"Зонтик для террориста" - читать интересную книгу автора (Фудзивара Иори)9На Синагаве я пересел на линию Кэйхин-Тохоку. В вагоне было свободно. Я сел и стал читать газеты, которые подобрал в мусорке на станции «Синдзюку». Все шесть газет, выходящих в столичном округе. Я положил их в бумажный пакет вместе с бутылкой виски, а теперь доставал и читал по одной. В центре первой страницы красовался заголовок: «Взрыв в парке Тюо в Синдзюку. Все больше загадок. Есть ли связь со взрывом автомобиля?» На странице событий в обществе рассказывалось о происшествии семьдесят первого года и о том, что меня объявили в розыск. С реальностью статья имела мало общего. Впрочем, ничего удивительного. Были даны наши с Кувано биографии. Говорилось, что мы прекратили участие в студенческом движении, потому что решили заняться терроризмом в одиночку. Эти выводы соответствующих органов опубликовали во всех газетах. И только в одной рассказывалось о рыжем сектанте. Его называли господином А., настоящее имя не давалось. Единственная его реплика: «Полиция попросила меня ни о чем не говорить». В газете высказывались сомнения по поводу официально обнародованных обвинений в столь незначительном преступлении и давалась моя фотография студенческих времен. Именно такая, как и сказал Асаи. Была и еще одна, относительно небольшая статья. Так как в воскресенье не выходят вечерние выпуски, ее поместили в сегодняшней утренней газете. Имя еще одной погибшей. Юко Эндо. Говорилось и об ее отце. Что он надеется на скорейшие результаты расследования этого омерзительного преступления. Опубликовали и фотографию Юко. Прошло больше двадцати лет, но она почти не изменилась. Я сидел, не отрывая взгляда от маленькой фотографии, пока поезд не прибыл на вокзал. Сойдя на станции «Сакураги-тё», я позвонил Токо. Никто не подошел. Наверное, поехала на квартиру матери. Или забирать тело. Я вышел на улицу. Дул холодный ветер, но там, где светило солнце, он не ощущался. Я шел, погружаясь то в тепло, то в холод. Иногда останавливался и прикладывался к бутылке виски. Подарок Токо был почти пуст. Почувствовался запах прилива. Я дошел до парка Ямасита во втором часу. Поравнявшись с центральным входом, идя по противоположной стороне улицы, услышал голос: — Симамура! Меня прошиб холодный пот. Голос принадлежал мужику, который стоял у дороги и ел «франкфуртскую» сосиску. Мужик усмехался. Асаи. Я смотрел на него, не скрывая удивления. Выглядел он совсем не так, как позавчера. Темный пиджак, галстук в косую полоску, белая рубашка. Даже сосиска в руках не вредила образу умного, успешного бизнесмена. Работника торговой компании или банка. Если бы он шел по Маруноути, то его приняли бы за своего. Он посмотрел на меня и сказал таким тоном, будто говорил о погоде: — Наверное, лучше называть тебя Симамурой. Или Кикути? — Называй Симамура, — ответил я. — Быстро ты добрался. — Да вот подумал, ты приедешь пораньше, чтобы все вокруг проверить. Я вздохнул: — Хорошо, что ты не полицейский. Я вспомнил слова Мацуды из еженедельника «Сан». Точно, соображал Асаи отменно. Он разбирался в психологии людей и моделях их поведения. Асаи еще раз усмехнулся. Выкинул палочку от съеденной «франкфуртской» сосиски. — Ты все еще хочешь дойти до «Нагакава-мару»? Там прохода нет от фотографирующихся на память провинциалов. Хочешь поработать фоном для съемок? — А ты знаешь здесь какое-нибудь подходящее местечко? Он молча пошел вперед. Зашел в ближайшую гостиницу. Даже не посоветовавшись со мной. Портье в бабочке встретил меня вежливым безразличием, к такому отношению я уже привык. — Что это за место? — Новый отель. — Не знал, что