"Очарование страсти" - читать интересную книгу автора (Арбор Джейн)

Глава 5

Утром, уже незадолго до Рождества, когда Лин вошла в комнату отдыха за своим кофе, который полагался ей в десять часов, она увидела, как Пэтси отошла от группы сестер перед доской объявлений.

— И изрекла она! — распевала Пэтси, получая озорное удовольствие от явного расстройства Лин.

— Как, еще один эдикт начальницы? — спросила Лин. — Нет, я решительно отказываюсь проходить еще один курс популярных лекций в университете. Ей все кажется, что нам не хватает общей культуры!

— Культуры? Нет-с! — хихикнула Пэтси. — Милая, на этот раз это общественная работа. Нам практически предписывается направить наши легкие танцующие ножки на благотворительный бал в пятницу в Спайрхэмптоне. Проводится Фондом по борьбе с раком — так что мы обязаны! Подойди и прочитай сама, коли не веришь.

Лин пробралась вперед к доске и прочитала напечатанное на машинке объявление, подписанное начальницей.

«Надеемся, что весь персонал, имеющий хоть небольшую возможность, приобретет билеты и будет присутствовать на балу, который состоится в Общественном центре Спайрхэмптона для сбора средств в Национальный фонд по борьбе с раком. Подобное достойное мероприятие должно найти самую искреннюю поддержку у всех нас, как представителей медицинской профессии. Освобождения от работы будут даваться беспрепятственно, за исключением совершенно необходимых дежурств. Просьба соответственно изменить свои личные планы».

— «Личные планы», — передразнила Пэтси. — Меня мало беспокоят эти призывы изменить мои личные планы. В конце концов, что тут планировать? Просто подведи ко мне мужчину, и пусть он пригласит меня танцевать.

— Получить освобождение — вот в чем суть, — напомнила ей Лин. — Нельзя же отпустить всех до одного.

Но оптимизм Пэтси не позволял ей и думать, что ей и Лин может не повезти с освобождением.

— Я надену свое розовое платье! — блаженно объявила она.

Лин была в ужасе:

— Ох, Пэтси, только не розовое!

— Как так — не розовое? Продавщица сказала мне, что это шикарное платье, когда я покупала.

— Ну, может быть, и так — но не по цвету! Продавщица никак не должна была убеждать тебя, что оно тебе идет!

— Хочешь сказать, морковные волосы не терпят розового? — грустно спросила Пэтси.

— Да нет, не в волосах дело, — мягко ответила Лин. — К твоим глазам, к цвету кожи так идет то зеленовато-голубое! Ты в нем такая свежая!

— Это в том, старом? — возмутилась Пэтси, но, поразмыслив, спросила: — Но скажи, ты правда думаешь, что в зеленом у меня будет больше успеха?

— Сразу все побегут приглашать тебя, — уверила ее Лин.

Как оказалось, девушкам не пришлось и думать о спутниках. Том Дринан, вышедший из карантина, сразу же пригласил Лин и сказал, что его приятель в Спайрхэмптоне очень бы хотел познакомиться с девушкой и будет страшно рад пригласить Пэтси на бал, если она позволит.

— Позволю ли я! — воскликнула Пэтси, вне себя от радости. — Я позволю! Но он, он, бедный молодой человек… Его не предупреждали о моих волосах и моем весе?

Сама Лин решила надеть белое платье, вышитое «бродери англез». Как и лучшие ее выходные платья, оно было частью ее приданого, и она ни разу еще не надевала его. Когда-то она мечтала в нем впервые танцевать с Перри уже как его жена. Странно, что теперь это так мало значило для нее и что она совсем не жалела о том, что не стала его женой. Но странно и то, что ей бы так хотелось, чтобы в этом платье ее увидел другой человек…

Дня за два до бала она осталась еще на лишний час после ночного дежурства, чтобы иметь возможность уйти с дежурства не в семь, а в шесть часов вечера в день бала, если все сложится благополучно. Из-за этого она немного опоздала даже ко второму завтраку, и, когда она вошла в столовую, она увидела, что уже никого нет, кроме Норы Фейерс, которая ела за отдельным боковым столиком.

Лин никак не хотела бы сидеть с ней рядом, но Кэт, подавальщица, уже убрала все другие столы и, увидев Лин, с грохотом высыпала столовый прибор напротив Норы.

— Ничего, что я тебя сама усаживаю? Надеюсь, не поссоритесь… Мне уже пора готовить чай. А вы обе поздновато явились. Сию минуту подам! Только пусть у тебя аппетит не очень разыгрывается — остались только котлеты.

Лин села за столик, Нора холодно ей кивнула.

— Почему вы так поздно? — спросила она без особого интереса.

