"Письма (1857)" - читать интересную книгу автора (Гончаров Иван Александрович)

M. H. КАТКОВУ 21 апреля 1857. Петербург

21 апреля 1857.

Милостивый государь Михайло Никифорович.

Я кое-как досказал последние слова своего путешествия и, по обещанию, предлагаю Вам эту статью, с покорнейшею просьбою оставить для нее местечко в первой майской книжке «Вестника» по следующим уважительным причинам: я продал все путевые записки московскому книгопродавцу Глазунову и он летом же приступает к печатанию их, следовательно для «Вестника» полезнее, если статья явится гораздо прежде вторичного ее появления в свет; кроме того, я собираюсь месяца на четыре за границу, к мариенбадским водам, и хотел бы все делишки кончить заблаговременно, то есть привести в известность и забрать выработанное количество денег, между прочим, и ту безделицу, которая придется за нынешнюю статью. Однако ж я не сказал [Вам, что это] [1] за статья и в[елика ли она], впрочем, Вы, мож[ет быть, при]помните, что я об[ещал] Вам о плавании в [Атлантических тро]пиках: это она и [есть]. Я назвал ее «От о[строва Мадера] до мыса Д[оброй] Н[адежды]». Преду[преждаю] Вас, что статья пло[хая], но что же делать? Путе[шествия] мне до крайности надо[ели], притом впечатления в[ы]дохлись, и я едва-едва в[яло] досказал последнее, как [будто] заплатил тяготевш[ий надо] мной долг. Зато она ко[рот]ка: листа два печатных, и того, я думаю, не выйд[ет]. Потрудитесь пробежать ее, и если она Вам не понравится, возьмите на себя труд дать мне знать и возвратить ее в самом скором времени, а я помещу в здешних журналах. Она еще теперь переписывается и в среду будет готова, а в субботу я отнесу ее в магазин Глазунова с просьбой переслать ее поскорее к Вам. Вас же уведомляю заранее для того, чтобы Вы, если заблагорассудите и найдете возможным исполнить мою просьбу, заблаговременно имели ее в виду для майской книжки. Если меня отпустят, то я [предполага]ю ехать в конце мая [или в] начале июня. Не одно леченье [имею] я в виду: на свободе я [по]пробую, не приведу ли в порядок [моего «Об]ломова», то есть всё, что написано. [О] продолжении я и думать пока [не] смею (частию потому, что не умею [п]родолжать, если начало не выработано окончательно, частию от старческой немощи), но так, однако, чтоб не запереть себе выхода во вторую часть. Скажите, будет ли это пригодно для «Вестника», если бы я обещал роман туда (заметьте, пожалуйста, это бы: я обещать не люблю, когда дело мною не кончено, то есть не люблю запродавать шкуры на живом медведе, да и Бог знает, какие могут случиться обстоятельства), то есть удовольствовались ли бы Вы, если б я приготовил первую часть без надежды на вторую? Однажды Вы мне дали знать, что Вы удовольствовались бы и этим, но только чтобы всё написанное мною было закруглено как вещь конченная. А мне бы этого не хотелось: я не отчаиваюсь черкнуть когда-нибудь и еще, хотя чувствую, что эта надежда очень неверна, но я столько раз обманывался в хорошем, что считаю себя немного вправе обмануться и в дурном. Поэтому мне хотелось бы знать, будет ли для Вас одно и то же — поместить совершенно конченную вещь или то же самое, только в[виде первой] части, с воз[можностию когда]-нибудь продолже[ния? Если как]-нибудь случится у [Вас свобод]ная минута, я буду [ожидать] благосклонного уведом[ления] на случай, если б перва[я часть] поспела и если б я р[ешился] печатать ее у Вас. А [знаете] ли, какие толки, еще не[зная] ничего, поднялись здесь в [некото]рых литературных уго[лках]: уж говорят, что я и кон[чил] роман и даже послал к В[ам], что уж и денег неслыхан[ную] кучу получил, и даже негоду[ют], зачем это мне достались [деньги] и т. п. А всё Григорович: [он] побывал как-то у меня [и я] прочел ему сцены две из дав[но] написанных, а он вообразил, что написано всё, и произвел слухи. Но это негодование уже показывает, чего мне надо ждать от петерб[ургской] критики, когда появится не говорю уже роман — не там, а даже когда выйдет в свет мое путешествие. Теперь мне более, нежели кому-нибудь, приходится жалеть, что в Вашем журнале нет отдела критики, где бы можно было Вашему сотруднику рассчитывать на справедливую защиту против недобросовестной критики. Особенно легко напасть на мои записки: там я не спроста, как думают, а умышленно, иногда даже с трудом, избегал фактической стороны и ловил только артистическую, потому что писал для большинства, а не для акад[емиков]. И этого не хотят понять — с умыслом или без умысла, не знаю.

Живу я всё там же, то есть на Моховой улице, близ Сергиевской, в доме Устинова.

Покорнейше прошу Вас принять уверение в моем почтении и преданности

И. Гончаров.

Кланяюсь Е. Ф. Корш[у] с семейством.