Кришан Чандар На лодке через Джхилам

Жара стояла невыносимая. Автобус был переполнен, поэтому путь до Гатиялиян[1] показался мне страшно мучительным. Я ехал во втором классе (теперь в автобусах, так же, как и в поездах, места делятся на несколько классов) и проклинал судьбу за то, что она не послала мне легковой машины, – вот тогда ехать было бы просто приятно. Кроме того, в автобусе не было ни одной симпатичной девушки, с которой можно было бы пофлиртовать. Справа от меня восседал тханедар[2] в чалме с пестрой, как павлиний хвост, кисточкой. Впереди, на одном из мест первого класса, находящихся рядом с шофером, расположился тахсильдар.[3] Он находился в полном душевном спокойствии, о чем свидетельствовала его слегка распустившаяся чалма. Напротив меня сидели четыре женщины. Две из них были уже в преклонном возрасте, а две – средних лет. Та, которая сидела прямо против меня, была некрасива, но моложе остальных. На руках у нее был ребенок. Лицо ее было закрыто чадрой, но, несмотря на это, иногда я ловил на себе ее взгляды. Что там говорить, каждый в этом мире ищет что-то красивое. Мои глаза тоже бегали в поисках красивой женщины. Я поправил галстук и оглядел всех сидевших в автобусе, но, к сожалению, не увидел ни одного приятного лица, которое бы пришлось мне по душе. Мужчины курили, а тханедар обмахивался веером из павлиньих перьев. «Да! В этом автобусе есть все, кроме красоты», – подумал я, закрыв на миг глаза. Когда я открыл их, то увидел, что молодая женщина, которая сидела против меня, ласково уговаривала своего ребенка посидеть у меня на коленях.

– Ах, как я устала. Мне тяжело дышать, – сказала она и стерла со смуглого лба капли пота.

«Несчастная бедная женщина», – подумал я и взял к себе ребенка. Женщина по природе своей несчастное слабое существо, а эта тем более потому, что она была некрасива и даже шелковое сари не красило ее.

Она посмотрела на меня с благодарностью, затем высунулась в окно, и ее тут же начало тошнить.

Я быстро передал ребенка тханедару и, подойдя к шоферу, попросил его остановить машину.

– Господин, какой смысл останавливать здесь машину, – сказал он. – До Гатиялиян осталось каких-нибудь три четверти мили. Там и остановимся у таможни. От прохладного речного ветерка ей станет лучше.

Так мы и сделали.

На берегу реки Джхилам, отделяющей местечко Гатиялиян от города Джхилам, расположена таможня, поэтому здесь обычно собирается огромная толпа: целая вереница путешественников, отправляющихся в Джаму, и столько же идущих из Джаму в Джхилам; нагруженные багажом волы и ослы; бесчисленное количество машин, ожидающих проверки, и, наконец, длинные рыбачьи лодки, привязанные к берегу, дополняли картину этой маленькой пристани. В этой толчее я потерял своих спутников, тханедара, тахсильдара и женщину с ребенком. Багажа у меня было очень мало, поэтому таможенники быстро проверили его. Я нанял кули и отправился к реке.

Как я уже говорил, вначале путь до Гатиялиян был очень трудным, и у меня разболелась голова. Но, по мере того как мы спускались к реке, все больше ощущалась приятная речная прохлада, дышать становилось легче. Ну, а когда мы добрались до берега, у меня появилось желание раздеться и броситься в воду. На берегу росла высокая трава, от которой исходил приятный нежный запах. Далеко-далеко была видна лишь одна вода, по которой бесшумно скользили, легко рассекая воду, Маленькие лодочки и длинные рыбачьи лодки; слышались громкие песни матросов. Это было прекрасное зрелище.

Низкорослый сухощавый кули положил мой багаж около дерева, в тени которого сидели юноша и девушка, вероятно, в ожидании лодки. У них было очень много багажа. Я дал кули две анны и спросил, как его зовут.

– Абдула, – ответил он.

– Ну, вот что, Абдула, достань-ка где-нибудь лодку, только обязательно.

– Господин, у меня есть собственная лодка, – сказал он, улыбнувшись. – Подождите немного, сейчас я позову своего младшего братишку, и мы переправим вас на тот берег. Это будет стоить три с половиной рупии.

Абдула ушел, а я сел под деревом и начал смотреть по сторонам: вокруг были видны лишь песчаные холмы да небольшие рощи, над рекой кружились чайки. Наконец, мой взгляд снова упал на девушку и юношу. Она сидела ко мне спиной и смотрела на реку. На ней было темно-зеленое сари с золотистой каймой внизу. Юноша был одет в коричневую куртку, украшенную красивым галстуком, и короткие штаны защитного цвета.

– Куда вы едете? – спросил он, заметив, что и я смотрю на него.

– На том берегу есть одна деревня. Вот там я и живу. А вы? – в свою очередь спросил я, указывая взглядом на девушку.

