"И я ему не могу не верить…" - читать интересную книгу автораКонец агента I-ST— Сэр, ожидает приема мистер Сидней Джордж Рейли… Черчиллю не потребовалось напрягать память. Это имя канцлер казначейства знал достаточно хорошо. Господина средних лет с путаной биографией, только что вернувшегося из России, в свое время ему представили в кулуарах Парижской мирной конференции. Тогда ситуация не позволяла его принять, как подобает государственному деятелю. Но цепкая память уже держала этого человека на заметке. Такие люди честолюбивы, предприимчивы, лишены предрассудков и нужны империи. Теперь же в самую пору пригреть жаждущего борьбы специалиста по российским делам. Опытнейший разведчик, изворотливый и смелый агент Сикрет Интеллидженс сервис по псевдониму — I-ST, способен на многое. Его присутствие здесь, в деловой резиденции, для Черчилля вполне объяснимо: такие, как Рейли, не останавливаются на полпути. — Просите! Рейли умел носить любую одежду так, словно в ней родился: от фрака до истрепанной красноармейской гимнастерки. Сейчас на нем была скромная визитка. Войдя в кабинет, он почтительно наклонил голову. Глаза Черчилля беззастенчиво ощупывали посетителя. — Я предугадываю смысл вашего визита. Вы хотите возвратиться в Россию? — Да, сэр. Я здесь мерзну от недостатка движения. Я еще в форме и на кое-что способен. Спасение России — это мой долг. — Насколько мне известно, вы там приговорены к смерти. Не поведя бровью, Рейли уверенно ответил: — Это меня не останавливает. Я не хочу и не могу идти через жизнь по избранному пути с опаской, уклоняясь от риска. — Вы хотите войти внутрь Советов своеобразным никотином, — хохотнул Черчилль, — чтобы отравлять и отравлять их организм. Я вижу, в вас много деловой энергии. В связи с вашим решением, которое мне вполне импонирует, хотелось бы уточнить одно обстоятельство: предстоящие акции в России кто-нибудь изъявляет желание финансировать? — Нет, сэр, — тяжело вздохнул Рейли, — даже мое ведомство, которому я подчинен, сомневается в моем предприятии. В этом моя главная трудность, в ее разрешении я и прошу вас помочь. — О, мистер Рейли, я вам сочувствую. Трудные времена настали. Европа потрясена революциями. Финансы большинства стран расстроены или находятся под контролем левых сил, всякого рода оппозиций. Финансировать акции, подобные тем, что вы задумали осуществить, сейчас не в моде. Где же взять деньги? Думаю, что способ, как добыть деньги, вы сами найдете. Напомню только одно старое британское правило: всегда полезно делать свое дело чужими руками, иначе говоря, с помощью чужих денег. Деньги, деньги… Рейли весь превратился в слух: вот-вот, после того как пролил крокодилову слезу, Черчилль все же укажет на источник финансирования. Но Черчилль молчал. Хмурая усмешка пробежала по его лицу. Затем, надув толстые щеки, он испытующе посмотрел на Рейли, как бы говоря: а ты что можешь предложить? Рейли понимал деликатность положения Черчилля, с ним туманно вести разговор все равно что загубить затею, и он уверенно заявил: — На первых порах я обернусь своими средствами. Докажу реальность моего дела, и помощь придет. В этом я уверен… — У вас есть деньги? Собственных денег у Рейли не было. Однако вопрос Черчилля не выбил разведчика из русла делового разговора. Он отлично знал, что так вот просто, с первого раза, без достойного обеспечения, Черчилль ему денег не даст. Он предвидел вопрос, а потому у него заранее был подготовлен и ответ: — Нет, но у меня есть вполне реалистичный план, как добыть миллионы, чтобы свергнуть большевиков. Сама Россия станет финансировать меня. Черчилль был заинтригован: — Каким образом? — Все очень просто, сэр. Россия богата не только пенькой и мехами, но и произведениями искусства, которым нет цены. Мои агенты будут вывозить их в Европу, думаю, что богатые покупатели здесь найдутся. Полотна старых мастеров не знают, что такое инфляция. Вот так я намерен российскими сувенирами свергать большевиков. Черчилль нахмурил бугристый лоб, обдумывая сказанное. В глазах смешались выражение беспокойства и неподдельный интерес. Он испытующе поглядел на Рейли, чтобы проверить его решимость осуществить эту крайне сомнительную, но весьма заманчивую идею: — Любопытная игра. Но она граничит с нарушением международного права. Не так ли? — Да, сэр, и я это знаю. Но для нас дорого время. Главное, не дать большевикам окрепнуть. Моя цель, надеюсь, вы ее одобряете, свалить их, пока они стоят на слабеньких ножках. А для этого все средства хороши. Позволю себе отметить, сэр, и другое: у меня есть в России опора. Мне там не придется начинать, как говорят латинисты, «с яйца». — Но я вас должен предупредить, — вставил Черчилль, — у Советов неплохо налажена контрразведка, а вы однажды уже потерпели фиаско. Черчилль тяжело встал — знак, что аудиенция окончена, что надо, он сказал. Протягивая на прощание руку, все же не преминул обнадежить Рейли: — Я одобряю ваше решение снова отправиться в Россию. Занимайтесь тамошними делами, я буду рад, если от вас поступят добрые вести. Все мои симпатии и расположение целиком и полностью на вашей стороне. Об этом будет знать и Интеллидженс сервис. Ну а субсидии… По-моему, это не проблема. Ваш первый успех послужит своеобразной визитной карточкой, которая откроет вам двери в любой английский банк, и не только в английский… Неуемная страсть! Она кидает тебя в работу, как в омут, ты не замечаешь времени, забываешь про еду и сон. Работать инженером было бы куда спокойнее. Но цель, раз указанная профессиональным революционером Кедровым, глубоко завладев сердцем, стала смыслом всей его жизни. Оперативная работа стала призванием Артузова, его личным средством защиты дела Великого Октября. Но инженерные знания оказались далеко не лишними. И в оперативной работе надо все делать расчетливо, конкретно подходить к каждому факту, явлению, событию, оценивать каждую деталь. Инженерия — сама конкретность. Оперативная работа — то же самое. Работа Артузова, требовавшая неустанного проявления политической гибкости и дальновидности, умственного напряжения, бешеных усилий воли, изобретательности, была постоянно в фокусе внимания Дзержинского. Естественно, у председателя ОГПУ всегда находились вопросы к начальнику КРО, вопросы острые, злободневные, отвечать на которые необходимо было быстро и только делом. Феликс Эдмундович был крайне огорчен тем, что Рейли, английскому разведчику, предпринимавшему отчаянные попытки свергнуть Советскую власть, в свое время удалось избежать кары, определенной советским судом. При очередном докладе Артузова Феликс Эдмундович справился у него: — Как с Рейли? Пока не ответите на этот вопрос — покоя вам не будет. Буду спрашивать назойливо и требовательно. Беспокойно вам будет, ибо он нам покоя не даст. Разумеется, Артузов попытался успокоить Дзержинского, дескать, после захвата Савинкова Рейли с европейского горизонта исчез, по агентурным данным, на пароходе «Новый Амстердам» отплыл в Нью-Йорк и сейчас в Америке устраивает свои финансовые делишки. Дзержинский с сомнением покачал головой. — Прошу вас, не проявляйте благодушия. Эта фигура рано или поздно будет вновь вытащена на свет международной реакцией. В любой момент он предложит свои услуги любой капиталистической разведке. С Рейли борьба еще впереди. Многое предвидел Феликс Эдмундович. Артузов, конечно, понимал: дело вовсе и не столь в личности Рейли, а в тенденциях определенных кругов Запада. Рейли нужен был и белогвардейской монархической эмиграции, погрязшей в раздорах и склоках, однако еще упорной в общей цели — снова сесть на шею народа. Она нуждалась в таком изворотливом помощнике, каким был Рейли, реально опирающийся на такую разведку, протянувшую свои щупальца по всему миру, как британская Интеллидженс сервис. Но однажды во время доклада Артузова Феликс Эдмундович о Рейли не спросил. То ли забыл, то ли умышленно, чтобы не отвлекать внимания занятого по горло другим неотложным делом начальника КРО, промолчал. Но, прощаясь, Феликс Эдмундович лукаво усмехнулся, как бы показывая этой усмешкой: дескать, я ничего не