Лин сказала. На это Нора заметила со своим слегка снисходительным видом, который так злил сестер:

— Как хорошо, что в аптеке мы должны быть с девяти до шести без строго предписанных перерывов. Все-таки это, наверное, ужасно, когда все рабочее время и даже перерывы расписаны по минутам, как у вас, сестра…

— Мы привыкли, — спокойно отрезала Лин. — И потом, все старшие сестры, с которыми я работаю, всегда считаются с нами и не придираются по мелочам.

— Но все равно вы себе не принадлежите ни минуты, — настаивала Нора. — А вдруг привезли экстренного больного? Вам всем нужно со всех ног кидаться туда.

— Ну, экстренные случаи — это яркие события в нашей скучной жизни, — иронически ответила Лин. — Мы их, скорее, ждем.

Нора пожала плечами, как будто не веря Лин. Потом опять начала:

— Значит, как я понимаю, вы надеетесь получить отгул, чтобы попасть на бал?

— Да. А вы сами идете?

Нора похлопала тонкими пальцами по рту, подавляя зевок.

— Иду. Вместе с компанией Евы Адлер. Она, кстати, приходится мне кузиной, так что сами понимаете… Теперь, когда она приехала в Спайрхэмптон, мы с ней очень часто видимся.

Нора явно хотела произвести на нее впечатление, и Лин, чувствуя это, ответила ей сдержанно и нейтрально:

— Да, я от кого-то слышала, что вы в родстве. — И потом все-таки великодушно добавила: — Я была на одном концерте и слышала мисс Адлер. У нее замечательный голос, и сама она хороша собой, правда?

Нора лаконично ответила:

— Кажется, мужчины так считают, даже великий У.Б. неравнодушен к ней. Нельзя не заметить, что они оба снова начинают вместе выезжать. И на балу он тоже будет с нами.

От этой новости, которую ей так хотелось услышать, у Лин перехватило дыхание, хотя все удовольствие было испорчено этим словечком «снова». Она глядела к себе в тарелку и осторожно сказала:

— У.Б. тоже был на том концерте и сказал мне, что он и мисс Адлер — старые друзья.

Нора рассмеялась своим неприятным смехом:

— Ну, это очень мягко сказано, «друзья». Знаете, моя милая, несколько лет назад они были просто неразлучны, и так никто и не понял, почему Ева вышла замуж за этого Брона Адлера, а не за У.Б. И меньше всего сам У.Б., должна сказать. Хотя, разумеется, я тогда еще училась в школе и слышала только то, что в семье считали нужным говорить мне.

Лин в удивлении подняла на нее глаза:

— Но разве она — не мисс Адлер? Я не знала, что она замужем.

— Теперь уже нет. Она овдовела. Но как певица она всегда работала под именем «мисс Ева Адлер». С тех самых пор, как она увидела, что это для нее более перспективно, чем быть просто Евой Харрингтон. Не очень-то она преуспевала, пока не встретила Брона Адлера. Даже поговаривали о том, что, хотя она и У.Б. были друзьями Бог знает с каких пор, она бросила У.Б., потому что считала, что Адлер сделает больше для ее карьеры, чем У.Б., который сам слишком увлекается собственной карьерой.

Лин молча сидела, удивляясь про себя способности этой девушки истолковывать все мотивы и действия людей только в худшую сторону. Потом она медленно спросила:

— То есть вы утверждаете, что Ева отказалась от помолвки с мистером Бельмонтом только для того, чтобы выйти замуж за другого? Нора скривила губы:

— Дорогая моя, откуда мне знать, чем они были друг для друга? Только было известно, что У.Б. настолько рассвирепел тогда, что с тех пор получил репутацию человека, сторонящегося женщин. Хотя, наверное, он сам рисовался этим впоследствии. Ведь даже великий Уорнер Бельмонт не может быть равнодушен к тому эффекту, который его ореол производит на женщин.

Лин с неприязнью сказала:

— У вас довольно скверное мнение обо всех людях, не так ли?

— Ну, пусть люди не будут так одназначны в своих действиях. Я ведь все это вижу, — возразила Нора.

— Но если вы говорите, что мистер Бельмонт ухаживает теперь за мисс Адлер, разве это не доказывает неверность ваших теорий?

— «Ухаживает»? Господи, какое древнее выражение! Это вы так сказали. Я — нет, — насмешливо сказала Нора. — Я сказала, что они снова стали везде появляться вместе. Это может значить только то, что, несмотря на все его кажущееся равнодушие, он все тот же мотылек, летящий прямо на огонь свечи. Или то, что Ева, получив все, что хотела, от Адлера, теперь не прочь стать женой знаменитого хирурга. Или еще третье: что У.Б. сам не прочь немножко отомстить ей за старое — давая ей повод думать кое о чем, хотя сам он ничего подобного и не замышляет.

