"Второй шанс" - читать интересную книгу автора (Ефиминюк Марина)

Глава 8 Страх в глазах

Снова бесконечная дорога перед глазами. Тонкие струйки крови на руке, странный шрам латинскими буквами «мой второй шанс». Из груди вырвался сип, и вытолкнул меня из кошмара.

Комнату заливали утренние сумерки, распахнутые шторы выказывали серое дождливое небо. Через открытую форточку в спальню врывался холод, замерзли нос и грязные ступни, высунутые изпод золотистого совершенно незнакомого покрывала. Тело ныло так сильно, словно меня заставили в одиночку за короткие ночные часы разгрузить вагон с углем. Изумленно я села на кровати, диковато оглядываясь вокруг и с облегчением узнавая на стене плакат взъерошенного Эйнштейна с высунутым языком, мною же приколоченный гвоздями лет пять назад. В голове не нашлось ни единой идеи, каким образом из дымного ресторана меня перенесло в родные пенаты. Нелепое зеленое платье исчезло, на мне был надет черный мужской свитер, от которого шел приятный тонкий запах одеколона.

Последнее воспоминание застывшее в голове — круглое лицо Пашки со сломанным носом, приятель чтото настойчиво пытался мне доказать и нервно курил. С еще большим удивлением я поднесла к лицу кулак, почувствовав, как спрятанная в нем вещь, буквально режет кожу острыми кромками. Черт, кажется, вечером еще были кольца!

По одному разжались пальцы, и на ладони лежал круглый медальон с необычным искусно выгравированным знаком, и в тот момент нахлынули образы, накрыв меня с макушкой и заставив захлебнуться. Мост, ветер, синяя вспышка, лица, запахи, боль — каждая представшая в ресторане картинка, а вслед им прорисовалась черная пропасть.

Выходит, видения не обманули!

Я разглядывала амулет, принадлежащий Заккери Вестичу, и тряслась, как бездомная собака. На глазах выступили слезы, похолодевшая рука подрагивала, в горле застрял комок.

Что они со мной сделали?!

Словно лунатик, ищущий поддержки, я, пошатнувшись, встала с кровати и добрела до кухни. Родители сидели за столом, пребывая в гробовом молчании. Мама судорожно курила и нервной рукой стряхивала пепел в полную окурков хрустальную пепельницу. Отец методично барабанил пальцами по столу. Складывалось ощущение, что сегодняшней ночью они не ложились спать и, похоже, лучше меня знали, каким образом, а главное кто, вернул меня домой. Оставалась слабая надежда, что неожиданным спасителем после случившейся со мной беды окажется Пашка.

Я тихонечко села на стул и поджала колени к подбородку, натянув на них чужой свитер. Никто из родителей не повернул головы. Барабанная дробь пальцами отца становилась все громче и яростнее, пока не оборвалась резко, в один момент, и он заговорил:

— Расскажешь, что вчера произошло?

Я кашлянула и честно призналась:

— Вряд ли. Это сложно объяснить, а еще сложнее понять.

— Замечательно. — Он говорил тоном, означавшим, что его демократичному подходу к воспитанию великовозрастных барышень пришел конец. — Почему ты сбежала от Паши?

— Он, кажется, кольца купил.

— Господи, Саша. — У мамы, вступившей в разговор, сильно осип голос, а на осунувшемся лице темнели круги под глазами. — Ты нас вчера очень сильно напугала, когда неожиданно исчезла. Мы все морги и больницы обзвонили. Думали, что с тобой опять… — Тут она осеклась и судорожно всхлипнула. — А потом к утру тебя приносит в бессознательном состоянии этот парень…

— Какой парень? — Насторожилась мгновенно я, чувствуя, как щеки заливает румянец.

— Высокий такой, темноволосый. Мрачный. У него очень необычные синие глаза. Он только сказал, что ты позвонила ему, и он привез тебя домой.

Мама сбивчиво описывала Филиппа, и у меня внутри стал опухолью разрастаться страх, такой сильный, что темнело в глазах. Я сжала кулаки, стараясь справиться с ним, но ужас побеждал, завладевая каждой клеточкой души.

— Ну, раз он так сказал, — пожала я плечами, едва сдерживая дрожь в голосе, — значит, так и было.

— Это изза него ты пыталась покончить с собой? — С нажимом спросил отец.

— Ага, — пробормотала я зло, — значит, версию с избиением вы отбросили!

Я вскочила со стула и, запутавшись в свитере, чуть не упала.

— Я никогда не смогу причинить себе вред! — Мой голос взвился до крика, от обиды хотелось плакать. — Как я могу убить себя, когда только чудом выжила?!

В нашей страшно современной семье никто никогда не скандалил. Я никогда не мучалась проблемами переходного возраста, ведь любое проявление подросткового максимализма означало для меня сотню тестов и вопросов. Я не стучала по столу кулаком, пытаясь доказать свою независимость, подобное было чревато двухнедельными исследованиями и протоколированием в диссертацию. Посему родители, впервые увидевшие истерику, изумились.

— Шурочка?! — Прошептала мама и тут же прикурила заново.

Я захлопнула рот и, судорожно шмыгнув, вытерла нос рукавом.

— Дочь, — снова заговорил отец, — мы с мамой очень волнуемся. С тобой происходят странные вещи, которых ты не хочешь объяснять, только уходишь от ответов. Мы готовы верить тебе, но с каждым днем становится все хуже. Я не хочу давить, но пора рассказать правду, какой бы она ни была.

Он, как таракан, шевелил рыжими усами, находясь в сильно взвинченном состоянии.

Я глубоко вздохнула и выпалила:

— Я знаю, что вам это не понравится, но я хочу забрать документы с факультета. — Эта версия правды пришлась как раз вовремя.

