"Город костей" - читать интересную книгу автора (Клэр Кассандра)

21 История оборотня

Я дружу с твоей мамой с самого детства, которое мы оба провели в Идрисе. Это очень красивая страна — жаль, что ты ни разу там не была. Только представь: огромные сосны, темная земля, холодные чистые реки... В Идрисе много мелких городов и один крупный — Аликанте, в котором собирается Конклав. Аликанте еще называют Городом стекла, потому что его башни, сделанные из того же отпугивающего демонов материала, что и стило, сверкают в закатном солнце, как стеклянные.

Когда мы с Джослин стали старше, нас отправили в Аликанте — учиться в школе. Там я и встретил Валентина. Самый известный мальчишка в школе, он был старше меня на год. Красивый, умный, богатый и к тому же искусный воин. А что я? Ни богатства, ни выдающихся способностей, родом из простой семьи... И тогда я решил налечь на учебу. Джослин премудрости Охотников давались легко, а мне нет. Я не мог начертить самые элементарные руны, простейшие приемы не желали поддаваться. Иногда я думал о том, чтобы сбежать из школы и с позором вернуться домой. Или даже податься к примитивным... вот до чего я докатился.

И знаешь, кому я обязан своим спасением? Валентину. Он зашел в мою комнату и, более того, обратился ко мне по имени. Валентин предложил помощь. Как выяснилось, он был в курсе моих проблем с учебой. Более того, заявил, что видит во мне задатки настоящего Охотника.

Под его руководством дело пошло на лад. Я сдал экзамены, получил первые знаки, уничтожил первого демона.

К Валентину я относился с благоговейным трепетом. В то время я считал, что солнце встает и садится только для Валентина Моргенштерна. Естественно, помимо меня, он опекал и других неудачников. Например, Ходжа Старквезера, которому любовь к книгам не могла компенсировать неумение общаться с людьми; Марису Трублад, брат которой женился на примитивной; Роберта Лайтвуда, которого нанесение рун приводило в состояние тихого ужаса. Всех нас Валентин собрал под своим крылом. Тогда я думал, что им движет доброта. Сейчас я придерживаюсь другого мнения: он намеренно взращивал в нас культ себя самого.

Валентин был одержим идеей, что Сумеречные охотники — вымирающая раса, потому что с каждым поколением их становится все меньше и меньше. Он мечтал, чтобы Конклав более активно использовал Чашу для создания новых Охотников. Учителям мысли Валентина казались кощунством: ведь далеко не всякий вправе решать, кто станет Сумеречным охотником, а кто нет. Тогда Валентин дерзко спросил: почему бы не превратить всех мужчин поголовно в Охотников? Что такого, если все начнут видеть Скрытый мир? Его возмущало, что Конклав эгоистично придерживает ценные знания.

Когда ему ответили, что большинство людей не в состоянии выдержать превращение в Охотника, Валентин обвинил Конклав во лжи и корыстном использовании могущества нефилимов в ограниченном кругу элиты. Теперь я думаю, что Валентин жил по принципу: цель оправдывает средства. Он убедил нашу маленькую группу в своей правоте. Созданное во имя спасения Сумеречных охотников от вымирания сообщество назвали Кругом. Конечно, в свои семнадцать лет мы не до конца понимали, что именно нужно для этого сделать, но тогда нам казалось, что в итоге важная миссия будет выполнена.

Однажды ночью отец Валентина погиб в ходе очередного рейда по стоянкам оборотней. После похорон Валентин вернулся в школу с красными знаками скорби. С тех пор он очень изменился: добродушное настроение перемежалось вспышками ярости, граничащей с жестокостью. Я объяснял странности Валентина скорбью и старался изо всех сил угодить ему. Я никогда не отвечал на его выпады. Более того, мне становилось тошно, когда я разочаровывал Валентина.

Единственным человеком, который мог усмирить его гнев, была Джослин. Она всегда держалась немного особняком от остальных членов группы, в шутку называя Круг фан-клубом Валентина. Когда умер его отец, страдание Валентина пробудили в Джослин симпатию. В итоге она и Валентин полюбили друг друга.

Он был моим лучшим другом, и я радовался за них. После окончания школы они поженились и уехали в родовое поместье Джослин. Я тоже вернулся домой, но история Круга на том не закончилась. Изначально он представлял собой не более чем детскую организацию, однако потом вместе с Валентином стал расти и набирать силу. Миссия Круга тоже изменилась. Требование более широкого применения Чаши осталось, но после смерти отца Валентин стал открыто подстрекать к войне со всей нежитью, а не только с нарушителями Договора. Он заявлял, что наш мир создан для людей, а не для тех, у кого в жилах течет кровь демонов.

