Глава 13

— Господи-ин… — в который терпеливо тянет голос Саркина и я еще сильнее натягиваю на голову покрывало.

Вот же настырный. Да помню я, что нужно вставать… говорил ты уже. Минут пять… или десять назад…

— Господи-ин…

Уволю. Вот проснусь и уволю ко всем чертям. Надоело. Хорошие слуги не стоят с утра пораньше у господ над головой и не ноют заунывными голосами.

— Джиль, вставай! — добавляет мне решимости уволить всех разом бодрый голос язвы.

— Встаю, — соглашаюсь я, не открывая глаз.

Даже во сне твердо зная, что этого лучше не сердить. Что-то он такое может сделать… сейчас вспомню…

— Учти, ты сам просил!

Как-то мне не нравится его тон… и интуиция подсказывает… что игнорировать его не стоит.

— О чем просил? — не открывая глаз, сажусь, опуская ноги на пол, и трясу головой.

— Полить водой.

— Водой? — глаза от возмущения распахнулись сами.

Не мог я такого просить, терпеть не могу этот варварский метод! Просто ненавижу! И будить меня таким способом не просто нельзя, а и крайне опасно. Потому что, еще не до конца проснувшись, я плохо контролирую свою реакцию. И могу от ярости бросить в обидчика все, что найдется рядом. А с моей меткостью…

— Дай сюда, — отбираю у этой довольной рожи простую медную кружку и с удовольствием делаю несколько глотков.

Ух, какая холодненькая!

— Я предупреждал, чтобы ты на самом деле не вздумал даже капнуть? — потянувшись за одеждой, серьезно спрашиваю язву, и он так же серьезно кивает головой.

— Да.

— Так повторяю еще раз, я не шутил.

— Знаю, — уже прикрывая за собой дверь, сообщил он и окончательно исчез.

Поспать, что ли, еще пару минут? Однако оглянувшись на смятый подголовный валик, чрезвычайно неудобную часть местных постелей, отчетливо понимаю, процесс пробуждения зашел слишком далеко.

И уже через полчаса, наскоро выпив чаю и облачившись в новый шелковый халат, подпоясанный алым платком, я стою в толпе таких же невыспавшихся бедолаг перед воротами ханского дворца.

Останский этикет предписывает всем просителям, посетителям и придворным лизоблюдам являться к открытию ворот, если они хотят выказать хану свое уважение.

Само собой, никакого уважения дорвавшемуся до власти мальчишке я выказывать не хочу, но отступить от этикета не могу. Если собираюсь хоть что-то тут разведать.

Не успел я решить, что буду говорить стражникам, если меня вдруг начнут расспрашивать о цели визита, как ворота бесшумно распахнулись и ожидающие плотной толпой рванули внутрь.

И я, естественно, вместе с ними, реакция у меня всегда была хорошая. Хотя сразу и не понял, куда мы бежим.

Впрочем, какая разница куда? В таких случаях главное — не отрываться от завсегдатаев.

Но по мере продвижения все-таки вник, что несемся мы в ханский дворец. Немного освоившись, на всякий случай выдвигаюсь в середину толпы, вдруг там пропускают только определенное количество?!

Вот и бегу себе, а по пути заинтересованно рассматриваю достопримечательности, поскольку оказалось, что я в значительно лучшей форме, чем большинство из аборигенов. И вполне могу наслаждаться окружающими красотами, нисколько не сбавляя скорости.

Ну, что это главная аллея дворцового парка мне даже догадываться не пришлось. Это я еще в Этавире знал, даже рисунки видел. Но на тех рисунках не проглядывало утреннее солнышко сквозь резные листья разнообразных растений, свободно растущих на ухоженных лужайках. И одуряюще не пахли сотни кустов роз всевозможных цветов и оттенков. И не пели, не чирикали и оголтело не орали в ажурных клетках экзотические птицы.

Только одно портило впечатление, сопящие покрасневшие лица несущихся рядом останцев. Да и не останцев, вон тот господин в ядовито зеленом халате, расшитом шелком и бисером явно из Сарина, а его поджарый сосед, скорее всего, с жемчужных островов. Слишком уж он смугл и курчав.

Аллея, наконец, закончилась, и мы побежали по широким мраморным ступеням парадного крыльца. Ну, тут я мог бы обогнать и всех, но не стал, решив на первый раз просто понаблюдать. Если нужно будет — обгоню завтра.

На самом верху лестницы нас встречает надменно сложивший руки на животе человек в вышитой золотом тунике. Выглядит она впечатляюще, но означает всего лишь должность младшего помощника ханского советника.