Философия не для меня, она приносит одни несчастья.

В кухне воцарилась грозная тишина. Отец коротко сердито выдохнул, а после паузы пробормотал явно расстроено:

— Если каждый месяц менять институт, то так недолго выучиться на уборщицу.

— Вряд ли я доживу до конца учебы. — Пожала я плечами, высказывая еще одну страшную, витающую вокруг нас правду.

Мама подавилась сигаретным дымом и хрипло раскашлялась. Отец открыл рот, собираясь чтото сказать, но вместо этого посмотрел на меня с омерзительной жалостью.

— Саша, что ты такое говоришь? — Выдохнула мамаша.

— Ладна, мам, — я криво усмехнулась, снова усаживаясь на стул, — шутка неудачная.

— Саш, — папа помолчал, — ну, если ты считаешь, что тебе так будет лучше. Только обидно, если ты решила оставить учебу изза этого парня, — проворчал он сердито.

— Я ухожу, потому что больше не верю во вторые шансы, если вам угодно. — Безразлично пожала я плечами. — Можете занести этот факт в диссертацию.

Родители ничего не ответили, тяжело переглянувшись. Потом папа признался:

— Мы думаем, что ты чтото употребляешь.

Я только усмехнулась, покачав головой.

В этот день я так и не смогла найти в себе важной капли смелости, чтобы пойти на факультет. От одной мысли, что, возможно, придется лицом к лицу столкнуться с обоими братьями Вестичами, перехватывало дыхание и влажнели ладони. Вечером я трусливо позвонила Катерине, предложив завтра поехать вместе. Приятельница обрадовалась, вероятно, ощущая ко мне искреннюю симпатию. Чувство самосохранения требовало защиты и невольных охранников.

На следующий день страх отступил, и налетели чувства гораздо сложнее и противоречивее. Жалобная обида на Филиппа за его буквальное насилие надо мной терзала и мучила. Но холодный рассудок повторял, как заевшая граммофонная пластинка, что от него, чертовой злой феи, причинявшей мне одни страдания и вред, стоит держаться подальше. Как можно дальше. И мне не хотелось признаваться самой себе, что мои резкие, угловатые движения, пока я одевалась и умывалась, пропитаны истерикой.

От ливня, сбивавшего желтые листья под колеса автомобилей, на улице даже утром царили грязные сумерки. Налетал холодный ветер, желая растрепать косу, он бросал в лицо пригоршни острых дождевых капель и выворачивал наизнанку зонт. Всю дорогу в метро Катя весело щебетала, как всегда румяная и жизнерадостная. Похоже, даже паршивая погода была не в состоянии испортить ее хорошее настроение. Когда мы шли по аллее, заваленной опавшей листвой, от станции подземки к зданию факультета, то у меня, как у последней трусишки, дрожали руки. Зонт пришлось положить на плечо, чтобы подруга не заметила моего взвинченного состояния. Но, когда на автомобильной стоянке, не оказалось знакомых спортивных купе, то я облегченно перевела дыхание.

В большом холле с широкой лестницей мельтешили студенты, стоял непрекращающийся ни на минуту привычный гомон. На стене как раз напротив входа с хмурым охранником у дверей, проверявшим студенческие билеты, висели портреты известных философов, и через бежевую краску проглядывался символ перекрещенных серпа и молота. Говорили, что его закрашивали каждое лето, но красные знаки, будто заколдованные все равно проявлялись.

Попрощавшись с Катей, спешившей на первую пару, я поднялась на лифте, направляясь в деканат. К счастью, в приемной не оказалось девушкицербера, ее компьютер спал темным одиноким экраном, а стол радовал чистотой. Я постучалась в кабинет и, не дождавшись разрешения, заглянула, с изумлением обнаружив за столом преподавателя по латыни, имени которого так и не запомнила. Похоже, именно он являлся главным начальником на факультете.

Мужчина с неудовольствием оторвался от изучения какихто бумаг, а, завидев меня, и вовсе кисло сморщился, констатировав, как самый печальный за весь сегодняшний день факт:

— Александра Антонова.

— Здрасьте. — Я топталась на пороге и мяла лямки рюкзака. — Можно?

— Надолго? — Он снял очки и потер переносицу. — За три предложения уложишься? По латыни.

Я кивнула и выпалила, путая латинские и английские слова, отчего получилась неудобоваримая смесь:

— Я решила уйти с факультета и хочу забрать документы. Что мне нужно для этого сделать?

— Чего ты сказала? — Вытаращился преподаватель.

— Я поняла, что философия не мое. — Потерпев полное фиаско в объяснениях, повторила я уже порусски.

— Так. — Он скривился и ткнул пальцем на стул напротив себя. — Садись.

Нерешительно я прошла и присела на краешек, примостив рюкзак на полу в ногах.

— Ты зачем сюда поступала? — Задал он очередной вопрос.

— Думала, что философия поможет мне разобраться в себе, но сейчас поняла — мне поможет только хороший психиатр. В моем доме как раз живут двое, поэтому…

— Ты поняла, это за четыре недели учебы? — Уточнил декан, отчегото краснея. На его лысине блеснули капельки пота, и мужчина быстро обтер голову мятым носовым платком.

— Да. — Каялась я, как на исповеди. — Хуже всего логика. Никогда еще не встречала более алогичного предмета. К тому же нас еще не успели чемуто научить, а уже заставили сдать десяток контрольных. Ну, — пришлось признаться, — или не сдать.