забыл, будет что-либо интересное — сам придешь и расскажешь. Шло время. Артузов пытался себя успокоить: Рейли на европейском континенте не объявлялся. Может, и не объявится. И меня он уже так не волнует. Я забыл о нем… Артузов умел убеждать людей, но сейчас поймал себя на мысли, что самое трудное дело — заниматься самообманом, самовнушением. Цепкий ум не поддавался самоубеждению, не позволял забыться. Снова и снова Артузов размышлял о Рейли. Мыслями тянулся к этому авантюристу, скрытому от глаз далеким расстоянием. «Как с Рейли?..» Медленно, постепенно накапливались факты, намечались подходы к решению задачи. Составлялось обстоятельное досье. Изучая его, Артузов все больше и больше проникался осознанием глубокой правоты Дзержинского. Да, конечно, такие, как Рейли, сами со сцены не уходят. Для западных разведок Рейли пока запасной козырь, но в ход он может быть пущен в любой момент. К этому надо быть готовым. А может быть… Может быть, подтолкнуть, самим ускорить его появление на сцене? Так забрезжила идея… Сидней Джордж Рейли конечно же вовсе не канул в США в безвестность и устраивал за океаном отнюдь не только свои «финансовые делишки». В то время в Америке широко обсуждался вопрос о крупном займе Советской России. Некоторые видные американские дельцы были готовы такой заем нам предоставить. Правительство занимало выжидательную позицию, во всяком случае, явного противодействия администрация не высказывала. Но он, Рейли, твердо решил, что этому не бывать, и со всей своей недюжинной энергией бросился в борьбу против предполагаемого займа. С этой целью он открыл на Нижнем Бродвее в Нью-Йорке контору, ставшую главным центром антисоветской пропаганды в Америке. Потом Рейли предпринял турне по стране с публичными лекциями, в которых как «очевидец» революции запугивал обывателей и бизнесменов опасностью большевизма, грозящего самому существованию цивилизации и мировой торговли. Но и этого ему было мало. При поддержке русских белогвардейцев Рейли сколачивает на американской почве филиал «Международной антибольшевистской лиги», уже функционирующей в Берлине, Лондоне, Париже, в прибалтийских и балканских странах. Филиал лиги был даже в Харбине, где его возглавлял известный бандит атаман Семенов. Фашиствующие белогвардейцы, чьим лидером в США был старый агент царской охранки Борис Бразуль, наводили мосты между Рейли и самыми реакционными финансистами и предпринимателями Америки, в первую очередь Генри Фордом. Они же по поручению Рейли поставляли для него списки видных американцев, благожелательно относящихся к Советской России. Списки эти не раз доставят много бед включенным в них порядочным людям — вплоть до «эпохи» сенатора Маккарти! Эту опасную для советских интересов деятельность Рейли нужно было пресечь, для чего требовалось выманить его обратно в Европу. Использовать можно было единственное средство — «Трест», хоть и утративший несколько свой блеск после «провала» Савинкова в некоторых эмигрантских кругах, но все еще пользующийся доверием Кутепова. И Артузов разрабатывает сложный, но безошибочно сработавший план, основанный на глубоком проникновении в психологию врага, тонком учете политической обстановки и событий. И вот в адрес подставной нью-йоркской фирмы «Сидней Беренс — индийский хлопок», основанной Рейли для прикрытия его основной деятельности, приходит письмо из Ревеля, подписанное инициалом Е. и датированное 24 января 1925 года: «Дорогой Сидней! В Париже к Вам могут явиться от моего имени Красноштанов с женой. Они сообщат известие из Калифорнии и передадут стихи Омара Хайяма, которые Вы так хотели иметь. Если их дела заинтересуют, попросите их остаться. Если же дело не заинтересует, скажите просто: «Благодарю вас, до свидания». Их дело заключается в следующем. Они являются представителями предприятия, которое, по всей вероятности, приобретет в будущем большое влияние на английском и американском рынке. Они полагают, что предприятие их достигнет полного расцвета не ранее двух лет, но обстоятельства могут сложиться для них желательным образом уже в течение ближайшего будущего. Это очень крупное предприятие, но говорить о нем пока нельзя, так как могут прослышать конкуренты. Интересуются концессией, в частности, две группы. Одна из них международная… Другая группа — германская. Она хотела бы вступить в трест, но основатели треста, представители которого названы выше, вынесли на своих плечах всю предварительную работу, не желают иметь с ней дела, так как опасаются, что германская группа постепенно приберет все дело к рукам. Поэтому они вошли в связь с небольшой французской группой, составленной из менее честолюбивых людей. Дело, однако, так велико и серьезно, что они опасаются, хватит ли у французской группы сил его поддержать. Поэтому они хотели бы привлечь к совместной работе также и английскую группу. Само собой разумеется, что правление треста будет составлено исключительно из лиц, совершивших основную работу… Они отказываются в настоящий момент назвать кому бы то ни было имя лица, заправляющего всем предприятием… Пишу Вам об этом, так как думаю, что этот план с успехом может заменить тот, над которым Вы в свое время работали и который так катастрофически рухнул». Письмо было написано эзоповым языком, для Рейли, однако, прозрачным, как родниковая струя. О дезинформации не могло быть и речи, потому что отправитель — резидент английской разведки в Ревеле — был знаком Рейли по совместным делам давным-давно. Под «Калифорнией» подразумевалась Советская Россия, «супруги Красноштановы» были Марией Захарченко-Шульц и Георгием Радкевичем, строки из Омара Хайяма — заранее условленным паролем для их явки к Рейли, под заманчивым «предприятием» имелся в виду «Трест», затеявший всю эту новую игру. «План», который так «катастрофически рухнул», — история с Савинковым. На самом деле идея с приглашением Рейли была умело подброшена Шульц и Радкевичу контролером и ревизором «Треста» Якушевым по поручению Артузова. Они по тому же заданию через резидента Кутепова в Финляндии, Николая Бунакова, связались с финскими разведчиками — начальником 2-го отдела финской армии Мальмбергом и начальником погранохраны Выборгского района капитаном Рузенштремом — для организации на границе «окна». В тайной войне, как и в обычной, действуют примерно сходные оперативно-тактические принципы: оценка обстановки, замысел, единство командования, захват инициативы, с тем чтобы навязать свою волю противнику, осуществление маневра во имя обеспечения внезапности и использования своих сил в наиболее выгодных условиях, массирование, а точнее, сосредоточение усилий в решающем месте и в решающий момент. Все это учитывал Артузов и потому начал свою работу с оценки противника. В своей жизни Артур Христианович имел дело преимущественно с людьми сильного склада. Таковы были все без исключения его друзья, его товарищи — Пузицкий, Пиляр, Демиденко, Стырне, Сыроежкин; руководители, прежде всего Дзержинский и Менжинский. Но жизнь подбрасывала ему и врагов сильных. Большое дело, конечно, правильно определить сильные качества друга. Но в тысячу раз ответственнее — точно оценить врага. А между тем трезвой оценке часто мешает ненависть, неотмщенное зло, смутное представление о замыслах противника и его реальных возможностях. Артузов думал о Рейли чаще всего глухими ночами, когда обычные дела оставались позади, никто никуда его не требовал, никто не беспокоил. Рейли интересовал его и как личность, и как противник. Интересовало все: внешность, характер, привычки, окружение. Хотелось, а точнее, нужно было уяснить, в чем его сила? Только ли в опыте и находчивости? Обычно Артузов вынимал из «Дела» какую-нибудь справку и начинал тщательно вникать в сухие фразы, не замечая времени. Отключался от раздумий, только когда сонный туман начинал застилать глаза, больно отдавалось в висках, а сквозь шторы начинал просачиваться молочно-белый свет и солнечные лучики разукрашивали стену кабинета золотыми точками. Все чаще и чаще Артузов возвращался к Рейли, пытаясь проследить его жизненный путь. Артур Христианович