его здесь построили. — Два года назад. Здесь тоже в последнее время молодежь гуляет. Все меняется. И по субботам шумно — играют свадьбы. Но днем по будням в отеле вполне прилично. А в неблагоприятные по гороскопу дни и подавно. Асаи прошел прямо в кафе на первом этаже, я последовал за ним. Девушка в белой блузке и черной юбке проводила нас к столику у окна, с видом на внутренний дворик, соединяющий со старым зданием гостиницы. — Я хотел было снять номер, но решил не оставлять образец своего почерка. К тому же здесь и днем можно выпить виски. В подтверждение своих слов он попросил подошедшую официантку принести две двойных порции «Баллантайна» семнадцатилетней выдержки. Ему разбавленную водой, мне без всего. Официантка ушла, и я сказал: — Даже такие, как ты, о себе иногда говорят «ватаси»?[50] Он грустно улыбнулся: — Говорить «ватаси» — не твое эксклюзивное право. Я слежу за тем, как говорю, в зависимости от времени, места и компании. Хорошо здесь, тихо, да? — И здорово, что выпить можно. — Как я и думал. Первое место в твоем рейтинге. Только, ради бога, не пей здесь из своего бумажного пакета. — Хорошо, — ответил я. Асаи достал из кармана сигареты «Ларк».[51] Прикурил от зажигалки «Данхилл», плавно выдохнул дым. Что-то не так. Но что, я не мог понять. Я огляделся вокруг: за столиком напротив сидели трое мужчин средних лет, похоже, вели какие-то переговоры. Никаких других посетителей. Из динамиков лился звук рояля — играли «Осенние листья». В остальном — тишина. Я спросил, отпив виски: — Из СМИ ты узнал о случившемся. И о событиях прошлого тоже. Так что должен понимать, в каком я положении. Зачем ты подвергаешь себя опасности? — Я не доверяю ни властям, ни журналюгам. Они дают только поверхностную информацию. У меня давно появилась привычка читать между строк. Такой, как ты, не станет убийцей. Я это вижу. Я прав? Скажи мне правду. — Убийцей я себя не считаю. В семьдесят первом году произошел несчастный случай. К которому я оказался причастен. Он задумался, а потом медленно кивнул: — Наверное, твоего ответа достаточно. Я отозвался, наблюдая за выражением его лица: — Вообще-то мне сначала надо перед тобой извиниться. — За что? — Скорее всего, в моем баре был обыск. И отдел безопасности снял отпечатки пальцев. Ты приходил позавчера. Если твои «пальцы» есть в полиции, сотрудники безопасности могут вот-вот заявиться к тебе с расспросами. А если нет, придут попозже, когда разнюхают, что ты со мной связан. В любом случае я причинил тебе беспокойство. Он улыбнулся. Так, как он никогда до сих пор не улыбался. — Дурацкий у тебя характер. У самого земля из-под ног уходит, а ты о других думаешь. В наше время немодно такой иметь. Элегантным жестом он взял стакан виски с водой. Поднял перед собой, будто хотел сказать тост. У него не хватало двух пальцев на руке, но это производило такое естественное впечатление, словно так и надо было. — Не стоит беспокоиться. Я у тебя в баре не наследил. — Но… — начал я и вспомнил. Съев хот-дог, он протер руки не бумажной салфеткой, а собственным носовым платком. Пиво наливал парень по фамилии Мотидзуки, он же открывал дверь. И деньги он платил. А стакан из-под пива… Так в любом баре стаканы моют после ухода клиента. Наконец я понял, что меня беспокоило. Здесь он курил, а в моем баре воздерживался. Чтобы не оставлять окурков. — Я понял, — ответил я. — Если и остались, то только отпечатки Мотидзуки. А он чист. Не забирали ни разу. И вычислить нас нереально. Асаи был предусмотрителен до крайности. Интересно, почему? Похоже, он догадался, о чем я думаю, и сказал: — Почему я не оставил следов, связано с ответом на