"Мечтатели" - читать интересную книгу автора (Шелби Филип)

20

Мишель налила себе кофе из сервизного чайника, стоявшего на столе в углу библиотеки в Толбот-хаузе. Холодный мартовский ветер хлестал в оконные стекла вот уже месяц. Унылый вид Пятой авеню был совершенным отражением настроения Мишель, хотя это утро мало чем отличалось от других. Она попыталась улыбнуться.

Когда Франклин подолгу отсутствовал, Мишель, привыкшая постоянно много работать, не знала, чем заняться. Олбани с удивительной педантичностью следил за домом и вежливо, но непреклонно отклонял ее предложения о помощи. Вечная тишина в доме раздражала Мишель. И, хотя в доме находилось шесть слуг, она очень редко видела или слышала их; лишь когда у нее возникала нужда в чем-либо, прислуга появлялась в то же мгновение как по мановению волшебной палочки. Это вызывало у Мишель тягостное чувство, словно за ней все время наблюдали.

Когда бы они ни выходили в свет, Мишель чувствовала себя неуютно и стремилась быть поближе к Франклину, всегда предлагая уйти пораньше. Во время болтовни перед ужином и разговоров за столом она старалась говорить как можно меньше. Взамен Мишель получала что хотела – на нее не обращали внимания.

Когда Франклин вдруг сообщил ей новость о том, что они в конце года уедут в Европу, Мишель едва смогла скрыть радость и облегчение. Ожидание будет долгим. Тем не менее Мишель продолжала наблюдать, учиться и слушать. Для того, чтобы время проходило быстрее, она стала уединяться в небольшом углу библиотеки Толбот-хауза, читая вслух книги великих мастеров, стараясь правильно произносить слова. Она устала от замечаний по поводу ее милого акцента.

– Извините меня, мэм, – обратился к ней Олбани. – К вам пришел господин Мак-Куин. Могу ли я впустить его?

– Да, конечно.

Мишель обрадовалась: такое случилось впервые, что пришли в Толбот-хауз, чтобы увидеть именно ее.

– Монк! Я так рада видеть тебя!

Мишель обняла Монка, хотя его спина была настолько широкой, что ее руки не сомкнулись. Монк стоял перед ней и улыбался.

– Ты прекрасна, как всегда. Мишель покраснела.

– Хочешь кофе?

– Да, пожалуй, выпью чашечку. Где же твой несносный муж?

– Он ушел в офис.

Монк нахмурился и посмотрел на часы.

– Рановато для него.

– Да нет, – сказал Мишель. – Он часами пропадает. Монк уловил тоску в ее голосе. Он тоже был удивлен возвращением Франклина на Нижний Бродвей, помня, что произошло между ним и Розой. Франклин объяснял, что соглашение было временным и что к концу года он и Мишель уедут в Европу. Франклин не сообщил подробностей, да и Монк не любопытствовал.

– Я принес это тебе, – сказал Монк, положив на стол перед ней два толстенных тома.

Мишель вслух прочитала названия: «Американский этикет и правила вежливости», 1886 год, «Руководство по общественному и деловому этикету».

Монк расплылся в улыбке.

– Необходимо для хозяйки дома в Нью-Йорке. Обычным детям читают сказки Гримм. А люди голубых кровей суют вот это в люльку дочери.

Мишель открыла «Руководство» и обнаружила залежи информации о правилах и предписаниях, соблюдаемых в нью-йоркском обществе. Наконец-то она сама может научиться тому, чему никто никогда ее не учил. Мишель была тронута внимательностью Монка.

– Я прямо сразу и начну читать. Слава Богу, времени у меня достаточно.

– Есть еще кое-что, о чем мне хочется поговорить, – сказал Монк как бы невзначай. – Тебе не кажется, что настало время заниматься еще чем-то кроме замужества?

– Мне бы очень хотелось, – ответила Мишель. – Но я не знаю, что предпринять. Разве что ты предложишь мне работу?