Щеки Лин ярко горели.

— Я думаю, что ужасно, когда говорят такие вещи! — с волнением воскликнула она.

На Нору это не произвело никакого впечатления.

— Это только мои предположения, — небрежно сказала она. — Может быть, вы, работая с У.Б., в отличие от меня, и можете утверждать, что знаете его лучше, чем я. Но разве вы не замечали, что они — каждый в своей области, конечно — одинаково хорошо известны?

— И что же из этого?

— Ну, видите ли, — голос Норы звучал с нежной вкрадчивостью, — почему-то я лично не могу представить себе, что великий Уорнер Бельмонт склонен разделять почести с кем-то еще. Он — такой тип, который желает быть единственным камешком на пляже. Я имею в виду то, что рядом с Евой ему, возможно, придется видеть, как о его собственной репутации начинают забывать, и он через некоторое время вдруг превратится просто в «мужа Евы Адлер». Это опасно. Хотя и это не значит, что они — пусть даже не обручены сейчас, — может быть, уже очень много значат друг для друга…

Лин вскочила на ноги так неожиданно, что ножки ее стула пронзительно взвизгнули, проехав по полированному полу. Она придвинула его к столу и, заметив, что руки ее дрожат, постаралась успокоиться.

— Просто безобразие так говорить! — сказала Лин.

Хотя Нора и вздрогнула от неожиданности, она изобразила на лице мягкое изумление.

— Боже мой, что такого я сказала? — спросила она.

— Слишком многое, — отрезала Лин. — То сплетни, то ваши предположения…

— Которые вы слушали открыв рот, — недобро сказала Нора.

— Может быть, но я теперь презираю себя за это! Вы ничего не знаете толком, но позволяете себе воображать и придумывать невесть что о других людях и их жизни. Вы мне страшно напоминаете одного маленького мальчика, который насаживал комара на булавку. Я ему не позволила это делать, а теперь не позволю и вам, потому что последнее, что вы сказали о мистере Бельмонте, было не просто сплетней. Это непристойно!

— Намекнуть, что он неплохо проводит время, не теряя практического взгляда на вещи? Ну, Эсолл, где же ваше чувство юмора? — издевательски спросила Нора.

— Вы хотели сказать, что он настолько недалек, что может завидовать известности мисс Адлер. Так говорить о мужчине вообще гадко, а о мистере Бельмонте — это просто не может быть правдой! Да, он жесткий, с ним трудно, но он абсолютно не мелочен. А что касается вашего последнего намека…

Глаза Норы злобно сузились.

— Да, да, именно здесь собака зарыта. Создается странное впечатление от вашей горячности. С чего бы это так могло вас расстроить? — протянула она слащавым голосом.

Боясь сказать лишнее, Лин повернулась и ушла. В коридоре она прислонилась к стене, жалея, что у нее не нашлось решимости остаться и как следует отчитать эту девицу за ее ядовитые и гадкие намеки.

Но как получилось?.. Только сейчас до нее дошла вся ирония ситуации. Защищая Уорнера Бельмонта, поставила себя в фальшивое положение; она выступала за то, против чего протестовало все ее сердце. Из всего, что она слышала, меньше всего она хотела верить тому, на что Нора так скверно намекнула. Как она сказала? Уорнер и Ева Адлер очень много значат друг для друга. Она почувствовала себя так, как если бы дверь, которую она надеялась найти открытой, на самом деле медленно и неумолимо закрывается. Теперь она захлопнулась у нее прямо перед носом.

Она встревожилась бы еще больше, если бы знала, как сильно выдали ее наблюдательным глазам Норы Фейерс яркий румянец, дрожащие руки и ее неожиданная вспышка.

Лин была права. В характере Норы было много жестокого; аналитический интерес, который она испытывала к людям, был сродни забавам ребенка с пойманным беззащитным созданием. Вся разница была только в том, что ребенок причинял мучения, не ведая, что творит; она же делала это совершенно обдуманно, наслаждаясь тайной силой, которую ей давало это занятие.

В пятницу из главного хирургического отделения сообщили по телефону в операционную, что мистер Бельмонт планирует сделать еще одну аппендэктомию и чтобы готовились к операции. Лин приуныла, поняв, что теперь все послеобеденные операции закончатся позднее, чем она думала. Она уже отработала лишнее время, надеясь использовать его, чтобы уйти раньше, чем обычно, неторопливо полежать в ванне и иметь побольше времени, чтобы переодеться к балу.

