"Дом Утраченных Грез" - читать интересную книгу автора (Джойс Грэм)12В больнице Майк узнал новое греческое слово. Ким забрала «рено» из Палиоскалы. Большую часть вмятин выправили и закрасили краской с кремовым оттенком, немного отличавшейся от изначальной белой Майку так не терпелось поскорей покинуть больницу, что он ждал Ким, сидя с вещами на крыльце. Завидев ее, он повеселел и замахал рукой в гипсовой повязке. Все больные поставили свои автографы на гипсе, и Майк теперь изучал по ним греческий алфавит. – Кто это был тогда на дороге? Как думаешь? – Не знаю, – ответил Майк. – Самое невероятное, что они ничего не украли. Бумажник остался в кармане. Просто уделали меня по первое число. – Они возвращались домой дорогой, шедшей по краю кратера, все окна в машине были опущены. – Ты говоришь, что обращался в полицию. – Да, явился один, написал заявление с моих слов. Врач переводил полицейскому, но только бог знает, что он там сказал, когда я упомянул о металлических туфлях. Полицейский вежливо выслушал, угостил меня сигаретой и сказал, что он фанат «Манчестер юнайтед». Показал карточку какого-то клуба греческих болельщиков нашей команды. – Они были греки, те трое монахов? – Думаю, греки. Хотя в лицо я видел только одного из них. – Ну да, святого. – Знаю, что ты думаешь, Ким. Но, клянусь, когда я выбрался из машины, у меня не было никакого сотрясения мозга. Помню, я осматривал машину. Я был потрясен, но авария только заставила меня протрезветь. – Майк погладил гипс, словно еще чувствовал удары, сломавшие ему руку. – А потом вдруг там… Ох, я не знаю. – Продолжай. – Я как раз вспомнил о глупом старике из таверны, перед тем как это случилось. Он взъярился на меня, потому что я пошутил насчет святого. Он вышел из таверны, проклиная меня. Наверно, это каким-то образом смешалось у меня в голове с аварией. Дальше они ехали молча, пока не добрались до перекрестка двух дорог: одна вела в Камари, другая в монастырь Святого Михаила. Майк попросил Ким остановиться. Они вышли из машины. Белая пыльная извилистая дорога поднималась в горы над кратером и круто шла вниз с другой стороны. – Ты хочешь, чтобы я Майк не ответил. Он пристально глядел на дорогу. Воздух был так раскален, что трудно было дышать. Исступленный звон цикад пилил плотную тишину. – Майк?… Ким тронула его за плечо. Его била дрожь. – Садись в машину. Отвезу тебя домой. Они сделали остановку в деревне, чтобы купить что-то поесть. Муж торговки помидорами обрадовался, увидев Майка, восхитился его расписанной гипсовой повязкой. Пока он отвечал на град вопросов, Мария зашипела на Ким из своей лавки, неистово маша ей рукой. – «Рейтерс», – сказала Ким. – Только не застревай у нее, – умоляюще попросил Майк. Мария чуть ли не втащила Ким в лавку, пнув ногой деревянный клин, не дававший двери закрыться. Он отлетел к вешалке с платьями с люрексом. Мария с такой силой захлопнула дверь, что Ким отчетливо увидела, как задрожали дверные стекла. – Яйцо! – хохоча, сказала Мария по-гречески. – Яйцо! – О чем ты, Мария? Какое яйцо? – Прекрасное яйцо! Твоя работа? Да? – Мария топала ногой и хлопала в ладоши, заходясь в истерическом хохоте. Ким была ошеломлена. Мария, глядя на ее лицо, только еще пуще захохотала. Рухнула на колени и колотила кулаками о пол. – Замечательное яйцо! Ким, словно надеясь, что кто-нибудь войдет в лавку, оглянулась на дверь. – Мария… Мария встала: – Твоя работа, да? Скажи, что твоя! Скажи! Скажи! – О чем ты, Мария? Гречанка внезапно перестала смеяться. Подбородок у нее отвис. – Яйцо! У него отличное яйцо! Вот тут! – Она показала на свою бровь. – Лакис! Это наверняка ты! Скажи, что это твоя работа! – Да. Моя. Мария взвизгнула и захлопала в ладоши. Потом погладила Ким по щеке и поцеловала. – Я знала! Я говорила, что это ты! Ублюдок, он