Монк сказал, что двери его журнала «Кью» в Челси всегда открыты для Мишель, и она решила поймать его на слове. В первый раз, когда Мишель побывала в его редакции, бурный ритм деловой активности подавил ее. В суете все как будто бы сошли с ума. Люди бранились, толкались, критиковали друг друга, кричали в телефонные трубки. Эта атмосфера совершенно отличалась от размеренности, ощущавшейся в офисах «Глобал» на Нижнем Бродвее. Монк подмигнул:

– Это не совсем то, что я имел в виду, но здесь есть над чем поразмыслить.

Через два дня Мишель набралась храбрости, чтобы изложить Розе одну из идей, которую подал ей Монк. Она предложила свою помощь в обучении Стивена французскому языку.

– О, Мишель, это так мило с твой стороны, – сказала Роза. – Я поговорю с директором его школы.

На следующий день Мишель обошла книжные магазины и отыскала учебник для начинающих изучать французский язык в качестве второго языка. Она надеялась, что эти занятия помогут ей преодолеть безразличие Стивена к ней, которое за несколько месяцев переросло в неприязнь.

Мишель никогда не встречала такого мальчика, как Стивен. Хотя ему исполнилось десять лет, она считала, что он выглядит значительно старше. Он был лишен детской непосредственности и любознательности. Сначала Мишель думала, что мальчик холоден только с ней, но со временем поняла, что это не так. Стивен любил одиночество и редко приглашал своих одноклассников в Толбот-хауз. Когда же он все-таки приглашал кого-либо, то вел себя задиристо и агрессивно. Некоторые дети, и это было заметно, боялись его.

Мишель не раз порывалась поговорить о Стивене с Розой, однако не решалась завести беседу. Ведь Роза всегда яростно защищала сына. К тому же Мишель узнала от Франклина, что Стивен был свидетелем самоубийства своего отца. И она могла себе представить, насколько глубоко эта трагедия задела душу мальчика. Тем не менее Мишель считала, что, желая поддержать сына, Роза невольно сдерживала его эмоциональное развитие. Она окружала его всем тем, чем богатая и образованная мать могла окружить сына – гувернантками, учителями, преподавателями музыки и инструкторами по верховой езде. У Стивена было все, кроме внимания самой матери, щедрости ее души и любви. Не то чтобы Роза не любила сына… Любила. Просто «Глобал» она любила больше. Мишель спрашивала себя, видела ли Роза, какое человеческое существо она создает: ведь не достойного наследника, как думала мать, а человека хмурого, подозрительного, постоянно погруженного в мрачные мысли.

Когда Роза вернулась домой в тот вечер, Мишель сказала ей, что готова начать занятия.

– Ах, моя дорогая, извини, – ответила Роза, – я действительно собиралась позвонить тебе из офиса. Я поговорила с его директором, который считает, что у Стивена слишком большие нагрузки в настоящее время, и ему не следует заниматься еще чем-то.

– Но это скорей не работа, а развлечение, – запротестовала Мишель. – Я могла бы научить его думать на языке, а не только говорить на нем.

– Мишель, я действительно тронута твоей заботой. Но я должна следовать решению директора. Школа в Копперфилде признана одной из лучших по методам обучения. Я думаю, что им виднее.

– Если ты так считаешь… – сказала Мишель, стараясь скрыть свое разочарование.

Роза улыбнулась.

– Я так рада, что ты все понимаешь. Возможно, что-то промелькнуло в голосе Розы, но Мишель поняла, что Роза не говорила с директором копперфилдской школы и не собиралась этого делать.

Роза считала себя высшим авторитетом не только в делах, касающихся Стивена. Когда Франклин и Мишель сопровождали ее к общественные места, она всегда каким-либо образом комментировала вкус Мишель:

– Не слишком ли напыщенно для коктейля, дорогая? Мишель осматривала себя, не зная, что ответить, а затем неизменно уступала Розе и надевала что-либо другое.

То же самое происходило, когда Джефферсоны принимали гостей. Думая, что Роза слишком занята, чтобы проследить за всем, Мишель предлагала заказать цветы, составить меню и получала вежливый, но решительный отказ: в помощи Мишель никто не нуждался.

– Мадам действительно не стоит беспокоиться, – сухо говорил ей Олбани. – Цветочник знает, что нужно для этого случая, повар знает, что предпочитает мисс Джефферсон, все остальное – моя забота. Спасибо, мадам.