— Так. — Глубокомысленно выдавил он и снова замолчал, поэтому пришлось продолжить, чтобы заполнить возникшую неловкую паузу:

— Я знаю, что нужно написать заявление и получить справку. Я сама все сделаю в ректорате, просто будет нужна ваша виза, иначе документы не отдадут…

— Ты понимаешь, что, поступив сюда, ты заняла место того, кто действительно хотел изучать предмет? Ты сейчас уходишь, а тот замечательный студент оставил свою мечту и учится на какогонибудь инженера, — в голосе декана прозвучало презрение. — Ты разрушила своими руками чьито устремления.

— Это все философия. — Усмехнулась я. — Я не намерена думать за других, и серьезно хочу уйти.

— Родители знают? — Тон поменялся из нравоучительного в деловой.

— Да.

— Что говорят?

— Это мои решения. Я достаточно взрослая, чтобы принимать их.

— Ты так считаешь?

— Я читала свою жизнь в диссертации родителей, на шестистах листах они проанализировали все мои поступки от младенчества до юности. Когда такое видишь, быстро взрослеешь.

— Я не поставлю тебе визу. — Спокойно заявил декан и довольно откинулся на скрипнувшую спинку кресла на колесиках.

— Как? — Вытаращилась я, открыв рот.

— Ты третий человек на моей памяти, кто лучше меня говорит по латыни.

Вспоминая Заккери Вестича, изучавшего старинный томик на мертвом языке всех докторов и философов, становилось понятно каких именно оставшихся двух студентов имеет ввиду декан.

— И в тебе философии больше, чем в любом из находящихся на твоем курсе студентов. — Продолжил он.

— Почему вы так решили?

— Ну, ты же веришь во второй шанс. — Усмехнулся мужчина, обратно нацепляя очки, и хитро глянув изза стеклышек. — Я видел надпись у тебя на руке. Александра, дай себе время все обдумать, не руби с плеча. Если станет совсем не интересно, то заберешь документы после окончания первого семестра.

Тут я не нашлась, что ответить. Похоже, преподаватель, в отличие от меня, очень верил во второй шанс и продавливал его политику.

— Договорились? — Он изобразил на лице дипломатичную улыбку. — И постарайся опаздывать на первое занятее хотя бы на десять, а не на сорок минут.

— А? Хорошо. — Смутилась я, поднимаясь.

Аудиенция закончилась. Выйдя в коридор, наполненный людьми, я недоуменно повертела головой. Похоже, самым странным образом меня только что обхитрили. Новый институт, как и новый мир, наполненный страхом, угрозами и крайне опасными красивыми молодыми людьми, затянув в свои сети, не хотел меня отпускать.

Я быстро набрала на мобильном телефоне папин номер и нажала на кнопку лифта, вызывая его.

— Привет, Саша. — Резко ответил отец, похоже, расстроенный гораздо сильнее, чем пытался показать.

— Твоя взяла, я не ухожу из института.

— Ты испугалась, что станешь уборщицей?

— Нет. — Огрызнулась я. — Декан предложил попробовать еще раз. Не смогла устоять.

В этот момент разъехались двери лифта, и перед моим взором предстали и Филипп, и Заккери, теснившиеся в кабине с другими студентами. Красивое лицо блондина с забранными под ободок длинными волосами рассекали три яркие чуть воспалившиеся царапины. От ужаса у меня пропал голос, палец сам нажал на кнопку отключения вызова, но, даже входя в кабину, удалось сохранить непроницаемое выражение. Филипп потеснился, освобождая место и стараясь не соприкасаться с рукавом моей куртки. Я стояла, шелохнувшись, словно каменная статуя, а сердце бешено колотилось, желая проломить и без того треснутые ребра. Рука сжимала в кармане круглый медальон с острыми кромками, впивавшимися в кожу.

Двери закрылись, будто захлопнулась крошечная газовая камера без кислорода. Краем глаза я увидела, что Филипп разглядывал носки своих ботинок, на лице от досады ходили желваки, и на высоких скулах появились алые пятна. Зато с другой стороны Заккери с легкой ухмылкой неразборчиво бормотал в трубочку мобильного телефона и нагло изучал меня, что стало неудобно.

— Отлично выглядишь. — Двусмысленно вымолвил блондин, когда лифт остановился на первом этаже.

Я бросила на него холодной взгляд и хмыкнула:

— О тебе такого же не могу сказать, — и тут же выскочила в холл, спасаясь праведным бегством, чтобы поскорее смешаться с толпой студентов.

— Саша, стой! — Услышав Филиппа, я так вздрогнула, что выронила собственный старенький телефон.

Несчастный аппарат, падавший до того много раз, разлетелся по грязному полу мелкими деталями, даже кнопочки выпали. Чертыхнувшись, я судорожно собирала части, пока чужие ноги не успели их растоптать. Батарейка отскочила особенно далеко, и ее подняла мужская рука с длинными пальцами. Я выпрямилась, стараясь не глядеть на Филиппа, и покраснела от волнения. Он возвышался надо мной на голову и подавлял, заставляя съежиться.

— Держи. — Протянул он аккумулятор.

— Спасибо. — Буркнула я, рассматривая пуговку на его светлосером коротком пальто и, помолчав, так резко развернулась, пробуя улизнуть, что рыжая коса стеганула парня по лицу.

— Как ты? — Он схватил меня за локоть, заставляя оглянуться.

— Отлично.

И всетаки я бросила быстрый взор в его отчаянно красивое лицо. Лучше бы мне не делать подобной глупости! Сердце обиженно сжалось, перекрывая даже страх внутри. Как он мог?! Как он посмел проделать подобное со мной?!

— Или, может, ты спрашиваешь меня об этом? — Я вытащила из кармана медальон и зажала его, как монетку, между пальцев, продемонстрировав Филиппу. Заккери стоял в нескольких шагах от нас и нарочито громко болтал с невидимым собеседником по мобильному, но, заметив амулет, немедленно осекся и даже опустил телефон, забыв про разговор.