Старшая сестра Крэддок, которая не собиралась на бал, очень сочувствовала ей, но, кроме обещания помочь, если сможет, ничего не могла сделать. Лин не имела права уйти, пока последний пациент не будет прооперирован и перевезен в палату. Как она опасалась, так все и получилось: хирурги вышли из операционной и отправились переодеваться, когда время подходило к семи часам вечера — обычному концу дежурства, а Лин еще должна была привести операционную в порядок, правда с помощью стажера.

Она пожала плечами, примиряясь с вечными неожиданностями, так часто происходящими в ее деле, и принялась за работу со своей обычной ловкостью и быстротой. Она занялась стерилизатором, когда в зал вошла старшая сестра Крэддок.

— Ну, теперь бегите, сестра, я все докончу, — сказала она, закатывая рукава халата.

— Нет, пожалуйста, — я ведь почти кончила! — запротестовала Лин.

Но мисс Крэддок была тверда:

— Приказ, приказ, дорогая. Немедленно уходить с дежурства!

В тот момент, когда Лин неохотно уступила и собралась уходить, в дверях появился Уорнер Бельмонт.

Как обычно, когда он был в операционной, он не заметил присутствия Лин, но поманил к себе сестру Крэддок, у которой в удивлении поднялись брови.

Она пошла к нему, на ходу торопливо откатывая рукава и застегивая манжеты.

В холле перед операционной он спросил у нее о плановых операциях на следующий день, а затем задал ей еще один вопрос: считает ли она необходимым брать на себя работу, которую должны выполнять младшие сестры.

Старшая сестра Крэддок слегка обиделась на скрытую критику в его замечании.

— Дело просто в том, что начальница выразила желание, чтобы сегодня вечером как можно больше сестер были на балу ракового фонда. Сестра Эсолл хотела сегодня уйти пораньше, но не получилось. Уже очень поздно, поэтому я и решила ей…

— Ну, это внимательно с вашей стороны! Хотя я думаю, что сестра Эсолл вполне понимает, что есть непредвиденные обстоятельства, накладываемые нашей профессией? — хладнокровно возразил ей мистер Бельмонт.

— О, разумеется. Кстати, она — одна из лучших наших сестер. Но дело даже не в этом. У нашей молодежи есть право на личную жизнь, и я никогда не относилась к тем, кто пытается усложнить ее для них, — живо ответила старшая сестра.

Хирург ничего не сказал на это, но через минуту опять вернулся в операционную, где Лин еще кое-что доделывала. Она стояла перед стерилизатором и из-за его пронзительного свиста не услышала, как мистер Бельмонт подошел к ней, пока не увидела его прямо перед собой.

Она вздрогнула от неожиданности, услышав его вопрос:

— Вам придется здорово торопиться сейчас в город: сестра Крэддок сказала, что вы собираетесь на бал. Я подумал, что могу вам помочь — подвезти вас туда.

От неожиданности и изумления Лин сбивчиво ответила:

— Вы очень добры, сэр. Но… пожалуйста, не беспокойтесь. Мне…

Он взглянул на ее форменное платье:

— Если хотите мне сказать, что вам надо еще переодеться, я подожду.

— Спасибо. Большое спасибо! Но в самом деле, не нужно, у меня еще есть время, — солгала Лин. Не пускаться же ей в длинные объяснения по поводу того, почему она не может принять его предложение, не обидев Тома Дринана, который должен отвезти ее и Пэтси на танцы в Спайрхэмптон и который готов ждать ее хоть до рассвета!

Она надеялась, что Уорнер Бельмонт сам догадается, что у нее вполне может быть компаньон, собирающийся ее отвезти в город; но так как он сразу отошел от нее, довольно холодно сказав:

— Ну, как хотите, — было видно, что этот вариант и не пришел ему в голову. По его тону нельзя было понять, обиделся он или ему безразлично.

Все время, пока одевалась, она бранила сама себя за свой ошалелый тон, граничащий с бестолковостью, каким она ответила ему на его предложение. Почему только она не проявила больше хладнокровия или хотя бы воспитанности и не смогла как-то показать ему, что она крайне высоко ценит его внимание, но просто не имеет возможности воспользоваться им? Когда, наконец, она присоединилась к Тому и Пэтси, терпеливо ожидавшим ее в машине Тома, у нее было мучительное чувство, что она попусту отвергла его первый дружеский жест по отношению к ней после их встречи в Эмберли. Разумеется, ей бы пришлось все равно отказать ему, но ведь это можно было сделать совсем по-другому, дружелюбно или шутливо. А она не смогла!..

