"Айболит из Алабамы. Героические будни сельского ветеринара" - читать интересную книгу автора (МакКормак Джон)

Глава 6

В тот самый вечер я возвращался домой с ранчо Клинча, как вдруг в самом центре Йорка мой грузовик неудержимо потянуло вправо. Оказалось, его влечет к «Королевской молочной», где по-прежнему продавали чудовищных размеров рожки с высокой спиралевидной горкой мороженого. Оставалось только пожалеть, что со мной нет Тома, Лизы и Тимми, страстных поклонников этого лакомства.

— Дайте-ка мне, пожалуйста, ваш громадный рожок, — попросил я юную леди, выглянувшую из окошечка. Заметив, как она сморщила носик при виде моего комбинезона, вымазанного кровью из плаценты, я спохватился. Конечно, мне следовало переодеться, но кто знал, что мой автомобиль потянет на мороженое.

— Наверное, вы и есть тот самый ветврач из Батлера? — поинтересовалась она, протягивая мне рожок, над которым возвышалась изрядная горка, способная буквально разорить компанию «Молочные продукты Бордена».

— Да, вы не ошиблись, я и есть тот самый ветеринар, — подтвердил я, тщательно выговаривая каждое слово.

— Что-то вы припозднились.

— Я был на ранчо мистера Клинча, помогал корове произвести на свет ее младенца.

— Здорово! Вот не думала, что корова может нуждаться в родовспоможении!

— Не всегда, конечно, но случается, что теленок идет неправильно, тогда корове требуется помощь. А сегодня у теленка оказалось две головы, — сообщил я. У девушки округлились глаза и отвисла челюсть. — Мне пришлось разрезать корове живот и вытащить его, потому что он был слишком большим.

Более сильного впечатления я не смог бы достичь, даже если бы признался, что родился на Марсе.

— Вот это да! — воскликнула она, затем выдержала паузу и пристально посмотрела на мою испачканную одежду. — Так вот почему вы в таком виде.

— Ну да, я рассчитывал вернуться домой и принять душ, а уж потом переодеться в чистое. Но моему грузовику внезапно захотелось мороженого.

Мы еще немного поболтали, и я двинулся в путь, тихонько посмеиваясь про себя и представляя, какую историю расскажет эта девочка на следующее утро в воскресной школе. Едва ли многим доводилось слышать о такой странной операции. До моего приезда в Чоктау даже взрослые фермеры ничего не знали о кесаревом сечении. Первую в этих краях операцию несколько лет назад сделал я.

В воскресенье — дело было на Пасху — я мирно дремал на диване, как вдруг раздался телефонный звонок.

— Тебе звонят, милый. Это мистер Кент Фаррис.

Мистер Кент славился своей нелюдимостью и крайне независимым характером, правда, в этом отношении он ничем не отличался от большинства других фермеров, моих клиентов. Он не имел склонности бросать слова на ветер или вызывать доктора к своим коровам без достаточно серьезной причины.

— Док, мне нужно, чтобы вы приехали и помогли нам отелиться, — протянул он в трубку.

Ключевым в этой тираде следовало считать слово «нам». Оно означало, что все соседи уже проявили свои способности в акушерстве — правильнее было бы сказать в коровологии. Попробовали себя в этом нелегком деле многочисленные родственники и даже два пьянчужки с удивленными лицами, размахивающие руками на вымощенной гравием подъездной аллее. Все они уже обессилели от неустанных попыток помочь корове и сдались.

— Как давно начался отел, мистер Кент? — поинтересовался я.

— Еще вчера, примерно после обеда. Я заметил, что она места себе не находит, озирается по сторонам и задирает хвост кверху.

Несчастное животное не только целые сутки промучилось в родах, но и вынужденно терпело затянувшийся внутренний осмотр, проводимый невежественными, хотя и исполненными самых добрых намерений самозваными акушерами.

— Похоже, тут не обойтись без кесарева, — осторожно намекнул я.

— О чем это вы толкуете, док?

Очевидно, в лечении коров мистер Кент разбирался не лучше своих соседей, его арсенал исчерпывался изрядной порцией минерального масла внутрь и втиранием свиного жира, смешанного с ядом гремучей змеи, — снаружи. Если он не знает, что такое кесарево сечение, боюсь, меня ждут серьезные проблемы.

Путешествие по холмистой местности, поросшей сосновым лесом, длилось минут пятнадцать. С вершины холма я бросил взгляд на расположенную у подножия ферму и увидел множество пикапов и грузовиков, стоящих по обочинам. Вблизи сцена напоминала нечто среднее между семейным сборищем, народным гуляньем и собранием прихожан методистской церкви. Основную массу среди присутствующих составляли фермеры в комбинезонах и бейсболках с эмблемами местного продовольственного магазина. Одни стояли, засунув руки глубоко в карманы, и нетерпеливо поглядывали в сторону городка, другие заметили, что, вздымая клубы пыли, подъехал грузовик ветеринара, и возбужденно указывали на него окружающим. Некоторые из наблюдателей заняли выгодную позицию в амфитеатре — расселись на деревянной ограде. Почти все жевали табак, но были и такие, кто еще только пытался одолжить порцию у соседа, неосторожно развязавшего свой кисет.