— Бергай-али, ты сегодня в седьмой раз оказался первым, и удостаиваешься визита в кабинет советника, — важно изрек он и, неспешно повернувшись, потопал к высоким распахнутым дверям.

Человек, к которому была обращена эта речь, гордо рванул за ним, а следом с унылыми лицами поплелись все остальные. Разумеется, я шел вместе с ними, упорно пытаясь понять, по каким приметам чиновник определил это первенство?! Если на последнюю ступеньку одновременно с награжденным ступило не менее пяти человек?

А мы тем временем оказываемся в просторном первом зале, построенном именно для ожидающих посетителей и встречи различных делегаций. По местному обычаю периметр обнимает вереница широких низких кушеток, украшенных горами ярких подушек. Между ними оставлены только проходы к застекленным дверям на широкую террасу, по которой фланируют стражники. Посредине зала на устланном коврами возвышении стоит самый большой диван, и на нем высится самая большая гора самых красивых подушек.

Все ясно, там будет лежать кто-то главный. И поскольку это точно не я, смело плюхаюсь на понравившийся мне диванчик у прохода на террасу. Не думаю, что мне что-либо грозит в этом месте, но привычку держать в запасе пути отхода преодолевать в себе не собираюсь.

Устроившись поудобнее, начинаю наблюдать за остальными. И с запоздалым огорчением понимаю, диванчики занимают вовсе не по наитию, а по какому-то сложному расчету. О котором я не имею ни малейшего представления. Не было ни слова об этой тонкости в переданном мне свитке. Да и Ештанчи, много поведавший о дворцовых нравах, ни одного слова на эту тему не сказал.

Какой-то откормленный господин остановился возле дивана и возмущенно запыхтел, посверкивая на меня заплывшими глазками. Видимо, надеясь разбудить этим мою совесть. Напрасно надеялся, я даже глазом не моргнул. Из этой неприятной ситуации нет достойного выхода, но самый неверный — встать сейчас и покорно уступить ему место. Все. Потом можно хоть самые невероятные чудеса тут показывать, тебя запомнят как человека, которого в первый же день турнули с чужого дивана.

Не дождавшись от меня никакой реакции, толстяк несчастно оглянулся на распределяющего места помощника, но тот уже прошел дальше, показывая следующим просителям их диваны. Все те, кто к этому моменту уже устроены, с нездоровым интересом наблюдают за метаньями моего соперника, с удовольствием ожидая разрешения его проблемы. По-видимому, с развлеченьями тут туговато. Остальные редеющей толпой бредут следом за помощником, не обращая внимания на то, что творится сзади.

Через несколько минут, закончив распределение мест, чиновник важно возвращается назад и внезапно натыкается на покрасневшего и расстроенного толстяка. Мне не слышно их переговоров, зато прекрасно виден результат. С высокомерно поджатыми губами помощник разворачивается в мою сторону, а толстяк, победоносно улыбаясь, семенит сзади.

В зале наступила настороженная тишина. Подробностей разборки не желает пропустить никто, не каждый день к их услугам такое зрелище. Да и никому не хочется после оказаться самым неосведомленным.

— Кто ты такой? — не доходя нескольких шагов, холодно интересуется помощник.

И от того, как я сейчас сумею выпутаться, зависит, кто из нас выйдет отсюда посмешищем. Мне искренне жаль толстяка, но становиться посмешищем нельзя ни в коем случае.

— Меджиль Зовиени, владелец судна "Надежный" — не менее надменно роняю я, не меняя расслабленной позы.

Он уже открывал рот… чтобы выдать заранее приготовленный приказ… как вдруг вспомнил…

Интересно, что?

Но лицо из неприступно-холодного уже стало лакейски-приветливым, спина чуть склонилась в подобии поклона.

— Приветствую, — голос чиновника, претерпев мгновенное изменение, стал медоточив и дружелюбен. — Советник примет тебя сразу после трапезы. А место…

Он оглядывается на те диваны, куда рассаживал, как я теперь понимаю, самых важных гостей, и они начинают нервничать.

— Мне тут нравится… — безразлично бросаю я, и, пожалев несчастно сникшего конкурента, великодушно предлагаю — а этот господин… если желает, пусть устраивается рядом, места много.

Господин неожиданно бледнеет, потом покрывается красными пятнами… да что я опять не так сказал?

— Он может подождать там, — отправляясь по своим делам, небрежно махнул толстяку чиновник и тот уныло поплелся в сторону самых дальних кушеток.

Публика ехидно захихикала ему вслед, а я незаметно провел руками по покрывалу, отирая с ладоней пот.

Первый бой быстро выигран и первый враг так же быстро нажит. Неплохо я начинаю свою придворную карьеру.

