"Сумасшедший шарманщик" - читать интересную книгу автора (Седых Андрей)

Исчезновение капитана Кларка

Капитан Кларк жил в одном с нами доме и, помнится, с первого знакомства меня разочаровал: по всем литературным традициям морской волк должен быть коренастым, широкоплечим человеком с обветренным лицом, ходить в развалку и отпускать крепкие словечки. Ничего этого у капитана не было, — он производил впечатление среднего американца, при встрече с которым не сразу можно догадаться об его профессии. С одинаковым успехом он мог быть адвокатом, продавцом автомобилей Форда или изготовлять сандвичи в угловом «дрог-сторе».

Одна черта его характера меня все же поразила. Вместо обычной американской приветливости, разговорчивости и любопытства к новым людям, был он довольно скрытен и молчалив, никем и ничем особенно не интересовался и вообще старался не вмешиваться в чужие дела. И о себе капитан не любил рассказывать. Только после нескольких лет знакомства, да и то совершенно случайно, я узнал, что во время войны он ходил с конвоями в Мурманск и дважды немецкие самолеты топили его судно. Это рассказала мне его жена Маргерет, милейшая женщина и кроткое существо, ходившая по воскресеньям в пресвитерианскую церковь и певшая там в хоре.

Настоящей дружбы между нами не было, — прежде всего из-за неразговорчивости и нелюдимости капитана и, кроме того, приезжал он домой не часто, на короткие сроки, а больше бывал в плаваниях, которые продолжались иногда месяцами. Но Маргерет заходила к нам по вечерам поболтать, и от нее мы знали, что Кларк — она всегда называла его по фамилии — сейчас в Японии или Северной Африке, и что она ждет его через пять-шесть недель. Никогда она не жаловалась на одиночество, но нам казалось, что вся жизнь этой женщины проходит в ожидании. И, наконец, наступал день, когда вдруг раздавался телефонный звонок и происходил очень короткий разговор:

— Как поживаешь, Маргерет?

— Отлично. Как ты, Кларк? Когда пришел пароход?

— Час назад. Мы стоим у пристани на 36-й улице. Я должен еще зайти на таможню с бумагами, потом поеду в Компанию и часов в пять буду дома.

И перед тем, как повесить трубку, он говорил:

— Марджи, приготовь хороший обед.

Именно такой разговор произошел в то утро, когда капитан Кларк вернулся из Дакара. Он был, как всегда, лаконичен, но сказал жене, что плавание вышло тяжелым, он порядком устал и приедет домой сейчас же после того, как отпустит команду и побывает в пароходном обществе.

Полицейское расследование, которое началось только на третий день после исчезновения капитана Кларка, установило, что он действительно побывал в Компании, сдал там довольно крупную сумму денег, получил свое жалованье и долго разбирал какие-то документы, связанные с грузами. Все это заняло не мало времени. Освободился он только в четвертом часу дня и сказал, что едет повидать жену, — один из служащих Компании отпустил по этому поводу принятую у моряков в таких случаях шутку, и капитан, против обыкновения, даже улыбнулся.

Час спустя его видели на углу Бродвея и 70-й улицы, в двух шагах от дома. Вместо того, чтобы идти к себе, капитан зашел в бор Отеля Аламак, где его хорошо знали, выпил стакан пива, купил пачку папирос. В баре он провел всего несколько минут. Бармен позже показал, что у Кларка был озабоченный вид и что выглядел он очень усталым.

Было около четырех часов дня.

Теперь капитану Кларку оставалось только свернуть за угол и сделать сотню шагов, чтобы попасть к себе домой.

Маргерет накрыла на стол, приготовила все для коктейлей и надела свое лучшее воскресное платье. На обед было все, что любил капитан: сельдерей с зелеными оливками, громадный стэйк, запеченные по-бостонски бобы и пышный яблочный пирог, который на этот раз особенно ей удался. Теперь все было готово, оставалось только ждать. Обычно эти последние минуты ожидания были особенно томительными.

Капитан опаздывал. Часов в семь Маргерет подумала, что можно, конечно, позвонить в Компанию и спросить, когда он вернется, но это было неудобно, — жены моряков не должны показывать, что они беспокоятся, как не полагалось, например, приезжать в порт, встречать или провожать мужа. К тому же, теперь слишком поздно: служащие кончили работу, разошлись, и на звонок никто не ответит. Немного погодя, она решила, что капитан встретил в Компании какого-нибудь старого приятеля, и они отправились выпить, — это иногда случалось. Бывало и нечто другое, более серьезное, что Маргерет тщательно скрывала от знакомых: после возвращения из дальнего плавания у капитана иногда начинался запой.

