"Магия Дерини" - читать интересную книгу автора (Куртц Кэтрин)

Практическая магия: изменение внешности

Еще один из многогранных талантов Дерини — способность изменять внешность, как собственную, так и кого-либо другого. Нужно сказать, что на протяжении многих веков практикующие маги настороженно относились к этому знанию Дерини. Джорем, к примеру, осуждает это действие, ибо оно противоречит его моральным устоям, так как неизбежно влечет за собой обман. Райс, получивший прекрасное образование, тем не менее почти ничего не знает об изменении внешности, кроме того, что оно имеет непосредственное отношение к черной магии.

Изменение внешности… Он вспомнил, что об этом мимоходом упоминается в одном старом манускрипте о магии, в котором говорится, как маг наложил образ одного человека на другого. В книге упоминались пентаграммы и амулеты, предотвращающие заклинание от вредных воздействий, однако ее автор не входил в какие-либо подробности. Другой источник — он почувствовал, что теперь в состоянии просмотреть свою память, точно указатель, — упоминает о приношении в жертву животных и привлечении злых духов. Еще один текст настаивал на том, что изменить внешность вообще невозможно, но, если верить Камберу, это и вовсе ложь. Порывшись в памяти, Райс пришел к выводу, что ничего толком не знает об изменении внешности, и заключил, что, вероятно, захочет узнать об этом намного больше.

(«Камбер Кулдский»)

Конечно, изменение облика — не черная магия, хотя Камбер допускает, что его можно считать «несколько серым по краям».

— Тень, скорее темная, чем светлая, вероятно, из-за того, что это обман, а обман используется не часто, если только к нему не прибегают в личных целях. Рискуя показаться лицемерным, я буду придерживаться мнения, что это пример неверного результата, оправдывающего средства. Как способ для невинных избежать опасности, возникшей не по их вине, его обычно оправдывают все, за исключением отъявленных консерваторов.

(«Камбер Кулдский»)

Здесь мы опять сталкиваемся с ситуативной этикой — результат оправдывает средства. Для Камбера, чей взгляд на многое куда шире, чем у его сына, которого трудно убедить изменить свое мнение, это выглядит достаточным основанием. Только Джорем, хотя и примирился с тем, что его облик и облик Райса принимают слуги, не может согласиться с задумкой отобрать облик у солдата Эйдиярда и наделить им Девина.

Сомнения Джорема, прежде всего, основаны на том, что Эйдиярду не дали права на выбор и он никогда не сможет вернуться к своей прежней жизни. Но Джебедия выдвигает вполне резонный довод, что солдаты на войне выполняют свой долг, и это тоже долг Эйдиярда. Это нужно сделать потому, что это необходимо.

Вообще эта тема обсуждается крайне редко. Гораздо чаще мы видим лишь результат этого действия, например, когда Морган и Дункан открывают, что телу короля Бриона в могиле было предано иное обличие, и можно предположить, что в этом замешана Карисса либо кто-то из ее последователей, хотя нам так и не удастся узнать, как это было сделано. Есть упоминания и о том, что Корам время от времени принимает облик умершего Ридона Истмаркского, но и в этом случае никаких объяснений нет.

Первый раз процесс описывается, лишь когда Камбер переносит облик Райса и Джорема на двух своих слуг, чтобы они присутствовали на похоронах Катана и тем самым дали Райсу и Джорему возможность уехать, чтобы похитить принца Синхила из монастыря. Процедура, которую использует Камбер, чтобы подготовить Кринана, позднее описывается в нескольких книгах во всех подробностях, когда он использует ту же методику, чтобы помочь Тавису О'Ниллу преодолеть барьеры, мешающие полной взаимосвязи.

— Я бы хотел показать тебе одно упражнение, с которым многие Дерини знакомятся еще в детстве, — сказал он тихо. — Джорем и Джебедия научились этому у своих отцов, и, я полагаю, Ниеллан тоже. Сам я, напротив, не знал о нем до тех пор, пока не стал послушником у гавриилитов. Однако узнать что-нибудь новое никогда не поздно. Его можно назвать заклинанием, но когда осознаешь, что это такое на самом деле, то поймешь: бояться нечего. — Он поднес свечу чуть ближе к Тавису. — Положи руку так, чтобы мы вместе держали свечу.

Мгновение Тавис медлил, но ослушаться не посмел. Его пальцы были холодны, как лед, но Камбер даже не поморщился, а просто позволил Тавису взять себя в руки и сделать несколько глубоких вдохов.