заслуживает этого. Ха! Ее веселье резко оборвалось. Теперь она была разъярена. Скривив губы, она разразилась потоком греческих ругательств, из которых Ким поняла только некоторые. Кое-где среди них звучало имя Лакиса. Потом Мария снова засмеялась и снова поцеловала ее в щеку. – Мне надо идти, – сказала Ким, выскальзывая из объятий Марии. – Майк на улице. – Я знала! Я говорила! Она шагала по мощеной улице, а позади слышно было, как продолжает ликовать в своей лавке Мария. – У нее хорошее настроение, – сказал Майк. – Да. Они миновали церковь Девы Непорочной и остановились у лавки Кати. Когда они вошли, Кати разговаривала по телефону. Она выпалила несколько слов в трубку, потом сказала на прощанье: – Что тут у вас происходило в деревне, пока я отсутствовал? – поинтересовался Майк. – Ничего, – ответила Кати, даже не моргнув глазом. – Обычная скучная жизнь, ничего интересного. – Как, совсем ничего? Никаких сплетен? Никаких скандалов? Не могу поверить. – Ты, – сказала Кати, – ты предмет всех разговоров. И то, что случилось с тобой. Все говорят, что ты сражался с – Значит, и сюда дошло? Надо мне было держать язык за зубами. – Не беспокойся, Майк! Ты был когда немножко сумасшедший, когда… не был. – Кати сжимала губы, чтобы не рассмеяться, но ее огромные карие глаза улыбались. Вид у Майка был озадаченный, будто он не понимал, что она имеет в виду. – Ой, чуть не забыла, – сказала Ким. – Вчера я кое с кем познакомилась. – С кем? – С пастухом. Ты видел его, Майк, он каждый день проходит мимо нашего сада. На лицо Кати внезапно легла тень беспокойства. – Манусос. Кати, ты должна его знать. – Да, я его знаю. – С озабоченным видом она отвернулась к окну. Упоминание о Манусосе явно встревожило ее. – Должна сказать, что он кажется порядочным человеком. – Ким решила ничего не говорить о турецкой бане. Не хотелось намекать, что она оставалась наедине с пастухом. Кати встала и, больше для вида, принялась переставлять образцы керамики на полке. – Он разговаривал с тобой? Этот Манусос? – Конечно. – Неслыханно. Он странный человек. Не разговаривает с людьми. – Да? – Ну, редко. Только о том, что ему нужно, когда приходит в деревню. – Он кажется очень приятным. – Да. Но будь осторожна. Я кое-что слышала. Я слышала, что этот пастух следит за твоим домом. – Кто тебе сказал такое? – Лакис. – И кому из них ты больше доверяешь? Лакису? Повернувшись к ней, Кати ответила: – Нет. Майк чувствовал – что-то есть за их словами, чего он не понимает. Он хотел было вмешаться в разговор, но тут Кати спросила, как он собирается плавать с рукой в гипсе. – Трудно будет. Но собираюсь попробовать. Они поехали домой, и жена мясника громко приветствовала их, когда они проезжали мимо, а торговка помидорами поднялась от своих грядок и помахала им. – Ты стал местной знаменитостью, – сказала Ким. – Ты так думаешь? Мне показалось, они машут В тот день Манусос гнал овец мимо их дома и, казалось, не собирался останавливаться, но Ким окликнула его. Он смущенно повернулся, щелкнув овцам прутом, срезанным на склоне. Майк, голый по пояс, пожал ему руку: – Ким рассказала мне о турецкой бане. Я бы тоже сходил посмотреть ее. – Может, сегодня вечером? – предложила Ким. – Я очень занят. Очень занят. Идите вдвоем. Отведите своего мужа. Теперь вы знаете, где это. А вам, – пастух показал на синяки Майка, – это очень полезно. Мне пора. – Может, в другой раз сходите с нами? – Хотелось бы. Он отказался от кофе и пошел дальше. – Выглядит устрашающе, – сказал Майк, когда пастух скрылся из виду. – Но он болезненно застенчив. И хотя вид у него малость свирепый, есть в нем какая-то сердечность. – Да. Хотя не знаю. Не уверен. Пока что. Ким заставила Майка потерпеть до темноты, чтобы он смог оценить всю красоту купания при свечах. Она купила дюжину их в