изучал «Дело» страницу за страницей, возвращался к прочитанному, обдумывал и снова читал, делая пометки, понятные только ему. Чуждый и пока далекий Рейли постепенно проявлялся, становился более осязаемым. Вот портрет Рейли, сделанный достаточно опытной и умной женщиной: «Я подняла глаза от чашки с кофе и встретила взгляд карих глаз, смотревших на меня с другого конца комнаты. В течение какого-то мгновения он смотрел прямо мне в глаза, и я почувствовала приятную дрожь. Этот человек был хорошо сложен и очень прилично одет. Лицо его было худощавое, довольно смуглое и выражало необычайную силу воли и решимость. Глаза были спокойные, добрые и немного грустные. И вместе с тем у этого человека было такое выражение лица, которое доказывало, что он очень часто смотрел прямо в глаза смерти». На листке оценки противника Артузов набрасывает несколько выводов из прочитанных строчек: «Искусный любовник, перед которым могут устоять лишь волевые, немногие женщины. Значит, Рейли, обладая определенной внешностью, симпатизирующей женщинам, может опираться на их поддержку, использовать их квартиры в качестве конспиративных». Артузов продолжал изучение досье, оценивая каждую строчку. Родился Рейли в 1874 году. Значит, ему около пятидесяти лет. Зрелый возраст, тот возраст, который в полной мере определяет опыт, когда человек становится осторожным, стремится не сделать ни одного опрометчивого шага. Артузов выводит на листочке цифру «50» и ставит знак «плюс». Чем еще силен Рейли? Классовой направленностью действий. Сын капитана торгового парохода. Основное воспитание получил в русской среде. Служил в Восточно-Азиатской компании, был ее главным агентом в Порт-Артуре. Значит, он может хорошо приспособиться к русскому окружению. Это также что-то значит для разведчика. Ставится новый «плюс». К нему добавляются «плюсы» за свободное владение семью языками. Глаза бегут по машинописным строчкам, и из сухого факта вычленяется еще одна сторона характера — умение сходиться с людьми. В Петербурге не давал покоя подвиг братьев Райт, поднявших в воздух первый самолет. Организуется российское общество «Крылья». И не кто иной, как Рейли, умело использовал воздухоплавательный клуб для наживы, а заодно приобрел множество важных связей в русских кругах. Итак, Артузову рисовался человек смелый в своих начинаниях, больших возможностей, не случайно завербованный английской разведкой. Чтобы знать человека до тонкостей, следует проследить за всей его жизнью, его поступками. Артузов изучает другие справочные материалы. С началом мировой войны Рейли не упускает шанса заработать на крови. Он едет в Японию, чтобы заключить контракты на поставки военного снаряжения. Из Японии перебирается в Америку, передает крупные заказы американским фирмам. Используя старые связи в Германии, агент I-ST передает в Лондон немецкую программу строительства подводных лодок. Потом он и сам проникает в Германию и добывает секреты кайзеровского флота непосредственно в… германском адмиралтействе. Когда в России совершилась революция, английская разведка сразу же переориентировала его — он должен работать в стране большевиков. На борту крейсера «Королева Мария» Рейли прибывает в Архангельск. Отсюда, воспользовавшись неопытностью и доверчивостью местных советских работников, пробирается в Петроград и сразу оказывается в центре очередного заговора контрреволюции. Видное участие в нем приняли и дипломатические представители некоторых западных стран… Петроград, весна 1918 года. Рейли снова в городе «светлых грез». Так он любил называть Петроград. Ищет безопасное убежище. Артузов раскрывает конверт с фотографиями. Находит портрет красивой женщины: Елена Михайловна Боюжовская, кокотка. У нее и остановился Рейли. Счастливая звезда, как ему кажется, движется к зениту на политическом небосводе. Рейли не собирается долго оставаться в Петрограде. Его цель — Москва, где активно действует против Советской власти глава английской миссии Локкарт. В военное время в Москву нелегко попасть. Нужен пропуск. Где добыть? Рейли перебирает в памяти всех бывших петербургских друзей. Останавливается на своем давнем агенте Грамматикове. Грамматиков сумел достать пропуск и сам привез Рейли в Москву. Теперь надо осесть, осесть тайно. Рейли не был бы разведчиком, если бы не умел отличить организованную слежку от случайного наблюдения. Он быстро установил, что к нему и Грамматикову «присматриваются». Нужен был трюк, который отвел бы внимание от него. В дождливый день на перрон Николаевского вокзала к поезду Москва — Петроград подошли двое. Один — Грамматиков, второй — человек, похожий на Рейли. Сам Рейли из-за укрытия следил за посадкой своих друзей. И был удовлетворен, когда поезд ушел, увез «Рейли» и привязавшегося к нему наблюдателя. Пусть Рейли ищут в Петрограде, а он здесь, в Москве, и уже не Сидней, а Константин. За убежищем дело не стало: в его кармане лежало письмо Грамматикова своей племяннице — актрисе Художественного театра Елизавете Оттен. Артузов поднимает еще одну справку. В ней сообщение командира дивизиона латышских стрелков кремлевского гарнизона Эдварда Берзина, «завербованного» Локкартом с ведома ВЧК. 29 августа 1918 года на квартире Боюжовской в Питере Берзин получил от Рейли очередные 200 тысяч рублей для «подкупа» латышских стрелков с целью ареста Советского правительства (всего Берзин выудил у щедрого на такое заманчивое дело Рейли 1 миллион 200 тысяч рублей, которые сдал в кассу ВЧК). Тогда же Берзин приметил на письменном столе Елены Михайловны письмо с обратным адресом: Москва, Шереметьевский переулок, 3. Это был адрес квартиры Оттен. …Артузов ставит новый крестик на листке, отмечая хитрость противника, его способность к неожиданным трюкам. Поселившись у артистки, Рейли не теряет времени даром. Ищет объект вербовки. Английское правительство должно знать военные планы большевиков. Через Елизавету, даже и не подозревающую, кто у нее остановился по дядюшкиной рекомендации, он знакомится с ее окружением, в том числе и с подругой, некоей Марией Фриде. Брат подруги — бывший подполковник старой армии Александр Фриде работает в Главном штабе, следовательно, в курсе многих военных вопросов, в частности перевозок. Лучшего агента трудно сыскать. Путь Рейли к подполковнику оказался весьма простым. Он очаровывает Марию, дарит ей умело подобранные подарки. Через сестру Рейли знакомится и с братом, быстро находит с ним — тайным контрреволюционером — общий язык. К слову сказать, и Мария и Александр уже были связаны с резидентом американской разведки Ксенофонтом Каламатиано. Мария, кстати, официально работала медсестрой в отряде Красного Креста при американской миссии. Александр Фриде стал аккуратно доставлять Рейли копии военных сводок с фронтов, другие материалы. Рейли работает в Москве и Петрограде в тесном взаимодействии с двумя другими иностранными резидентами: французом Анри Вертимоном и американцем Ксенофонтом Каламатиано. В этой тройке он за «коренника». Елизавета Оттен была па редкость общительной женщиной. Она не могла жить в одиночестве, ее постоянно окружали друзья и поклонники. В квартире было шумно и весело. Для ничего не подозревающей публики, которая собиралась у нее, Рейли был… сотрудником Чека Релинским! Таким документом сумел снабдить его Фриде. Теперь Рейли мог без помех передвигаться по городу. Удостоверение предоставляло ему надежное прикрытие, позволяло свободно выезжать в Петроград, а там передавать добытые шпионские сведения сотруднику британского посольства капитану Кроми, который их в свою очередь переправлял в Англию. Однако Рейли был не простым шпионом. Всякий раз, отправляя документы своему шефу в Лондон, он прилагал к ним собственные комментарии, рекомендации, исходящие из оценки политического положения в Советской России. Они били в одну цель: быстрее свергнуть большевиков, внушая адресату мысль, что «русские беспомощны, если у них нет вождя. Если России дать популярное правительство, то она снова повернет оружие против Германии». Была у Рейли и своя корыстная цель. Если корсиканский лейтенант