Мне не нравились новые идеалы Круга, но я не мог покинуть его ряды — во-первых, из-за нежелания подвести Валентина, а во-вторых, из-за личной просьбы Джослин. Она надеялась, что я смогу удержать Круг от впадения в экстремизм. Увы, Валентин, а также ставшие супругами Роберт и Мариса Лайтвуды упрямо гнули свою линию. И только Майкл Вэйланд, как и я, сомневался, но, несмотря на наши колебания, мы не решались выйти из Круга.

Между тем Валентин постоянно заставлял нас охотиться на нежить, карать даже за самое незначительное правонарушение. Валентин не убивал тех, кто жил в соответствии с Договором, он расправлялся с ними по-другому. Я видел, как он привязывал серебряные монеты к глазам девочки-оборотня, ослепив ее, чтобы она призналась, где ее брат... я видел... Впрочем, тебе не обязательно выслушивать жуткие подробности. Извини.

Вскоре Джослин забеременела. Она сама сказала мне об этом, а еще призналась, что стала бояться собственного мужа. Странности в его поведении усиливались, по ночам он уходил в подвал, и иногда оттуда доносились крики...

Я пошел к Валентину. В ответ на мои слова он лишь рассмеялся, объяснив страхи Джослин причудами беременной женщины. В ту ночь он позвал меня с собой на охоту. Мы пытались уничтожить стаю тех самых оборотней, которые убили его отца. Мы с Валентином были парабатай — слаженной командой из двух бойцов, готовых отдать друг за друга жизнь. Поэтому, когда он сказал, что прикроет меня сзади, я поверил. До последнего момента я и не подозревал, что за моей спиной прячется волк. А потом он прыгнул. Помню только, как волчьи зубы впились в плечо...

Очнулся я с забинтованным плечом на кровати в доме Валентина. Рядом стояла Джослин.

Не все укусы оборотней опасны. Раны зажили, и следующие несколько недель я мучительно ждал. Ждал, когда настанет полнолуние. Если бы в Конклаве узнали, я бы оказался запертым в изоляторе. Однако Валентин и Джослин не выдали мою тайну. Три недели спустя взошла яркая полная луна, и я начал меняться. Первый раз это труднее всего. Помню свое удивление, боль, навалившуюся черноту. В тот раз я проснулся на лугу далеко от города. Я был весь в крови, а у моих ног лежало разодранное тело лесного зверька.

Когда я вернулся в усадьбу, Валентин и Джослин встретили меня у порога. Джослин с рыданиями кинулась мне на грудь, но Валентин оттащил ее в сторону. Я стоял на трясущихся ногах, мысли в голове путались, во рту еще чувствовался вкус сырого мяса. Не знаю, зачем я пришел к ним; то, что случилось дальше, было вполне в духе Валентина.

Он отвел меня в лес и заявил, что должен собственноручно убить, однако, учитывая наше долгое знакомство, не может решиться на такой шаг. Вложив в мою руку кинжал, принадлежавший его отцу, Валентин напутствовал меня — чтобы я совершил благородный поступок и зарезался сам. С этими словами он поцеловал лезвие, удалился в дом и закрыл дверь на засов.

Я носился по ночному лесу, иногда в человеческом обличье, иногда в волчьем, до тех пор, пока однажды не обнаружил стоянку оборотней. Я ворвался к ним с кинжалом в руке и заявил, что хочу сразиться с тем, чей укус обратил меня. Они засмеялись и указали на вожака стаи. Он только что вернулся с охоты: его руки и зубы были в крови.

В поединке, когда дерутся один на один, я не очень. С моим острым зрением и меткостью я всегда предпочитал арбалет; в ближнем бою особыми достижениями я не отличался. Это Валентин в совершенстве владел рукопашным искусством. Впрочем, в тот момент я хотел лишь одного — умереть вместе с гадом, по воле которого я сделался оборотнем. Я рассуждал так: если отомщу за себя, а заодно убью тех волков, которые убили отца Валентина, то сам Валентин станет оплакивать меня.

Когда мы сцепились с главным оборотнем, превращаясь то в людей, то в волков, его очень удивила моя свирепость. Наступил день, и сила оборотня стала таять на глазах, а я продолжал бороться с той же яростью. А когда солнце село, я воткнул кинжал ему в горло, и он умер, заливая меня своей кровью.