Я скривила губы в саркастической улыбке:

— Не думаю, что позапрошлым вечером получила такое же удовольствие, как вы. Это ведь твое, Зак?

Тот ловко поймал подброшенный медальон, сжимая его в ладони. Филипп смотрел на меня с вытянувшимся лицом, в глазах читалось искреннее изумление.

— Ты не можешь помнить. — Пробормотал он, нахмурившись, и пристально всматривался в мои зрачки. Люди, находившиеся рядом, уже с интересом поглядывали на нас.

— А я ничего и не помню. Я не знаю, парни, что вы в действительности такое, и не понимаю правил ваших диких игр, а потому держитесь от меня подальше! Иначе я превращу вас в крыс.

Я быстро ретировалась, перепуганная до коликов, кажется, переведя дыхание только в полупустом по раннему часу вагоне метро.

— Что случилось? — В темноте раздался голос Елизаветы, она громко чертыхнулась, оступившись на ступеньке, и тут же высказала вслух свое недовольство: — Неужели было нельзя выбрать другое место для встречи?!

Ее высокие каблуки стучали по каменной лестнице, ворчание разносилось эхом по холодному помещению. Она, наконец, появилась в сферическом зале с ямой для сожжения и надгробиями пращуров. Под потолком висел зажженным Заком голубой шар (только он умел удерживать светильники), неяркий свет заставлял фигуры молодых людей отбрасывать вытянутые ломаные тени.

— Господи, нам обязательно встречаться в склепе?! — Недовольно буркнула Лиза. — Чем плохи кафе в городе или, к примеру, гостиная в Гнезде.

Синие слишком густо накрашенные глаза сощурились, губы, блестевшие от вызывающе яркой помады, искривились, на скулах горел искусственный румянец. Кошку вытащили буквально изпод света софитов, когда дерганый фотограф, закатывая глаза, цокал языком и на английском восхвалял ее прелести. Актриса великолепно получалась в кадре, отлично смотрелась на обложках глянцевых журналах и рекламных плакатах известного шампуня, развешенных по всему городу, ведь ее сила притягивала людей, словно огонек мотыльков. Съемки у модного американского фотографа оплатил известный мужской журнал, теперь его главный редактор через каждые пять минут названивал Лизе и требовал возвратиться на площадку, окончательно испоганив ей обычно дурное настроение.

— Нас не должны слышать. — Зак хмурился, нетерпеливо вышагивая по краю прямоугольной ямы в полу.

Максим, засунув руки в карманы, задумчиво разглядывал носы ботинок. Его тоже вытащили с занятий, а сегодня ординатура следила за ходом сложной операции на сердце у десятилетней девочки. Макс, как только ее увидел три дня назад при обходе пациентов, то понял — измученная худенькая малышка мечтала умереть. В ее глазах давно поселилась смерть, а увеличенное огромное сердце слишком сильно давило на хрупкие ребра.

— И что же случилось? — Кошка встала, скрестив руки на груди. Ее наряд, прозрачный топ с открытой спиной, узкие джинсы с драными штанинами и с вызывающе низкой талией, тоже принадлежал известному мужскому журналу.

— Оказалось, что Александра помнит игру. — Пояснил спокойно Максим, уже осведомленный бьющимся в истерике, как нежная барышня, Заккери.

— О? И как такое могла произойти? — Пробормотала Елизавета.

Еще в прошлом веке за намеренное освобождение демонов Совет Хозяев сжигал ведьмаков, изначально видя в подобном угрозу шаткому колдовскому миру и многочисленным лживым договорам о ненападении между кланами. В новом тысячелетии ослушавшимся глупцам лишь перекрывали силу. Звучало это, безусловно, гуманнее, но на деле оказывалось гораздо страшнее. Невозможно приспособиться к человеческой жизни и научиться быть обычным после привычного ощущения собственного могущества.

Макс пожал плечами.

— И что по этому поводу думает Филипп? — Продолжала допрос Кошка.

— Этот придурок ничего не думает! — Вскричал рассерженно Заккери, ткнув пальцем по направлению к выходу. — Он считает, что девка никому ничего не расскажет!

Лиза хмыкнула и призналась:

— Если хочешь, я тоже так считаю. От способностей Филиппа, конечно, можно чокнуться, но пока они у меня были, то я вполне ясно рассмотрела в его воспоминаниях эту рыжую. Готова поставить на кон свой кабриолет, что она влюблена в него без памяти.

— А если она заговорит? — Прошипел Заккери, на его расцарапанном лице проступила злость. Он медленно приближался к Лизе, цедя через зубы слова: — Если она откроет рот и выдаст наш маленький секрет, то нам всем пятерым конец! Эмиль станет Хозяином только через несколько недель, и мы фактически безоружны. Сейчас в Совете Хозяев нет голоса нашей семьи, и если они решат перекрыть нам силу, то мы не сумеем защититься! Понимаешь ты это своим крошечным умишком?

— Не смей меня оскорблять, урод! — Рявкнула Лиза ему в лицо.

— Хватит вам, — примирительно произнес Максим, разводя сорившихся руками. — Зак, помоему, ты сгущаешь краски.

— Не думаю! Мы должны избавиться от нее, пока она еще молчит!

— Да, ты с ума сошел?! — Заорала Кошка. — О чем ты говоришь?! Хорошо тебя Филипп не слышит. — Добавила она уже спокойнее, поймав предупредительный взгляд Максима, вечно выступающего во всех скандалах миротворцем. — Можешь быть уверен, что я прямо сейчас ему расскажу о твоем милом предложении!