твой вопрос. Ты сказал сейчас: хорошо, что я не полицейский. Но знавал я и такие времена. Давным-давно я работал сыскарем. Я посмотрел ему в глаза, а потом на левую руку. — Ты об этом? — Он помахал левой рукой, на которой недоставало двух пальцев. — Их я потерял при аресте одного убийцы. Премия главного инспектора — взамен. — Когда это случилось? — Очень давно. Но хватит. К тебе это никакого отношения не имеет. Кстати, перед тем как уйти из полиции, я работал в четвертом отделе полицейского участка Синдзюку. В двадцать восемь лет дослужился до инспектора полиции. — Значит, у тебя были большие способности, — сказал я. Инспектор в двадцать восемь. Безумно быстрый карьерный рост, особенно для тех, у кого нет блата. — Ничего подобного. — Асаи покачал головой. — Наверное, я был очень рьяным копом. Но неспособным. И потом, для сотрудника отдела по борьбе с бандитизмом я слишком глубоко совал свой нос. Горел на работе. Молодой еще был. Асаи поднес стакан ко рту. Я тоже взял стакан. Он посмотрел в окно. Я тоже. Светлый внутренний дворик. На скамейке — пожилая седая иностранка. На нее падали послеполуденные лучи осеннего солнца. Кроме нее — никого. Тишина. — Хорошая погодка, — сказал Асаи. — Да-а, — кивнул я. Асаи молчал. Я наблюдал за выражением его лица, и мне начинало казаться, будто он прожил столько же лет, что и я. От его носа в обе стороны расходились глубокие морщины. Я тоже хранил молчание. Асаи опять поднес стакан ко рту и посмотрел на меня. Затем моргнул, и его глазам вернулся прежний блеск. Внезапно он заговорил: — Мой путь был предопределен. Сотрудники отдела по борьбе с бандитизмом могли раздобыть информацию, только проникнув в мир якудза. Иначе ничего бы не вышло. С якудза приходилось общаться. Я потратил кучу своих денег. А в результате погрузился слишком глубоко. Когда я понял, что хотел сунуть только нос, а погряз от ног до макушки, было уже поздно. Однажды в игорный дом, который держал клан Эгути на Роппонги,[52] ворвалась облава. А я был там. Как посетитель. И ничего не знал о планах районного управления Адзабу. Конечно, дело не предали огласке. Я подал заявление об уходе. Его приняли, не могли не принять. Наш начальник пошел просить их начальника. И тогда парни сделали мне предложение. Так я превратился из того, кто гонится, в того, за кем гонятся. Все решилось очень быстро — мир-то похожий. У новых хозяев я тоже работал очень хорошо. И грязную работу делал. Есть, правда, две вещи, от которых я сразу отказался. Первое — торговать девками. Вокруг было много ребят, которые сами по себе не брезговали таким занятием, но клан организованно в этот бизнес не лез. Одна из причин, по которой я оказался у Эгути. Я мочил сутенеров до последнего, поэтому у меня тучи врагов. Ну да ладно, оставим эту тему. Еще одно дело, которым я не занимаюсь, — это наркота. Он замолчал, и я спросил: — Клан занялся наркотой, и ты от них отошел. Стал работать самостоятельно. Так, да? Похоже, некоторое время он сомневался, но в конце концов покачал головой: — Главу клана сменил его сын. Да и времена стали другие. Разумеется, клан Эгути был ядром синдиката Сэйсю. Владел дочерними предприятиями. Но прибыль от наркоты и в сравнение с этим не идет. Сейчас квартал Кабуки-тё наводнили иностранцы — откуда они только ни притащились — и там творится беззаконие. Когда они вышагивают по улицам, наши, японские якудза прячутся по переулкам. Зона экстратерриториального права. Ни один из кланов не может вмешаться. Даже якудза. И только клан Эгути пытался противостоять. Наверное, помочь могла только открытая демонстрация силы. — Но как тебе удалось отделиться?! — Со