Я думал, что остальные оборотни отомстят за смерть вожака, но вместо этого каждый из них опустился на колени и открыл свое горло в знак подчинения. У волков закон: тот, кто убил вожака стаи, становится на его место. Я пришел к ним за отмщением и смертью, а неожиданно обрел новую жизнь.

Я стал другим и уже почти не помнил, каково быть Сумеречным охотником. Но я не забыл Джослин. Мысль о ней не покидала меня. Я переживал, зная, что рядом с Валентином она каждый день подвергается опасности. Однако если бы я приблизился к их усадьбе, то тут же погиб от рук очередного члена Круга.

В конце концов Джослин пришла сама. Я отсыпался после очередной охоты, когда мой заместитель, разбудив меня, сообщил, что пришла молодая Сумеречная охотница. Я сразу понял, кто это. Видя неодобрение в глазах заместителя, я все равно помчался к ней навстречу. Все мои оборотни знали, что раньше я был Сумеречным охотником, но этот позорный секрет никогда не произносился вслух. Представляю, как смеялся бы Валентин.

Бледная, измученная, Джослин ждала меня у границы стоянки. Она рассказала, что у нее родился сын, Джонатан Кристофер. Потом стала кричать на меня: злилась, так как я не сообщил, что жив. Валентин объявил на собрании Круга, что я совершил самоубийство, однако Джослин ему не поверила. Она не сомневалась, что я предпочту жизнь. Обвинения Джослин были неуместны, но я так обрадовался ей, что не стал спорить.

Я спросил, как она нашла меня. Оказывается, по Аликанте поползли слухи об оборотне, который раньше был Сумеречным охотником. Валентин узнал об этом, и тогда она решила повидаться со мной, чтобы предупредить об опасности. Вскоре прибыл и сам Валентин, но я спрятался от него так, как умеют оборотни, и в итоге он ушел ни с чем.

С тех пор мы с Джослин стали тайно видеться. В тот год должны были состояться мирные переговоры, среди нежити только об этом и говорили. Однако переговоры не устраивали Валентина. Он неоднократно выступал на заседаниях Конклава против перемирия, правда безрезультатно. И тогда члены Круга разработали новый секретный план: они объединились с самыми страшными врагами Сумеречных охотников — демонами. Валентин жаждал добыть оружие, которое невозможно засечь, для того, чтобы пронести его в Большой зал ангела в момент подписания Договора. И с помощью одного из демонов Валентин украл Чашу смерти, а на ее месте оставил подделку. Лишь месяцы спустя Конклав обнаружил пропажу.

Джослин пыталась выяснить, для чего Валентину Чаша, но так ничего и не узнала, кроме того, что он нападет на беззащитных представителей нежити в Большом зале ангела и подписание Договора сорвется.

Несмотря на трудное время, я был, как ни странно, счастлив. Мы с Джослин рассылали секретные сообщения магам, фейри и даже заклятым врагам оборотней — вампирам, предупреждая их о намерениях Валентина и призывая готовиться к войне. Я и Джослин работали в одной команде — оборотень и нефилим.

Приближалась ночь подписания Договора. Я смотрел из укрытия, как Джослин с Валентином вышли из дома. Помню, она наклонилась, чтобы поцеловать светловолосого сына. Помню, как закатное солнце осветило ее волосы. Помню, как Джослин улыбнулась. А потом они поехали в Аликанте на карете. Мы обратились в волков и рванули за ними.

В Большом зале ангела яблоку было негде упасть: там в полном составе собрался Конклав и несметное количество нежити. Когда пришло время подписывать Договор, Валентин вскочил с места, а за ним — все члены Круга. Они вынули из-под плащей пронесенное тайком оружие. Что тут началось!.. Джослин распахнула настежь двойные двери, и я во главе стаи влетел в зал, за нами ворвались фейри с оружием из стекла и плетеного терновника. Потом вбежали Дети тьмы с оскаленными клыками, и наконец появились маги, размахивающие огненными мечами.

Реки крови полились в Большом зале ангела. Мы старались сражаться только с членами Круга, а остальных Охотников не трогать. Джослин пометила каждого из них с помощью заклятия. Однако многие все же погибли: некоторые, увы, по нашей вине. Впрочем, позже Конклав обвинил нас чуть ли не в каждой жертве. Членов Круга оказалось гораздо больше, чем мы ожидали. Они яростно схлестнулись с нежитью. Сквозь толпу сражающихся я пробился к Валентину, чтобы убить его. Эту почетную миссию я считал своей. Он был возле большой статуи ангела; мощным ударом кинжала Валентин добил фейри и, заметив меня, улыбнулся — правда, вышла скорее дикая и свирепая гримаса.