— Хорошо, — прошептал Камбер, когда Тавис еще несколько раз вдохнул. — Не забудь, что именно ты контролируешь процедуру. Твоя рука лежит на моей — я не сдерживаю тебя. Если тебе вдруг станет страшно или ты почувствуешь, что не можешь продолжать, вернись назад, на сколько тебе необходимо. Ты не обидишь меня этим.

(«Камбер-еретик»)

Поборов минутное отвращение, вызванное первым прикосновением Камбера к обрубку руки, Тавис подавляет тошноту и чувство неловкости и решается вступить в контакт. И Камбер продолжает отвлекать его, успокаивая и ободряя, постепенно переходя от внушения к принуждению.

— Хорошо. Сосредоточься, словно готовишься к исцелению. Отлично. Когда будешь готов, если ты будешь готов — некоторые вообще не способны на это, — можешь закрыть глаза, чтобы лучше сосредоточиться.

Суть сострит в том, чтобы позволить нити, связующей нас, медленно, понемногу обретать форму, чтобы каждое звено можно было внимательно исследовать и усвоить, в то время как ты сам будешь контролировать глубину взаимодействия позволяя одному плавно переходить в другое.

Говоря это, он видел, как затрепетали веки Целителя, его взгляд стал рассеянным и сонным. Тавис погружался в транс.

— Отлично, — продолжал Камбер. — Просто разреши своему сознанию плыть по течению вместе со мной. Когда будешь готов, услышишь примерно такое заклинание: «Соедини свой разум и руку с моими, друг мой. И пусть вспыхнет свет меж нашими руками, когда мы станем едины. Пусть вспыхнет свет, когда мы станем едины». Конечно, это будет лишь чередой мыслей, — тихо добавил он. — Слова сами по себе ничего не значат. Суть в главном — наши сознания объединятся, и наступит момент, когда мы будем находиться в достаточной взаимосвязи, чтобы сделать что-нибудь полезное. Когда это произойдет, между нашими руками вспыхнет огонь как признак того, что мы достигли этого уровня.

Тавис едва заметно кивал, приподнимая веки, дыша легко и спокойно. Опустив веки еще раз, он больше не смог открыть глаза. Камбер тоже закрыл глаза, удерживая тонкую нить контакта.

(«Камбер-еретик»)

Использовать заклинание со свечой для взаимосвязи с сопротивляющимся Тависом намного труднее, чем применять его же по отношению к готовому к сотрудничеству человеку, как, например, Кринан, или к такому опытному Дерини, как Райс.

— Не бойся, — улыбнулся Камбер. — Старайся не отводить взгляда от пламени. Расслабься и смотри на пламя, и в этих стенах ты забудешь о том, что тревожит тебя. Я не оставлю тебя, со мной ты в безопасности.

Неспособный к сопротивлению Кринан сделал, как его просили, не отрывая глаз от пламени свечи. Голос Камбера становился все тише и тише и наконец смолк. Вдруг Камбер усилил воздействие. Глаза Кринана закрылись, словно он заснул.

— Хорошо, — прошептал Камбер, высвободил руки и, взглянув на Райса, задул свечу… Затем он поднес руку к погашенной свече Райса, слегка растопырив пальцы. Его глаза встретились с глазами Целителя, спокойными и ясными.

— Соедини руку и разум с моими, друг мой, и пусть твоя свеча вспыхнет, когда мы станем едины.

Мрачно кивнув, Райс прикоснулся кончиками пальцев к пальцам Камбера, умеряя бег своих мыслей, прежде чем в его разум войдет другой. Он закрыл глаза, чтобы отрешиться от внешнего мира, и почувствовал, как ладонь Камбера с силой сжала его руку. Сохраняя полнейшее спокойствие, он приказал вспыхнуть свету в другой его руке и ощутил едва заметный, почти музыкальный резонанс, которого он так долго ждал, и мысли слились с мыслями Мастера.

Затем глазами Камбера он увидел, что ладонь его правой руки прижата к ладони Камбера, между делом заметив ровно горящую свечу в своей левой руке. Другая рука Камбера медленно поднималась, чтобы лечь на лоб Кринана.

Глаза Мастера закрылись. Осталась лишь кристальная тишина, покой, всеохватывающее единство уз, связывающих их. Теперь голос Камбера походил на шепот листьев, трепещущих под летним ветерком. Райс знал, что сейчас услышит.

— Узри свет в глазах своего разума, — приказал ему Мастер. — Это суть твоей внешней формы на земле. Сделай так, чтобы она увеличилась, и пусть она окутает человека, стоящего здесь. Твое лицо будет его лицом до тех пор, пока не отпадет надобность в этом.

