"Теща Дракулы" - читать интересную книгу автора (Монастырская Анастасия)

4

Фортуна непостоянна, а человек упорствует в своем образе действий, поэтому, пока между ними согласие, человек пребывает в благополучии, когда же наступает разлад, благополучию его приходит конец. Натиск лучше, чем осторожность, ибо фортуна — женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать, — таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина, — подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны и с большей дерзостью ее укрощают. Николо Макиавели «Государь»

Прав священник: смерть и жизнь для князя едины и давно уже не представляют никакой ценности. Сегодня ты жив, завтра ты мертв. Так стоит ли задумываться о том, что будет в промежутке? Ему тогда едва ли исполнилось четыре года, но отец — Влад II — приказал взять сына на казнь. Вора и разбойника травили собаками. Влад до сих пор ощущал запах псины, пота и горячей крови — алый след на белом снегу. Собаки рвались вперед, человек слабел: бежать по сугробам было тяжело, он постоянно падал и вновь поднимался. Вожак стаи — поджарый пес — оказался проворнее всех. В красивом и почему-то очень долго прыжке он пружинисто опустился на спину жертвы, повалив в снежную постель. Остальные также бесшумно приземлились следом. Через несколько минут от тела остались лишь рваные окровавленные ошметки. Влада поразило, что приговоренный к смерти не кричал и не плакал, молча принимая неизбежное.

После казни отец подвел сына к телу.

— Так и должно умирать истинному воину, — сказал он тихо. — Запомни, Влад, нет ничего более позорного, чем никчемная жизнь и недостойная смерть.

— Государь, но он же разбойник!

— Каждому свойственно ошибаться, — не согласился князь. — Смерть тем и хороша, что полностью искупает грехи, — и повелел с почестью похоронить останки.

Собак Дракула с тех пор не любил, и на охоту выезжал без них. Лучше уж никакой преданности, чем собачья. Волки и те честнее — рвут без человеческой указки.

Влад закрыл глаза. Больно смотреть. Намного лучше он теперь чувствовал себя по ночам. Ночь скрывала сомнения и страхи. Он сидел у окна, вдыхая холодный воздух приближающейся осени. Днем жарко, по вечерам кости студит промозглый ветер. На шее вновь пульсировала незаживающая рана.

Каким будет начало выбранного пути? Чтобы ступить на черную тропу, нужно сделать всего лишь один глоток человеческой крови. Душа его будет проклята навеки. Но не душа его волновала сейчас. Страшило то, что после придется жить вечно.

Словно в насмешку, зазвонили колокола к вечере. Он слушал чистый, наполненный радостью и жизнью звук, и думал о том, что уже завтра все может измениться.

* * *

— Кто здесь? — Виорика заполошенно вскочила. После ухода матушки задремала от слез, и теперь терла глаза, пытаясь сообразить, как долго проспала.

— Не бойся, красотулечка, не обижу.

— Ебата? Что ты здесь делаешь?

— Пришел утешить тебя, красотулечка. Князь уж больно на тебя озлился.

— Ничего он мне не сделает, — храбрясь, ответила Виорика и вдруг заметила, что сидит на постели в одной сорочке. Ойкнула, прикрыла грудь. Хорошо еще, что темно в опочивальне. Судя по голосу, у самой двери Ебата стоит, не делает и шага, чтоб к ней приблизиться. Виорика немного успокоилась.

— Зачем пришел? Князь узнает, плетьми не отделаешься.

— Не узнает, у Дракулы сейчас другой интерес, — отмахнулся писарь. — Нам с тобой поговорить нужно.

— Не о чем нам с тобой говорить!

— Вот, о чем подумай, красотулечка. Князю не вечно здесь сидеть. Пока за нос Мехмеда водит, он живой, но сколько хитрить сможет? Судьба его предрешена. Свои не удавят, так в бою храбрецом падет. А что с тобой тогда будет? Знаешь, что с такими женами делают? Отдают на потеху толпе.

Виорика поежилась.

— Что ты говоришь? Отец не оставит меня в беде. Всегда смогу вернуться в отчий дом.