Она моментально вытащила из сумочки блестящий мобильный аппаратик и, глядя на побледневшего Заккери, нажала на кнопку быстрого набора номера Филиппа. В следующее мгновение холодный поток воздуха вырвал аппарат из ее рук и бросил в стену. В призрачном свете силового шара блеснули со звоном разлетевшиеся по каменному полу детали.

— Так. Послушай меня, урод! Я не собираюсь становиться убийцей только изза твоей поганой паранойи! — Пронзительно заявила Лиза. — Если хочешь, подчисть ей воспоминания!

— Проблема как раз в том, что Саша действительно ничего не помнит. — Улыбнулся Максим, злость сестры всегда являлась наигранной, а потому забавной, как любая кричащая подделка. Эта ведьма, изображавшая всю свою жизнь страсть, на самом деле была холоднее сосульки зимой. Она никогда не злилась, не умела — сила лишила ее горячих чувств, оставив лишь расчетливость настоящей хищницы.

— Стоп! — Она категорично взмахнула рукой. — Я запуталась.

— Филипп сказал, что ее голове нет ни одного воспоминания об игре, и каким чудом она знает о ней, остается неизвестным. — Терпеливо пояснил Макс.

— Эта девка — настоящий демон! — Буркнул Заккери, которого душил гнев.

— Отлично. — Лиза хохотнула. — Я тебя поняла, Зак. Ты хочешь избавиться от рыжей, потому что она тебя цепляет, а брат тебя обскакал? — Тот сузил глаза, желая, чтобы сестра заткнулась. — Поздравляю, — девушка издевательский поаплодировала, — раньше ты только походил на дурака, теперь ты он и есть.

Она развернулась, и вот ее сердитые шаги по каменной лестнице затихли. Яростно хлопнула дверь склепа.

Парни остались одни. Максим поглядывал на брата с немым сочувствием.

— А ты как считаешь? — Зак немного успокоился, но слова выходили резко, словно он их выплевывал.

— На сто процентов согласен с Лизой и Филиппом. — Максим пожал плечами. — К тому же я давал клятву Гиппократа: «не причини вред человеку». Знаешь, Зак, — парень задумчиво посмотрел на хмурого блондина, — наверное, это правильно, что именно я тебе должен сказать подобное. Прими мои слова, как совет старшего брата: не подходи к этой девочке, иначе все закончится плачевно. Вы с Филом едва разговариваете, следующий ваш спор приведет к поединку. Мы не можем себе позволить воевать друг против друга, это убьет Гнездо и сила отвернется от семьи.

— А я не могу позволить какойто человеческой девке разрушить мою жизнь!

Максим сочувственно покачал головой.

— Знаешь, брат, если бы ты, наконец, отошел от придуманного тобой же свода правил, то узнал, что жизнь гораздо богаче, чем просто наследование силы Хозяина, а самое приятное и нелогичное в ней — обычные человеческие женщины. Окажись, на месте Саши я, то, после всех тех мерзостей, что мы с ней проделали, раструбил бы обо всем в Интернете или электронном дневнике, написал десяток писем в газеты. Может быть, конечно, мне бы никто не поверил, зато скандал вышел бы отменный, а нам всем уже назавтра перекрыли бы силу. Правда, так поступлю я, а Саша будет трястись от страха, но молчать.

— Почему ты так думаешь? — Высокомерно изогнул брови Зак.

— Ведь Фил тоже участвовал в игре. — Максим многозначительно усмехнулся и пожал плечами. — Смирись, брат. Девушка не опасна, ты знаешь это не хуже меня.

Он оставил Заккери в одиночестве, в холодном свете ледяного склепа. Молодой человек зло блеснул глазами, прекрасно понимая, как поступить дальше. Он, как будущий Хозяин семьи, принял собственное решение ради безопасности всех Вестичей.

Гнездо выглядело грустным и пустынным, почти все его жители еще утром улетели в Киев, где ночью проводился ведьмовской шабаш — скучнейшее сборище. Пьянство, жертвоприношения и дикие оргии — все веселье, с таким размахом описанное в книгах, закончило свое существование еще в семнадцатом веке (хотя, конечно, колдуны, искавшие подобной перчинки, безусловно, находили ее в очень узком круге приверженцев старых традиций). Шабаши всегда начинались с ритуального испития жизненных соков жертвы, но сейчас всех гостей старинного замка угощали донорской кровью в крошечных рюмочках размером с наперсток. Такую порцию даже на языке не почувствуешь. К счастью. Ведь увлечение вегетарианством в ведьмовском обществе распространялось быстрее, чем птичий грипп в Азии.

В доме остались лишь трое братьев, Лиза не пожелала вернуться из города. Она делала вид, будто злится изза сорванных съемок — известный мужской журнал через агента выставил ей счет, который она тут же переадресовала к Заккери.

Филипп приехал поздно, очередная встреча с «Зайкой», которые с каждым разом становились все более насыщенного рыжего цвета, довела до нервного тика. Он устал от нее настолько, что, не довезя до дома, выставил из машины у метро, а сам отправился в Гнездо. Последнюю Зайку тоже звали Александра, и она буквально уморила Филиппа рассказами о своем желании посетить далекий курорт. Парень вполне искренне сожалел, что не мог немедленно одним щелчком пальцев отправить девицу прямо туда.

Заккери развалился в большой гостиной в кресле усопшего Луки, куда даже отец все еще боялся садиться. Парень положил ноги на низкий журнальный столик с коваными уголками и медленно со вкусом курил. В пепельнице уже не помещались окурки, а комната утопала в сизом дыму. Филипп не переносил запах табака, его выворачивало наизнанку от одного вида зажженной сигареты. Он тут же щелкнул пальцами, открывая окно, и впустил в комнату осеннюю прохладу и свежесть. Дым медленно и неохотно вытягивался на улицу.