– Это… моя сестра. Мы едем в Лахор. Вернее, я провожаю ее. Она учится там в колледже, а сам я учусь в Джаму. В пути нам пришлось испытать много трудностей, а тут еще с матросами никак не договоришься. Уже полчаса сидим в надежде достать какую-нибудь маленькую лодочку, чтобы перебраться на тот берег. Матросы говорят, что маленьких лодок нет, есть только большие, рыбачьи, а они стоят очень дорого, восемь – десять рупий. Это ведь грабеж среди белого дня. Как все это сложно!

– Ну, ну, ничего, не волнуйтесь. Лодка сейчас будет, – сказал я, успокаивая его. – Я уже все сделал, и мы спокойно переправимся на тот берег.

В этот момент девушка повернулась ко мне, и я увидел ее лицо. Если я скажу, что до сегодняшнего дня никогда не видел такого простого и в то же время красивого лица, как у нее, то это будет неправда, но я, ни секунды не колеблясь, могу сказать, что в лице ее было столько очарования и удивительной красоты, что я в тот же миг был околдован. Она смотрела на меня только одно мгновение, а затем опустила глаза, опушенные густыми ресницами. У нее был изумительный цвет лица. Она была высокого роста и прекрасно сложена. Такие красавицы даже в Кашмире встречаются редко. Но больше всего, больше, чем ее красота, меня поразили печаль и тоска в ее глазах. В тот миг мне казалось, будто я с молниеносной быстротой погружаюсь в бездонный океан. Это удивительное состояние продолжалось всего лишь одно мгновение. Когда я пришел в себя, она уже снова пристально смотрела на реку. Лицо ее просветлело, а моему утомленному всякими переживаниями сердцу внезапно стало немного легче.

Тем временем к дереву подошли еще двое. Один из них был старик с седой бородой. Он шел, опираясь на палку. Подойдя, он поздоровался и сел около меня. Второй оказалась та самая некрасивая женщина с ребенком, с которой я ехал в автобусе. За ней шел кули, неся узел и чемодан. Она подошла к нам и села рядом с девушкой. Ребенок сразу же потянулся к зеленому сари.

Вскоре пришел Абдула, а еще через некоторое время его младший брат подогнал к берегу лодку.

– Пожалуйста, садитесь, – сказал улыбающийся Абдула, обращаясь ко мне.

– Возьмите и меня, – попросил старик. – Да благословит вас бог.

– Если вы не обидитесь, я тоже поеду на этой лодке, – сказала, вставая, женщина с ребенком. – Мне сегодня обязательно нужно быть в Гуджранвале. Если вы меня не возьмете, то… Уже вечер наступает, а я совсем одна.

Короче говоря, все мы уселись в лодку. Кули уложили багаж. Абдула и его брат, засучив рукава, взяли по веслу и встали по бортам лодки.

Наконец, помолившись аллаху, мы тронулись в путь. Абдула запел:

– Вы ничего не имеете против того, что я пою? – спросил вдруг он, прерывая пение.

– Нет, нет! Что вы, пойте. У вас очень хороший голос, – быстро сказал юноша.

Абдула снова запел. И пел он эту старую песню с большой душой. В ней говорится о том, как несчастная красавица совсем уже отчаялась найти своего возлюбленного. Она страшно устала. И вдруг она видит в пустыне всадника на верблюде. Она молит его взять ее с собой и соединить с разлученным возлюбленным.

– Как он здорово поет! – тихо произнес юноша. – Какая красивая мелодия! Я очень люблю пение. Слушайте…

Я посмотрел на девушку. Она сидела вполоборота ко мне, положив голову на плечо брату. Медленно она закрыла глаза, и на губах ее появилась улыбка, выражающая полное отчаяние. Затем она сложила на груди руки, поджала ноги и легла на скамейку так, что я мог видеть только половину ее лица, красивые руки и тонкие щиколотки ног.

Полный страсти голос Абдулы глубоко взволновал меня. Сердце радостно щемило. На душе было легко и приятно. Казалось, что это поет душа какой-то отвергнутой красавицы, а безграничная водная гладь Джхилама превратилась в пустыню, в которой плывет наша лодка для того, чтобы найти и помирить поссорившихся влюбленных.

Я заметил, как девушка украдкой смахнула слезу. Неужели эта прекрасная песня навеяла ей воспоминания о прошедшей любви? А если нет, то почему эти слезы? Мне не терпелось узнать ее тайну. Может быть, она плакала о разлученном с ней возлюбленном? Мне хотелось вытереть ее слезы мягкими нежными лепестками роз и спросить: «Скажи мне, красавица, чем ты опечалена?»

Вместо этого я перехватил на себе нескромные взгляды некрасивой женщины. Заметив, что я смотрю на нее, она смутилась, опустила глаза и склонилась к ребенку.

