"Агония 4. Предчувствие беды" - читать интересную книгу автора (Маркьянов Александр В.)

Кабул, Новый город

Город Кабул — столица Афганистана — расположен в оазисе реки Кабул среди гор Асмаи и Шир-Дарваза на высоте 1850 м над уровнем моря и является одной из самых высокогорных столиц мира. Река Кабул (или Кабулка, как называют ее все русские) протекает почти через весь город с запада на восток, деля его на две части. Эти части получили названия Старый город и новый город соответственно. Старый Кабул расположен на правом берегу реки, а Новый — это районы левобережья.

Правительственные кварталы города, где расположены здания посольств и министерств, расположены на левом берегу Кабулки. Признанным центром Нового города является площадь Пуштунистан и так называемый "Арк" — дворец. Дворец, выстроенный в 1883 г., многие годы был резиденцией эмиров. Вблизи него — ряд министерств. На улице, ведущей к дворцу, установлена Колонна независимости, воздвигнутая в 1919 г. в честь завоевания независимости.

Именно здесь, совсем недавно танк Ватанджара произвел первый выстрел по дворцу, ставший сигналом к саурской революции. Дауд погиб, и теперь в Афганистане была новая власть — коммунистическая. Но дворец, переименованный в Дом народа, по-прежнему был ее пристанищем…

В самом роскошном кабинете Арка, у выходящих на площадь окон стоял среднего роста человек с роскошными седыми усами. Одет он был не в афганскую, а в европейскую одежду — черный костюм, рубашка галстук. В руках у него были четки, янтарные, небольшие, нанизанные на веревку камушки, которые он то начинал перебирать, то просто держал в руках, наслаждаясь их гладкостью и внутренним теплом.

Человек думал.

Да, не все было просто. Прошло уже больше года после того, как свершилась революция — а все стало еще сложнее.

Но он никогда не думал, что будет так сложно.

Он вспомнил себя в конце шестидесятых — тогда они только создали партию и он, будучи проездом в Москве, был принят некоторым и чиновниками ЦК КПСС. Нет, товарищ Брежнев его конечно же не принял, ведь он тогда не был главой государства, он был всего лишь главой маленькой, только что созданной партии, пусть и коммунистической. Но заведующий сектором в ЦК Ульяновский с ним встретиться согласился.

Тараки поразила Москва. Выросший в Афганистане, в одной из самых нищих стран на земле, писатель и поэт Нур Мухаммед Тараки полдня потратил на экскурсии по Москве. Он просто не мог представить не мог вообразить — даже несмотря на то, что жил в столице Афганистана, в Кабуле — что можно жить именно так, как живут люди в Москве. Причем здесь так — жили все.

Он до сих пор помнил и нудный, монотонный голос Ульяновского. Только сейчас, уже сам старый и убеленный сединами человек, он только сейчас понял, насколько был прав этот занудный секретарь ЦК. Тогда ему, еще молодому казалось — стоит только выйти к народу с правдой, стоит только прокричать ее — эту правду — и все будет по-другому, так же как и в СССР. Из феодализма его страна, его родина шагнет сразу в светлое будущее — в социализм, где не будет баев, генералов, купцов, где все будут равны в труде и в отдыхе, где все будут просто, по-человечески счастливы.

А теперь, спустя год после того, как он находится в этом кабинете Тараки все чаще начал ловить себя на мысли, что к социализму они не идут — от социализма они отдаляются…

Когда НДПА еще находилась в подполье — да, тогда тоже было "два крыла" партии — Парчам и Хальк. Да, разногласия были и весьма серьезные. Да, иногда доходило даже до рукоприкладства — было и такое. Но! Как бы то ни было, какие бы разногласия их не разъединяли — цель у них была единой и она объединяла. Ради этой цели — построения нового, социалистического Афганистана — можно было забыть все обиды, все разногласия и стать в единый строй, когда это необходимо. И они победили. Победили, пришли к власти, стали справедливой в стране, которая никогда не знала справедливости. А теперь… А теперь Парчам готовит государственный переворот против него.

Впервые за все время, пока он находился в этом кабинете, в должности генерального секретаря ЦЕ НДПА, Тараки посетила мысль, что что-то он делает не так. Да, его бывшие соратники вероломно и подло пытались организовать мятеж. Но в чем-то виноват и он.

Становилось страшно. Тараки начинал думать, что ноша, которую он принял на свои плечи — не по нему, что гораздо проще быть просто писателем. Но отступать было нельзя…

— Товарищ генеральный секретарь, прибыл товарищ Сарвари

Тараки оглянулся на своего адъютанта и телохранителя, бывшего начальника Царандоя подполковника Сайеда Дауда Таруна.

— Пусть войдет.

Но член ЦК НДПА, министр безопасности Афганистана Асадулло Сарвари не стал ждать — вошел в кабинет сам, по пути весьма невежливо отстранив с пути адъютанта Тараки.

— Иди, Сайед… — взмахом руки Тараки отпустил своего телохранителя, своим приближенным он многое прощал, в том числе и нарушение протокола. Не до протокола сейчас.

Если бы Тараки разбирался в людях — многое он сделал бы не так как сделал. Он не принял бы своим адъютантом подполковника Таруна, снятого с должности после той грязной и подозрительной истории со штурмом номера с похищенным американским послом. Но за него просил "любимый ученик" — Хафизулла Амин — как было отказать? Принял.

Он бы попытался переманить Таруна в свой лагерь, сделать его не просто своим адъютантом — но его приближенным, обладающим какой-то властью. Тот, кто имеет почти постоянный доступ к телу Вождя должен выделяться среди других. Не сделал. Работает человек — и пусть работает. Тарун так и остался человеком Амина и за свое новое трудоустройство был благодарен именно ему — а не генеральному секретарю лично.