Перед Общественным центром стояла длинная вереница машин, высаживающих своих пассажиров и затем отъезжающих на стоянку. Дело продвигалось очень медленно и еще медленнее шло на стоянке, так что, когда обе девушки вышли из гардероба в фойе, им пришлось еще дожидаться возвращения Тома с его приятелем — партнером Пэтси. Когда они вошли в танцевальный зал, бал уже начался.

Последовав совету подруги, Пэтси надела свое зеленовато-голубое платье вместо розового. У нее всегда был очень яркий румянец, но в этот вечер его сменила бледность, от этого ее глаза казались огромными. Она притихла, и, когда обе поправили прически и стали осматриваться, Лин тихонько поддразнила ее, сказав, что она такая паинька, наверное, ради своего партнера, которого еще не видела.

Этот молодой человек, Майкл Кэррон, был родом из Дублина и познакомился с Томом, когда они оба еще учились в университете Белфаста. Перед танцами между всеми четверыми завязался общий разговор, из которого девушки узнали, что Майкл работает в инженерной фирме, изучая практическую сторону дела в Спайрхэмптоне, и что у него есть планы организовать собственный гараж, когда он вернется в Эйре.

Когда они пошли танцевать, Лин, смеясь, взглянула на Тома:

— Вы и не сказали нам, что ваш друг Майкл — ирландец. Да, надо было бы познакомить его с Пэтси давным-давно.

Том через плечо Лин смотрел на тех двоих.

— Моей вины тут нет, — улыбнулся он. — Он не так давно появился в Спайрхэмптоне. Но в самом деле, они как будто созданы друг для друга.

Когда смолкла музыка, Лин оглядела зал, рассчитывая увидеть Уорнера Бельмонта, Еву Адлер или хотя бы Нору Фейерс, чье появление показало бы, что прибыла вся компания мисс Адлер. Но никого из них так и не увидела.

Она снова потанцевала с Томом, потом с Майклом Кэрроном и снова с Томом.

Во время танцев Том был скорее молчалив, и она чувствовала, что ему бы хотелось увидеть ее глаза поднятыми к нему; и она через некоторое время взглянула на него. Встретив его взгляд, она почувствовала, как он крепче обнял ее; как же сильно было в нем чувство любви к ней! Она знала, что, если он не сдержится, ей придется поступить жестоко по отношению к нему, и ей самой это будет очень тяжело.

Том сказал сдавленным голосом:

— Лин, простите меня, но вы сегодня так красивы! Я просто не знаю, как и сказать вам…

— Не нужно, Том, — попросила она его.

Но он уже не мог сдержаться; переполнявшие его чувства были сильнее ее просьбы. Он торопливо проговорил:

— Если бы только я мог надеяться, что вы забудете этого Гарстона! Я уверен, я бы смог сделать вас счастливой, только если бы вы мне дали время! Дайте мне возможность надеяться, Лин!

Чувствуя себя виноватой, она прошептала:

— Я его забыла. Но…

Она не договорила; он внезапно восторженно притянул ее поближе:

— В самом деле, Лин? У вас уже не осталось никаких чувств к нему? Тогда…

«Милый Том, если бы все было так просто», — думала Лин. Но для Тома действительно все было просто. Его отчаяние превратилось в веселье. Он сказал восхищенно:

— Нет, это точно мой добрый ангел сделал вас сегодня такой невероятно прекрасной! Хотя я и собирался долго ждать и терпеть, но вдруг сегодня почувствовал, что больше не могу сопротивляться своему чувству, а вы как раз говорите, что, может быть, мне и не нужно так долго ждать.

— Том, я этого не говорила! Но он не слушал ее.

— Наверное, отчасти это ваше платье. Оно такое прохладное, далекое, заставляет вспомнить облака на горизонте. Вам хочется погрузить в них руки, хотя вы и знаете, что это невозможно… О, Лин, может быть, и вы как это облако — здесь ли вы, Лин, или вас нет? — И с игривостью, порожденной воображаемым счастьем, Том наклонился над ней и нежно потерся своей щекой об ее.

— Не нужно! — Лин инстинктивно отпрянула, схватившись пальцами за щеку, и ее взгляд предостерег его, чтобы он больше не заходил так далеко.

— Простите. Так нельзя было поступать здесь, на виду у всех, — удрученно сказал Том. — Хотя зачем мы здесь, в этой толпе? Может быть, пойдем куда-нибудь, чтобы поговорить.

Но Лин уже не слушала его. Как раз в тот момент, когда Том осмелился прижаться своей щекой к ней, рядом танцевала еще одна пара, и она слишком поздно поняла, что ничто не скрылось от Наблюдательных глаз Уорнера Бельмонта и от циничных — Норы Фейерс.

