Глава 1 Гончие псы Судьбы

Со стороны наверняка казалось, что это просто обычный путник торопился к ещё незакрывшимся на ночь городским воротам, иногда щурясь на заходящее солнышко. Был он ладно скроен и чуть худощав, что свойственно обычно людям возвышенных профессий… или хорошим фехтовальщикам. Впрочем, болтающийся балахоном длиннополый серый плащ скрывал мелкие подробности от досужего или даже любопытного взгляда. Замечался лишь небольшой посох, закинутый на плечо, да болтающаяся на нём котомка.

Иногда его обгоняли повозки, чьи лошади, уже завидя впереди долгожданный конец пути, невольно прибавляли хода. А по сторонам зеленели поспевающим жнивьём лоскутные пейзанские поля, раскинувшиеся вокруг единственного на всю округу города виноградники, и в нескольких местах подходили почти к самым изъязвлённым от времени стенам. Из-за тех уже вырастали навстречу серым глазам золотящиеся в закате островерхие крыши и шпили, а вон и башенка ратуши с неизменно развевающимся наверху синим с золотом стягом славного и древнего баронского рода Шарто.

Справедливости ради стоило отметить, что всего баронства тут имелся лишь город с одноименным названием да пара десятков притулившихся по окрестностям деревень. Впрочем, в таком пограничье и то нормально. Раскинувшиеся к полуденному востоку и полудню Дикие земли мало того, что никак не давали наложить на себя цепкую лапку их благородий, но ещё и сами наседали на места обжитые. То неведомыми монстрами, то ордами диких и оттого вдвойне более опасных полуразумных существ. А то и вовсе уж чем непонятным, не к ночи будь помянутым.

Говаривал кое-кто знающий из стариков, что так было не всегда. Что ж, в такое охотно верится — это вдали от границы люди на смех подымают всякие байки. А здесь народ больше уповал на закованную в железо баронскую дружину да мелкое, прадедовское, упрятанное до поры по захоронкам колдовство.

Ридд неспешно вышагивал к уже близким воротам, раздумывая о двух вещах сразу. Нет, первый-то предмет размышлений путника, отмахавшего хороший конец, угадать в общем и несложно. Добраться до постоялого двора дядюшки Флетчера, отставного сержанта королевских войск, да поглотав наскоро ужин, наконец дойти до комнатушки под самой крышей — и наконец забыться в беспробудном сне хорошо поработавшего человека.

Зато второй предмет, так занимавший мысли Ридда, оказывался хоть и менее заметным, но человеку сведущему куда более важным, нежели долгожданный отдых. Обычно-то как? Примелькается некий предмет или явление до того, что уже и не замечаешь его в повседневной суете. Но стоит только ему исчезнуть, как то сразу бросается в глаза и вынуждает холодеть в нехороших предчувствиях…

— Привет, парни, — Ридд привычно продемонстрировал стражникам болтающийся на запястье тонкий медный браслет, означавший несомненную принадлежность к гражданам города Шарто.

А равно и многие, проистекающие от того привилегии. Вот и сейчас, не платя входной пошлины, он шагнул было в полутьму проёма ворот, цепко и незаметно прицениваясь взглядом в поисках возможных непонятностей. Так и есть — десятник поманил его одним взглядом.

И громко ворча на летнюю жару да проклиная чрезвычайно досаждающих по сей причине насекомых и цветочных эльфочек, Ридд вильнул в сторонку и очутился за спинами занятых досмотром каравана стражников.

— Что там, Питт? — лениво и с виду расслабленно поинтересовался он у вроде как по малой нужде отошедшего от своих десятника.

Здоровенный и дюжий парняга дёрнул щекой, завозился и в самом деле зажурчал струйкой по замшелой каменной кладке.

— Заметил уже, мастер Ридд, что на ратуше королевского флага нет?

Разумеется, это и был тот самый, второй предмет размышлений Ридда последние полчаса. Означать это само по себе могло что угодно. Его светлость барон мог по некой причине объявить мятеж или просто неповиновение королю; сам столичный град Нахтигейл мог просто провалиться в неведомые подземные глубины; да хоть бы и всё расположенное на полночь и закат королевство в одночасье сгинуло в роковые пропащности — да мало ли что?

Ридд молча кивнул. Окинув взглядом окружение, он удостоверился, что особей мадамского полу поблизости не имелось, и себе с удовольствием принялся избавляться от лишней влаги.