— Если успеешь, — загадочно ответил Ебата. — Заговор здесь зреет, красотулечка. Перешел князь дорогу трансильванским купцам, а те и рады его шкуру подороже продать. Нам же с тобой о собственном благополучии думать надобно.

— Нам?

— Люба ты мне красотулечка, ой, как люба. Смотрю на тебя и жалею, что не мне такая красота досталась. Ты не бойся, силой не трону, честь твою сберегу, но хочу, чтоб знала — если нужна будет помощь, ко мне иди. Все сделаю, чтобы уберечь.

— Уходи! Вдруг войдет кто… Слухи пойдут.

— И об этом не беспокойся, на любой язык веревка найдется.

Он неловко поклонился — неясный силуэт — и исчез. Только дверь и скрипнула. Виорика обняла дрожащие колени и уставилась в темноту. Ей было страшно, холодно и одиноко.

* * *

Шорох платья Дракула почувствовал задолго, как Аргента появилась в комнате. Но не шевельнулся, продолжая смотреть в алеющее небо. Почти неслышно она приблизилась к нему, наклонилась так низко, что он уловил запах кожи и жимолости, ее любимых духов.

— У тебя кровь, твое величество, — прохладные пальцы прижались к ране, и снова, как и всегда, стало легче. Не оборачиваясь, он видел все, что она делала. Поднесла окровавленную руку к своему лицу, вдохнула острый запах, украдкой слизнула бисеринки крови и только потом, не спеша, вытерла пальцы шелковым белым платком. Промокнула чистой стороной платка его шею.

Князь по-прежнему не шевелился, каждой клеткой вбирая тепло ее тела. Как больно и как хорошо!

— Позволь с тобой побыть немного.

— Буду рад. Давно не приезжала. Думал, что забыла.

— Дороги дождем размыло, лошади не слушаются. Да и разбойников к осени больше стало. Лютуют. Вот Рацван и не отпускал.

Аргента присела на скамеечку у ног валашского владыки.

— Что ж сам не приезжает?

— Тяжело ему, твое величество ездить. Дочку ревнует. Только в куклы играла, а теперь вот женой господаря стала. Сам не заметил, как выросла.

Дракула подозревал, что дело не в ревности к дочери. Ревновал Рацван жену красивую и молодую, потому и не являлся, чтоб не видеть ничего такого, что мужу видеть не надобно. Правильно люди говорят, счастье в незнании.

— Что беспокоит тебя? — голос у нее был чуть хрипловатый, словно она до этого долго и сладко предавалась любви. — Отчего не весел? Отчего предаешься скорби?

Рука против воли потянулась к роскоши медовых, уложенных в сложную прическу волос. Зарыться бы в золотой поток, вдыхая запах луговых трав и цветов! Дракула невзначай поправил завиток у виска и тут же одернул ладонь, обжегшись.

Аргента тонко улыбнулась.

— Вина?

Она с благодарностью приняла тяжелый кубок. Вино было терпким и чуть кружило голову.

— Знаю, зачем пришла. Потому не ходи вокруг да около. Сразу говори.

— Глупая девчонка, князь. В словах Виорики нет злого умысла. Выдала желаемое за действительное. Ошиблась. Прости ее, не держи зла.

Кивком головы он оборвал Аргенту. Мол, пустое это. Не трону, дочку. Княжеское слово даю. Она сразу же расслабилась, и словно невзначай прикоснулась грудью к его коленям. Как молнией пронзила.

— Скучал по тебе, — признался вдруг Дракула. — Привык разговаривать, а тут нет и нет. Хотел даже посылать за тобой, только предлога не мог придумать.

— И я предлога не находила, чтоб приехать, — уставилась на князя зелеными глазищами. — Не станешь же дочку пасти каждый день, осерчает и взбунтуется. Думала, а потом приехала просто так, без повода.

— И хорошо.

— Слышала, Мехмед опять войска собирает. Быть войне.

— На Молдову пойдет, — после паузы выдал секрет Дракула. — И на Венгрию. За ними Королевство польское и Рим, великий город. Большая сеча будет.

— Неужто на Рим Мехмед нацелился?

