, и не смогу больше направлять вас по истинному пути… Толпа вновь зашумела — но мулла воздел обе руки к небу, призывая к тишине в несколько театральном жесте. И толпа снова повиновалась ему. — Да, так получилось, что меня не будет с вами. Но Аллах остается с вами, с теми, кто верит в него. Живите же, опасаясь наказания его, и так как велит Книга, сражайтесь — но не преступайте, ибо Аллах не любит преступающих и об этом тоже говорит Книга. А теперь — перестаньте бросать камни и грязь, опустите свои руки, ибо рядом мечеть, ваш дом, и тому, кто приедет вместо меня потом придется убирать все это. — А когда кто-то приедет вместо вас? — выкрикнул громко кто-то. — Думаю скоро. Аллах не оставит вас без заступничества. После этой, на удивление мирно закончившейся операции — муллу препроводили в аэропорт и там сопровождали, пока он не сел в самолет Нью-Йорк — Санкт Петербург — агенты Мак Дугал и Мантино решили, что самое время перекусить. В САСШ как ни в какой другой стране мира кроме разве что Италии это легко сделать — они заехали в заведение, торгующее цыплятами по рецепту полковника Сандерса, купили острую куриную грудку[33] на вынос — и сейчас наворачивали ее, сидя в машине на стоянке заведения. — Что за хреновину мы делаем? — спросил Мантино, пытаясь глотком Колы погасить горящий во рту пожар. — Что ты имеешь в виду? — Сегодняшнюю ситуацию. Тот парень, священнослужитель — я первый раз видел, чтобы кто-то мог так успокаивать толпу. Если мы его выдворили — это зачем? Чтобы негры шли и дальше воровали по мелочи? Чтобы был погром? Нам вообще нужно спокойствие на улицах — или не нужно? Какого хрена? — Знаешь… — МакДугал немного помолчал, решая, стоит ли доверяться напарнику или нет — я тебе скажу одну вещь, только это должно остаться между нами. Чтобы ты понимал, с чем мы имеем дело, окей? — Могила — заверил Мантино — мог бы и не предупреждать. — Мало ли… Так вот — в Вашингтонском офисе ФБР был парень который работал по программе КОИНТЕЛПРО-Крест. Один из самых опытных контрразведчиков, его перебросили с наблюдения за римским посольством. Его звали Кейт Коннор, может быть слышал мельком. Так вот — через год СРСники вывалили нам на стол его снимки и записи аудиоконтроля, как он ходит в подпольную православную церковь. И исповедуется русскому священнику. В исповедях он ничего не сказал — но сам понимаешь, что агент, работающий по программе Крест, в православную церковь ходить не должен. Его вызвали на комиссию по служебной этике, решили показательно раскатать в блин, чтобы неповадно было другим. Потом, когда его понизили до специального агента и отправили в какой-то занюханный полевой офис в центре страны… короче мы с ним сидели и пили пиво в баре. Конечно, у нас в Бюро есть поганая традиция, когда кого-то объявляют отверженным он и становится отверженным — но мне на это всегда было плевать. Я его тогда и спросил — а нахрена? Нахрена ты, старший агент, который через пару лет вполне мог стать инспектирующим агентом, а в перспективе и заместителем директора спустил в сортир свою карьеру? Он помолчал — но потом ответил. Он сказал: знаешь, Джек, я не хочу погружаться все глубже в дерьмо, захлебываясь в нем и делать вид, что ничего не происходит. У него было двое сыновей, младшему восемь. И вот он в один прекрасный день пришел из школы — а Кейт позаботился и отдал парня в хорошую школу — и сказал, кем он хочет быть в будущем. Он сказал, что хочет быть геем, и что у них в школе каждую неделю преподают уроки толерантности. А там, на этих уроках, говорят что геи — хорошие люди, что всем надо дружить с геями, рассказывают сказки про детей, которых усыновили два добрых папы. А когда Кейт бросился в церковь — он был протестантом — то падре сказал ему, что все правильно, что даже они теперь регистрируют гражданские сожительства между представителями сексуальных меньшинств.[34] То же самое ему сказали и в католическом храме. И лишь православный священник, который приехал сюда проповедовать из России, и против которого Коннор должен был работать, сказал что это — страшный грех перед Господом и растление детей. И посоветовал, что делать и как воспитывать ребенка, чтобы его не коснулась эта мерзость. Собственно говоря — с этого то все и началось, он угрожал подать на школу в суд и забрал оттуда сына, информация попала в Министерство юстиции, в отдел, который занимается вопросами служебной этики. Минюст быстро установил, что речь идет об агенте ФБР из контрразведывательного отдела и передал информацию в СРС для оперативной разработки. Ну а СРС не упустит случая ткнуть нас носом в грязь. — При чем тут это? — Да при том. Иногда я думаю — а в чем проблема этого мира? Почему с каждым годом становится все хуже и хуже? Помню, когда я был маленьким — у нас в районе был полицейский и звали его Джек. Он работал давно, так давно что, сколько я помню себя — он работал у нас в районе. Он был один, и он справлялся со своей работой — у нас за год в районе было несколько краж и угонов и все. Убийства — я помню всего два за все время моего детства. А теперь там где раньше справлялся один Джек — не справляется целый полицейский участок. Мы раньше не запирали двери в своих домах, и ходили друг к другу в гости. А теперь я плачу сорок девять долларов фирме, обслуживающей сигнализацию в моем доме и учу жену пользоваться дробовиком, который есть в доме. А еще я купил ей револьвер и сказал постоянно держать при себе, потому что она работает не в самом лучшем районе, а на светофоре ее могут высадить из машины, ограбить и возможно убить. Вот так вот мы живем — и я думаю, может мы что-то потеряли по пути прогресса? — Кем работает твоя жена? — спросил Мантино, чтобы хоть что-то спросить. — Врачом. Зарабатывает в два с половиной раза больше меня. Но дело не в этом. Мы говорим, что русские живут как в средневековье. Но когда я был маленький — у негров не было права голосовать на выборах, гомосексуалисты презирались и отвергались всем обществом, про них не рассказывали в школе детям и вообще не подпускали к ним детей. А каждое воскресенье мы все шли в церковь. Всей семьей и другие семьи делали так же. Еще не было нужды в таких как мы — людях, которые смотрят, чтобы никто не обрушил многотонный воздушный лайнер на головы других людей. Со всеми преступниками справлялся старина Джек — а таких с кем он не смог бы справиться ловило ФБР. Мы тоже тогда жили как в средневековье — но жили свободнее и счастливее чем живем сейчас. Мы всегда говорим, что мы многое приобрели по пути прогресса — но считал ли кто-нибудь сколько мы потеряли? Излишне резко, агент МакДугал газанул, подъехал к большой урне, выбросил туда пакет из под курицы. Потом он выбросил туда и тот пакет, который передал ему Мантино — тот тоже расправился со своей порцией. — Забудь обо всем сказанном. И не вздумай повторить это где-то еще — собственная безопасность и отдел служебной этики станцуют твист на твоей могиле. Что-то я расклеился совсем сегодня. Поехали… |
|
|