— Пришла в полдень весть — вроде как наш пресветлый король преставился, — ровным и невозмутимым голосом проронил десятник и лишь потом мазнул по собеседнику настороженным взглядом.

Ах вот оно что! А ведь, не зря, не зря беспокоился всякого повидавший Питт! Коль трон опустел, смуты с дракой тут даже и ждать не придётся. И какой беспредел начнётся на дальних границах королевства, и гадать нечего — все сдерживаемые до поры обиды и ненависть сразу же выплеснутся жаркой, кровавой волной.

Ридд призадумался, неспешно зашнуровывая брюки. С полночного заката к баронским землям примыкали владения графа Мейзери. Впрочем, тут ещё спорно, что к чему примыкало — граф выглядел побогаче и посолиднее. А вражда между обеими старинными родами оказывалась старинной, любовно и терпеливо взлелеянной.

— Граф такого шанса не упустит… — негромко отозвался Ридд, упрямо не поднимая на знакомого и почти друга взгляд.

Тот не торопил, понимал и сам. Потому что свара меж их благородий то дело привычное и даже вроде как освящённое веками. Но с другой стороны, не станут два вельможи ратиться в чистом поле — силёнок и деньжат собрать полноценную армию тысяч хотя бы в пять ни у кого из них не хватит. А с малым отрядом осаждать защищённый стенами и башнями город, то дело и вовсе гиблое. Но что без мордобоя и даже зашибленных не обойдётся, то уж и дураку понятно.

Но куда большее опасение вызывало издавна мозолящее воображение и смущавшее умы соседство с другой стороны. С восхода к баронству примыкали малопонятные и почти незаселённые владения такого себе старичка-волшебника. Да вот только, поговаривали люди знающие, что дедок тот уже который век небо коптит — да не за просто так.

Нет, конечно, земли того чародея вовсе не были пустыми. Хватало и лесов, и полей, и развалин прошлого. Но обитала там вовсе не привычная людям живность, а такое, что ближе к ночи и упоминать не стоит. А если кто из живых очевидцев о том вещать принимался, то в конце концов у всех от страху начинали зубы лязгать — по всему выходило, что тот старый гриб с чёрным и запретным не просто балуется, а очень даже якшается.

— А некромансер или кто он там… посмотрим, — Ридд затем шепнул, что раньше времени подымать шум не стоит — а вот пока что снести в ухоронки что поценнее да проверить оружие будет нелишним. — Если что узнаю, сообщу.

Столь близкое знакомство личности весьма подозрительной, коей добропорядочным обывателям представлялся молодой и энергичный Ридд, с почтенным десятником баронской стражи объяснялось весьма просто. Пять лет тому, когда совсем ещё молодой парень только приехал в эти столь отдалённые от центра королевской власти места, он с юным и нагловатым Питтом сразу повздорил. Ученик солдата и пришлый невесть кто — парни долго и с упоением тузили друг дружку кулаками… а потом вдруг обнаружили себя уже сидящими на берегу ручья чуть не в обнимку и мирно цедящими пиво.

Ибо в ходе драки ни тот, ни тот не только не порывался сыпать песок в глаза, делать подножек и прочих увёрток подлого люда, но даже ни разу и за нож не схватился… а оружие, хоть и не боевое, у обоих при себе имелось. Потом Ридд как-то выручил отца своего товарища, у которого в кузнице случился пожар — ссудил втихомолку мешочком с кое-каким приятным на слух содержимым. Мало того, ещё и с отсрочкой на неопределённый срок, и даже без процентов, что по нынешним временам почиталось чуть ли не блажью…

— Ну а ты как? — Питт затем строго прикрикнул на новобранца, чтоб тот не ленился, и вернулся вниманием к товарищу.

В ладони Ридда словно сама собой объявилась монета. Да не простая — от одного её вида у десятника сами собой полезли на лоб синие глаза. Гномья, старинная, старше даже чем сам город — такую в здешних бедноватых местах даже и продать-то трудно.

— Удачно нынче обернулся. Это сестре твоей — вроде ж замуж за Лукаса-бондаря собирается? Пусть ваш батя в ожерелье невесты вставит.

Здоровенный десятник не сразу справился с удивлением, но монета исчезла в его ладони с таким проворством, словно её там никогда и не было.

— Гм! Спасибо. Рисковый ты парень, Ридд — шляться по гномьим развалинам… А, ещё, чуть не забыл — вместе с королевским гонцом приехал какой-то хмырь из Храма, но подробностей не знаю, — Питт почесал кое-как бритый подбородок и совсем уж тихо добавил, что он этой ночью с десятком в смене. — Если надумаешь уходить из города, давай через мои ворота, тут парни свои, выпущу и забуду.