Что же он теперь будет думать о ней? Неужели он подумает, что ей ничего не стоит танцевать щекой к щеке со своими партнерами на публичном балу перед всеми этими людьми?!

Сначала она рассердилась на Тома, но потом ей стало просто стыдно за себя. Она знала, что он сделал так не удержавшись, из радости, пусть и обманчивой. Нет, что бы ни подумал Уорнер Бельмонт, она будет стыдиться не за Тома!

Она постаралась улыбнуться Тому, зная, что раньше или позже им придется поговорить начистоту, что ей придется сказать, что она может испытывать к нему только чувство дружбы, не более. И он тоже больше ничего не говорил, наслаждаясь тем, что, как ему думалось, у него есть.

На другом конце зала Нора говорила:

— Все-таки поразительно, как некоторые люди ведут себя в обществе! Эта нежная сцена была разыграна между вашей операционной сестрой, мистер Бельмонт, и одним из младших докторов, мистером Дринаном. Вы заметили?

— Да. — Голос у него был безмятежный и ничего не выражал.

— Должна сказать, что она — сестра Эсолл, я имею в виду, — видимо, замечательно быстро оправилась от несчастной любви, согласно бродфилдским сплетням, — упорно продолжала Нора.

— Сейчас в сердечной хирургии достигнуты громадные успехи!

Она удивленно взглянула на него из-под ресниц.

— Вы смеетесь надо мной, — недовольно сказала она.

— Просто даю понять, что все эти мелкие больничные сплетни меня совершенно не интересуют.

Но Нору было не так-то легко поставить на место.

— Как прекрасно, наверное, чувствовать себя вознесенным надо всем миром? Хотя ведь даже консультантам не удается спастись от этого!

— Неужели!

— О, конечно. Эти молодые сестренки — мы, фармацевты, слава Богу, все-таки не так глупы — просто захлебываются в воображаемых романах между сестрами и врачами или в своей безнадежной любви к хирургу-консультанту. Конечно, некоторые из них еще ухитряются быть притчей во языцех; вот хотя бы, к примеру, сестра Эсолл…

— А вы, значит, точно знаете, что ее теперешний роман, признаки которого мы как раз сейчас наблюдали, не воображаемый? — холодно спросил Уорнер Бельмонт.

— Ну, знаете, разве похоже на то? — сказала Нора, добавив к своим словам лукавый смешок.

После еще двух танцев Лин увидела решительно направляющегося к ней через весь зал Уорнера Бельмонта; на какой-то безумный момент она почувствовала желание, чтобы он пригласил ее потанцевать… Она не успела ничего толком понять, а он уже держал ее в своих руках.

Она восхищенно думала: «Я должна наслаждаться каждой секундой! Это больше не повторится, а потом я даже не смогу вспомнить все ощущения: как все это было, каково было чувствовать себя так близко к нему и скрывать, скрывать, что я испытываю…»

Это ощущение счастья заставило ее молчать, пока они танцевали. Но и ее партнер, казалось, был совсем не склонен к разговорам. В отличие от Тома и его манеры танцевать, он был увереннее, изысканнее, и одного касания его пальцев, лежавших на ее спине, было довольно, чтобы Лин чувствовала себя ловко и уверенно и танцевала, может быть, так грациозно, как никогда.

В конце танца он выпустил ее из объятий и сказал:

— Это было что-то близкое к совершенству. Где же вы научились так прекрасно танцевать? — И, не дожидаясь ее ответа, неожиданно повел ее через зал к группе своих знакомых.

Последовало одно или два сумбурных взаимных представлений людям, имена которых она едва разобрала, а затем Уорнер представил ее Еве Адлер, которая только что кончила танцевать со своим партнером и вернулась к ним. Она без интереса посмотрела на Лин, когда Уорнер сказал весело:

— А вас двоих, наверное, можно и не знакомить, вы ведь уже встречались — правда, по телефону!

Тонкие брови Евы поднялись.

— А, так это я с вами говорила в этом невозможном клубе, куда так зачастил Уорнер? — Она обратила на Уорнера смутно-недоумевающий взгляд: — Помнится, ты говорил мне, что эта девушка — сестра?

— Это она самая, — улыбнулся Уорнер.

— Но… — Ева по-новому, оценивающе смотрела на Лин, и во взгляде у нее сквозило удивление.

Лин не хотела ждать ее следующего вопроса и, перехватив инициативу, быстро сказала:

— Конечно, я вас видела и раньше, мисс Адлер. На благотворительном концерте, организованном в пользу клуба.

— Ах, на том… да, конечно. Хотя я вас не помню, — ответила Ева.

С этой темы уже было легко перевести разговор в русло музыки, беседа оживилась, пока речь не зашла о всемирно известной рождественской службе с гимнами в Спайрхэмптонском кафедральном соборе, отправляемой в Сочельник днем.