мной распрощались по-хорошему. Правда, денег я потратил кучу. Лишаться последних пальцев не хотел. Теперь с помощью денег можно уладить все, что угодно. Нравы изменились. Я когда-то работал в таком месте, где вокруг было полно якудза. Видел и непосредственных исполнителей, и тех, кто уже удалился от дел. Но Асаи не имел ничего общего ни с теми, ни с другими. Он и пальцы называл пальцами, а не на бандитском жаргоне. — А наркота какая? — спосил я. — Транки? — Я имею в виду более модные штуки. Бизнес американизировался. Кокаин. Цена конечного продукта доходит до семидесяти тысяч за кило. — Но я-то какое отношение имею к этому? Асаи покачал головой: — Я и сам толком не знаю. Считай, что это мысли вслух. Я здесь нахожусь, чтобы ответить на твой вопрос. А вопрос твой заключался в следующем: в связи с чем упоминалось твое имя? Так ведь? Короче. В клане Эгути до сих пор остались несколько человек, которые хорошо ко мне относятся. Молодежь, занимающая самые низы, поэтому подробностей я не знаю. Рассказали они мне об этом разговоре позавчера, во второй половине дня. Где-то в третьем часу одна компания обратилась с просьбой в клан Эгути. Надо, мол, припугнуть парня по имени Кэйскэ Симамура, который работает в баре «Гохэй», что рядом с Пенсионным фондом. Слегка покалечить и предупредить. Вот такая просьба поступила в верхушку Эгути. «Слегка покалечить и предупредить» — именно так и сказали. Заметь, среди парней, набросившихся на тебя, моих ребят не было. Дали им и дополнительное условие: убивать нельзя ни в коем случае. — Ты сказал, одна компания. И какая? — «Фартек». Входит во вторую секцию[53] Токийской фондовой биржи. — Во вторую секцию ТФБ? — Меня это тоже несколько удивило. Обычно такие компании подстраховывают себя, обращаясь через дочернюю компанию или через третьих лиц. Но они позвонили напрямую. — А из какого отдела и кто именно? — Этого я не знаю. — Асаи достал из кармана листок бумаги и положил передо мной. Копия квартального отчета. — Был бы отчет о ценных бумагах, стало бы понятнее, но общая картина должна быть видна и здесь. Я взял листок в руки и посмотрел. Главный офис расположен в Ниси-Симбаси, район Минато-ку. Уставный капитал составляет три миллиарда восемьсот миллионов иен. Выпущено свыше тридцати миллионов акций. Около восьмисот сотрудников. Оборот компании на март девяносто третьего года равен семидесяти миллиардам иен. Содержание деятельности: 55 % — торговля, 22 % — производство одежды, 23 % — прочая деятельность. В комментариях говорилось: одежда спортивного стиля — преимущественно для женщин, особенно популярен брэнд «Фарамонд»; с апреля по всей стране начнется продажа памперсов нового типа для стариков. Да. Об одежде «Фарамонд» слышал даже я. В отчете я ничего странного не увидел. — Ты акциями занимаешься? — спросил Асаи. — С чего бы это? Я в экономике несилен. И капиталом не располагаю. — Это уж точно, — улыбнулся Асаи и заказал у проходившей мимо официантки новую порцию виски для меня. — А ты больше не будешь? — спросил я. — Я за рулем, — ответил Асаи. — Финансовое состояние «Фартека» — лучше некуда. Доход от одной акции — тридцать две иены. Цена акции сейчас — семьсот с небольшим, так что Р/Е, то есть отношение цены акции к прибыли на акцию, равно двадцати двум. Пять лет подряд предприятие приносит прибыль, и дивиденды растут. Можно сказать, они даже слишком высоки. Никто не удивится, если компания поднимется в первую секцию Токийской фондовой биржи. — Я в этих делах ничего не понимаю. Объясни мне в двух словах. — Если бы я был биржевым маклером, то молча сидел бы и скупал акции «Фартека», как котирующиеся на