Мерно опускались весла. Лодка плыла все дальше и дальше. Солнце уже заходило, утопая в реке и освещая ее безмолвную гладь каким-то удивительно мягким, нежным, волшебным светом. И мне казалось, что это не закат солнца, а волшебство, что это не запад, а восток, что это величественный источник света и что те люди бессмертны, которые плывут на этой никогда не тонущей лодке ради того, чтобы встретиться со своим вечным возлюбленным.

пел Абдула.

Уже наступил вечер, а лодка все еще плыла. Абдула молчал. Темнота начала сгущаться. Появился белый, как молоко, круглый диск луны. Вода вокруг покрылась легкой зыбью, а казалось, будто это расцвели сотни тысяч цветов лотоса. Я смотрел на воду и вспоминал лотосы в озере Дал.

Старик тихо молился. Некрасивая женщина изредка, украдкой бросала на меня взгляды. Юноша смотрел на спящую сестру.

– Бедняжка, Шама. Это путешествие ее сильно утомило, вот она и заснула, – сказал он, обращаясь ко мне. – Да! Нам пришлось очень тяжело.

Действительно ли она спала, или думала о чем-нибудь, закрыв глаза, не знаю. Только она совершенно не шевелилась и в этот момент была похожа на мраморную статую. А может быть, забывшись в коротком сне, среди бесконечного мира звезд увидела своего возлюбленного, или снова ее одинокая душа, витающая в лунном свете, искала кого-нибудь. Но кого?

Наконец, Абдула нарушил это долго длившееся молчание.

– Вот мы и добрались, – сказал он, размахивая веслом.

Сойдя на берег, я попросил юношу достать где-нибудь повозку, а сам занялся багажом. Он тут же отправился на стоянку, до которой было не более двухсот метров.

– Найди-ка где-нибудь кули, – сказал я Абдуле.

– Да откуда же сейчас в такое время на берегу будут кули, господин.

– Что же мы будем делать?

– По-моему, мы с братом сможем перенести весь багаж за несколько раз. За каждую носку возьмем четыре анны.

– Хорошо. Так и сделаем. Берите багаж и несите на стоянку, да за одно отведите туда и ее, – сказал я, указывая на женщину с ребенком.

Когда Абдула вернулся, отнеся последний груз, луна взошла уже так высоко, что даже был виден другой берег реки. Я встал и пошел к лодке, чтобы разбудить спящую девушку.

Не успел я произнести первое слово, как она быстро встала. При лунном свете она казалась желтой, как цветок шафрана, а на губах была все та же улыбка, выражающая полное отчаяние.

– Не сможете ли вы разменять мне рупию? – спросил я.

Она открыла сумочку и подала мне деньги. Ее нежные тонкие пальцы были холодны, как лед.

Я заплатил Абдуле. Он поклонился и сел в лодку.

Мы шли молча. Впереди нас, опираясь на палку, шагал старик.

– Почему вы плакали в лодке? – наконец, спросил я, набравшись смелости.

Она ничего не ответила.

– Поверьте, я задал вам этот вопрос только из дружбы. Я очень хочу, чтобы вы рассказали мне о своем горе. Может быть, я смогу вам чем-нибудь помочь?

Глаза ее были влажны. Она уже собиралась было от-в тить мне, но вдруг, что-то услышав, слегка вскрикнула и остановилась. Если бы я не поддержал ее, она бы упала. Слышно было, как пел Абдула:

Казалось, голос его бежал по волшебной лунной дорожке, которая пролегла по безграничным просторам Джхилаа. Он пел с огромным воодушевлением, однако в каждом слове сквозила явная насмешка, которая больно отдавалась в сердце. Я посмотрел на Шаму: она дрожала и старалась идти как можно быстрее. Может быть, она хотела убежать от этой грустной песни, которая преследовала ее потревоженную душу?

Остаток пути мы прошли молча. Наконец, они сели в повозку.

– Благодарю вас, – сказал юноша, пожимая мне руку. – Очень благодарю. Мы доставили вам столько беспокойства… А ваша деревня близко отсюда?…

– Мили три-четыре. Прямо по этой тропинке… Я пойду пешком…

Некрасивая женщина сложила руки в знак прощания и поклонилась. Я сделал то же самое. Шама посмотрела на меня каким-то двусмысленным печальным взглядом и тоже поклонилась. Может быть, она хотела этим взглядом открыть мне свою душу? Не знаю. В глазах ее только на один миг блеснул огонек и тут же погас, будто красивый камешек, сверкнув, исчез в голубой воде океана. Она еле заметно махнула мне рукой. Слегка звякнул браслет, на мгновение вспыхнув огнем, подобно тому как с неба падает звездочка… Она опустила глаза и стала поправлять сари.

– Прощайте! – сказал я быстро.

– Прощайте! – ответил юноша, махая рукой. Повозка тронулась.

Тропинка шла прямо через поля, а на небе между звезд пролегла точно такая же тропинка…

«Когда же началось это путешествие? – подумал я… – Кончится ли оно когда-нибудь? Куда ведут эти обе тропинки?…»