Ридд смотрел в блестящие в полутьме глаза приятеля и молча улыбался. Нет, дружище — долгов за мной нет, и розыскные листы по мою душу не писаны. А что старый хрыч Арнед третий, долгонько сидевший на троне и старательно мутивший воду, наконец преставился — то даже и к лучшему. Уж теперь хоть и незаконному, но всё же отпрыску мятежного барона Фернандо, казнённого некогда на Королевской площади, можно вздохнуть хоть чуточку свободнее… но, вслух он ничего такого не сказал.

Конечно, от папеньки-гулёны досталась твёрдая рука и крепкая стать, что не раз выручало в трудную минуту. А от дочери сельской травницы, приходившейся Ридду матерью — кое-какие порою вовсе даже и небезобидные способности по части дел тайных. И хотя выучиться удалось лишь владению оружием, сам отпрыск считал, что ему ещё повезло. Уж могилки старших братьев, законных сыновей барона, давно муравушкой поросли. А он вот он, жив-здоров, и даже иногда судьбу за дойки хватает…

— Нет, то не по мою душу. Сейчас, наверное, вряд ли кто вообще обо мне настоящем знает, — Питт выслушал молча и лишь кивнул на эти слова. Приставать с расспросами он, как обычно, не стал. Хоть и выглядел неприлично здоровым парнем, но соображеньем тоже оказался не обделён. Ума хватило не только пробиться в десятники при бароне — но даже на том и остановиться. Вроде не рядовая скотинка, но в то же время не на примете. В наши смутные времена лучше от глаз их благородий подале держаться, верно вам говорю. Одинаково боком выходит и приязнь, и неприязнь людей благородных. Лучше уж потихоньку, но надёжно.

— Ладно. Но на всяк случай, если в добыче что есть, сбрось, пусть даже по дешёвке, — разумеется, Питт был в курсе занятий своего друга.

А пару раз даже и подмогал, сославшись перед начальством зашибленным на тренировке или хворающим. Во всяком случае, той осенью они вдвоём банду Хрипатого на меч взяли — а потом честно поделили полученную в ратуше награду за головы лихоимцев…

— Купеческая гильдия что-то расползлась по домам в полном составе, а банк закрылся как бы на ремонт, — а вот эта вроде и незначащая информация стоила очень многого. Уж торговый люд неприятности загодя чует.

Кулак Ридда приятельски ткнул в крытое кольчугой плечо товарища, а сам он кивнул на прощанье и опять принялся переставлять ноги. Выйдя из-под арки ворот, прорезавшей всю немалую толщину городской стены, он огляделся, привычно сдерживая движения. Всё-таки, регулярные тренировки с Питтом и жизнь на свежем воздухе сказывались. Но, уж ему-то никак нельзя выглядеть напружиненным и готовым к ежесекундной стычке. Лучше не выделяться из толпы.

Кое-что, конечно, проскальзывало — но то вполне списывалось на образ этакого молодчика одной из гильдий, не платящих в казну податей. Разумеется, неофициальных и напрочь запрещённых гильдий — воров, наёмных убивцев или распространителей дури. И хотя Ридд всяких даже мимолётных знакомств с тамошней братией остерегался, всё же облику своему уделял большое внимание, и мнение о себе старательно поддерживал как о человеке тёмном. К такому и прицепиться вроде бы не за что, но и он просто так не ударит. Серьёзный парень и себе на уме, в общем, не какая-нибудь базарная шелупонь…

Ноги, если их оставить вниманием, обладают непостижимым свойством вести своего хозяина накатанным маршрутом. Весь погружённый в свои раздумья, Ридд отстранённо, краем внимания восхищённо следил, как те сами пронесли своего обладателя улицей, сноровисто обходя и старые выбоины в брусчатке, и свежие лепёшки конского навоза. Затем привычно скинули петлю на углу возле шорной лавки — в то время как глаза столь же привычно проверили отсутствие за спиной вроде посторонних и вроде бы как лишних попутчиков.

Нет, ничего такого… уже подрагивающие от усталости ноги свернули в кривоватый и даже в солнечную погоду полутёмный переулок, которым кратчайшим путём можно было выйти к ремесленному кварталу. А уж за ним, у речных пристаней, и обретался постоялый двор дядюшки Флетчера.