бирже. Но лучше посмотри на список акционеров. Я так и сделал. Кое в чем я разбирался. Я поднял глаза: — Нет основного банка. Есть компании, входящие в крупные корпорации, но их довольно мало. В основном, по-моему, частные компании. Первое место среди акционеров — тринадцать целых семь десятых процента — у «Хотта Косан». Наверное, чья-то частная компания. Ведь в Японии запрещены компании-холдинги. Но, смотри, второе место — двенадцать целых девять десятых процента — у «Мирна энд Рос», иностранной компании. Кроме того, среди директоров компании — иностранец. Альфонсо Канелла. Испанское имя. — Ишь ты. А говорил, что ничего не понимаешь. Вон как шпаришь. Да ты совсем не дурак. — Ну, экономические страницы газет я читаю. Времени хватает. — Значит, и правило пяти процентов тебе известно? — Нет, такого не знаю. — Правило, которое власти ввели в конце восьмидесятых. Если акций свыше пяти процентов, включая аффилированные компании, необходимо ставить в известность Министерство финансов. Но ты, конечно, помнишь, как цены на акции начало трясти. Иными словами, «мыльный пузырь» стал лопаться. Я кивнул. Как не помнить. — Посмотри на схему. Я проанализировал еженедельный рост цен на акции. В октябре девяностого года — наивысшая цена, четыре восемьсот. Через два месяца, после того как Хусейн вторгся в Кувейт. При этом средний показатель Никкэй[54] за какие-то десять месяцев упал на восемнадцать тысяч иен. А у «Фартека» — резкий рост по сравнению с падением ниже тысячи за год до этого. Я в этих делах разбирался как свинья в апельсинах. Поразмыслив над тем, что сказал Асаи, я спросил: — Значит, кто-то скупил акции? — Да. В Кабуто-тё[55] одно время бушевал скандал с участием то ли гонконгского игрока, то ли какого-то новичка. Дело в том, что в те годы бывали случаи, когда японские игроки, покупая депозитарные расписки, инсценировали покупку акций иностранцем. Рынок отреагировал, скупка акций началась. Однако компания «Мирна энд Рос» официально заявила о себе. Поначалу все решили, что это корпоративный шантаж — — И что это за компания? — Я тоже немного занимаюсь акциями. И попросил одно агентство по ценным бумагам выяснить ситуацию. Вроде бы это нью-йоркская инвестиционная компания. Подробностей не знаю, похоже, она вкладывает капитал в разных странах. Но посмотри. Если средняя продажная цена — две тысячи иен, инвестиций на миллиард. Непонятно, почему иностранцев заинтересовал «Фартек». Финансовое положение у них действительно хорошее, но показатель Р/Е у японских предприятий выше в три-четыре раза по сравнению с другими странами. Иначе говоря, цена завышенная. Для предприятий, занимающихся высокими технологиями, это, в общем-то, понятно, но здесь производитель текстильных изделий, одновременно занимающийся торговлей. — Каким образом эта компания связана с кланом Эгути? — Мне неизвестно. Три года прошло, как я ушел из Эгути. К тому же в последнее время у меня голова была забита тем, как отделиться от них, так что до остального руки не доходили. Но я точно могу сказать, связь возникла позже. — Другими словами, три года назад клан Эгути влез в наркобизнес. Мы сейчас не берем отношения с «Фартеком». Было это в девяностом году. Асаи кивнул, нахмурившись. Наверное, ему не хотелось распространяться о делах клана, к которому он когда-то принадлежал. — Сколько времени требуется на скупку акций? — Зависит от конкретного случая. Наверное, имели место и прямые сделки, то есть один на один, но, учитывая количество купленных акций, без скупки на бирже не обойтись. Думаю, год как минимум. — Как ты считаешь, это как-то связано со мной? С заурядным барменом заурядного