Некоторое время мы предоставлены самим себе и некоторые используют эту возможность чтобы тихонько обмениваться новостями. Затем боковые двери распахиваются и слуги не спеша вносят подносы с едой и небольшими фарфоровыми чайниками.

Вот про эту процедуру Ештанчи рассказал подробно, обычай поить посетителей чаем существует в Дильшаре со времени прадеда Шаурсияра. Тот был в молодости известен как самый расточительнейший из ханов, зато к старости стал прижимистым скупердяем. И когда в один прекрасный день придворным бездельникам и посетителям подали чай, подвох заподозрили почти все. И оказались правы, после чаепития по залу прошел слуга с прозрачным кувшином, вежливо предлагая оплатить съеденное.

Вот и сегодня бегущие во дворец просители не зря нестройно позвякивали кошельками, впрочем, ничуть не пугая привычных птиц. Я тоже загодя приготовил несколько серебряный квадратов, но истратить их, как оказалось, было не суждено. Чиновник в золотой тунике, ловко огибая разносчиков, прямиком направляется ко мне.

— Советник приглашает тебя позавтракать с ним, — сообщил важно и, развернувшись, сразу направился назад.

Словно не сомневался, что я покорно последую за ним. И что самое обидное, был совершенно прав. Действительно следую, да еще и улыбаюсь так счастливо, словно получил в подарок жемчужный остров. Все просители и приближенные смотрят мне вслед, и далеко не во всех глазах светится откровенная зависть. Некоторые взгляды внешне невозмутимых южан так нехорошо задумчивы, что заставляют меня внутренне собраться. Ну да, слышал я в Дильшаре боязливые намеки на возможность не вернуться с визита к советникам.

Он сидит в просторной комнате на диване, подложив под себя ноги, и, на первый взгляд, не выглядит очень опасным.

Хотя… только на первый. Белые штаны и рубаха хотя и не украшены ни единым стежком вышивки, но так безукоризненно сшиты и из такого тонкого полотна, что сразу понятно, золотая туника слуги обошлась впятеро дешевле. Коротко стриженые волосы, бородка с проседью, отстраненно — вежливый взгляд узких глаз и сухие чуткие пальцы, небрежно отщипывающие кусочки горячей лепешки должны навевать чувство умиротворения… но происходит наоборот.

Под этим безразлично спокойным обликом чувствуется мощная воля и жесткий, даже жестокий характер. Впрочем, здесь, более мягкие до таких должностей и не доживают.

Он кивком предлагает мне садится, и я осторожно устраиваюсь на краешке соседнего дивана, вспомнив, как среагировал толстяк на предложение сесть рядом. Мне, конечно, простительно не знать всяких дворцовых тонкостей, раз я якобы прибыл из провинции, но только на первый раз. Невнимательных и неосторожных дворцовые акулы считают своей законной добычей.

— Зачем ты пришел? — запив лепешку горячим душистым настоем, без обиняков спрашивает советник.

— За советом, — виновато понуря голову, бормочу я, нервно сжимая кулаки, чтоб выглядеть волнующимся.

— Но советы я даю только своему хану, — не показывая даже капли заинтересованности высокомерно хмыкнул он, снова возвращаясь к лепешке.

Можно подумать, я этого не знал! Однако вслух говорю совсем другое.

— Да, господин, вот только… дело и касается хана… вернее его матери… великой ханши Саялат…

Он клюнет, он уже клюнул, вот только не покажет этого сразу. Сначала помурыжит хорошенько, чтобы как следует вбить в сознание, что я без его указаний просто пыль под ногами.

— Рассказывай, — не переставая завтракать, бросил советник, — только коротко.

— Госпожа Саялат… выразила желание… иметь дивных птиц и животных… с Бенрайских островов. Мое судно привезло их позавчера. Но… я человек простой… в Дильшаре был два раза… проездом… и не знаю, как показать животных ханше, чтобы она могла выбрать лучших…

— Надо было спросить других торговцев, — довольно грубо оборвал мою неуверенную речь советник — с чего ты решил, что я должен знать такие вещи?

А с чего он решил, что я не спрашивал? Да тот же Дженгул подробно рассказал, как все такое устраивают. Договариваются с торговцем коврами и шелками, он драпирует своими тканями неприглядные загончики, устраивает полог над проходом, и застилает дорожку коврами. Потом посылается приглашение ханше, она приезжает, выбирает себе питомцев, их пересаживают в новые клетки и везут во дворец.