Как только он произнес это, Райс ощутил, как сладкая истома снизошла на него, как напряжение, покалывавшее его кожу, исчезло, сосредоточившись в его руке со светящимся пламенем, которое теперь, изогнувшись дугой, перекинулось к рукам Кринана, заполняя пустоту. Никто не заметил дымки, окутавшей все кругом, сияния, исходившего от одной руки к другой. Но внезапно Райс осознал, что дело сделано, заклинание вступило в силу.

Он покачнулся, когда связывающие их узы рассеялись, перевел взгляд на свою свечу и увидел, что она погасла, но свеча Кринана ярко горела. Райс посмотрел на лицо слуги, и у него перехватило дыхание: Целитель увидел себя.

(«Камбер Кулдский»)

Наложить внешность человека на опытного Дерини намного проще, особенно когда у Дерини есть время, чтобы глубоко погрузиться в транс и удерживать заклинание. Принятие Девином облика стража Эйдиярда — удачный пример этого. Эйдиярда ввели в заговоренный круг, где Девин обменялся с ним одеждой. Затем они встали рядом, и Ивейн взяла на себя руководство операцией.

— Теперь ты понимаешь, как важно полностью открыться?

— Да.

— Хорошо, — ответила Ивейн, обменявшись взглядами с Райсом, и собралась встать позади Девина. — Чем глубже ты сосредоточишься, тем шире сможешь открыться передо мной, тем лучшее изображение я сумею наложить на тебя. А это очень важно, так как первое время ты не сможешь контролировать свою внешность, пока твои способности будут блокированы. — Она коснулась руками его плеч. — Теперь сделай глубокий вдох, и мы начнем. Хорошо. Еще раз.

Девин повиновался и начал входить в транс. Первые стадии не вызывали трудностей, но достигнув под руководством Ивейн новых глубин, он почувствовал, что оставаться в состоянии пассивного раскрытия, которое требовалось от него, совсем не просто, хотя на прошлой неделе они проделывали это много раз.

Он глубоко вдохнул и выдохнул, подталкивал себя вниз к другому уровню. Девин ощутил легкое прикосновение рук Райса, скользнувших с затылка ко лбу. Целитель уводил юношу еще глубже, так что вскоре он потерял ощущение реальности.

Теперь глаза были закрыты. Он не мог ничего видеть, но его внутреннее зрение становилось все сильнее, а дыхание все реже и реже, в то время как тело, расслабившись, вошло в состояние приема, к которому его вела, подбадривая, Ивейн.

Он больше не мог сам дышать, не слышал сердцебиения, но это его не волновало: Дэвин знал, что Райс следит за всем. Все его бытие теперь находилось в руках, лежавших на его плечах и быстро соскользнувших с них, чтобы коснуться лба. С новым прикосновением что-то, казалось, встало на место — что-то, что дало ему возможность распоряжаться своей судьбой. Теперь, даже захоти он прервать взаимосвязь, он не смог бы, но это его не тревожило. Ивейн на мгновение оторвала руки, и Девин смутно ощутил, что Эйдиярд подготовлен точно так же. Он находился на грани знания и неведения в неустойчивом состоянии между руками Райса, пока не почувствовал еще одно прикосновение Ивейн.

— Держи равновесие, — раздались в его сознании слова Ивейн. Она находилась в точке баланса между ним и Эйдиярдом. Силы таяли и для него не осталось ничего.

Он чувствовал, как кожу покалывает от напряжения, будто сотни крошечных насекомых ползали по его телу, но, как ни странно, чувство это не было неприятным.

Внезапно все кончилось. Его тело стало вновь послушно ему, все странные ощущения исчезли. Как только Ивейн убрала руку и освободила свой разум, он почувствовал, что всплывает на поверхность, слегка покачнувшись от головокружения от такого быстрого возвращения к сознанию. Но руки Райса поддержали его; разум Целителя отстранялся медленнее, по мере того как жизненные функции возвращались под контроль Девина. Когда он открыл глаза, Ивейн с приятной улыбкой, не отрываясь, смотрела на него, все еще держа одну руку на плече находящегося в трансе Эйдиярда.

(«Камбер-еретик»)

Как заметила Ивейн, изменение внешности Девина намного сложнее, потому что сначала его способности были блокированы и он был более уязвим, чем Камбер, принявший облик Элистера Келлена, хотя у Девина, по крайней мере, было время для подготовки. В распоряжении же Камбера, находящегося в этот миг на краю поля битвы, было всего несколько минут. Было ли у него время, чтобы продумать все последствия того, что он собирался сделать, и мог ли он заглянуть в будущее?