бара? Асаи грустно улыбнулся: — Действительно. Отвечая на твой вопрос, я слишком уклонился от темы. Я и не собирался рассуждать об акциях. Надо бы побольше разузнать о той компании. Мне самому интересно. — Что ты, спасибо за полезную информацию. А с кем конкретно из клана Эгути они связались? — Ты меня об этом не спрашивай. Разузнай сам. Дело несложное. Ну и глупость я сморозил. Я кивнул и сказал: — Так и сделаю. Асаи оставался последовательным. Я чуть не забыл, кто он такой. Но он был якудза и хорошо помнил законы своего мира. Даже слишком хорошо. И гордился этим. — Одно я сегодня понял, — сказал я. — Что именно? — У меня в баре ты выглядел очень сурово. Наверное, подозревал, что я имею отношение к наркотикам? — Точно. Думал, ты ими приторговываешь. «Фартек» не выходил у меня из головы. Вот и решил на тебя посмотреть. — Поэтому и отпечатков пальцев не оставил? Асаи кивнул: — Да, поэтому. После того как я ушел из полиции, меня ни разу не привлекали, но мои отпечатки пальцев в полиции есть. На собеседовании при приеме на работу берут. — Но почему ты так ненавидишь наркоту? Асаи взглянул на меня, изменился в лице и тихо сказал: — У меня жена умерла от передоза. «Колес» наглоталась. Четыре года назад. Немного помолчав, я произнес: — Прости. Мне не надо было спрашивать. — Ничего. Дело прошлое. — Четыре года назад. Не такое уж это прошлое. — Да? Ты ведь двадцать два года скрывался. Из-за друга. Он ведь другом тебе был, да? Я промолчал. Асаи опять посмотрел в окно. И я вместе с ним. Во внутреннем дворике по-прежнему было светло. Пожилая иностранка куда-то ушла. Мы помолчали. Я думал о жене Асаи. Наверное, он женился на ней, после того как оставил работу в полиции. Вероятно, втайне от мужа она пристрастилась к транквилизаторам. Вне всяких сомнений, этому существовали свои причины и обстоятельства. Но по его лицу невозможно было прочитать, какие именно. — Вот уж и вправду дурацкий у тебя характер, — пробормотал Асаи и посмотрел на меня. — Но когда я съел хот-дог, мнение мое о тебе немного изменилось. Ты где-нибудь учился готовить? Я задумался. Вспоминал, на каких работах я побывал. — Не то чтобы учился. Но одно время работал в котлетной. Меня взяли учеником, я только и делал, что резал капусту. Поэтому капусту я режу профессионально. — Но почему хот-доги? — Я вырос в Осаке. Был фанатом «Хансин».[56] Когда учился в младшей школе, дядя взял меня на стадион «Косиэн». Я не помню, купил он мне его на стадионе или еще где-то, но я смотрел бейсбол и ел хот-дог. «Неужели в мире есть что-нибудь вкуснее?!» — думал я. И мне захотелось научиться готовить хот-доги самому. Асаи улыбнулся. По крайней мере, мне так показалось. Он позвал официантку и заказал виски. — С машиной проблем не будет? — спросил я. — Не волнуйся. Я могу ее оставить. Я еще не все тебе рассказал. Ну да ладно, лучше скажи, кто тогда играл на внутреннем поле. — Фудзимото, Ёсида, Миякэ. На второй базе, кажется, Хонъясики. Мне нравился питчер Тои. — Да… — Асаи смотрел куда-то вдаль. — А я болел за «Гигантов».[57] Я был еще мальчишкой, когда в команду пришел Нагасима. Кроме него на внутреннем поле играли Така, Хироока и Дои. А ты сам бейсболом не занимался? — В средней школе. А в старшей ходил в изо-кружок. Асаи заржал: — Ну и смена интересов. — У меня не было способностей к бейсболу. Поэтому я с ним и распрощался. — Но к боксу у тебя способности были. Я посмотрел на него. О том, что я занимался боксом, не было написано ни в одной из газет. Я читал все утренние выпуски. И тут наконец я вспомнил: — Тебе рассказали парни из Эгути, да? Он опять грустно улыбнулся: — Парни твоих способностей