Едва я подошел к загону, как к наполовину завалившимся воротам, украшенным бахромой из колючей проволоки, ринулась целая толпа юных скотоводов, оспаривающих друг у друга право оттащить створку. Фермеры, в хозяйстве которых имелись подобные ворота, считали ниже своего достоинства открывать и закрывать их. Они предпочитали возить с собой в грузовике мальчишку, на которого возлагалась эта обязанность.

Припарковавшись и надев чистый белый халат (который, впрочем, вскоре пришлось снять), я направился к двухсоткилограммовой корове, метису ангусской и херфордской пород. Роды были сложными, что объяснялось довольно распространенной причиной. Моя пациентка оказалась слишком молода для случки. Это часто происходит, если быка круглый год держат вместе со стадом. Он покрыл телку в первую же течку, хотя она еще не достигла необходимой зрелости и поэтому не смогла отелиться без посторонней помощи. (Гораздо лучше проводить случки под контролем и в строго определенный период, а после того как план по разведению будет выполнен, изолировать быка-производителя. В результате у коровы появляется возможность уделять больше внимания теленку, молодые телки успевают достичь нужного возраста, что, в свою очередь, значительно снижает количество осложнений при отелах.)

Направляясь к пациентке с арканом, ведром, акушерской цепью и лебедкой, я услышал у себя за спиной шушуканье ветеранов:

— В жизни не видывал, чтобы ветеринар одевался в белое, — удивился один.

— Будь у меня такая цепь и эти длинные штуковины, я и сам вытащил бы теленка, — сказал второй и смачно выплюнул порцию сока табачной жвачки прямо на ближайший куст.

На мой взгляд, дальность плевка оставляла желать лучшего и, понятно, не шла ни в какое сравнение с тем, что демонстрируют некоторые уроженки юга нашего округа, искусные в этом деле.

— Наш док — парень что надо, но если уж дядюшке Сайласу не удалось вытащить теленка, значит, это никому не под силу! — заявил третий, сплевывая ничуть не лучше, правда, и не хуже своего собеседника, если, конечно, не принимать во внимание, что на его рубахе было куда больше следов табачного сока.

— Как поживаете, ребята? — поинтересовался я.

— Нормально, док…, мы в порядке…, гм, да, — слышалось со всех сторон.

Беглый осмотр показал, что корова в превосходном состоянии, особенно если учесть, что ей пришлось пережить. При более тщательном обследовании обнаружились сухой отекший родовой канал и культи двух ампутированных передних конечностей огромного, по всей видимости погибшего, теленка. Мне не хотелось спрашивать, каким образом он лишился ног, дабы не выслушивать ни пространных рассуждений, ни оправданий.

— Мистер Кент, чтобы вынуть теленка, необходима операция, — заявил я решительно.

Многочисленные зрители разошлись во мнениях. Лишь немногие знали о кесаревом сечении, скорее всего читали о нем в журнале «Прогрессивный фермер», большинство же никаких новаций не признавало.

— Слыханное ли дело — резать корове брюхо, чтобы вытащить теленка? — пробормотал некий гражданин с пышными бакенбардами.

Пока мы с мистером Кентом обсуждали детали предстоящей операции, до меня доносились и другие комментарии местных «специалистов». Я понимал, что только хирургическое вмешательство может спасти корове жизнь, поэтому был полон решимости отстоять свою точку зрения.

— Вот что я вам скажу, мистер Кент. Я прооперирую корову, но если она падет, вы мне ничего не должны.

— А если выживет? — спросил он.

— Если выживет, то станет нашей общей собственностью, осенью мы продадим ее на ярмарке в Ливингстоне и поделим выручку.

— По рукам. Надеюсь на вас, док.

В рекордно короткий срок я уложил корову на землю, выбрил ей бок, очистил и продезинфицировал операционное поле и сделал местную анестезию. Учитывая количество зрителей, смотревших мне через плечо, самым драматичным моментом — его можно было сравнить с футбольным пенальти — следовало считать выполнение разреза. Я разрезал косые мышцы живота и, чтобы остановить обычное в таких случаях кровотечение, тщательно наложил зажимы. Тем не менее кровь все же сочилась. По моим предположениям, публике пора было начинать волноваться, при таком скоплении народа кому-то обязательно станет «не по себе», кто-то бухнется в обморок. Услышав за спиной шум, я обернулся и бросил взгляд в сторону изгороди.