— Оборотень с мечом и кинжалом выглядит так же нелепо, как собака с ножом и вилкой!

— И мечом, и кинжалом ты владеешь, — ответил я. — И кто я такой, тебе тоже прекрасно известно. Если уж обращаешься ко мне, так зови по имени!

— Я не знаю имен полулюдей! — воскликнул Валентин. — Один мой друг был человеком чести. Он бы скорее умер, чем допустил осквернение собственной крови. А теперь я вижу перед собой безымянное чудовище с его лицом. — Он замахнулся кинжалом и прыгнул вперед. — Надо было сразу тебя убить!

Я отбил удар, и мы стали сражаться. Вокруг кипела битва: один за другим замертво падали члены Круга. Краем глаза я увидел, что Лайтвуды бросили оружие и скрылись; Ходж исчез еще в самом начале.

С белым от страха лицом к нам неслась Джослин, выкрикивая на ходу:

— Валентин, не надо! Это Люк! Он же тебе как брат!

Валентин рывком привлек Джослин к себе и упер острие кинжала в ее горло. Я бросил оружие, не желая рисковать ее жизнью. Валентин прочел все по моим глазам.

— Она тебе всегда нравилась! — зашипел он. — А теперь вы вдвоем организовали заговор против Круга... Ну, ничего! Вы будете жалеть об этом до конца своих дней!

Валентин сорвал медальон с шеи Джослин и швырнул им в меня. Серебряная цепочка обожгла кожу. Я с криком упал навзничь, а Валентин скрылся в толпе, волоча Джослин за собой. Весь опаленный, с кровоточащей раной, я попытался догнать их. Куда там! Валентин быстро лавировал между дерущимися и убитыми.

Я кое-как выбрался на улицу. В небе висела луна, большой зал ангела горел ярким пламенем, от которого стало светло как днем. Видно было очень далеко: по граве в сторону дороги, идущей вдоль набережной реки, бежали люди. В конце концов там я и нашел Джослин. Валентин исчез, бросив ее одну. Джослин страшно боялась за сына, но не знала, как попасть домой.

Я помог ей найти лошадь, и она поскакала в усадьбу. Я помчался следом в обличье волка.

Волк бегает быстро, но отдохнувшая лошадь еще быстрее. Я сильно отстал, и Джослин добралась до дома первой. Уже на подступах к усадьбе я понял, что случилась беда: повеяло гарью, к которой примешивался густой сладковатый запах черной магии. Я принял человеческий облик и побежал по длинной подъездной аллее, белевшей в лунном свете, как серебряная река. Вместо усадьбы я увидел... белый пепел, который слой за слоем ночной ветер медленно развеивал в траве. Лишь местами, словно обугленные кости, торчал кусок окна или уцелевший дымоход. Сердце дома — кирпичные стены, бесценная библиотека и старинные гобелены, хранимые поколениями Сумеречных охотников, — все это превратилось в прах. Наверное, Валентин спалил усадьбу дьявольским огнем. Только этот огонь полыхает так сильно, выжигая все почти дотла.

Я полез внутрь дымящихся руин. У обугленного порога на коленях стояла Джослин. Возле нее лежали кости, почерневшие от огня, — несомненно, человеческие. На них виднелись обрывки одежды и кусочки ювелирных украшений, не тронутых пламенем. Золотые цепочки обвивали скелет матери Джослин. Оплавившееся лезвие кинжала растеклось по костям отцовской руки. Среди третьей груды костей сверкнул серебряный амулет Валентина с раскалившимся добела клеймом Круга... а рядом лежал маленький скелет ребенка.

Мне пришли на ум слова, брошенные Валентином: «Вы будете жалеть об этом до конца своих дней!» Я опустился на колени рядом с Джослин, понимая, что он оказался прав. Я сожалею о том, что произошло, и буду жалеть до конца жизни.

Той ночью мы выбирались из города мимо пожаров и орущих людей. За неделю Джослин не вымолвила ни слова. Я забрал ее из Идриса, и мы улетели в Париж. Денег у нас не было, но Джослин не стала обращаться в местный Институт за помощью. Она заявила, что с Сумеречными охотниками и Сумеречным миром покончено навсегда.