оценить не могут. Я прочитал в газетах имя Тосихико Кикути. И лицо на фотографии мне знакомо. Когда ты побеждал в четырех раундах, я вообще-то занимался тем же самым. В старшей школе и в институте. В любительской лиге. Но я выступал в другом весе — «пера». Тогда-то я и узнал, что в легком появился крутой новичок, и пошел посмотреть. Я видел два твоих последних боя. У тебя на самом деле был талант. Боковое зрение и развитая рефлекторная система. Поэтому ты и оставался практически неуязвимым. Но еще лучше — скорость и сила удара. Если бы ты продолжал, то непременно стал бы новым королем бокса. Да и чемпионом мира, наверное. Я взял стакан с водой. Алкашу не нужна запивка, я смотрел, как колышется лед в стакане. Он сверкал, отражая свет. Боковое зрение. Развитая рефлекторная система. Сила удара. Сейчас все эти слова для меня что прошлогодний снег. Я рассеянно поднял голову. — А сообщения в новостях о том, что юный чемпион имеет отношение к взрыву автомобиля, ты видел? — Видел. Я был удивлен. До сих пор помню, как прочитал в газете. И о том, что ты участвовал в студенческом движении, я тоже не знал. — А ты чего достиг в боксе? — В старших классах дошел до финала всеяпонских школьных соревнований. Но в институте бросил на полпути. Где-то через полгода после твоего последнего боя. — Тоже смена интересов? Почему бросил? — Мне поставили диагноз — отслоение сетчатки. После боя, в котором я победил. Знаешь, Нобукити в легчайшем весе? Очень хорошо представляю, что он чувствовал. До того диагноза я готовился в Мюнхен, в олимпийскую сборную. Я посмотрел на него. Абсолютно бесстрастное выражение лица. Будто хочет сказать: «Что поделаешь, такова жизнь». — А сейчас у тебя все в порядке? С глазами. — Прекрасно. Операцию сделали успешно. На самом деле ничего страшного и не было. Неизвестно, конечно, что бы случилось, если бы я не оставил спорт. Мы стали молча пить виски. — Кстати, — сказал Асаи, — о Кувано, о котором писали газеты. Я его тоже видел. Я удивленно посмотрел на него. Асаи покачал головой: — Не сейчас. Во время твоего поединка. Он сидел рядом со мной и вопил истошным голосом: «Убей его!» Безумное зрелище. Я потому и запомнил. — Безумное? — Он с виду был таким спокойным парнем. Но со звуком гонга его будто подменили. Мне показалось, что он не болеет за тебя, а хочет увидеть смертельный бой, не важно, кто победит. Словно жаждал крови. — Это не про него. Асаи пожал плечами: — Да? Раз ты так считаешь, то, наверное, так оно и есть. Он ведь был твоим другом, да? Не обижайся. — Ладно. — Он погиб во время взрыва, да? Вроде бы обнаружили по отпечаткам пальцев. — Да, погиб. — Знаешь, что я думаю… — Что? — Ты, наверное, и это хочешь узнать. Причину его смерти. — Можно тебя предупредить? Асаи усмехнулся и сказал: — Валяй. — Люди не любят тех, кто читает их мысли. На этот раз он захохотал во весь голос. Даже стали видны морщинки в уголках глаз. — Вообще-то говоря, мне тоже нужно тебя предупредить кое о чем важном. То, что ты скрываешься под фамилией «Симамура», больше не тайна. Перед тем как поговорить с тобой по телефону сегодня утром, я отправил Мотидзуки к тебе в бар. Не волнуйся, копы ему на хвост не сели, он в этих делах хорошо сечет. Просто проехался на такси туда-обратно по улице Ясукуни. Туда на одном такси, обратно — на другом. Вернулся уже после твоего звонка. Так вот о чем я хотел тебя предупредить. Вокруг бара — толпы сыскарей. По крайней мере, из того, что он заметил: одна машина плюс четыре-пять человек, которые прохаживаются со «Спортивной газетой» в руках. Ты, похоже, стал звездой. — Не могу сказать, что совсем этого не