Мишель не хотела оставаться в стороне от дел. Видя, как много Роза занималась благотворительностью, она предложила свою помощь в одной из многочисленных городских больниц.

– Я думаю, идея хорошая, – воскликнула Роза и заверила Мишель, что она этим обязательно займется.

Мишель готовилась тщательно, перечитывая все медицинские тексты, которые она привезла из американского армейского госпиталя во Франции. Мишель позвонила доктору Симмонсу, с которым Роза познакомила ее, и забросала его вопросами о работе современного американского оборудования. Когда Мишель посчитала себя готовой, она сопроводила Розу в госпиталь Рузвельта.

Мишель была поражена оборудованием и самоотдачей, с которой работал персонал госпиталя. Она подумала, что ей так хочется поработать с высококвалифицированными людьми, имевшими самое лучшее оборудование. Мишель удивилась, когда Роза провела ее на последний двадцать первый этаж, где размещалась комната для персонала, а не в одну из палат. Ее посадили за овальный стол с восемью другими женщинами, причесанными и одетыми так, словно их пригласили на чай в «Уолдорф». Встреча началась без единого врача, и Мишель скоро поняла, что больше никого не будет. Но еще больше поразило ее то, о чем говорили собравшиеся – благотворительном бале, где он состоится, сколько будут стоить входные билеты и какой будет программа.

Мишель повернулась к Розе и зашептала:

– Разве мы здесь не для того, чтобы работать? Роза неодобрительно посмотрела на Мишель, привлекая внимание других женщин.

– Что случилось, Мишель? – прощебетала одна из них.

Тишина стояла оглушающая. Наконец заговорила Амелия Ричардсон, с которой Мишель познакомилась на рождественском вечере:

– Моя дорогая, мы собираемся работать. Благотворительные балы очень важны и ответственны, – Амелия сделала паузу. – Или ты думала, что мы будем здесь выносить за больными судна?

Весной 1919 года Роза как никогда стала далека от ежедневной деятельности «Глобал». Все, чем занималась компания на внутреннем рынке, она передала в руки способных и надежных управляющих, которые непосредственно подчинялись Эрику Голланту. Недвижимостью «Глобал», невероятно разросшейся, управлял Хью О'Нил. Франклин занимался штатом коммерческих представителей и ведением конфиденциальных переговоров с крупнейшими банками Нью-Йорка, добиваясь финансовой поддержки с их стороны. Эта поддержка была решающей в планах Розы.

В июне, впервые с того дня, когда Роза стала во главе компании, она оставила Нью-Йорк. Для нее был зарезервирован президентский люксовский номер в фешенебельном отёле «Уиллард» в Вашингтоне, откуда Роза и боролась с препятствиями, чинимыми федеральным правительством. Их было несметное количество.

Директор Бюро по печатанию и чеканке денег, где выпускались бумажные купюры и чеканились монеты, скептически отнесся к тому, что считал незаконным вмешательством в исключительно его владения. Когда никакая лесть и похвалы не смягчили его нежелания сотрудничать, Роза обратилась за поддержкой к сенаторам и членам Палаты представителей, чтобы те убедили директора: у нее нет намерения соперничать со всемогущим долларом.

Как только Роза выиграла этот важный бой, вмешался министр финансов. Встретив сопротивление законодателей, которые горячо одобрили план Розы, главным образом потому, что он позволил бы вновь открыть та крытые представительства «Глобал» в их собственных штатах, министр решил напрямую связаться с Белым Домом, намереваясь похоронить эту затею раз и навсегда.

Роза ответила тем же. Войдя в расположение к управляющему делами аппарата президента, она тут же добилась аудиенции и представила свои планы президенту. После этого на ужине для высокопоставленных персон, на котором Роза сидела за главным столом, Вудро Вильсон шепнул министру финансов, попросив его не быть таким упрямцем и разрешить мисс Джефферсон взять на себя работу государственной почты.

Прорвавшись сквозь правительственную бюрократию, Роза начала работать над прототипом системы денежных переводов. Художники, граверы, эксперты в области полиграфической промышленности и производства бумаги сновали через гостиничный номер в отеле «Уиллард». Роза изучала и отвергала один проект фирменного знака за другим.