Запои случались нерегулярно и, в общем, редко: один или два раза в году. Это была реакция на большую физическую усталость, — непреодолимая потребность в алкоголе, который помогал ему забыть все на свете и, в особенности, страшное моральное напряжение во время плавания. Запой продолжался всегда несколько дней. В это время капитан домой не являлся, снимал комнату в каком-нибудь маленьком отеле, запирался и пил молча, до потери сознания, отсыпался, посылал снова за бутылкой виски и пил до тех пор, пока не проходила потребность. На второй или третий день он приходил в себя, — ледяной душ, чашка черного кофе, и после этого возвращался домой. Маргерет встречала его молча, она понимала, что это — болезнь, усталость, которую нужно выгнать из тела, и это — несчастье, которое следует переносить с христианским смирением.

Проходили часы. Перестоявшийся обед давно был снят с плиты. Вначале Маргерет прислушивалась. Каждый раз, когда поднимался лифт, она надеялась, что сейчас откроется дверь и войдет муж. Но капитан не входил, и теперь она знала, что он вернется только через два или три дня, придет молча и потом долго будет сидеть в кресле, не смея поднять на нее виноватые глаза… В эти дни она любила его еще больше, — любовь ее становилась глубже и сложней, смешиваясь с материнским состраданием и жалостью к этому больному, несчастному человеку, который был дли нее самым лучшим, самым близким и необходимым существом в мире.

В общем, все это уже случалось и раньше. Нужно было ждать и молчать. Никто не должен был знать о тайном пороке капитана Кларка.

Маргерет много проплакала, прежде чем решилась обратиться в полицию и предать дело огласке. Прошло уже 3 дня, все сроки были пропущены и каким-то внутренним инстинктом она почувствовала, что дальше молчать нельзя, — мужа необходимо найти. Может быть, он болен, или с ним случился припадок амнезии, и он нуждается в помощи.

На утро четвертого дня она позвонила в полицию и оттуда прислали двух детективов. Они долго расспрашивали о капитане, об его привычках, выясняли самые интимные подробности, — все это было тщательно записано и оказалось, что большая и сложная человеческая жизнь отлично умещается на нескольких клочках бумаги.

Детективы сказали, что это случается часто, в особенности с моряками, возвращающимися из дальнего плавания. Они исчезают и потом выясняется, что была попойка или случайная встреча с женщиной. В этот момент миссис Кларк подняла руку, словно защищаясь от удара и ответила, что запои бывали, — очень тяжела жизнь моряков, и война, — но женщина — нет, никогда!

Детективы не настаивали: так всегда говорили жены исчезнувших мужей до тех пор, пока беглеца не находили где-нибудь во Флориде в обществе молоденькой женщины… Конечно, это не обязательно: сегодня же будет произведена проверка во всех госпиталях, куда могли доставить раненого или больного, и приметы капитана сообщат во все соседние штаты и порты. Они взяли фотографию Кларка и ушли.

На следующий день фотография появилась в газетах под заголовком «Исчезновение или бегство?» Маргерет узнала, что в госпиталях и в морге капитана не оказалось. Полиция начала обходить отели в районе Бродвея и 70 улицы и опрашивать служащих: не помнят ли они человека, изображенного на фотографии? Нет, такого не видели. Репортер вечерней газеты, специализировавшийся на преступлениях в нью-йоркском порту, выдвинул свою версию. За час до исчезновения капитан получил в Компании довольно крупную сумму, — жалованье за несколько месяцев и специальную премию. Кто-либо из экипажа, знавший об этом, мог предупредить бандитов. Капитана проследили. В ту минуту, когда Кларк вышел из бара Аламак, к нему мог подойти человек, приставить к боку дуло револьвера и приказать сесть в поджидавшую машину. Такие случаи в Нью-Йорке бывали даже и среди бела дни, в толпе, и при наличии для бандитов счастливых обстоятельств, могли пройти незамеченными. Человека увозили за город, убивали, а затем тело с тяжелым камнем, привязанным к ногам, отправлялось на дно Гудзона или какого-нибудь озера.

Версия эта казалась довольно правдоподобной, но Маргерет сказала, что этого не могло случиться: журналист просто не знал Кларка.

— Его не мог испугать револьвер, приставленный к боку, и он не из тех, кто садятся в машину к похитителям, не оказав сопротивления.

Были и другие предположения, но все они постепенно отвергались. Версию о бегстве с деньгами полиция отбросила сразу: перед тем, как отправиться домой, капитан сдал в Компании крупную сумму, — всю пароходную кассу. Так не поступает человек, задумавший бежать с денежным ящиком. Миссис Кларк долго верила в амнезию, — люди внезапно теряют память, бродят по улицам, не зная кто они, и как их зовут… Но по мере того, как дни проходили, становилось ясно, что человек, потерявший память, не может до бесконечности бродить по улицам Нью-Йорка, не обратив на себя внимания. Запой не мог быть таким продолжительным… Женщина?