— Слава Александра великого ни одному полководцу покоя не дает. Если завоевывать, то весь мир. Половины мало.

— Завоевать мир? Город за городом, страну за страной? Но сколько городов, о которых мы даже не ведаем, и сколько стран, скрытых от нас водой и пустынями. Великий Александр прошел по земле, по его следу шли и другие. Приезжали к нам русичи, торговавшие шкурами и серебром, сказывали про Чингисхана, уничтожившего сотни городов русских. Тоже хотел покорить весь мир. Не получилось.

— Ни у кого не получится, Аргента. Не под силу одному человеку удержать под пятой мир. Там потянешь, здесь откроется, там залатаешь, здесь порвется. Сколько будет еще таких завоевателей, играющих чужими судьбами.

— Не ожидала, твое величество, такой честности. Неужто ты лишен гордости и тщеславия?

— Бьюсь за свою страну и за свой трон, Аргента. Другого мира мне не надобно. И сам в бой иду, а не отсиживаюсь в шатре, ожидая исхода поединка.

— Прости, если сказала что-то лишнее, — она потерлась щекой о его колено. — Вижу в тебе славу великого полководца, но принимаю выбор твой. Мир подождет, покуда мы здесь.

— Расскажи, как замуж тебя выдавали, — потребовал он вдруг.

Аргента удивленно взглянула на Дракулу, но отказать в просьбе не посмела.

— Одиннадцать весен мне исполнилось, князь, как начали ко мне свататься. Молодые и старые, богатые и честные, веселые и смурные. Отец не стал неволить, сказал, что сама буду выбирать. Только замуж мне не хотелось, свобода была дороже: убегу, бывало, из дома и целый день по лесу ношусь или в речке плаваю, словно русалка. Лес мне после дождя нравился, подсвеченный робким солнцем. В каплях тишина отражается. А как запоют птицы, они серебряной россыпью на землю и падают. Красиво так, что плакать от радости хочется. Прибегу домой, а там новый жених взглядом облизывает.

… Я ведь все про любовь плотскую уже знала. Сначала на конюшне подсмотрела, потом в спальню отцовскую заглянула. Мала была, потому и не понравилась, что мужчина с женщиной делает. Не смотри так, молодая была, ничего о жизни не знала. Так и тянула, пока можно было. В каждом женихе изъян находила: этот слишком молод, этот слишком стар, тот уродлив, а этот, напротив, чересчур красив. Отец злился поначалу, но потом понял, что с моей красой и ставку можно поднять. Потом барон Стратула в доме появился. Как увидел, так в ноги и пал. Было в нем что-то такое… Жалость пробуждающее, словно из смертельной схватки чудом живым вышел, и главный смысл в жизни понял. А смысл тот — видеть и понимать желания другого человека, будь то мужчина, женщина или ребенок. Доброту в нем разглядела и надежность. Вот за него и пошла, он единственный свободы моей не стеснял, любому моему желанию радовался.

— Что ж я тебя не видел?! — глухо проговорил Дракула. — Ни за что бы не пропустил красоты такой.

— Я бы и сама тебя не пропустила, — сказала Аргента еле слышно. — Только ты в то время в турецком плену томился. Родители мои в Болгарии жили. Это потом Рацван нас сюда перевез. Турков испугался.

— С турками воевать надо, а не бояться.

— Так он не за себя, за красоту и честь мою страшился, — равнодушно ответила Аргента, но Дракула вновь почувствовал укус ревности.

— Сама турков боишься?

— С тобой ничего не боюсь, твое величество. Ты для них — дракон, не знающий устали ни днем, ни ночью. Над нами тень твоя. Охраняет и оберегает. Не станет тебя — смерть за всеми твоими слугами придет, но живой все равно не дамся, — Аргента показала серебряный кинжал, висящий на боку.

Зря сказала, он и так знал, что не промахнется.

Какой горячей стала ночь! Кровь так и кипит в венах. Дракула старался лишний раз не смотреть на нежданную, но желанную гостью.