— Как-то странно, но факт: или у меня бывал рождественский отпуск и я уезжала, или я была на дежурстве, но я ни разу не смогла прийти послушать службу, а мне так хочется, — сказала Лин.

Уорнер повернулся к ней:

— Я тоже не был. Хотя для меня это не странно, ведь это будет мое первое Рождество здесь. Если вы будете свободны на этот раз, может быть, вы захотите пойти в церковь вместе со мной?

Его слова звучали как обычное вежливое приглашение, но Лин, быстро взглянув на него, мельком почувствовала какое-то впечатление вызова, бросаемого им. Может быть, он припомнил ее слишком упорный отказ ехать с ним на бал этим вечером и хотел проверить, всегда ли она будет отвергать его приглашения? Она мысленно тут же встряхнулась, как бы прогоняя подальше свою фантазию и воображение. Взглянув ему прямо в глаза, она спокойно и сердечно поблагодарила его, сказав, что очень бы хотела этого.

— Ну, тогда ближе к делу договоримся. — И он, довольный, кивнул.

Но Ева, как сразу почувствовала Лин, совсем не была так же довольна. Она сказала:

— Я тоже никогда не была на рождественской службе с гимнами.

— Да ведь тебя здесь не будет на Рождество, — быстро напомнил ей Уорнер.

— Да, но… — Надувшись, она замолчала.

— Ну, тогда, может быть, в этом году тебе не уезжать? Как, это возможно?

Она ничего не ответила, только пожала плечами. Эта маленькая интермедия немного испортила Лин удовольствие от приглашения Уорнера. Значит, если бы она никуда не уехала, он бы повел Еву в собор слушать гимны.

Она отыскала Тома и Майкла, стоявших в одиночестве: Пэтси рядом не было. Лин подождала ее, но потом сказала, что сама сходит за ней в дамскую комнату. Когда она вошла туда, то увидела Пэтси, скорчившуюся в неловкой позе на стуле, обхватив голову руками. Весь вид ее говорил о мучительной боли, испытываемой ею.

Одна или две девушки беспомощно стояли около нее, а служительница упрашивала ее выпить воды; Пэтси пить не могла.

— Пэтси, дорогая. — Лин бросила сумочку на стол и опустилась на колени перед подругой, тихонько обхватив ее руками и испугавшись ее белого, искаженного лица и потускневших глаз.

— Ох, Лин, мне так плохо, — с трудом выговорила Пэтси. — Я… ох, как бы мне скорее домой? Как ты думаешь?

— Конечно, подожди. — Лин видела, что она даже не может отвечать на вопросы. Она вскочила на ноги, быстро сказав служительнице: — Скорее, позовите сюда… Нет! Вы же его не знаете. Я сама побегу за ним. Только пусть она не двигается, последите за этим.

Она выбежала в танцевальный зал, ее глаза взволнованно искали в толпе высокую фигуру Тома, но его нигде не было видно, и вдруг она подумала, что, не дождавшись возвращения девушек, он и Майкл могли отправиться в бар что-нибудь выпить.

Бар. Но где же он? Она резко повернулась, вспомнив, что, кажется, знает, где это, и в этот момент с размаху налетела на какого-то мужчину — Уорнер Бельмонт!

Он положил обе ладони на ее обнаженные плечи, удерживая ее, и заглянул ей в лицо.

— Извините, виноват… — начал он, но тут же резко спросил: — Что случилось?

Лин, задыхаясь, проговорила:

— Пэтси, то есть мисс Хорган… Ей вдруг стало очень плохо. Я ищу доктора Дринана, а его нет… Может быть, вы пойдете к ней?

— Где она? В дамской комнате?

Он быстро пошел перед ней, властно приказал всем женщинам выйти, сказав, что он врач. Лин стояла рядом с Пэтси, когда он осматривал ее и задавал вопросы.

Он посмотрел на Лин, и взгляд его был суровым и сердитым.

— Вы не имели права позволить ей ехать на танцы в таком состоянии, — сказал он. — Где ваша наблюдательность, сестра?

Лин покраснела и возразила:

— Она была совершенно здорова. Ни на какие боли не жаловалась. Только…

— Что «только»?

— Она казалась притихшей, и больше ничего. Я подумала, что это из-за возбуждения перед танцами. Она так любит танцевать.

— Хм… Вот она и возбудила свой уже воспаленный аппендикс в сильнейший процесс. Ее нужно немедленно везти в больницу и готовить к операции.

— Сегодня ночью?!

— Да. Соберите ее и свои вещи. Я позвоню дежурным, чтобы готовили операционную. Вы как сюда приехали?