Наконец сейчас, он бы заметил тот мимолетный проблеск в глазах Таруна — и понял, что этот человек опасен. Не понял. Не заметил.

Выйдя из кабинета Тарун огляделся, сел на свое место. В приемной никого кроме него сейчас не было, и увидеть то, что он делает никто не мог. А поэтому, он выдвинул ящик стола, в котором лежала толстая, в кожаном красном переплете книга, открыл ее. Нажал на кнопку, включающую магнитофонную запись от подслушивающих устройств, поставленным в кабинете генерального секретаря НДПА. Кабинет проверяли на наличие подслушивающих устройств еженедельно — но делали это люди из управления контрразведки АГСА, руководитель которого, Азиз Ахмад Акбари, племянник зашедшего в кабинет Асадулло давно почувствовал, что сила — за Амином и переметнулся в его группировку. Облегчило переход на другую сторону то, что Амин три года вел с ним партийные занятия, о чем не знал его дядя. Работал на Амина и первый заместитель Сарвари — Наваб Али. Подслушивающие устройства искали — но никогда не находили…

В кабинете Тараки сел за приставной столик, напротив посадил Сарвари. Асадулло был его давним и проверенным сторонником, всегда занимал его сторону, поэтому он ему доверял безоговорочно. Четверо его сторонников, которым он доверял, только четверо — Ватанджар, Гулябзой, Сарвари и Маздурьяр. Так как им, он не доверял никому, даже Амину — Амину он вообще не особо доверял. Просто был падок на лесть — именно Амин придумал титул "Дорогой учитель", каким и величал Тараки. Да и работать кто-то должен — работоспособностью Амин превосходил всех, Тараки — на порядок, работал по двадцать часов в сутки, лично вникал во все, занимал сразу несколько постов — и на всех должностях реально работал.

Начал Сарвари, как это и полагается издалека…

— Как ваше здоровье, учитель…

Нур усмехнулся

— Поживем еще. А как твое?

— Не жалуюсь…

— Да я уж слышал что и в самом деле, не жалуешься…

Про похождения четверки в Кабуле и окрестностях ходили слухи. Министерство безопасности и его основная сила — АГСА их никак не пресекало, более того — запускало новые. Частично, слухи эти были правдивы — в конце концов четверка представляла собой всего лишь четверых офицеров, молодых, самый старший из которых имел майорское звание. И вот волею судьбы они были вознесены почти к самой вершине власти. Перегибы, конечно были…

— Простите, учитель… — потупился Сарвари, про себя подметив, что донес скорее всего Амин. Сволочь лизоблюдская…

— Молодость… — улыбнулся Тараки — сам был молодым. Но и пятнать партию я не позволю, так и передай остальным. А теперь — говори.

— Товарищ генеральный секретарь…

— Ну говори, говори…

— Я хочу поговорить относительно товарища Амина.

— Относительно Амина… — Тараки не хотел затевать этот разговор, но делать было нечего — говори про Амина…

— Он задумал вас убить.

Вот так вот…

— Такое мне уже говорили. Но Амин сын мне, а я — ему отец.

— Амин змея! Это змея и он ужалит вас, как только вы на миг отвернетесь от него!

— Амин ваш товарищ…

Тараки вдруг понял, что дальше отмахиваться от этой информации просто опасно.

— Кто тебе это сказал.

— Мой племянник Азиз. Он…

— Я знаю кто он такой. Почему в таком случае он не исполняет свой долг, а просто говорит обо всем тебе? Почему ты не исполняешь свой долг?

— Он боится. В его аппарате почти все считают руководителем партии Амина, а не вас, учитель. Ему уже напоминают, что он мой родственник. Если он отдаст приказ арестовать Амина — вместо Амина арестуют его самого.

Тараки встал со своего места, молча прошелся по кабинету, перебирая четки, подошел к окну. Вот и настало новое время. Время новое, а методы решения проблем старые — пуля в спину, нож, удавка. Возможно, этот дворец, в котором раньше жил король — проклят и тот, кто правит из этого дворца страной обречен быть королем…

Тараки вернулся за стол.

— Если позиции Амина в органах госбезопасности так сильны — значит любой, кто прикажет его арестовать будет арестован сам.

— Да, это так. Но проблемы можно решать разными способами…

И вот тут Тараки сделал ошибку. Если бы он созвал как положено пленум ЦК НДПА — а в ЦК Амину не доверял никто, и решил бы проблему законным путем — скорее всего история Афганистана, да и не только Афганистана потекла по другому руслу. Но Тараки решил как и Амин играть тайно, несмотря на то, что бы генеральным секретарем партии и главой государства. В подковерных играх сильнее безусловно был Амин. И те, кто за ним стояли.

Нур Мухаммед Тараки, генеральный секретарь ЦК НДПА задумался, потом провел по лицу ладонями — привычный жест, оставшийся еще с тех времен, когда он пять раз в день совершал намаз…

— Можешь готовиться. Совсем скоро я выезжаю в Гавану, на конференцию неприсоединившихся государств. По пути заеду в Москву, встречусь с товарищем Брежневым. Перед отлетом — я дам тебе знать. До этого — не делайте ничего.

— Как вам будет угодно, учитель…

Тарун заметил, что Сарвари вышел из кабинета в гораздо более бодром и веселом настроении, чем вошел. Значит, разговор был важным — и закончился он успешно. И конечно он был записан. Тарун снова огляделся, снова выдвинул ящик стола и отключил магнитофон — пленки оставалось совсем мало, а встретиться для получения новой у него никак не выпадало время. Генеральный секретарь в последнее время работал допоздна. Но сегодня он скажется больным и передаст-таки пленки…