Ну не любил Ридд ходить кратчайшим путём! Методу эту он перенял у диких животных после долгого за ними наблюдения и прилежного обдумывания. Те тоже почти никогда не ломятся прямой дорогой от лёжбища к водопою или местам кормления. Они словно гуляют. Путают стёжки-дорожки, нет-нет да выходя к своему следу и проверяя — а не крадётся ли кто следом?

А посему, нежданная встреча пришла спереди — там, где ей, в общем-то, и быть незачем.

Верхние этажи в этом переулке выдавались над нижними, кое-где и вовсе смыкаясь наверху — так, что хозяйки с разных сторон могли шептаться, даже не повышая голоса. Потому-то внизу и оказывалось вечно полутемно. И вот из этих потёмок наперерез чуть ослепшему со света Ридду плавно и нарочито неспешно выскользнул вертлявый малый с нагловатой рябой рожей.

Посох словно сам собою скользнул с плеча и качнулся в руках, словно раздумывая — ударить так или же обнажить искусно спрятанный мастером внутри стальной клинок? А сам Ридд в это время уже переместился ближе к глухой стене, прикрывая ею спину, а у ноги мягко звякнула о замызганную мостовую упавшая котомка.

— Не беспокойтесь, мастер Ридд, — малый старательно показывал пустые ладони, да и таращился в общем-то беззлобно, скорее с интересом.

Ридд в своё время полностью отклонил любые, иногда очень даже заманчивые, предложения о сотрудничестве с презренными гильдиями, но и сам не задевал их членов. И со временем само собою сложилось молчаливое соглашение: я вас не вижу, а вы меня. Редкие же случаи, когда интересы его пересекались с намерениями городской преступности, удавалось разрешить без лишней жёсткости. Видимо, главы гильдий всё-таки чувствовали за Риддом некую не столько телесную, сколь моральную силу — тем более, что он держал своё слово и в пределах городских стен не работал…

Суть дела этот словно намазанный маслом парниша изложил быстро и довольно толково. Мол, приехал тут один жрец из столичных храмов, а остановиться изволил как раз в "Рябой курице", где в не сдающейся постояльцам каморке под крышей проживал и сам мастер Ридд. Птица не шибко высокого полёта тот святоша, но и не из рядовых монасей. Как раз очень нехорошая серединка… в принципе, сам он с этой мыслью согласился. Самые опасные в любом деле вовсе не низовые побегушники и не зажравшаяся верхушка — а та самая, тёртая и битая жизнью золотая середина.

— В любом случае вы, мастер Ридд, сторона. Но будет просьба передать тому храмовнику…

Стоило крепко подумать, прежде чем связываться с городским отребьем. Но и идти с ними на конфликт тоже не стоило. Потому Ридд раздумывал недолго, старательно дыша через раз от забивающего нюх смрадного дыхания посланника. Это ж каким идиотом надо быть — перед делом натрескаться жареной рыбы с луком, да ещё и с чаркой-другой дешёвого вина! Но просьба выглядела вполне безобидно, и он кивнул.

— Хорошо, я перескажу тому жрецу ваши слова. Если будет ответ, передам через самого Флетчера.

И чуть выждав, пока назойливый и неприятный гонец растворится в сумраке переулка, Ридд всё той же с виду неторопливой походкой направился обратно.

Подальше от теней…

— Нет, положительно, надо было послушать Питта и сразу удрать из города, — пробормотал Ридд, в глубине души ещё надеясь, что всё обойдётся.

Ибо и на свету от последних лучей заходящего солнца оказалось, что нежелательных встреч всё же не избежать. На площади, возле бронзового памятника своему деду стоял собственной персоной барон Шарто и взгляд его так красноречиво и испытующе смотрел на вроде и сторонкой намеревавшегося прошмыгнуть Ридда, что тут уже и сомнения отпали прочь — ждут именно его.

— Не глупи, паря, их милость просто хотят с тобой парой слов перекинуться, — внушительно пробасил здоровенный сержант, шириною своих крытых кольчугой плеч едва не перегораживая весь поворот отсюда на улицу Мастеров, по которой можно было спуститься к реке и заведению дядюшки Флетчера. — И за ножик свой не хватайся без нужды, арбалетчики присматривают…

А молодой барон, едва ли на пару лет старший самого Ридда, стоял себе у памятника, чуть расставив ноги, и рассматривал подходившего с самым неподдельным, хоть и непонятным интересом.

— Ты тот, кого называют мастер Ридд? — холодным голосом поинтересовался хозяин и повелитель города, когда сам Ридд приблизился на должное расстояние и кое-как, едва преодолев свою привычку не гнуть спину, поклонился.