Притяни ее к себе, тут же поддалась, сопротивляясь для приличия, и не из-за страха, а от страсти — вон как глаза потемнели, губы приоткрылись, напрашиваясь на поцелуй. Грудь вздымается так часто, что того гляди, что выскочит из платья. Повалить бы на пол, задрать юбки и грубо, резко войти в нее, одновременно тиская и сжимая грудь. И чтоб шея вся была в синяках от поцелуев. То-то бы муж повеселился, когда бы верная жена домой вернулась — растрепанная, обесчещенная и счастливая.

Но если с чужим мужем еще можно разобраться, то, что со своей женой поделать? Убьешь — тещи не увидишь. Как бы к дочери ни относилась, ее смерти до самой своей смерти не простит.

Аргента молча пила вино. Сколько ж можно ждать?! Сил нет терпеть равнодушия! Уж и прижималась к нему, и соблазняла, и на поцелуй напрашивалась — все одно сидит истуканом и молчит. Что еще сделать, чтобы понял: верность ничто перед страстью! Голова кружится. В глазах темно. Ну, чего ты ждешь? Вот ведь я! Бери! Твоя!

— Что это, твое величество? — Аргента коснулась потрепанной книги, открыла и начала читать: «…выходили днем из домов своих с кольями и крестами и хотели поймать они Познавшего Кровь. И блуждали они в неведении, ибо не знали, что среди них есть те, кто служит Познавшему. Рабы Познавшего прятались среди суетных обывателей и сбивали их с толку и неправильно указывали дорогу, и когда наступала ночь, не успевали они спрятаться под крыши домов своих и слышали посреди леса смех Познавшего Кровь. И приходил ОН, и рабы его поклонялись ему, и смеялся он, и сходили с ума люди, а последнему, сохранившему разум велел познавший привести самую красивую девушку деревни, ибо велика была их вина перед познавшим, так как хотели они найти его дневное убежище, иначе, пригрозил Познавший, он придет ночью в деревню и шаги его будут шагами самого Ужаса, касания его будут касаниями Вечности, а глаза его будут глазами Древних, кто спит, там, где им раньше приносили жертвы». Странно, похоже на Евангелие, но текст другой. Что это?

— Евангелие от Ламии.

— Ламии? Древние вампиры, умеющие превращать кровь в жизнь, и жизнь в смерть? Но зачем тебе их книга? Вампиры, хоть я в них и не верю, это дети Сатаны.

— Я и сам бы хотел понять, — устало произнес князь. — Скажи, Аргента, тебе никогда не снятся пророческие сны? В которых ты видишь себя и знаешь, что произойдет с тобой и другими завтра, через месяц, а то и через тысячу лет.

— Не помню таких снов.

— Повезло тебе — совесть, значит, чиста. Каждый раз, когда заснуть удается, вижу сон, где ты проклинаешь меня.

— Я?! — рассмеялась Аргента. — Как я могу, твое величество?! Забудь! Не будет этого. Слово даю.

— Кто знает, Аргента, кто знает?!

И вновь страсть захватила обоих врасплох. Сердца часто колотились, тела бил горячечный озноб, а губы горячими лепестками раскрывались навстречу друг другу. Вот сейчас, сейчас, сейчас… Аргента закрыла глаза и потянулась.

— Тебе пора, — обуздав желания, проговорил Князь. — Если хочешь дотемна до дому добраться. Провожатых тебе дам, как и полагается любящему зятю. Вмиг домчат. И доставят до дому в целости и безопасности.

Аргента поднялась, старательно скрывая разочарование.

— Благодарю, твое величество. Надеюсь, ты не держишь зла на мою дочь.

— За свою ложь она будет наказана, — равнодушно ответствовал князь. — Но ради тебя ее пощажу. Наказание будет легким, но Виорика надолго запомнит, что мужу лгать нельзя.

Он смотрел, как она уезжает, и в сердце застыла тупая боль. Как долго можно отказываться от того, что по праву принадлежит тебе?

* * *

Князь сдержал свое слово. Когда Виорика пришла в себя после двадцати плетей, то пошла на исповедь к отцу Мититею, где и покаялась в своей лжи. Священник наложил не слишком суровую епитимью: прочитать сто раз «Отче наш» и всегда почитать своего мужа и господина, валашского князя Влада III Дракулу.