Палиоскале, да и Манусос оставил там свои церковные. Она зажгла все. Казалось, они очутились в сказочной пещере. Оранжевое пламя свечей, колебавшееся в волнах воздуха от двери, подталкивавшего в спину, словно приглашая войти, колыхалось в черном зеркале воды, подсвечивало пар, спирально поднимавшийся вверх и истончавшийся у отверстий в потолке. – Какая красота! – Голос Майка взлетел под купол и на восторженное мгновение повис в воздухе. Ким разделась. Свет, словно масло, заструился по ее гибкому телу. Она задержалась на несколько секунд, чтобы Майк мог полюбоваться ею. Движением, одновременно стыдливым и сладострастным, склонила голову к плечу. Его глаза скользнули по спелой выпуклости ее лобка, где в густой путанице темно-русых завитков поблескивали жемчужинки влаги. Видение богини. Такое ощущение, что он никогда не видел своей жены обнаженной. Трепет охватил его. Не сводя с него взгляда, она погрузилась в воду. Он последовал за ней, осторожно держа загипсованную руку на бетонном краю бассейна. Жар обволок его. Ким была права, сравнив это ощущение с соитием. – Господи! А-ах! – О-о-о-о! – Только не плещись! Они лежали в воде, раскинув руки и ноги, как пара розовых морских звезд. В объятиях времени. – Мы сваримся, – сказал Майк. – Пора вылезать. Ким вывела его на берег и бросилась в море. Майк за ней, но осторожно, и плавал кругами на спине, выставив руку в гипсе. Потом, пошатываясь, выбрался на сушу и повалился спиной на мелкую гальку. Скалы кружилась вокруг него, и шипели, накатываясь и отступая, волны. – Земля! Планета! Э-э-эй! У тебя нет ощущения… – Будто мы покурили что-нибудь? Есть. – Наркотик самой Земли. Я могу и подсесть. Ким оседлала его, ее кожа пахла морем и водорослями. Она наклонилась поцеловать его, ее мокрые волосы упали ему на глаза, губы были солоны. У него от ее поцелуя задрожал подбородок, так что клацнули зубы. – Я соскучилась по тебе, – сказала она. От нее словно било током. Она встала. – Подожди. – Ты куда? Она снова скрылась в бане. – Две минутки. Он лежал, глядя в ночное небо. Звезды сверкали, словно на карте астронома. Он был в состоянии эйфории после купания, и воображение легко рисовало ему геометрические фигуры, соединяя яркие точки меловыми линиями, как на астрологических схемах. Близнецы. Стрелец. «Эй! – хотелось сказать ему. – Посмотри на это!» Она вышла из бани, пар шел от ее тела, как в день Сотворения, кожа была розовой, как внутренность раковины, влажные волосы прилипли к голове. От нее пахнуло влажным потом и серой, когда она снова села на него. Она была горячей; ее прикосновение жгло его охлажденную морем кожу. Даже рот горячий. Она наклонилась, скользнула раскрытыми губами по его пениcу и нежным прикосновением зубов прошлась по всей его жадно напряженной длине. Потом, медленно целуя заросшую грудь, поднялась до шеи, мягко стискивая горячими ладонями мошонку. Он наслюнил пальцы, но она уже была влажной. Она развела бедра и опустилась на него всем своим весом, он охнул, ловя ртом воздух. Ритмично обжигающее пламя раскаляло его плоть, проникало в мозг. Он едва не терял сознания, настолько острым было наслаждение. Он поднял глаза и увидел над собой богоподобные фигуры созвездий, смотрящие на них с интересом, охлажденным далью. Потом они лежали в объятиях друг друга, задыхающиеся, при последних остатках сознания. Вдруг, когда сердце перестало колотиться так бешено, он услышал голос, женский, как будто это Ким говорила чьим-то голосом. Слова звучали очень ясно, но словно бы из огромного далека: Он поднял голову: – Что? – Ты мне? – Да. Ты что-то сказала? – Я ничего не говорила. – Точно? Она тоже подняла голову. Точно, – сказала она, гладя его по щеке. Майк снова откинулся на спину. Голоса. Остров полон голосов. Что за место! – сказал он. – Что за место! |
||
|