Наконец в конце июля она выбрала один: стилизованная «Г» и название компании в верхней части, в нижней – места для подписей, ее и Франклина, – и все это на роскошно голубом и кремовом фоне.

– Здесь есть сила, твердость, – заявила Роза.

На следующий день газетчики старались что есть мочи. В качестве жеста благодарности Роза переслала денежный перевод на сумму в сто долларов президенту, как бы в счет издержек бизнеса.

Все время, пока она находилась в столице, Роза поддерживала постоянную связь с Нижним Бродвеем, звоня Франклину через день. Она не могла и желать большего, получая сообщения брата, однако полное спокойствие пришло к ней, когда Эрик Голлант и Хью О'Нил развеяли все ее сомнения.

– Франклин вчера предложил услуги по переводу денег владельцам отелей в «Уолдорфе», – сказал ей управляющий. – Я очень удивлен, что он вам не сообщил об этом сам. Они чуть с руками не оторвали товар. Все крупнейшие банки подписали соглашение.

Хью О'Нил также ободрил ее:

– Разве Франклин ничего не сказал? Сеть агентов практически начали работу.

Эти вести были бальзамом на душу, и она хотела верить: врачи, даже такие высококвалифицированные, как Вильям Харрис, могли ошибиться. С тех пор как она узнала о состоянии здоровья Франклина, Роза прочитала все, что могла достать о солдатах, которые носили в себе неизвлеченные кусочки металла. В большинстве случаев эти люди жили нормальной, продуктивной жизнью. И почему же такому не случиться с Франклином?

Роза оставила отель, чтобы присутствовать при выпуске дорожного чека.

С того самого дня, как Роза Джефферсон уехала в Вашингтон, произошли две вещи, изменившие жизнь Мишель так, как нельзя было ожидать. Когда хозяйка уехала, атмосфера в Толбот-хаузе смягчилась. Мишель слышала, как слуги рассказывали смешные истории и посмеивались над забавными привычками своей хозяйки, думая, что никто их не слышит. Мишель тут же воспользовалась этим маленьким бунтом. Когда она познакомилась со слугами поближе, их сдержанность растаяла, и скоро они болтали друг с другом как старые друзья.

С другой стороны, друзья Розы, которые предпринимали и до того слабые усилия вовлечь Мишель в их хорошо отлаженный круг, перестали звонить совсем. Мишель стремилась преодолеть безразличие к себе. Это безразличие запало бы глубоко в ее душу, если бы не Франклин. На ужине в первый же после отъезда Розы вечер, Франклин наконец объяснил жене, чем он занимался все эти месяцы.

– Я прошу прощение за скрытность, – извинился Франклин. – Роза настаивала на абсолютной секретности. Ты представить не можешь, что сделали бы наши конкуренты, если бы они что-нибудь узнали о наших планах.

Мишель не обиделась. Наоборот, идея с денежными переводами и дорожными чеками привела ее в восторг.

– Могу ли я чем помочь, – поинтересовалась Мишель. Муж рассмеялся.

– Я думаю, что тебе не понравится заниматься таким нудным делом.

– Мне кажется, что это интересно!

В течение нескольких недель Мишель прочитала все книги, статьи, вырезки, которые Франклин приносил домой, делала записи по истории «Глобал». Каждый новый факт заставлял ее восхищаться своим мужем и, хотя с неприязнью, Розой. Они стояли у руля огромной компании, что требовало мастерства, мужества и проницательности. Мишель знала: если представится возможность, и она сможет внести свой вклад.

– Я вот что тебе скажу, – продолжал Франклин после того, как выслушал ее. – Почему бы тебе не дождаться, пока мы не уедем в Лондон и не запустим дорожный чек. Поверь мне, работы будет более чем достаточно.

Он сделал паузу и застенчиво улыбнулся:

– Я думаю, что нам лучше ничего не говорить Розе. В ее понимании прогрессивные идеи – например, жена, работающая рядом с мужем, – касаются только ее.

Мишель обняла его. В этот момент она любила Франклина больше чем когда-либо.