артиллерии сумел овладеть Францией, то почему бы ему, лейтенанту от британской разведки, не овладеть Москвой? В этой мысли он укрепил себя после того, как ознакомился с охраной Кремля. Главная опора ее — латышские стрелки. В их безусловную преданность Советской власти Рейли не верил. Он оказался целиком во власти навязчивой идеи: кто имеет власть над латышами, тот имеет власть над Москвой. Так в голове Рейли родился поддержанный Локкартом план подкупа латышских стрелков. В орбиту внимания Рейли попал Берзин, которого в свою очередь представил английским разведчикам как своего человека Шмидхен — агент Локкарта, а на самом деле Ян Буйкис, выполнявший особое задание ВЧК. Артузов снова отмечает для себя: Рейли честолюбив, обладает бонапартистскими замашками. Убежден во всесилии денег. Это все — «минусы», они будут учтены в плане операции, как, впрочем, и «плюсы». План, предложенный Рейли Берзиным, казался простым и легко осуществимым. В Большом театре должно было состояться правительственное заседание под охраной латышских стрелков. По приказу Берзина они должны были арестовать Советское правительство и в первую очередь Владимира Ильича Ленина. Рейли сделал только одно, но весьма существенное добавление к этому плану: иметь при себе гранаты на случай, если произойдет какая-нибудь непредусмотренная заминка. Иначе говоря, Берзин должен пустить их в ход, чтобы уничтожить Ленина. До правительственного заседания оставалось некоторое время. Рейли пригласил Берзина прокатиться в Петроград. При этом преследовал две цели: обеспечить себе безопасный проезд и отправить донесение через английского дипломатического представителя о задуманном плане, а с помощью Берзина уговорить жителей латышского квартала выступить в Петрограде одновременно с «заварухой» в Москве. Для петроградских знакомых Рейли был «господин Массино», ливорнский купец. Остановились у Елены Михайловны. Выявив связи Рейли, Берзин, сославшись, что он выполнил все поручения, уехал в столицу. Рейли остался в Петрограде. Ему надо было встретиться с капитаном Френсисом Кроми, постоянным английским резидентом. Рано утром позвонил Грамматикову, с тем чтобы узнать обстановку. Услышал дрожащий, напуганный голос: — Преждевременно произведена операция. Положение больного в высшей степени серьезно. Рейли охватил страх. Но он не был бы разведчиком, если бы поддался панике. Быстрый ум сразу же оценил: надо немедленно ехать к Грамматикову и узнать все подробности, чтобы не действовать вслепую. Рейли благополучно добрался до квартиры Грамматикова, которого застал в страшном возбуждении. Он изрыгал ругательства по чьему-то адресу: — Глупцы, выступили слишком рано, ни с кем не согласовали. Убит председатель Петрочека Урицкий. Надо бежать… Рассказывая Рейли об обстановке в Петрограде, Грамматиков рвал какие-то бумаги, рвал и тут же сжигал клочки. — Вам не следует возвращаться к Елене Михайловне, — предупредил Грамматиков. — Я осведомлю кое-кого о случившемся и немедленно отправлюсь в Москву. Главные события развернутся там… Рейли назначил военно-морскому атташе Кроми встречу в ресторане Палкина. В условленное время капитан не пришел. В задней комнате ресторана Рейли подождал еще полчаса. Кроми не появился. Тогда Рейли решил покинуть ресторан и пройти мимо английской миссии, убедиться, все ли там в порядке. Подойдя к знакомому зданию, Рейли увидел толпу людей и отряд красноармейцев. Стоял грузовик. Рядом на тротуаре лежали тела двух убитых чекистов: Шейнкмана и Янсона. Кто-то тронул Рейли за рукав. Оглянувшись, узнал случайно знакомого красноармейца. — Здравствуйте, товарищ Релинский. Вот как неудачно получилось… Отстреливался гад. Вот он лежит… На лестнице, у двери лежал Кроми… В такой обстановке нечего было и помышлять об установлении связи. Надо быстрее убираться из Петрограда. Здесь его знают слишком многие. Рейли направился на вокзал. Путь ему преградила красноармейская цепь. Отступать было поздно. С независимым видом он подошел к проверяющему документы и показал свой пропуск. На удивление, его тут же пропустили. В Клину Рейли купил свежую газету. Развернул, пробежал глазами по заголовкам, и ему стало не по себе. Арестован Локкарт. Арестованы Александр Фриде и его сестра. В газетном сообщении мелькали фамилии и других людей, с которыми Рейли не встречался, но о которых слышал. Сообщение потрясло, словно взрыв. Значит, заговор провалился. Наверняка Чека уже знает и о нем, и о его документах, приметах, связях. Хорошо еще, что уехал из Петрограда. Там наверняка бы поймали. Резкая команда вывела Рейли из оцепенения. На перроне показались красноармейцы. Рейли юркнул обратно в вагон. «Проверка документов. Что же делать?» Оставаться в вагоне опасно. Неужели конец? Поднялась злоба на самого себя. Так глупо попасться… Как хорошо быть понимающим и спокойным. Понимание, что надо бежать, — было, а спокойствия — нет. Лихорадочно работал ум, выискивая решение. Проверка шла и с «головы», и с «хвоста». Есть еще время подумать, пока комиссары дойдут до его вагона. Рейли вышел в тамбур, открыл наружную дверь, огляделся по сторонам. У переднего и заднего вагонов часовых не было, они уже подошли ближе. Вот тут и мелькнула мысль. А если под вагон? Рейли скользнул под подножку и метнулся под вагон. Незамеченным прополз до «хвоста» поезда. Оттуда рывком — к пакгаузу. И вот он уже укрыт кирпичной стеной от красноармейских взоров. Выйдя из расположения станции, почувствовал себя на свободе. Надо пробираться в Москву. Там он найдет убежище, верные люди еще остались. Не все попали в тот газетный список арестованных. Какое-то время он переждет, а потом снова примется за свое. По ближайшей улице Рейли вышел на московский тракт. Вскоре его нагнала подвода. Возница не отказал, за горстку махорки провез несколько верст. Так на случайных подводах Рейли добрался до самой Москвы. Где остановиться? Вспомнил одного офицера, к нему и направился. Офицер, на счастье, оказался дома и с душевной готовностью принял гостя. Под ногами у Рейли уже горело. После злодейского покушения эсерки Фанни Каплан на Ленина в Москве и убийства Урицкого в Петрограде ВЧК предприняла энергичные меры против заговорщиков, в том числе иностранных шпионов. Был задержан Брюс Локкарт, пойман Каламатиано, арестованы десятки контрреволюционеров. Враги молодой республики сами вынудили Советскую власть объявить красный террор убийцам и шпионам. Рейли узнал, что в квартире офицера недавно был обыск, оставаться долго в ней нельзя. Утром он ушел. Какое-то время Рейли слонялся по городу. Остановился у витрины, потом у газетной тумбы, чтобы перевести дух. У него больше не было в запасе конспиративных квартир. Самая надежная — в Шереметьевском переулке — провалена. Почему? Размышляя об этом, Рейли пришел к выводу, что, очевидно, потерял осторожность Фриде. Но он не знал, какую роль в раскрытии заговора играл Берзин. Это благодаря ему была взята под наблюдение квартира Оттен, отсюда уже потянулась ниточка к Марии Фриде, ее брату и дальше к помощнику американского торгового атташе Каламатиано, резиденту французской разведки Вертимону. В общей сложности в руки ВЧК попало, как сообщили «Известия» 17 октября 1918 года, свыше 60 агентов. 11 сентября Рейли удалось пробраться в Петроград. Здесь в германском консульстве он получил охранное свидетельство на имя антиквара Георгия Бергмана. С этим документом он прибыл в Кронштадт, а оттуда катером отправился в Ревель. Впоследствии в своем дневнике Рейли записал: «Целью моей теперь было выбраться из России как можно скорее, возложенная на меня миссия кончилась полной неудачей». Почему Берзин не арестовал Рейли? Он мог сделать это в любой момент, но по замыслу операции надо было выявить все связи Рейли, он еще не «раскрылся» до конца. Была уверенность, что Рейли — в наших руках и деваться ему некуда. Рано или поздно он придет к Берзину. Но тут интуиция не подвела английского агента. 