Ба-бах!!!

Как раз в этот момент Боб Дженкинс, по прозвищу Падучий, лишился чувств от вида крови и навзничь рухнул с верхней жерди забора прямо в заросли шиповника и лаконоса, остальные бросились смотреть, не разбился ли он. Я остался с пациенткой наедине.

Пока все хлопотали над Бобом, я влез обеими руками в полуметровый разрез, отодвинул сальник и наполовину вытащил матку. Она оказалась очень большой и тяжелой, я обложил ее салфетками и подозвал мистера Кента.

— Когда я сделаю разрез вот здесь, на матке, вы сунете туда руки, схватите теленка за задние ноги и осторожно вытащите наружу. Он скользкий, поэтому держите крепко. Когда начнете тянуть, я расширю отверстие, но будьте осторожны, не порвите матку.

Через минуту мы почти извлекли отвратительно пахнущий плод; к этому моменту зрители как раз начали возвращаться на покинутые позиции.

Тут их накрыло зловонием — все бросились по кустам, зажимая рты ладонями и издавая странные гортанные звуки. Со стороны можно было подумать, что публику разогнали слезоточивым газом. Только Боб опять восседал на прежнем месте, радостно ухмыляясь и вытаращив глаза, он стряхивал листья с покрытых ссадинами и царапинами рук, пытаясь сообразить, что же с ним произошло.

Каюсь, у меня есть один недостаток: мне всегда становится смешно, когда здоровенного верзилу вроде Падучего Дженкинса начинает тошнить во время операции. Представьте же себе, как я хохотал в тот день, когда вокруг меня блевали добрых два десятка представителей мужского пола; лица тех, кто пытался проявить стойкость, по цвету не отличались от риса двойной очистки, а один страдалец ползал на коленях в зарослях бурьяна.

Наконец, я начал зашивать матку — по моему лицу градом катились слезы, а тело сотрясалось от смеха, который мне приходилось сдерживать. К тому времени, когда зрители пришли в себя настолько, что смогли вернуться, работа была почти закончена.

Я оказался хозяином положения. Собравшиеся посчитали меня крутым парнем, причем только потому, что мне не потребовалось бежать в кусты.

— Погляди-ка, как он управляется с инструментом, — пересохшими губами пробормотал лесоруб, зачарованно следивший за моими руками, — а теми маленькими серебряными щипчиками он завязывает узлы.

— Этот инструмент называется иглодержателем, а тот, что лежит на полотенце, акушерскими щипцами, — объяснял я, словно выступая перед первокурсниками ветеринарного колледжа.

— Вы научились всему этому в ветеринарной школе? — поинтересовался кто-то.

— Нет, всю премудрость он почерпнул из комиксов про Капитана Марбла! — выпалил Боб. К этому моменту он уже полностью вернулся к сознательной жизни. — Мой дядя Карни Сэм точно так же выучился на таксидермиста.

Все, включая меня, дружно расхохотались.

— Сколько раз вы делали такую операцию, док? — спросил один из самых прытких.

— Неоднократно! — воскликнул я, не вдаваясь в подробности. Кому охота узнать, что кесарево сечение его коровы стало для ветеринара первым опытом.

Наконец веревки были развязаны, пациентка с энтузиазмом вскочила на ноги и попыталась выскочить через открытые ворота, а потом принялась щипать траву возле изгороди. Когда мистер Кент принес ведро воды из ручья, она в одно мгновение выдула все до капли.

— Только посмотрите на нее. Ей уже лучше! — раздались голоса из публики.

Теперь на моей стороне было явное большинство.

— Наверное, ищет местечко, получше, чтобы отбросить копыта, — протянул какой-то скептик, видимо, его не впечатлили мои подвиги.

Пока я мыл инструменты позади моего грузовика, корова уже начала жевать сено, которое мистер Кент принес ей из сарая. Потом он с улыбкой подошел ко мне.

— Док, чековая книжка у меня при себе, поэтому давайте я выпишу вам чек и мы забудем о нашем уговоре.

Шансы коровы значительно повысились, так что хозяин недолго ломал себе голову, прежде чем сообразил очевидное — осенью моя доля составила бы солидную сумму, значительно превышающую сегодняшний гонорар.

— А может, все-таки подождем до осени, ведь тогда мне достанется половина выручки?

— Док, пожалуйста, давайте я заплачу вам сейчас, — буквально взмолился мистер Кент.

— Ладно, вы уверены, что действительно этого хотите?

— Ну да, уверен.

С тех пор мне сотни раз приходилось делать кесарево сечение, но тот день у мистера Кента Фарриса жив в моей памяти, возможно, благодаря незабываемому массовому приступу тошноты и единственному в моей практике случаю, когда фермер упрашивал ветеринара принять плату за свои услуги. Жаль, что такое не повторяется.