Сидя в крошечном номере дешевого отеля, я уговаривал Джослин подумать еще. Бесполезно: она ничего не слышала. Наконец Джослин призналась: оказывается, вот уже несколько недель она носит второго ребенка. Джослин собиралась начать для себя и ребенка новую жизнь, в которой и намека не будет на Конклав или Завет. Она показала мне амулет, взятый с пепелища. Продав его на блошином рынке в Клиньянкуре, Джослин купила билет на самолет. Я так и не сумел выяснить, куда она направлялась. «Чем дальше от Идриса — тем лучше». Больше Джослин ничего не сказала.

Она порвет все связи с прошлым, а значит, и со мной тоже. Я понимал это и пытался отговорить Джослин от опрометчивого шага. Если бы не беременность, она бы без колебаний совершила самоубийство. Все-таки лучше уйти в мир примитивных, чем лишить себя жизни, и я нехотя согласился с ее планом.

На прощание, в аэропорту, она произнесла зловещие слова, от которых холод пробрал меня до костей:

— Валентин не погиб.

После отъезда Джослин я вернулся в свою стаю, но легче на душе не стало. Хотелось выть от тоски, каждую ночь я просыпался с мыслями о Джослин. Я уже не был настоящим вожаком, как раньше; я был справедлив и честен, но слишком отстранен. Среди оборотней я не нашел никого, близкого по духу, — ни друга, ни подруги. Я охотился, однако охота не приносила никакого удовольствия. Наверное, во мне оказалось слишком много от человека, от Сумеречного охотника: я не чувствовал, что мое место рядом с ними.

И вот, когда настала вновь назначенная дата подписания Договора, я отправился в город. В очищенном от крови Большом зале ангела друг напротив друга сидели представители Сумеречных охотников и четырех родов нежити, чтобы подписать Договор перемирия. Я с удивлением заметил Лайтвудов, которые изумились не меньше, увидев, что я до сих пор жив. По их словам, среди бывших членов Круга в бойне уцелели только они сами, Ходж Старквезер и Майкл Вэйланд. Майкл так и не смог оправиться после гибели жены и вместе с маленьким сыном уехал в загородный дом. Остальных Конклав отправил в ссылку: им предстояло работать в местном Институте. Лайтвуды, пользуясь своими связями, отделались гораздо менее суровым приговором, чем Ходж. А на него обрушилось проклятие Конклава: если Ходж хоть ногой ступит за пределы священной земли Института, он тут же погибнет.

В итоге Ходж посвятил себя науке. Лайтвуды сказали, что из него выйдет отличный наставник для их детей.

Договор был подписан. Я вышел из зала и отправился к реке, туда, где в ночь Восстания я нашел Джослин. Глядя на темную воду, я понял, что смогу обрести душевный покой только рядом с Джослин, где бы она ни была. Тогда во мне созрело решение отправиться на ее поиски.

Я назначил вожаком другого оборотня и покинул стаю. Я передвигался, как одинокий волк: по ночам, вдали от шумных дорог. Я прибыл в Париж, но Джослин там не обнаружил и отправился в Лондон, а оттуда морем до Бостона. Какое-то время мотался по разным городам, мерз в Белых горах на границе с Канадой... Я очень много ездил по свету, но все чаще ловил себя на мысли о Нью-Йорке и сосланных туда Сумеречных охотниках. Наконец я приехал в Нью-Йорк с единственной брезентовой сумкой в качестве багажа и без малейшего представления, где искать Джослин. Самым простым выходом для меня стало бы примкнуть к местной стае оборотней, но я удержался. Как и в других городах, в Нью-Йорке я разослал послания через нежить в надежде найти хоть какую-нибудь ниточку, ведущую к Джослин. Однако все мои попытки ни к чему не привели: она бесследно растворилась в мире примитивных. Я отчаялся.

Нас свел случай. Как-то раз я бродил по улицам Сохо. На Брум-стрит мое внимание неожиданно привлекла одна работа, вывешенная в окне галереи. Это был эскиз пейзажа, в котором я тут же узнал вид из окна усадьбы Джослин: зеленые лужайки и деревья, за которыми пряталась дорога. Ее стиль, ее манера письма!.. Я стал колотить в дверь галереи, но она оказалась заперта. Тогда я вернулся к рисунку и посмотрел на подпись. Там стояло ее новое имя: Джослин Фрэй.

В тот же вечер я ее разыскал. Она жила на пятом этаже здания без лифта в квартале художников в Ист-Виллидж. Когда я постучал в нужную дверь, мне открыла маленькая девочка с рыжими косичками и любознательными глазами. За ней стояла Джослин... Я смотрел на ее перепачканные краской руки и лицо, такое знакомое с детства...

А остальное ты уже знаешь.