— Хорошо, что Аида не видит. — Буркнул он, сморщившись, и почти закрыл дверь, когда его окликнул Зак:

— Как поживает рыжая, брат?

Тот, напрягшись, вернулся обратно. Блондин выпустил в его сторону струю дыма и неотрывно смотрел в глаза, нарочно прокручивая в голове воспоминания, спрятанные прежде. Филипп прочитал все до самой крошечной детали:

…Коридор факультета. Хрупкая девичья спина с рюкзаком на плече. Рыжие, похожие на шелк волосы до пояса. Рука Заккери, останавливающая ее. Испуганное смятое выражение на лице девушки при виде брата, синие круги под глазами на смешном веснушчатом личике. Ее обида во взгляде, ее страх, запрятанный в глубине зрачков… Пальцы Зака, поглаживающие мягкую, похожую на расплавленное золото прядь. Два волоса, оставшихся в сжатом кулаке. Два волоса, обернутые через шею фигурки демона…

Демон не случайно выбрал именно ее.

Зак нагло усмехался.

Ярость застила глаза Филиппа красной пеленой, комната странно запрыгала.

Зак потушил сигарету и поднялся.

— Нападай. — Самодовольно произнес он.

Рожденный ведьмаком Заккери обладал гораздо больше силой, чем любой из семьи. Они оба понимали, что для Филиппа, пришлого в Гнездо, этот поединок окажется последним — его выгонят, если, конечно, от него чтото останется. Филипп покачал головой, скрипнув зубами.

— Нападай!!! — Заорал Заккери и взмахнул рукой.

Злобный поток ветра, залетевший из окна, сорвал занавески, подхватив их, словно коверсамолет. С перевернувшегося столика на пол свалилась старинная ваза, пепельница со звоном расколотила стеклянную дверцу горки, перебив рюмки, и засыпала ковер окурками. Осколки разлетелись по всей комнате, острые зубцы торчали в дверце. Гнев Зака выплеснулся, наступила тишина. Он стоял, сжав кулаки, и шумно дышал, желая драться.

Фил спрятал руки в карманы, ногти до боли впились в ладони в усилии удержаться от глупого порыва.

— Гнездо — не место для выяснения отношения. — Тихо произнес он. — Если ты хочешь драки, ты ее получишь, но не здесь.

— Ты трус! — Выплюнул ему в спину Зак.

— Нет. Я просто умнее, чем ты. — Усмехнулся Филипп, и в этот момент его сбило с ног. Он ловко сгруппировался и избежал столкновения с перевернутым столиком, приземлившись на ноги. — Глупо, брат. — Произнес он, голос дрогнул от злости.

Следующая волна воздуха швырнула его в стену, едва успел подставить ладони. От мощного удара слетел портрет Луки и прорвался, насаженный на ножку стола. Она нелепо торчала между глаз деда. Филипп перевел дыхание и повернулся к брату, тот, провоцируя, даже не сдвинулся в места. В его синих глазах под насупленными бровями стояла страшная картина, от которой у Филиппа нехорошо подвело живот.

…Чернота склепа, медальон и оживающая фигурка демона. Бледная тень зверя, принюхавшаяся к новому хозяину, вызвавшему его. Ласковая рука Зака, с укушенным окровавленным пальцем. Имя, произнесенное во время заклинания вызова демонаубийцы…

Чертово длинное женское имя из десяти проклятых букв! Медальон, который она, как и Зак носила в своем кармане. Ловушка для энергии, впитывающей силу, как губка, сохранившая ее запах!

И Филипп ударил — стремительно подлетел к Заккери и впечатал кулак в его челюсть, заставляя упасть в кресло. Брат, не ожидавший обычного физического нападения, изумленно открыл рот. Из разбитой рассеченной губы выступила кровь. Филипп ничего не видел, комната подернулась красной пеленой, оставив четким лишь лицо Заккери, и следующий оглушающий удар пришелся как раз в скулу. Кажется, хрустнули костяшки разбитых пальцев. Заккери вывернулся и в ответ отбросил противника, впечатав в живот ботинок. Филипп отпрянул, согнувшись пополам.

— Вы с ума сошли?! — Заорал Максим, появившийся в комнате на шум потасовки.

Братья уже катались по полу, молотя друг друга кулаками, куда придется. Максим схватил за шкирку Филиппа, оттаскивая. Тот сопротивлялся, рвался обратно. Неожиданно освобожденный Зак, сидя на полу, тяжело дышал и вытирал окровавленный рот.

— Довольно! — Встряхивая Филиппа за плечи, приказал Макс.

— Отпусти! — Тот резко скинул удерживающие руки. Рубашка без единой пуговицы выбилась из брюк, открывая гладкий торс. В синих глазах Филиппа появилось безумное выражение, когда он, бросив короткий взгляд на старинные часы, неожиданно кинулся к двери.

— Тебе не стоило ее трахать! — Заорал ему вслед Заккери.

— Завидуешь? — Он оглянулся на короткое мгновение.

— Да пошел ты! — Захрипел блондин, краснея от злости.

Филипп уже выбегал из дома, а через несколько секунд он выезжал из ворот. Ауди, рычал, набирая скорость на извилистой дороге. Казалось, машинку швыряло, и Филипп только чудом не слетал в кювет на особенно крутых поворотах. Темнота струилась из леса, мелькающего сплошной стеной за окном, и испуганно расступалась от света фар.

Он бросил взгляд на плоские часы на руке, стрелки растянулись в прямую линию, показывая половину двенадцатого. Ровно в полночь Гнездо на несколько коротких мгновений снимет защиту, и демон, заключенный пока в склепе, как в клетке, выскользнет наружу полный злости и жажды уничтожить любого указанного хозяином врага. Единственное место, где жертва оказалась бы в безопасности, являлось само Гнездо.