8 ноября Рейли уже был в Лондоне. Здесь его застало известие: Верховный революционный трибунал РСФСР, рассматривая дело Локкарта (которому как дипломату Советское правительство разрешило покинуть Россию), объявил Сиднея Джорджа Рейли вне закона как врага трудящихся и приговорил его к расстрелу при обнаружении в пределах республики. Встает вопрос: почему Рейли удалось ускользнуть из рук правосудия? На этот вопрос ответил впоследствии сам Рейли, когда оказался в тюрьме. В письме к заместителю Артузова Владимиру Андреевичу Стырне есть такие строки: «По моему глубокому убеждению, я приписываю мою удачу в подпольной жизни, а также в моем бегстве не каким-нибудь особенным личным качествам, а поразительно счастливому и часто повторяющемуся стечению обстоятельств, с одной стороны, и еще несовершенной в то время организации советского контрразведывательного аппарата, с другой стороны». Провалившегося агента Сикрет Интеллидженс сервис обычно сбрасывает со счетов, такой ей уже не нужен. Исключение составил Рейли. СИС по-прежнему считала его асом разведки в своей профессии, наиболее опасным для Советов шпионом. Последнее, к сожалению, соответствовало истине. Рейли нужен был Лондону как специалист по русским делам. И вот уже его направляют в составе английской миссии к генералу Деникину. Поражение Деникина означало и поражение английской миссии. На какое-то время Рейли сошел со сцены и отправился в Америку, чтобы в очередной раз поправить свои коммерческие дела. …Для чего нужен был Артузову этот экскурс в прошлое Рейли? Прежде всего потому, что ему как руководителю КРО необходимо было выявить все сильные и слабые стороны опасного врага. Без этого нельзя было составить точный и объективный портрет английского разведчика. Кроме того, внимательный анализ всех предыдущих похождений Рейли в России необходим и для того, чтобы избежать повторения допущенных тогда чекистами ошибок. Сильные стороны Рейли были, как говорится, налицо. Но Ар-тузов нащупал и слабые места: англичанин был нетерпелив, всегда стремился достигнуть цели как можно скорее. Эта нетерпеливость будет и впредь толкать Рейли на авантюры, которые следовало использовать. Когда «Дело» Рейли было изучено во всех деталях, Артузов встретился с Менжинским, чтобы обсудить оперативный план. Состоялся такой разговор. Менжинский. У военных есть термин — главный удар. Вероятно, и нам надо принять его. Артузов. Я с вами согласен. Менжинский. Раз согласны, то изложите свою точку зрения на главный удар, против кого нам следует его сейчас направить? Артузов. Против Рейли и рейлизма. Менжинский. Но он уже однажды вышел из игры? Артузов. Вышел. Но снова входит. Что касается главного удара, то, если вы, Вячеслав Рудольфович, не против, выслушайте некую историю. У нас в технологическом институте был профессор, он делил студентов на три категории. Первая — это наиболее способные ребята. Вторая — середнячки, третья категория — малоспособные, а точнее, плохо успевающие. На какую группу профессор рассчитывал свои лекции? На середнячков, считая, что им-то и надо помочь разобраться в материале, чтобы они усвоили и сдали курс. А наиболее способные сами во всем разберутся. Что же касается «хвостистов», то на них не стоит и время тратить. Теперь давайте на миг перенесемся к более близкому для нас примеру. Песочные Врангели и Марковы скомпрометированы. Они для нас главной опасности не представляют. Савинков, самый трудный враг, обезврежен. В серединку между Врангелями и Савинковым вторгся Рейли. Точнее, его пригрел не кто иной, как Черчилль. Это уже очень серьезно. По логике главный наш удар должен быть нацелен на Рейли. Менжинский. Исходя из приведенного вами примера, Рейли только «середнячок»? Артузов. В этом смысле — да. Вам показался странным закон трех частей нашего профессора? Каждый враг по-своему опасен. И все же я выделяю Рейли. Он только входит в роль. Я считаю, на него необходимо нацелить лучшие силы нашего отдела. Менжинский. Я вас так и понимаю. Рейли, несомненно, доставит нам много хлопот. Нам сейчас важно понять и другое: какие причины обусловили появление Рейли? В чем его сила, кто его поддерживает? Артузов. Черчилль уже не верит в силу белогвардейщины. Пускает в ход свои козыри. На начальной стадии рейлизм, несомненно, будет иметь ускоряющее развитие. Он постарается вобрать в себя все эмигрантские течения, выступающие до сих пор против нас. Менжинский. Согласен с вами. И формы борьбы Рейли окажутся традиционными, вряд ли чего нового он придумает. И все же, с чем мы столкнемся? Артузов. Рейли не начнет свои действия против нас, как говорится, с «чистого листа». В первую очередь он обратит внимание на «Трест» и «Синдикат», постарается прибрать их к рукам. Рейли постарается заявить о себе и громкими диверсиями, и, надо полагать, рано или поздно авантюризм толкнет его вновь в нашу страну. Менжинский. Да, это решающие моменты. Рейли профессионален, обладает умом и изобретательностью, с благословения определенных кругов он непременно вступит с нами в непримиримую борьбу. Артузов. Постараемся хорошо сыграть против Рейли, а если к тому же поможет счастливый случай… Менжинский. Я далек от «серендипиты» — этакой счастливой цейлонской случайности. Игру следует строить не на везении и не в расчете па счастливый случай, а на основе точно рассчитанного плана, предвидении скрытой опасности. У вас масса дел, Артур Христианович, и, боюсь, ваша мысль будет блуждать. А вы все время возвращайте ее к Рейли. У вас должно появиться жгучее желание победить… Почти все старые разведки изучали характер полководцев, отдельные их черты: энергичность, упрямство, отвагу, осторожность, волю к победе и, наоборот, нерешительность. Зная характер полководца, оказывается, можно влиять на его решения — одного при определенных ситуациях заставить отступить, другого с помощью демонстрации силы вынудить отказаться от активной борьбы, третьего подтолкнуть броситься в опрометчивое наступление. Думаю, следует Рейли подтолкнуть к активной борьбе, и тогда вывод его через границу станет реальным делом. Артузов. Я с вами вполне согласен. Он окажется в положении путника, который встретился с бурной рекой и ищет надежные камни, чтобы перейти по ним водную преграду. Рано или поздно он отважится перейти границу. А действовать, как подсказывают логика и опыт, надо подобно тому, как мы поступили с Савинковым. Предоставить Рейли «окно» на границе, создав иллюзию безопасности. Менжинский. Насчет «окна» согласен. Но учтите — были случаи, когда самые отважные пасовали перед вдруг возникшей опасностью. Вот тут и необходимо знание теории вероятности. Артузов. Изучая дело Рейли, я попытался определить возможности, связанные с «рассчитанным риском», а точнее, оценивая обстановку, выбрал все «лучшее из худшего» и «худшее из лучшего». Менжинский. В таком случае надо действовать, действовать без колебаний. Была еще одна причина, не позволявшая оставить Рейли без присмотра: советская дипломатия делала важные внешнеполитические шаги, на деле проводя ленинский принцип мирного сосуществования. Рейли был убежденным врагом любых переговоров Запада с Советами и готов был на самые крайние, террористические меры против советских представителей за рубежом. Артузов хорошо помнил донесения Андрея Павловича Федорова-Мухина из Берлина 1922 года: …Рейли приехал в Берлин, приехал с благословения «отцов» западной политики. Здесь, в этом городе, окопались самые отпетые враги Советской власти. С их помощью лучше всего заявить о себе. Рейли нужно громкое дело, которое бы заставило говорить весь Запад. Из прессы он узнает, что советские наркомы Георгий Чичерин и Леонид Красин по пути в Италию, где они должны принять участие в Генуэзской конференции, на некоторое время остановятся в Берлине. Подходящий случай, чтобы расправиться с видными большевиками! Рейли находит фанатиков-пособников. Это один из руководителей белогвардейского союза — Долгоруков, гвардейский офицер Малевский и капитан Эльвенгрен, шпион, организатор контрреволюционного восстания в Карелии в 1919 году, близкий сотрудник Савинкова. Оружием и бомбами снабдил эту компанию бывший начальник врангелевской разведки Орлов. Главная роль отводилась Эльвенгрену. Он должен был стрелять