Но тем не менее он идет на это. История Гвиннеда была бы совершенно иной и, вероятно, мрачнее, откажись он от этого поступка. Очевидно, Камбер располагает куда большим опытом изменения внешности, чем какой бы то ни было другой Дерини. (С ним можно сравнить разве что Корама-Ридона.) Именно Камбер принимает решение придать облик Джорема и Райса слугам. И именно Камбер отваживается поменяться местами с Элистером вопреки желаниям Джорема.

В конце концов Джорем соглашается. И он, и его отец используют варианты одного и того же процесса. Джорем усиливает связь между своим отцом и умершим Элистером. Здесь мы видим двойное изменение облика: Камбер обменивается внешностью с Элистером Келленом.

Не обращая внимания на слезы, Камбер склонился над Келленом и дотронулся до кольца, лежавшего на его груди. Кольцо начало светиться холодным белым светом. Камбер поднял левую руку и приложил ее, палец к пальцу, к правой руке Джорема, одновременно опустив правую на лоб Келлена.

— Теперь вспоминай, — прошептал он. Узы любви, связывавшие их, легли в основу возникшей между ними нити, как это было в часовне в Кайрори два года назад.

— Соедини руку и сердце с моими и слей свет свой с моим, когда мы станем едины.

Камбер видел, как помутился взгляд Джорема, веки затрепетали, дрожа, слипаясь, когда он нехотя, но послушно погрузился в мирный, глубокий транс.

Он перевел взгляд на кольцо, лежавшее между ними, которое в призрачных сумерках сияло еще ярче. Спустя мгновение он позволил своим глазам закрыться и сосредоточился. Джорем был готов. Камбер теперь разрешил соскользнуть своему сознанию.

Джорем сам контролировал ситуацию и, если бы захотел остановиться, мог бы это сделать, но не стал. Вместе с единением пришло и ощущение всей тяжести их удела, ответственности, о которой, теперь он понял это, его отец знал уже давно, пусть даже подсознательно.

Но страха не было, были решимость, уверенность и согласие.

— Узри, — прошептал Джорем, словно зеленые листья поплыли по волнам бьющей из-под земли воды. — Узри суть своей внешней формы, о мой отец, и формы того, кто был твоим другом. — Он спокойно вдохнул. — Пусть обе сущности сольются в холодном огне, что покоится меж нами. Стань Элистером Келленом во всем внешнем облике. И пусть облик твоего друга станет неотличим от облика графа Кулдского. И пусть будет так. Аминь.

Губы Камбера повторили эти слова, но ни единого звука не сорвалось с них. Джорем приоткрыл глаза, чтобы увидеть в благоговении, как дымка окутала лицо его отца. Как будто сквозь вуаль он наблюдал, как менялись знакомые черты. Быстро взглянув в лицо Келлена, он заметил, что в нем происходят подобные же изменения.

Перстень, разделявший их, ярко вспыхнул, и Джорем взмахнул свободной рукой, прикрывая глаза. Когда же он снова обрел способность видеть, перед ним на коленях уже стоял не его отец, а у ног его спал Камбер вечным сном.

(«Святой Камбер»)

Ивейн доводит процесс до иного уровня. Когда она принимает внешность брата Джона, чтобы привлечь внимание Синхила, пока Камбер завершает сопоставление воспоминаний Элистера, она не пользуется моделью.

Брат Джон поднял молодое, обросшее юношеской бородкой лицо, взглянув на него дымчатыми черными, а не голубыми глазами. Эти невероятные глаза на мгновение простодушно блеснули из-под длинных черных ресниц, навсегда запав в душу короля своей несхожестью с кем бы то ни было. Губы, намного тоньше, чем губы Ивейн, нерешительно дрогнули, произнося слова голосом, который мало походил на голос девушки.

(«Святой Камбер»)

Такого человека, как брат Джон, никогда прежде не существовало, и реакция Джорема и Райса дает возможность предположить, что изменение внешности при отсутствии модели и без помощи со стороны, по крайней мере, весьма необычно.

«Ты изменила внешность? (с упреком спрашивает Джорем) Но как?»

«Так», — отвечает Ивейн (прежде чем объяснить, что она просмотрела в свитках Камбера раздел, касающийся изменения внешности наряду с сопоставлением памяти.