Проклятое время, словно ускорило свой бег, и, когда замелькали огни кольцевой дороги города, часы отсчитали без двадцати двенадцать. Не обращая внимания, на светофоры и сигналы соседей по дороге, Филипп несся по улицам, ловко играя «в пятнашки» и стараясь выгадать короткие секунды. Когда он влетел в знакомый двор и остановился у нужного подъезда, то осталось пятнадцать минут до освобождения демона.

Филипп выскочил из машины, не заглушив ее, и бросился к подъезду, щелчком заставляя открыться дверь. Лифт ехал слишком медленно, и парень метался в полутемной грязной кабине, поглядывая на мигающий огонек этажей. От нетерпения по спине бежал пот, разбитый кулак ныл. Парень не выдержал и шарахнул по дверям. Лифт тут же остановился, словно по требованию, наконец, оказавшись на нужном этаже, где снова ктото умудрился выкрутить лампу дневного света.

Утопив кнопку звонка, разорвавшегося визгливой трелью, Филипп притопывал, через каждую секунду пока никто не открывал дверь, поглядывая на плавно сходившиеся стрелки. Какого черта?! Где она может быть в такое время?! Она уже обязана спать! Ему показалось, что он кипит, как чайник на плите.

Тут в глазке мелькнул свет, потом раздался приглушенный голос Саши:

— Там ктото есть?

— Немедленно открой! — Филипп рявкнул так, что его, наверняка, услышали все соседи.

Он ощутил настоящее облегчение, что девушка оказалась дома. Даже если бы в ее поисках в огромном безбрежном городе участвовала Лиза, обладавшая феноменальным нюхом, они бы опоздали — стрелки показывали без десяти минут полночь.

Вероятно, Саша колебалась. Со злостью Филипп щелкнул пальцами, заставляя дверь распахнуться настежь. Испуганная девушка в ярко освещенной прихожей отшатнулась, прижав руку к губам. Рыжие влажные волосы разметались по плечам, худенькое лицо побледнело и вытянулось. Во взгляде, направленном на Филиппа, застыл ужас. Он, конечно, выбил дверь, но все равно попасть внутрь не мог.

— Скажи, что я могу войти! — Прорычал он.

Она поспешно замотала головой и отступила на шаг. Саша выглядела хрупкой и ранимой.

— Немедленно позволь мне войти! — Он едва сдерживался, чтобы не разнести от злости весь подъезд.

По ее щекам побежали слезы, и она обреченно кивнула, словно мышка перед питоном.

— Произнеси это вслух!

Филипп удивлялся, почему ее родители не торопятся на помощь дочери.

— Входи. — Она пробормотала едва слышно и всхлипнула.

Прозрачная стена в дверном проеме тут же перестала быть твердой и звонкой, как стекло. Парень в два прыжка оказался рядом с Сашей, хватая ее за руку.

— Где твои родители?! — Требовательно вопросил он, подтаскивая ее к шкафу.

Теперь, когда он чувствовал тепло ее кожи под своими пальцами, слышал ее дыхание, видел странные воспоминания бесконечной дороги в ее глазах, на него опустилось благословенное холодное спокойствие, позволявшее, соображать.

— Уехали. — Похоже, от страха у нее едва шевелился язык.

Парень сорвал с вешалки куртку и сунул Саше, та послушно прижала одежду одной рукой.

— Обувайся! — Приказал Филипп, отпуская, но тут же сжал локоть обратно, словно боясь, что она упадет. Неловко Саша натянула на ноги кеды, так же нелепые, как ее узкие домашние штаны и футболка с рожицей Микки Мауса на груди.

— Куда ты меня?.. — Только и пробормотала она, ее пальцы оказались холоднее льда. Девушку действительно колотило.

Филипп молча вытолкал ее на темную лестничную клетку. Одним щелчком заставляя закрыться входную дверь и разъехаться своркам лифта. Он снова глянул на часы — пятьдесят пять минут двенадцатого. Подчиняясь, приказу кабина спустилась на первый этаж в короткие секунды, натужно гудя и качаясь, как в предсмертных судорогах. За одну поездку лифт выработал весь свой ресурс, за их спинами выключился свет, оставляя двери открытыми.

Саша семенила за Филиппом и спотыкалась, наступая на развязанные шнурки.

— Ты говорил, что я могу не бояться тебя! — Она неожиданно попробовала остановиться, привлекая его внимание.

— Я сказал правду. — Коротко бросил он, не замедляя шага.

— Ты не убьешь меня! — Пролепетала дрогнувшим голосом девушка, когда они уже оказались на холодной улице.

Твою мать! Он ее спасает, как гребаный рыцарь, а она чтото говорит об убийствах?! Странное раздражение от ее слабого затравленного голоска мешало сосредоточиться.

— Если не заткнешься, то не гарантирую.

Когда Саша увидела возле подъезда попрежнему заведенный спортивный автомобильчик, ожидавший пассажиров, то захлебнулась в слезах и уперлась ногами в асфальт, словно маленький ребенок, отказываясь идти дальше.

— Нет! — Бормотала она, вырываясь. — Нет, нет! Только не машина! Пожалуйста, не делай этого со мной! Не надо!

Филипп быстро глянул на циферблат — им осталась ровно две минуты до начала их маленького персонального ада. Скрипнув зубами, он поднял сопротивляющуюся девушку на руки и буквально запихнул в салон. Разгибаясь, он шарахнулся головой, и приказал во вспышке ярости:

— Пристегнись!

— Нет! — Неожиданно твердо заявила Саша, но в глазах читался настоящий животный ужас. — Я не поеду никуда с тобой!