предполагал, — ответил я. — Но теперь, когда я в этом убедился, меня беспокоит один вопрос. — Какой? — Не слишком ли рано полиция сделала официальное заявление? С точки зрения обычной логики, если бы они знали, где я нахожусь, и хотели меня поймать, то предпочли бы молчать. Ждали бы себе, когда я преспокойненько вернусь в бар. Объявить мое настоящее имя в СМИ — то же самое, что сказать мне: «Беги!» Лишь поняв, что я сбежал, можно переходить к открытому расследованию. — Меня это тоже удивляет, — спокойно сказал Асаи. — Возможен лишь один вариант. Копы убеждены, что в бар ты больше не вернешься. А топчутся там на всякий пожарный. Кому известно, что ты закрыл бар? — Тебе и Мотидзуки. Если ты никому об этом не говорил. — Я решил не распространяться о Токо. — Я никому не говорил. Ты что, подозреваешь меня или Мотидзуки в связях с копами? — Тебя я не подозреваю. Если бы подозревал, то не сидел бы здесь с тобой и виски не распивал. — Но Мотидзуки — нормальный парень. Ему можно доверять. Он служил в Силах самообороны, мы были знакомы еще до того, как я ушел в самостоятельное плавание. Давно знаем друг друга. Но с копами у него связей нет. Да и вряд ли он сболтнул кому-то лишнее. В любом случае спрошу у него. — Ты сказал, что его ни разу не забирали. — Ни разу. У меня до сих пор остался канал в отделе по борьбе с бандитизмом. Так что все под контролем… Но возможен и такой вариант. Кто-то из СМИ выведал. И пришлось официально объявить. Копы не любят, когда кто-то выделяется. Или еще одна версия. Может, они решили сделать независимое объявление, учитывая важность фактов. По крайней мере, им пришлось сразу объявить о Кувано. Признать задержку в опознании погибшего для них совершенно невозможно. Особенно если тот проходил как подозреваемый по другому делу, не важно, закрыли его или нет. В таком случае и о тебе нельзя было не объявить. СМИ непременно раскопали бы информацию о взрыве автомобиля. А ты имел к нему отношение. Четвертая власть в наше время обладает большой силой. — … — На мой взгляд, вполне правдоподобно. Понятное дело, парни из полиции предполагают, что у тебя возникнут сомнения. Если кто-то из твоего окружения и связан с копами, вряд ли он тебе специально намекнет об этом. В его словах был резон. Наверное, так оно и есть. К тому же Асаи хорошо разбирался в особенностях полицейского мышления. Я вздохнул: — Да. Скорее всего, я слишком усложняю. Я положил в карман копию квартального отчета, которую дал мне Асаи. Асаи посмотрел на меня и подозвал официантку. Сказал: — Мы хотим взять с собой бутылку «Баллантайна». Официантка вытаращила глаза от удивления, но заказ приняла. Она принесла пакет с названием отеля, Асаи отдал его мне. Я заглянул внутрь пакета, там лежала новехонькая бутылочка. — Ну что, пошли потихоньку? Это тебе. — Вообще-то у меня денег немного. Только и хватит, что оплатить сегодняшнюю выпивку. Асаи усмехнулся: — Чего это ты застеснялся? Могу я хоть что-нибудь сделать для тебя? Спишу потом как расходы по работе. А тебе и так капитал на бегство нужен. Или, скорее, средства для борьбы? Он оплатил счет наличными. Я решил не перечить и воспользовался его добротой. — Я твой должник. Если смогу открыть бар вновь, верну тебе десяток бутылок. — Буду ждать. Я встал, взял в руку пакет. Шикарный бумажный пакет, который не вязался с моим обликом. Мы молча вышли из гостиницы. Асаи посмотрел на меня и остановился: — Я все-таки поеду на машине. Давай вместе? Или не хочешь связываться с пьяным за рулем? Я посмотрел ему в глаза. Он не выглядел пьяным. Я взглянул на часы. Три десять. Понедельник. Вряд ли нас остановят. — Поехали, — ответил я. |
||
|