— С доктором Дринаном, в его машине.

— Машина маленькая? — Он сам ответил на свой вопрос: — Да, конечно, я же ее видел. В моей будет больше места, и это будет быстрее, чем вызывать и ждать «скорую помощь». Найдите Дринана или еще кого-нибудь, пусть помогут вам отвести ее к машине. Может быть, даже придется ее нести. Через пять минут встречаю вас у машины внизу.

Его торопливость, лишенная всякой паники, успокаивала и внушала чувство полного доверия. Но довести скорчившуюся от боли Пэтси даже на такое короткое расстояние — до машины — было мучительной процедурой, и Лин была рада, когда наконец, с Пэтси на руках, удобнее уселась в машине, надежно упершись ногами и боком, чтобы уберечь подругу от неизбежных толчков, когда машина понеслась в ночь с Уорнером Бельмонтом за рулем.

В Бродфилде он подъехал прямо к корпусу «Скорой помощи», где всегда, в любое время суток, наготове были носилки. Опытные руки быстро и осторожно переложили Пэтси на них и повезли к лифту. Мистер Бельмонт и Лин остались стоять в первом приемном кабинете, глядя вслед Пэтси.

Лин глубоко и прерывисто вздохнула, отчасти от облегчения, а отчасти и от страха. Что будет с Пэтси? Ей легко было работать в операционной, где ее собственные четкие действия тоже помогали успеху операции, где она чувствовала себя спокойной и уверенной в успехе почти всегда. Но когда на столе лежит кто-то близкий, любимый, заботу о ком вдруг внезапно взяли из твоих рук, оставив тебя одинокой и беспомощной и все же уверенной, что в чем-то ты могла бы помочь…

Она импульсивно сказала:

— Мистер Бельмонт, вы считаете, что сестру Хорган следует оперировать сразу же? Если бы я… попросила разрешения у старшей ночной сестры, как вы думаете, позволила бы она мне помочь вам при операции? Мне, чтобы переодеться в форму, нужно пять минут. Позвольте!

Он отрицательно покачал головой:

— Не я буду распоряжаться.

— Как — не вы? — У Лин упало сердце. — Вы… вы не будете оперировать?

— Конечно нет. Это будет делать дежурный ночной хирург. — В его голосе слышался упрек, и Лин стало стыдно, что она забыла о правиле, по которому хирург не мог отправляться оперировать сразу после вечерних танцев, обеда, выпивки, даже если он пил совсем немного.

— Извините, — пробормотала она. — Но как вы думаете, может быть, мне позволят помогать? — Уж если он предоставляет Пэтси заботам другого хирурга, то тем более важно, чтобы хоть она осталась рядом с ней! Но он снова покачал головой:

— К сожалению, нет. Даже и думать не могу, чтобы вы позволили себе обратиться к старшей ночной сестре или ночному хирургу с необычной просьбой. Я даже удивлен, что вы просите о такой вещи. Вы дневная сестра, и ваша обязанность ухаживать завтра за своими больными. Не сегодня ночью, как бы больной ни был лично близок вам. Это правило, и я должен попросить вас, чтобы вы ему подчинились.

Ресницы Лин опустились.

— Я подчиняюсь, сэр, — тихо сказала она. Но когда она повернулась, чтобы идти, вся ее фигура казалась поникшей.

Наступила короткая пауза, а потом Уорнер Бельмонт спросил:

— Это второй раз, правда? Вы не соглашаетесь с моим представлением о ваших обязанностях — считаете, что они намного менее сентиментальны, чем ваши?

Лин посмотрела на него; взволнованное отрицание его обвинения в сентиментальности уже было у нее на губах. Какой он холодный, как безразличен к чужим чувствам, если не постеснялся определить этим словом ее боль за Пэтси! Но она не произнесла ничего, потому что, несмотря на язвительный тон, глаза его были удивительно добрыми, когда встретили взгляд Лин.

Он проговорил:

— Не беспокойтесь о вашей подруге! Я не буду оперировать, но я буду рядом. Вам будет спокойнее от этого?

Она благодарно кивнула. Он придвинулся к ней и затем, на какой-то один изумительный, счастливый момент его рука обняла ее за плечи и сильные пальцы крепко пожали ее руку. Так мужчина неуверенно впервые приближается к женщине, которую он любит. И хотя Лин знала, что для нее это не значит ничего подобного, она почувствовала покой и уверенность в этом коротком прикосновении.

Под его наблюдением Пэтси будет в безопасности. А у нее в душе останется воспоминание о добром понимании в его глазах и мгновенном счастье его короткого прикосновения. Не много. Но любовь пирует и на крохах.