Угловой стол в библиотеке стал офисом Мишель. Там она находилась в те же самые часы, когда Франклин был на Нижнем Бродвее. Когда он возвращался домой, они вместе анализировали рабочий день, сравнивая замечания и предложения. Через некоторое время Франклин решил, что пора посвятить Мишель в сверхсекретные намерения Розы относительно дорожного чека в Европе.

– Прочитай это и скажи, что ты думаешь, – сказал Франклин, протягивая Мишель папку бумаг.

Она углубилась в чтение прежде, чем Франклин вышел за дверь. Листы, исписанные четким косым почерком Розы, содержали в себе планы соперничества «Глобал» с крупнейшей в мире туристической компанией «Кукс». Роза снабдила Франклина именами людей, контролировавших крупнейшие банки Лондона и влиявших на весь мир. Цель состояла в том, чтобы заставить их уважать новый, хотя и не проверенный в действии дорожный чек, освободив, таким образом, американских туристов от пут компании «Кукс». Если дорожный чек приживется, турист сможет путешествовать где угодно, когда угодно, как угодно, а не просить милости у «Кукс».

Второе направление атаки Розы – убедить через Франклина пароходные и железнодорожные компании считать дорожный чек законным платежным средством. Это в будущем подрежет «Кукс».

Мишель понимала, что все сводилось к двум вещам – соблюдению тайны и быстроты. Если «Кукс» почует что-либо неладное, они привлекут свои огромные резервы наличности, не только чтобы непосредственно противостоять плану Розы, но и оказать давление на клиентов, убедить их отказаться от дорожного чека. Потери «Глобал» были бы сокрушительными, если не смертельными.

Чем больше Мишель вникала в план Розы, тем более смелым он ей казался. Предстояли деликатные переговоры по очень щекотливому вопросу. Все шаги необходимо тщательно продумать и не сделать ошибки. Нагрузка на Франклина…

Внезапно Мишель обернулась, случайно задев чернильницу, и черно-синяя клякса поползла по страницам.

– Стивен, ты меня до смерти напугал!

Немерцающие бледно-голубые глаза Стивена уставились на Мишель. Она хотела пошевелиться, но не могла. Этот десятилетний мальчик в серых шортах, белой рубашке и голубой школьной куртке загипнотизировал ее.

– Что ты здесь делаешь? – слабо пролепетала Мишель. – Почему ты не в школе?

– Сегодня нет занятий, – ответил Стивен. – Сегодня день спортивных игр.

– Я не поняла…

– Конечно, вы и не можете понять. Вы иностранка.

– Стивен, это нехорошо…

– Я не должен вести себя хорошо с вами. Вы иностранка! Вы не такая, как мы! Вы должны уехать. Не притворяйтесь, что хотите работать. Вы только хотите добраться до наших денег. Я слышал, как вы и дядя Франклин говорили об этом.

Глаза Мишель наполнились слезами.

– Почему ты так жесток, Стивен? Что я тебе сделала плохого? И мне не нужны твои деньги!

Стивен улыбнулся. Он подошел и приподнял за уголки пропитанные чернилами листы так, чтобы испачкать юбку Мишель.

– Я могу с вами делать все, что захочу, – сказал он спокойно и повернулся к Мишель спиной.

Мишель наблюдала, как Стивен вышел и как дверь библиотеки закрылась за ним. Она услышала голос шофера, затем хруст гравия под колесами лимузина Джефферсонов. Она вся дрожала. Затем она встала и постаралась вытереть со стола чернила. Ее страх сменился гневом, когда Мишель увидела, что юбка безнадежно испорчена. Она выбежала из библиотеки и поднялась в свою спальню, яростно расстегивая пуговицы. Рано или поздно Стивен придет домой. Тогда она потребует объяснений и извинений, даже если ей придется выпороть мальчишку.

Мишель открывала один из одежных шкафов, когда заметила свое нижнее белье, разбросанное на кровати.

«Как они Посмели!..»

Мишель застонала, поднимая изодранные на кусочки шелк и кружево. В ее голове возник образ Стивена, маячивший как призрак с его лишенными всякого выражения глазами, пронизывающими ее.

«Я могу делать с вами все, что захочу!»