в Чичерина и сопровождающих его лиц на вокзале. Но немцы, видимо, почуяли неладное и, не желая накануне Генуэзской конференции портить отношения с Советской Россией, приняли надежные меры для обеспечения безопасности Чичерина. Покушение сорвалось. Рейли получил новую информацию — в Берлине два Максима: замнаркома по иностранным делам Литвинов и писатель Горький. Решено организовать покушение па них в театре. Для Эльвеигрена и его людей приобрели билеты в театр на Унтер-ден-Линден. Но Литвинов и Горький, не досмотрев спектакль, покинули ложу. …Итак, Артузов пришел к убеждению, что, несмотря на важные дела в Америке, Рейли использует первую же серьезную возможность для возвращения в Европу. А здесь он непременно попытается обзавестись собственной сильной организацией для работы в Советской России. Таковой мог и должен был стать только «Трест». Действительно, письмо из Ревеля от Е. вызвало у Рейли должную реакцию. Из его ответного письма было очевидно, что Рейли с готовностью зацепился за «Трест». В переписке Е. уже связывал Рейли с одним из представителей «Треста» — Н. Н. Бунаковым. Он писал: «…когда Вы будете писать Н. Н. Б., будьте столь любезны и напишите ему лично письмо, которое было бы исчерпывающим по всем интересующим вопросам; в данном случае Вы также сможете задать ему все те вопросы, на которые Вам необходимо будет иметь ответ. Другое же письмо Вы должны написать таким образом, чтобы он был в состоянии показать его московскому центру или же его представителям и в котором должно быть сказано, что Вы заинтересованы его коммерческими предложениями с указанием на то, что Вы сможете быть им полезным». На это Рейли ответил: «Мой дорогой Е.! Письма гельсингфорсских представителей «Синдиката» весьма интересны, но как обычно бывает в таких случаях, все они слишком туманны. Я буду придерживаться вашего совета и напишу ему непосредственно. Я напишу ему очень подробно и даже поставлю все точки над i, так как, по моему мнению, а также судя по исключительно ценным данным, которые Вы переслали мне, положение таково, что надо постепенно приступать к действиям». И еще письмо к Е.: «Согласно некоторых дел, которыми я сейчас занят, я намереваюсь, как только это возможно, покинуть здешние места и отправиться на два-три месяца в Европу. По всей вероятности, я составлю мой маршрут таким образом, чтобы иметь возможность заехать в Ревель и Гельсингфорс после того, как предварительно побываю в Лондоне…» 4 апреля 1925 года Рейли пишет новое письмо: «Дорогой Е.! Я получил сегодня копию письма Правления, адресованного Б. Я вполне согласен с Правлением, что для окончательного назначения дат и соглашения насчет дальнейшего плана производства мне нужно лично съездить и осмотреть фабрику. Я с удовольствием это сделаю и готов выехать, как только закончу здесь свои личные дела. Конечно, в путешествие я отправлюсь только после того, как подробно посоветуюсь с Вами и инженером Б. Думаю, что в случае благоприятного впечатления от фабрики и моего доклада о технических нововведениях заинтересованные круги окончательно убедятся в выгодности предприятия и сделают все от них зависящее, чтобы облегчить проведение плана в жизнь». В апреле 1925 года Рейли отправил в адрес МОЦР письмо, в котором рекомендовал перейти к тактике активных действий, решительным способам борьбы с Советской властью, вплоть до проведения террористических актов против руководителей Коммунистической партии и Советского государства. Ознакомившись с этим письмом, Дзержинский дал указание Артузову принять все меры к выводу Рейли на территорию СССР и его аресту. …И вот наконец на столе Артузова долгожданное сообщение из Финляндии: Рейли прибыл в Гельсингфорс. «Трест» подталкивает его на поездку в Советский Союз. Все понимают: пока Рейли не убедится на месте в реальности «фабрики», то есть существующих контрреволюционных сил в Москве, от Запада субсидий не жди. В критическую минуту человек обычно бывает самим собой. Авантюризм, как и рассчитывал Артузов, неудержимо толкал Рейли в опасное путешествие. В Гельсингфорсе у чекистов влиятельный «союзник» — сам Бунаков всемерно поддерживает Рейли в его намерении. Он свято верит во всесилие «Треста». Ведь только что «Московский центр» по рекомендации Якушева переправил через «окно» на границе в Финляндию родного брата Бунакова — Бориса, которого тот не видел много лет. Это был исключительно сильный ход со стороны ОГПУ, чтобы окончательно расположить к «Тресту» представителя Кутепова. Уже все для себя решив, Рейли отправляется в Париж и лично встречается с главой РОВСа генералом Кутеповым. Два медведя в одной берлоге не уживаются: Рейли и Кутепов не понравились друг другу. Рейли приходит к твердому выводу: белоэмиграция бессильна, рассчитывать можно только на внутренние контрреволюционные силы России. Стало быть, поездка не только желательна, но и необходима. А тут еще телеграмма от Е.: «Все готово для общей встречи. Просим сообщить, когда приедете». Е. не только прислал депешу, но и сам приехал в Париж, чтобы вместе с Рейли отправиться в Выборг. Рейли телеграфирует в Гамбург жене: «Телеграмма получена. Завтра утром еду в Выборг и пробуду там четверг и пятницу. Вернусь сюда в субботу утром и в субботу же сяду на пароход. Из Штеттина телеграфирую, поеду ли прямо в Гамбург или сначала заеду в Берлин. Во всяком случае, в понедельник 28-го я обниму тебя, родная. Телеграфируй мне в Выборг, отель «Андрея». Одновременно в тот же сентябрьский день Рейли отправил жене и письмо, в котором заверил ее в благополучном исходе дела: «Россия находится накануне важных и решительных событий». Об этом периоде времени много лет спустя рассказал немало интересного А. X. Артузов в лекции молодым чекистам. Приведем из нее некоторые выдержки: «От «Треста» имелись послы в Риге, Ревеле, Париже и Лондоне. С ними считались как с представителями второго (подпольного) правительства России. Для нас «Трест» таил некоторую опасность. Определенные круги за границей считали: раз существует «второе» правительство, значит, Советы не так уж сильны. Это могло подтолкнуть их на более решительные действия против нашей страны. Пожалуй, в некотором недоверии остались англичане. И они решили прощупать истинную силу «второго» правительства. Для этого выбрали Рейли. Естественна и его связь с Бунаковым, «послом» в Финляндии, бывшим социал-революционером, поддерживающим длительное время связи с английской разведкой. «Трест» перетянул «посла» на свою сторону, убедив его, что русское дело дороже английского. Бунаков постепенно охладевал к англичанам. «Посол» был связан со своим братом, оставшимся на родине, изъявившем согласие сотрудничать с нами. Брат регулярно информировал Бунакова о делах в России, в частности о состоянии «Треста», представляя его как вполне дееспособную организацию, могущую повернуть судьбу России. И все же Бунаков изъявил желание связаться с Рейли, видя в нем не только представителя «владычицы морей», помощь которой неплохо заполучить, но и человека, который обладает определенным опытом колонизаторских методов свержения неугодных режимов. Отсюда и оживленная переписка с ним. Бунаков снабжал англичан некоторыми сведениями, получаемыми из России. Но английской разведке этого было мало. Она привыкла верить информации, получаемой из первых рук. К тому же на всех этапах борьбы с Советской Россией Интеллидженс сервис имела в нашей стране своих тайных резидентов, которые инспирировали заговоры… поддерживали контрреволюционные силы. В Финляндии Рейли устроили пышную встречу. Все шло по драматическому закону нарастания действий. Для пущей впечатлительности, а главное — чтобы заставить Рейли отправиться в далекое путешествие, были направлены наши люди, разумеется от имени «Треста». Они стали своего рода снарядом для начала атаки, убеждая Рейли, что он должен все посмотреть своими глазами, лично оценить состояние организации. К тому же само появление Рейли как английского представителя вызовет еще большую активность «Треста». Ему гарантировалась полная безопасность в переходе границы». Действительно, несмотря