"Западня" - читать интересную книгу автора (Воинов Александр)

Глава двенадцатая

Как только ребята собрались на сухом островке, десантники по команде Богачука заняли позиции на краю балки и обрушили на карателей яростный шквал огня. И каратели, еще не получившие сообщения о десанте, залегли. Они не могли понять, что происходит, откуда у молодежи, только что покинувшей эшелон, оружие, и потому решили, что наткнулись на партизанский отряд. Здесь уже требовалось действовать с особой осторожностью.

А Богачук вел ребят к лесам, на север.

К двум часам дня колонна наконец достигла опушки. Все так устали, что, казалось, вот-вот упадут на землю. Но Богачук не велел останавливаться ни на минуту.

Вскоре все же в глубине чащи запылали костры. Сушили одежду, обувь, растирали друг другу ноги, боролись с тяжело наваливающимся сном, жадно ели мясные консервы.

Дозор, оставленный на опушке, сообщил, что к лесу приближаются машины с карателями. Но Богачука это не обеспокоило: каратели с ходу в лес не сунутся, а пока оценят обстановку, наступит ночь.

Он связался по рации со штабом армии, узнал, что ночью самолеты сбросят несколько минометов и мины, контейнеры с продовольствием, теплые куртки, обувь, вещевые мешки. После двенадцати было приказано зажечь сигнальные костры.

Вторую радиограмму подписал Савицкий: в ней Егорову и Дьяченко приказывалось, если позволяет обстановка, направиться в Одессу.

Они спали, прижавшись друг к другу у затухшего костра. Полковник разыскал их, растолкал, передал приказ и сказал:

— Двигайте, ребята, пока есть возможность выйти из леса. Утром будет сложнее.

Егоров и Дьяченко пожали руку полковнику и двинулись в путь. Они долго пробирались по чаще и вышли на опушку с другой стороны леса. Пересекли поле — и вот она, темная проселочная дорога. Судя по тому, как наезжена колея, днем, очевидно, по ней движется много машин.

— Ну, что теперь будем делать? — спросил Дьяченко, шагая рядом с Егоровым. — Как по-твоему, мы выйдем к Одессе?..

— Не знаю, — проговорил Егоров; у него саднило правую ногу. — Рассветет — разберемся!

Несколько часов они шли, никого не встретив. Только где-то вдали то падали, то поднимались голубоватыми столбами лучи прожекторов и, пошарив в медленно светлеющем низком небе, исчезали.

— Так и до Одессы дотопаем, — пошутил Дьяченко. — Как по-твоему, в какую мне их полицейскую часть явиться?

Некоторое время шли молча. Вдруг Егоров заметил, что Дьяченко сжимает в руке револьвер.

— Спрячь! — сказал он коротко.

Дьяченко сунул револьвер в карман и некоторое время шел насупившись. Вообще с момента, как они оказались рядом в самолете, в их отношениях произошел перелом. Спокойствие и опыт Егорова невольно поставили его в положение старшего. Дьяченко видел это, но понимал, что ерепениться не время. И еще он хотел сказать Егорову нечто очень важное, только не мог найти нужные слова.

— Слушай, Геня, — начал он глухо, почти на ухо Егорову, словно боясь, что на этой пустынной дороге их могут подслушать, — я признаю… Я часто был к тебе несправедлив…

— Да брось ты! Нашел время изливаться! — сказал Егоров. — Небось не к теще на блины идем…

— Нет, я о другом… Ты меня правильно пойми… Понимаешь, мало ли что может случиться… Война! Вдруг погибнет Савицкий, Корнев… Попадет бомба в штаб армии, сгорят документы — как я потом докажу, что стал полицаем по заданию нашей же разведки? Кто мне поверит?

— Ах, вот ты о чем! — усмехнулся Егоров. — А как я докажу, что не являюсь потомственным торговцем фруктами?

— Ты — другое дело: порвал документы, и всё… А я же полицаем должен быть! Все будут видеть…

— Ну, ведь это, наверное, недолго. Всего несколько месяцев.

— «Несколько месяцев»! — усмехнулся Дьяченко. — У нас с тобой за несколько часов вся судьба переломилась… Нам с тобой еще надо прожить эти месяцы…

Начинало светать. Над дальними полями поднималось солнце. Оно еще было за горизонтом, но в разрыве меж облаками проглядывало светлое небо. Поля, прихваченные утренним холодом, казались особенно тихими, и, может быть, этот покой и расположил Дьяченко к откровенному разговору, который словно бы растопил ледок недружелюбия в их отношениях, отбросил все, что их разделяло.

— Я тебя понял, Дьяченко, — сказал Егоров. — Давай условимся: кто выживет, тот и расскажет о другом всю правду.

— Согласен! — горячо отозвался Дьяченко.

— И еще об одном давай условимся: раз в три дня от семи до восьми вечера будем встречаться у памятника Дюку. Может, обстановка и не позволит нам поговорить, но хоть будем видеть друг друга.

— В какие же дни?

— Ну, например, по средам и воскресеньям…

— Условились!

— В последний момент Савицкий разрешил дать тебе дополнительную явку: Пушкинская, двадцать семь. Там живет Тоня Марченко. Но предупреждаю: туда пойдешь только в случае крайней необходимости.

Уже совсем рассвело. Из-за поворота дороги на большой скорости выскочили две легковые машины. Сквозь ветровые стекла были видны шоферы, рядом с которыми сидели немецкие офицеры. С любопытством взглянули на ранних пешеходов, но тут же промчались мимо.

Теперь уже, с наступлением утра, пора было расставаться. Каждый в отдельности, если не задержит патруль, еще сможет как-то выкрутиться, а вместе они быстро завалятся: что общего может быть между полицаем и фруктовым коммерсантом? Полицай должен был ехать из Кишинева в Одессу железной дорогой, а коммерсант мог, конечно, ехать и на автомашине, но вместе им предъявлять документы патрулям — опасно.

— Ну, прощай! — растроганно сказал Дьяченко и обнял Егорова.

— Не говори «прощай». Говори «до свиданья», — усмехнулся Егоров, похлопывая товарища по спине. — И смотри при встрече не забери меня по ошибке в полицию.

— Будь спокоен! — сказал Дьяченко, перескочил через канаву и пошел своим путем.

Егоров постоял немного, посмотрел ему вслед, что-то еще хотел крикнуть, но удержался и зашагал по дороге…