Об этом миссис Кларк предпочитала не думать.

Много людей исчезает в большом городе. Одни возвращаются, других ищут и находят, о третьих забывают.

Постепенно начали забывать и о капитане Кларке. Детективы занялись другими, более срочными делами. Вначале соседи с участливым видом спрашивали, нет ли чего нового? Постепенно вопросы прекратились, — это было бесполезно и слишком жестоко. Но мы знали, что миссис Кларк верит, — человек не может исчезнуть бесследно в ста шагах от дома, раствориться в людском потоке, не оставив свидетелей. Кто то знает, должен знать.

За эти недели Маргерет сильно изменилась. Лицо ее стало строже, значительнее, под глазами появились темные круги. В отношениях с людьми проявилась сдержанная холодность, — она очень страдала от предположений, что муж мог ее бросить, и этой холодностью защищала себя от людской жестокости. Она много думала и много молилась. Никто не мог сказать, молится ли она о спасении капитана или за упокой его души.

Появились и материальные заботы. Какие-то деньги у нее были, — очень небольшие, был и страховой полис, который, однако, нельзя было использовать, так как никаких доказательств смерти капитана Кларка она не могла представить. По этой же причине и Компания не приступила к выплате пенсии. Когда деньги кончились, она нашла работу ухаживала за больными, и в какой-то степени это было даже лучше: оставалось меньше времени думать об исчезнувшем муже.

А затем произошло событие, чрезвычайно ее смутившее и спутавшее все имевшиеся предположения о живом трупе. Свидетель нашелся. Это был моряк, вернувшийся из Африки. Моряк сказал в Компании, что шумиха вокруг исчезновения капитана Кларка поднята совершенно напрасно. Всего месяц назад он встретил Кларка на улице в Казабланке. Кларк торопился, и отказался выпить стакан вина, — ему нужно было спешить на пароход… Какой пароход? Моряк не знал. Но в том, что он Кларка встретил, не могло быть сомнений: оба знали друг друга долгие годы.

Рассказ этот детективов вполне удовлетворил, — дело принимало банальный оборот и заканчивалось так, как они предполагали. Но у миссис Кларк он вызвал душевное смятение. Мертвый капитан Кларк был ей ближе и понятнее, нежели живой. Человек мог потерять память, его могли убить, — это было приемлемо и это разрешало все сомнения. Но живой капитан Кларк, исчезнувший на Бродвее и оказавшийся потом в Казабланке, открывал путь для всех предположений. Как мог он бежать после стольких лет совместной счастливой жизни, не предупредив, не дав о себе знать? Одного слова, коротенькой записочки было достаточно, чтобы избавить ее от пережитой агонии, глухой боли, стыда, бессонных ночей. Теперь ей казалось, что она предпочла бы узнать о смерти Кларка. Как она хранила бы его память! Мертвый Кларк был символом жертвенности и любви; живой вызывал только чувство стыда, смешанное с ненавистью.

И наступил день — через шесть или семь месяцев после исчезновения — когда раздался телефонный звонок, которого Маргерет так ждала и боялась. Знакомый голос сказал привычную фразу, словно ничего особенного за это время не произошло:

— Как поживаешь, Маргерет?

— Отлично. Как ты, Кларк? Когда пришел пароход?

— Час назад. Я скоро буду дома… Я все тебе объясню.

Он помолчал, ожидая вопроса. Маргерет ни о чем не спросила.

— Приготовь обед, Марджи, — уже весело сказал капитан.

— Обеда не будет. И меня не будет дома. Можешь не возвращаться.

И она повесила трубку.

Капитан Кларк все же пришел домой через час. На звонок его никто не ответил. Дверь была заперта, Маргерет ушла, никого не предупредив, ни с кем не попрощавшись. В конце месяца за ее вещами приехали из транспортного общества, — они все упаковали и вывезли мебель в один из западных штатов, куда переехала Маргерет.

Что произошло тогда на Бродвее с капитаном, никто в точности не знает. Рассказывали, что исчезновение он объяснил запоем, который был на этот раз особенно длительным и тяжелым. Придя в себя, он почувствовал, что надо бежать, — от жены, которой было стыдно показаться на глаза, от своей болезни, от самого себя. Денег у него не было: во время запоя бумажник исчез таинственным образом, — может быть, его украли, или он потерял все, что получил за месяцы плавания. Кларк отправился в порт и записался простым матросом на первое судно, уходившее в Африку… Позже Компания приняла его обратно на службу; он по-прежнему на капитанском мостике и плавает в дальних морях.