на все уговоры, невзирая на собственную тягу, Рейли колеблется. Строго говоря, его можно понять: еще свежа в памяти история с Савинковым, а над Рейли как-никак «висит» дамоклов меч старого смертного приговора. Все, что может, пускает в ход Якушев. Это он разработал для Рейли весь график трехдневной поездки, о которой тот писал жене. Александр Александрович оставил выразительный портрет английского агента: «Рейли одет в серое пальто, безукоризненный серый в клеточку костюм. Впечатление неприятное. Что-то жестокое, колючее во взгляде выпуклых черных глаз, резко выпяченная нижняя губа. Очень элегантен. В тоне разговора — высокомерие, надменность». Ведет яростную атаку на Рейли неистовая Мария Владиславовна Захарченко-Шульц при молчаливой поддержке мужа — Георгия-Григория Радкевича. Они только что в который раз переправились в Финляндию из Ленинграда через «окно», которое держит преданный «Тресту» командир-пограничник Тойво Вяха. Артузов в Москве понимает, что нужно поддержать усилия Бунакова и Захарченко-Шульц. Хорошо бы кого-то послать в Финляндию как представителей именно сейчас. Кого? Федорова никак нельзя, он последний человек, которого видели рядом с Савинковым в прошлом году. Отпало по разным причинам еще несколько кандидатур, Артузов вызвал своего заместителя Стырне, чтобы посоветоваться с ним. Тот словно только и ждал этого разговора: — Что тут думать. Артур Христианович, есть очень подходящий человек, и не кто-нибудь, а бывший царский генерал. Да, впрочем, вы же его сами знаете — Потапов Николай Михайлович. В «Тресте» с 1921 года действует. Его преданность Советской власти испытана. Артузов обрадованно хлопнул себя ладонью по лбу. — Бог ты мой! Как же это я запамятовал о нем! Пригласите его к нам незамедлительно! Проинструктируем его вместе, обрисуем характер противника, ознакомим с последними делами «Треста». Потапов, как и предполагал Артузов, превосходно справился с порученной ему ролью. Он отправился в Финляндию и в присутствии Рейли информировал Бунакова о деятельности организации. Говорил он солидно, убедительно и очень естественно выразил неудовольствие москвичей редкими визитами заграничных «гостей». А бывать надо в Москве почаще, потому что некоторые руководители «Треста» начинают грызться из-за власти. Это дало пищу для размышлений и Бунакову и Рейли. В заключение генерал высказал такую мысль: — Все наши спрашивают: где же внешние силы, которые вот уже который год обещают оказать поддержку? Что мне ответить им? Надо иметь в виду, что большевики с каждым днем укрепляют свои позиции, а мы, лишенные зарубежной поддержки, со временем можем утерять нынешнее прочное положение. Большевики собираются овладеть крестьянством, главной нашей опорой, и если им это удастся, то нам придется туго. И еще скажу, кое-кто из руководителей проявляет инертность, нужна хорошая встряска и обнадеживающая рука. Рейли задал генералу несколько вопросов об «окне» на границе. Генерал ответил твердо и уверенно, что оно находится под контролем «Треста», равно как и проезд от Ленинграда до Москвы. Он полез в нагрудный карман и вытащил бумагу с гербовыми печатями, положил перед Бунаковым и Рейли. Это было предписание военному специалисту, разрешающее ездить в отдельном купе с подчиненными, поскольку он имеет при себе секретные документы и военное имущество. Документ стал последней каплей… Рейли отправил через Бунакова последнее письмо жене: «Я уезжаю сегодня вечером и возвращусь во вторник утром. Никакого риска…» Финская разведка обеспечила Рейли переход границы со своей стороны, ее представители 25 сентября встретили его на станции Куоккала. В половине двенадцатого ночи они направились к Сестре-реке. До самой границы Рейли сопровождала Мария Захарченко-Шульц. На советской стороне Рейли встретил сам начальник советской погранзаставы Тойво Вяхя, следовательно, никаких «красных патрулей» нарушителям опасаться не приходилось. Тот же Вяхя довел Рейли до станции Парголово и посадил на поезд, следующий в Ленинград. В поезде Рейли уже ожидали Якушев и чекист Щукин. В Ленинграде Рейли провел на квартире Щукина целый день. Здесь он встретился с «оппозиционно настроенным московским рабочим, депутатом Моссовета», роль которого отлично сыграл Стырне, и настоящим монархистом, эмиссаром Врангеля — Мукаловым. Вечером 26 сентября Рейли, Якушев и Мукалов в международном вагоне выехали в Москву. Несколько раньше отбыл в столицу и Стырне. На вокзале Рейли встретила группа чекистов и отвезла на дачу в Малаховку, где было инсценировано заседание «Политического совета» организации. Артузов в своем кабинете не отходил от телефона. Каждые несколько минут ему сообщали о развитии операции. На даче начали с хорошего обеда, потом перешли к делам. Рейли был вполне удовлетворен тем, что услышал от «руководителей организации». В свою очередь информировал их о положении на Западе. Якушев поставил вопрос о финансовой помощи «Тресту». Рейли возразил. Предложил свой план добычи денег, более надежный, чем субсидии западных правительств и Торгпрома. — В России имеются громадные художественные ценности, в первую очередь творения знаменитых мастеров прошлого. Изъять их из плохо охраняемых советских музеев не представляет никаких трудностей. Я могу организовать их переправку за границу и сбыт. Мы получим громадные суммы. Даже все видавшие чекисты были поражены таким цинизмом. Между тем, увлеченный своим планом, Рейли уже набрасывал памятную записку, точнее, инструкцию с указанием, что следует воровать: «1. Офорты знаменитых голландских и французских мастеров, прежде всего Рембрандта. 2. Гравюры французских и английских мастеров XVIII века с необрезанными краями. Миниатюры XVIII века и начала XIX века. 3. Монеты античные, золотые, четкой чеканки. 4. Итальянские и фламандские примитивы. 5. Шедевры великих мастеров голландской, испанской, итальянской школ». Заседание окончилось. Вечерним поездом Рейли должен был выехать в Ленинград, чтобы следующей ночью перейти границу. По плану Рейли должен был быть арестован в машине по дороге в Москву. Неожиданно он изъявил желание написать своим заграничным друзьям открытку и собственноручно опустить ее в почтовый ящик. Это ему было нужно для того, чтобы иметь потом документальное подтверждение, что он действительно побывал в Москве! Прекрасная идея, она была весьма на руку чекистам. В план операция тут же вносится поправка: Рейли следует арестовать сразу после того, как он опустит открытку в ящик. …Артузов опускает трубку на рычаг. Что ж, с учетом не слишком хорошей дороги от Малаховки до Москвы прибытия господина Сиднея Джорджа Рейли на Лубянку следует ожидать самое большее через час. В тот же вечер в Ленинград выехал Сергей Васильевич Пузицкий. Следующей ночью он инсценировал на границе перестрелку. Это дало возможность впоследствии сообщить через газеты, что при попытке перейти границу у деревни Ала-Кюль в столкновении с советскими пограничниками случайно убит в завязавшейся перестрелке Сидней Рейли. Еще одна выдержка из лекции А. X. Артузова: «Перед нами стояла дилемма: задержать Рейли или выпустить его в интересах дальнейшей игры? Самые веские доводы говорили за то, чтобы отдать Рейли в руки советского правосудия. Один из таких доводов — активно-опасная тактика, избранная Рейли. Им была написана программа о революционной тактике, в основу которой положен террор народовольцев. Эту тактику мы считали опасной. Решили Рейли не выпускать за границу. Рейли привезли в Москву. Встреча была инсценирована на подмосковной даче, которая охранялась не только «часовыми», но и собаками. Это Рейли подметил и еще раз убедился в том, что «Трест» процветает, а процветает потому, что наладил хорошую конспирацию и охрану руководства. На состоявшемся совещании Рейли рассказал не только о своих планах, но и о позиции англичан, заверяя, что, по его убеждению, в ближайшие два года не предвидится интервенции со стороны западных держав. После того как Рейли выговорился, мы повезли его в Москву, и но «ошибке» автомобиль въехал во двор ОГПУ. Рейли уже не опасен. Как