— Пристегнись немедленно! — Прошипел он, хватая девчонку за шиворот. Ему показалось, что сейчас из глаз посыплются искры. Его рвущийся наружу гнев, наконец, заставил Сашу закрыть рот, прикусив губу, и щелкнуть ремнем безопасности.

Он уселся за руль, и этот самый момент экран на приборной доске вывел четыре нуля, означавшие полночь. Филипп сорвался с места, распугав компанию, весело прогуливавшуюся по узкой дворовой дороге, заставленной припаркованными на ночь автомобилями жильцов. Он выехал на широкий проспект, изза позднего часа, почти пустой, и тут же включил навигатор, где мгновенно засветилась зеленая точка. Демон был очень быстрым, зная, кого именно ищет.

Филипп покосился на Сашу, и тихо чертыхнулся сквозь зубы. Даже пристегнутая какимто хитрым образом она смогла свернуться комочком, прижав колени к груди и обняв их руками. Ее заплаканное лицо с закрытыми глазами застыло в таком ужасе, словно она смотрела в черную бездну и ждала, что ее туда столкнут. Костяшки пальцев, судорожно сжавших ткань штанов, побелели. Она не тряслась, как прежде, и складывалось ощущение, что он везет ее в последний путь.

— Эй! — Парень слегка сбросил скорость, отчего стрелка спидометра сползла с красного сектора.

Он потрепал Сашу по плечу, стараясь не отрываться от мелькающей дороги. Она не отвечала, будто бы находилась в странном трансе.

— Саша? — Снова позвал он и ласково погладил ледяную руку.

Она распахнула расширенные глаза с узким неживым зрачком и повернула к нему голову. Девушка не видела Филиппа, зато от единственного короткого взора, брошенного в наполненные мучительной тоской очи, на затылке у парня зашевелились волосы. В воспоминаниях больше не было бесконечного асфальта, теперь она позволила увидеть — панель приборов и зашкаливающий спидометр, лицо улыбавшегося чужого парня, руки с тонкими пальцами, сжимавшие руль. Мелькнувший перед глазами багажник блестящего, пронесшегося, как стрела спортивного купе. Кровь на руках, шрамы на коже в виде витиеватых букв «мой второй шанс», языки пламени из двигателя…

На одно мгновение сердце перестало биться, а потом заколотилось, как безумное. В памяти всплыли ничего не значившие слова Максима, узнавшего в Саше бывшую знакомую: «Трое погибли, а у нее ни царапины. Думали, рехнется, а нет…» Он увидел в воспоминаниях девушки регистрационные номера автомобиля, на котором сейчас они вместе убегали от зеленой точки, пока только изображенной на карте…

— Тормози!!! — Она заорала так, что он резко крутанул руль и непроизвольно нажал на педаль тормоза. Ауди, скользнув по асфальту несколько метров, заглох и встал, как вкопанный, хорошо сзади не оказалось автомобилей.

Филипп хотел выругаться, но в ту же секунду, над ними пролетела серая стремительная тень, не попавшая в машину по единственной причине — их резкая, почти паническая остановка. Через мгновение парень увидел, как над крышей соседнего автомобиля появилось белесое создание с отвратительной клыкастой пастью, круглыми звериными глазами и обезьяним носом. В когтистых руках демон тащил святящуюся энергетическую оболочку водителя. Машина того тут же завиляла, будто пьяная, изгибая по дороге невероятные петли. Человек внутри лежал на руле мертвым.

— Черт! — Пробормотал Филипп, снова заводя двигатель.

Они проехали под зависшим в воздухе демоном, наслаждавшимся вкусом своей случайной жертвы.

— Как ты узнала? — Парень глянул в глаза девушки, и зацепил в воспоминаниях странную вспышку — инферн в салоне, хватающий Филиппа за горло и вытаскивающий душу.

Он прибавил скорости — фактически Саша предугадала будущее и исправила его! Невозможно!

— Он сзади! — Выкрикнула она, судорожно прикрывая голову руками. — Налево!

Филипп послушно свернул, вылетая на встречную полосу и только чудом избежав столкновения с автобусом. Демон попал внутрь переполненной вильнувшей «гусеницы», тут же схватив очередную душу за грудки и вытаскивая ее наружу.

Все перемешалось — испуганные всхлипы Саши, бесконечный вопль летящего с бешеной скоростью купе, а потом, когда демон медленно, словно не замечая, движения опустился на капот, то наступила бесконечная пугающая темнота, только странно освещенное создание смотрело на застывшую Сашу и скалилось. Филипп крутанул руль, и демон кувыркнулся под колеса. Из пола показалась лапа с когтями, к счастью, не задевшая пассажиров. С облегчением Филипп увидел ворота Гнезда, и щелкнул пальцами, те медленно открывались, принимая маленькую машинку. Он остановился у самого крыльца и, выскакивая из Ауди, коротко отрезал:

— Выходи.

Саша не сдвинулась с места. Филипп, захлебываясь раздражением, с такой злостью распахнул дверь рядом с ней, что девушка вздрогнула и отмерила парню жалобный взгляд. Схватив ее за локоть, он войлоком вытащил Сашу из автомобиля и силой повел в дом. Только оказавшись в огромном темном холле с мраморными полами, Филипп, кажется, задышал. Он совершенно точно знал, что демон, вызванный Заккери, все равно попытается проникнуть в Гнездо, чтобы завершить начатое, и дом сам его истребит. Больше не стоило нервничать. Только почемуто не получалось, особенно, когда он против воли заставил сопротивлявшуюся Сашу подняться по лестнице на второй этаж в его комнату в самом конце крыла, занимаемого их с Заккери семьей.