— Я думала, что нам неплохо бы понять, как отец пришел к этому. И, должна признаться, никогда не подозревала, что мне придется воспользоваться этим заклинанием.

(«Святой Камбер»)

Ивейн принимает облик мужчины. Интересно, это изменение было полным или касалось лишь черт лица? В любом случае оно должно быть чем-то большим, нежели иллюзия, так как и Джорем, и Райс смогли бы распознать ее, что, впрочем, мог сделать и сам Синхил.

Отсюда можно сделать вывод, что мы столкнулись с реальной трансформацией. Что же касается того, насколько далеко она может зайти, об этом, видимо, можно судить, вспомнив, что когда Камберу понадобились люди, чтобы заменить Райса и Джорема, он выбирает слуг одного с ними роста и подобного телосложения. Над своей схожестью с Элистером Келленом размышляет и сам Камбер, когда начинает понемногу привыкать к новой внешности.

Нужно было изменить не так уж много, разве что лицо и руки, поскольку он и Элистер были почти одного роста (Элистер выше примерно на пядь), оба худощавые.

Но спрятать разницу в росте было достаточно просто, если в этом вообще была надобность, так как едва ли кто-нибудь ее заметит. Если нынешний Элистер стал казаться чуточку ниже, это легко можно было приписать усталости и ответственности, свалившейся на него со смертью Камбера.

Разница же в чертах лица и вовсе не представляла никакой трудности. Теперь, когда первичное преобразование было завершено, он мог, если бы пожелал этого, иногда обретать свою прежнюю внешность, особо не напрягаясь. Он уже предпринял необходимые шаги, чтобы быть уверенным: новый облик сохранится, даже если он будет спать или лишится чувств. Конечно, из-за большого расхода энергии придется на некоторое время возвращаться к своей прежней внешности, но, скорее всего, нечасто и, будем надеяться, в местах безопасных. Иначе говоря, новый облик мог исчезнуть лишь по желанию самого Камбера.

(«Святой Камбер»)

Все это дает основания предположить, что главное ограничение в использовании изменения внешности — разница в весе и телосложении. Наложение внешности изящного оруженосца на могучего воина, по всей видимости, не увенчается успехом.

Поверхностные же преобразования, такие как изменение цвета глаз и волос, типа лица и внешних черт, вполне возможны, как и некоторое перераспределение массы тела, например, при переформировании лицевых костей, а вот увеличить или уменьшить массу нельзя. Поэтому Тавис не может с помощью заклинания «отрастить» новую руку на месте обрубка, хотя способен поддерживать иллюзию руки, по крайней мере, для некоторых наблюдателей и ненадолго.

Что же касается изменения внешности Ивейн, то мы можем предположить, что как такового данного намерения у нее не было. Чтобы как-то на первое время изменить внешность и таким образом получить вместе с Джоремом доступ в апартаменты Камбера-Элистера, она считает достаточным подобрать волосы, связать их в узел и спрятать под капюшоном рясы, скрыть свои изящные руки в широких рукавах облачения михайлинцев. Вполне вероятно, она стягивает и грудь, так как Райс не замечает ничего в ее наружности, что выдавало бы в ней женщину.

Похоже, изменяется лишь лицо Ивейн, перед тем как она осмеливается поднять глаза на Синхила. Однако мы не должны забывать о ее изобретательности. К этому времени она уже выбрала себе мужское лицо. Насколько далеко мог бы зайти Синхил при допросе, передав «брата Джона» дознавателям, как долго она могла бы поддерживать иллюзию, что обнаружилось бы под одеянием михайлинца Джона?

У заклинания, изменяющего внешность, есть несколько серьезных недостатков, и один из них заключается в том, что энергия, поддерживающая заклинание, исходит от объекта. Таким образом, Камбер вынужден делать так, чтобы его слуги-люди спали большую часть дня, пока их облик был изменен, дабы иметь возможность распоряжаться их энергией. И конечно же, со смертью объекта прекращается действие заклинания.

Иной облик можно наложить и на умершего. Так Камбер, накладывает свою внешность на Элистера, а Карисса меняет лицо мертвого Бриона (добавив и другое заклинание, чтобы удержать часть души короля). В таких случаях, чтобы поддерживать наложенный облик, требуется энергия не объекта, а оператора. Собственно, внешность мертвеца не нужно изменять надолго. Камбер и Джорем хорошо понимают, что облик Камбера на настоящем Элистере Келлене исчезнет ко времени, когда епископы перестанут ратовать за его тщательный осмотр.