вести дело дальше? Может, на этом и поставить победную точку? Сказать миру, что Рейли за решеткой? За границей тут же начнется вой и визг о «зверствах» ЧК. Признание, что Рейли арестован, еще больше насторожит противника, заставит его еще глубже законспирироваться, обострит его контрразведку. Где же новая счастливая мысль? И она пришла. А что, если Рейли «убить» в перестрелке во время очередного перехода границы? Роковой случай. Понадобится двойник Рейли, человек в одежде Рейли. Такого подобрать не трудно. Разыграть «бой» на самой границе, всполошить финских пограничников: пусть смотрят на мертвого Рейли. А что делать с Вяхя? Он отменно сыграл свою роль. Что же дальше? Оставить на заставе? Это слишком. Его могут убить с той стороны. Перевести в другое место? Но это же только полумера. Противник сразу поймет, какую роль играл Вяхя. «Убийство» Рейли требовало осуществить и другой шаг — тонко вывести из игры Вяхя. Логика действия и конспирации диктовала нам поступить именно так, иначе противник будет с подозрением относиться к каждому «окну». Вяхя должен быть арестован, и арестован не путем инспирации, обозначения, а так, как арестовывают заклятого врага. Это конечно же жестоко по отношению к честному и преданному командиру, но другого выхода нет. Да, с него будут на глазах товарищей сорваны зеленые петлицы, снята с буденовки пятиконечная звезда. Ни у кого не будет и тени сомнения: так поступают с предателями. Это был стержень плана. Его предстояло тонко осуществить». Встревоженная отсутствием известий о муже, Пепита Бобадилья послала в выборгский отель телеграмму с запросом. Ей ответили, что он в отеле не появлялся ни в назначенный день, ни на следующий. Тогда она сама приехала в Выборг, но узнала только то, что видели финские пограничники: о непонятной перестрелке на границе в ту ночь, когда Рейли должен был вернуться… Обратимся еще раз к лекции А. X. Артузова: «Английской разведке и Бунакову пришел достоверный ответ на вопрос: что с Рейли? Для них предельно ясно — Рейли был в Москве. Свидетельство тому — его открытки, отправленные из СССР. Эксперты тщательно исследовали их и убедились: да, открытки написаны рукой Рейли. Стиль письма его. Почтовые штампы в порядке. Нет ни малейшего подозрения, что открытка написана под диктовку ЧК. Нам надо было создать видимость, что Рейли благополучно прибыл в Москву, ознакомился с «Трестом» и возвращался в Финляндию. И только чистая случайность (а случайность не предусмотришь ни в одной борьбе) — встреча с советскими пограничниками помешала ему прорваться в Финляндию. Рейли убит, а «Трест» продолжает здравствовать. Придерживаясь этой версии, мы организовали с помощью начальника заставы Вяхя-Петрова перестрелку на границе, которая всполошила финских пограничников, и они могли в отдалении наблюдать «бой». …Факт гибели Рейли расследовали Захарченко-Шульц и ее муж. Они опросили финских пограничников, местных жителей, которые подтвердили, что слышали перестрелку на русской стороне и видели, как трупы погрузили на телегу. Захарченко-Шульц ничего другого не оставалось, как зафиксировать случайную смерть Рейли. «Трест» направил Бунакову и Захарченко извещение о гибели Рейли, сделав весьма важную ссылку, что провал перехода границы — некая фатальность и в этом «Трест» не виноват. С достоверностью узнали те, кому следовало, о расстреле за измену двадцатичетырехлетнего командира-пограничника Тойво Вяхя. Он перестал существовать. Но через некоторое время на одной из южных застав появился молодой командир с орденом Красного Знамени на гимнастерке. Звали его Иван Михайлович Петров… Первые дни Рейли держался твердо, хотя сразу понял, что «Трест» — мистификация ОГПУ. Он, однако, надеялся, что в его судьбу вмешаются Сикрет Интеллидженс сервис, британское правительство. И тогда ему показали газеты, не только советские, но и лондонские, подлинность которых для Рейли установить не составляло никакого труда. Он прочитал сообщение о собственной гибели. Следовательно, никто не будет заниматься его спасением. Ему оставалось только одно — давать показания. И он их давал… Начальник КРО Артузов принимал участие в допросах Рейли. При этом его интересовали не только факты, но и взгляды, мысли, чувства побежденного врага. Рейли. Да, вы победили… Вековая наша методика дала трещину. Артузов. Верили, потому и победили. За нами — правда, сама история. Вам кажется, что мы поступили нелогично. Вам кажется, что каждый ваш шаг был выверен методикой самой старой и самой опытной английской разведки. А мы разрушили вашу логику, заставили вас следовать логике поведения, продиктованной нами. Ваша логика капитулировала. Мы знаем симптомы вашей болезни и соответственно подобрали нужные лекарства, чтобы обезвредить вас как врага. Рейли. Позвольте вам напомнить, господин Артузов, изречение — «Наука непогрешима, но ученые постоянно ошибаются». Артузов. Ваша ошибка не в методике действий, а в главном: подняли руку на свободный народ, который не хочет, чтобы на его шею сели такие, как вы. Новое — неодолимо. Рано или поздно, но вы потерпели бы поражение. Время работает уже на нас, и одно это дает нам дополнительное оружие. Рейли. Вы сложны и малопонятны. Одно мне ясно, вы хитры. Артузов. Разве дело в хитрости? Хитрость — признак слабости характера, собственно говоря, это выгадывание за счет другого. Мы в таком качестве не заинтересованы. Это в вашем мире хитрость является нормой. Без хитрости, надувательства в вашем обществе не проживешь. Рейли. Значит, вы против хитрости? Артузов. В принципе — да. Хитрости предпочитаю гибкость ума. Рейли. Вы оказались сильнее меня, а точнее — нас. Занавес моей драмы упал. Выходит, конец. И все же в моем сердце теплится крохотная надежда. Помнится, в России справляли всегда прощеное воскресенье. Из дома в дом ходили друг к другу, просили прощения за обиды. В ноги бухались. Может, и мне это сделать? Надежда — единственный в мире свет… Артузов. Не поможет. Вы уже были осуждены однажды. Теперь только вышестоящий суд может пересмотреть приговор. …Рейли не верит. Чтобы спасти свою жизнь, он уже готов на все. 30 октября он пишет заявление: «Председателю ОГПУ Ф. Э. Дзержинскому. После происшедших с В. А. Стырне разговоров я выражаю свое согласие дать Вам вполне откровенные показания и сведения по вопросам, интересующим ОГПУ, относительно организации и состава великобританских разведок и, поскольку мне известно, такие же сведения относительно американской разведки, а также тех лиц в русской эмиграции, с которыми мне пришлось иметь дело». И Рейли предает своих хозяев. Он рассказывает Стырне, основному своему следователю, все, что знает — а знает он много — об английской разведке. Высшие судебные инстанции страны не сочли возможным отменить приговор Верховного революционного трибунала Советской России от 3 декабря 1918 года, по отношению к Сиднею Джорджу Рейли. 5 ноября 1925 года он был приведен в исполнение… Завершена операция. Кажется — все. Но это только кажется. А по сути операция — только этап. От нее остаются нити, которые следует тянуть дальше, вить новые хитроумные оболочки, раскручивать самые тонкие спирали и, таким образом, добираться до глубины. «Боюсь одного: выдержит ли моя психика ту огромную нагрузку, которая пала на мои плечи по праву большевика? Должен же быть какой-то защитный панцирь в той изнурительной борьбе, которую приходится вести ежедневно? Впрочем, это некое созерцание. Нет, я не живу своей заботой, заботой о себе. По-прежнему меня одолевает беспокойная порывистость и вместе с тем отчетливость и определенность в линии жизни. По-прежнему чувствую себя громоотводом, притягивающим молнии беспокойного мира. В нашем деле нельзя и бесполезно идти напролом. Вот и приходится неотступно думать (тут я ловлю себя на мысли: не есть ли неотступное думание то, что мы называем творчеством?), чтобы предпринять какой-то отвлекающий маневр, осуществить тонко рассчитанную комбинацию, порой длящуюся многие годы, как сберечь от провала того, кого посылаю «туда» на беспощадное и безоговорочное одиночество». |
||||
|