Вот только я так делать не собираюсь. Меня совсем не устраивает перспектива просто продать зверей великой ханше и стать ее постоянным поставщиком. После этого придется возить бедных птиц лет двадцать, чтобы стать своим в околотронной стае. А я на все дела отпустил двадцать дней, и еще хочу немного поторопить события. Если удастся, конечно.

— Я не решил… — шепчу почти виновато — я знаю точно… только вы можете устроить для великой госпожи настоящий праздник… я видел… во сне… как она выходит в сад… а там, среди цветов, красивые клетки… музыка и столики с фруктами…

Советник дергает шнурок звонка и в комнату влетает слуга. Понятливо ловит небрежный кивок господина и доливает ему настой из чайника, стоящего на отдельном столике. Потом наливает оттуда же и мне и если это угощение означает не согласие, то я не королевское око.

— Тебе хватит три дня? — после того, как я, деликатно взяв крошечный кусок лепешки, отпил глоток чая, роняет советник.

— Постараюсь. Клетки закажу заранее, а установить можно в последний момент. Чтобы никто не испортил сюрприз, — немедленно отвечаю, внимательно ловя его взгляд.

— Мои люди помогут расставить клетки, — наконец вступает он в сделку, — но в городе…

— Никто не услышит вашего имени, — понятливо подхватываю я.

Он молча кивает, рассматривая меня тем же холодным взглядом и снова дергает шнурок.

На этот раз появляется золотая туника и я, подхватывая полы халата, поспешно вскакиваю с дивана.

Время аудиенции закончилось.

— Ну, получилось? — как-то безрадостно вскинул глаза на моё довольное лицо язва, — А тебя Дженгул просил приехать.

Все хорошее настроение вмиг растаяло, словно снежинка на печи. Там парни еле живые, а я тут радуюсь, что удалось заключить очень сомнительный договор с очень ненадежным человеком.

— Сейчас, только сниму этот халат и поеду. Скажи Тошипу, пусть даст какой-нибудь пирожок, перехвачу по дороге.

— Тебя же завтраком во дворце покормили? — подозрительно смотрит Рудо.

— Не успели, — уже с лестницы откликнулся я.

Во двор Дженгула я почти вбегаю, не мог же человек Чануа потревожить меня просто так. Не дано ему такого права. Значит, случилось что-то неординарное. Сую в руки встретившего меня слуги корзинку, которую всучил для раненых заботливый Тошип и предлагаю проводить к хозяину.

Но приветливо улыбающийся купец уже поджидает меня на крыльце своего дома, и слуга вышколено исчезает на дорожке, ведущей к кухонной двери.

— Что случилось? — едва шагнув на первую ступеньку, нетерпеливо интересуюсь я, чувствуя, как внутри вскипает раздражение его спокойной улыбающейся физиономией.

Похоже, я все-таки ошибся с оценкой этого человека, раз он решился вызвать меня по какому-то пустяковому поводу, и это очень неприятно и тревожно. Не будет стоить и медного квадратика моя жизнь, если я начну вот так ошибаться на каждом шагу.

— С тобой хочет поговорить лекарь, — все так же довольно улыбается он, словно не замечая моей хмурой физиономии.

Какой еще лекарь? Зачем он впутал в эту историю постороннего человека? Разве тетушки Мали нам было недостаточно? Куча вопросов мгновенно взвилась в голове, однако я постарался взять себя в руки и не делать никаких выводов, пока не посмотрю на этого лекаря. Может я и разучился разбираться в людях, однако не разучился наблюдать и думать. А Дженгул выглядит подозрительно довольным, да и шишки на его голове уже не видно.

Пока мы дошли до комнаты на втором этаже, где ожидал неизвестный лекарь, я полностью успокоился и взял себя в руки. Незнакомого человека следует встречать без капли предвзятости и раздражения, это правило иногда помогало мне находить друзей там, где полагалось встретить лишь врагов. И наоборот.

Поэтому, войдя в комнату, где безмятежно пьет чай невысокий господин, я спокойно и внимательно окидываю его взглядом, и вежливо произношу стандартные слова приветствия.

Одновременно совершенно механически оценивая незнакомый облик на совпадения по трем параметрам. И неожиданно для себя найдя все три, замираю лишь на краткий миг, затем непринужденно усаживаюсь на диван и пододвигаю к себе чистую чашку. Я значит, даже позавтракать не успеваю, а они тут шуточки шутить изволят.

— Может, лучше в другом месте чай попьешь? — интересуется "лекарь" знакомым голосом, и моя рука зависает, не дотянувшись до чайничка.

В каком другом? Неужели?

— А можно? — внезапно охрипшее горло выдает меня с головой.

— Идем.

Я метнулся к нему и едва успел охватить руками за пояс, как услышал хруст сломанного лучика амулета.