— Да, ваша милость хорошо информированы, — столь же ничего не выражающим голосом ответил Ридд, краем глаза высматривая плотно перекрывшие выходы с площади группки солдат. Надо же было так вляпаться! Без крови и не прорваться. Хорошо ещё, если только чужая будет…

А барон, казалось, наслаждался своей властью и кажущейся надёжностью ситуации. И единственно выдавала его ладонь, вроде бы случайно лежавшая на рукояти богато изукрашенного меча.

— Нож, — указал рукой стоявший возле своего господина и сюзерена плюгавенький бесцветный человечек, коего в городе Шарто ненавидели едва ли не больше, чем даже сборщиков податей. А именно, руководитель тайного сыска, неизменно имевшегося при замке каждого влиятельного вельможи.

Пожав плечами, Ридд выложил свой потёртый кинжал на скамью, на которой днём любили греться старушки или судачить досужие кумушки. Следом пришлось выложить и метательные шарики — этими кругляшками владелец мог при нужде с десяти шагов гвозди забивать. А ночью почти гарантированно бросить на звук и напрочь изуродовать подавшему голос лицо. Потом стилет, притаившийся за голенищем правого сапога, а там и его напарник внутри левого…

— Ещё оружие есть? — весело поинтересовался барон, когда последней на скамью с грудой вовсе не мирного железа легла трость.

Ридд показал пустые ладони, а потом легонько изобразил ими особый жест, заставивший барона и его пса легонько нахмурить брови. Ибо означал он, что подавший такой сигнал вовсе не мимоходом изучал кулачный рыцарский бой. А уж настоящие мастера таковой науки снискали себе славу и популярность во всех краях немаленького королевства. И попробуй таковое оружие обнаружь или отними…

— Ладно, приблизься, — наконец озвучил барон результаты своих сомнений.

И Рид чуть ли не через пол-площади потащился медленно вперёд, чувствуя просто обжигающие спину и щёку пристальные взгляды арбалетчиков. Ага, двое почти сзади, на чердаке банка, и ещё один притаился за статуей над входом в храм. Грамотно выбрали позицию, ничего не скажешь!

Вблизи он рассмотрел здешнего хозяина получше. Раньше-то всё как-то случая не выпадало. Крепкий парень, ничего не скажешь — если мечу хорошо обучен, с таким возни не оберёшься. Да мордашка смазливая, и в то же время мужественная, с этакой печатью благородной сдержанности. Девки от таких наверняка просто млеют… хотя, кто их разберёт, юбочниц малахольных?

— Прежде чем начать разговор, мне хотелось бы узнать, — барон неожиданно запнулся и сделал то, чего подобравшийся Ридд ожидал меньше всего — жестом отослал прочь своего тихаря.

Наверное, их милость таки вдоволь хлебнул сегодня сладенького и коварного муската с южных холмов, да ещё и летнее солнышко изрядно напекло в дворянскую голову — иного объяснения Ридд попросту не видел. Тем более, что барон выждал, пока его человек уйдёт на достаточное расстояние, и лишь потом продолжил речь.

— Я хотел бы узнать — отчего это моя матушка настолько хорошего мнения об одном жулике, что взяла с меня слово его не обижать?

Так и есть! Ох, верно говорил Питт, что однажды выйдет Ридду боком его филантропия. По весне старая баронесса, будучи дамой ещё той, старой закалки, самолично инспектировала дома призрения. И то ли в госпитале инвалидов, то ли в сиротском приюте подхватила лихорадку — да такую, что в полдня едва не сгорела свечой. А как на грех, в ту пору единственный толковый лекарь в городе набрался на свадьбе дочери до такого состояния, что цветом лица мало отличался от покойника. Куда уж тут целительствовать.

И неминуемо случиться бы беде, но всё свободное время посвящавший чтению Ридд припомнил где-то читанные симптомы той лихорадки. А также тот весьма интересный факт, что никогда она не появляется от естественных причин… короче, голову одному чернокнижнику-самоучке из анархистов резал Питт, а сам Рид в это время едва не загнал коня, пытаясь успеть собрать нужные травки и кое-что из запретного к продаже списка. А уж как потом пришлось провернуть целую операцию, раскрутив молоденькую горничную баронессы и таки заморочив глупышке голову настолько, что та безоговорочно согласилась отнести госпоже склянку с ещё тёплым, слабо мерцающим во тьме эликсиром — то отдельная история. Но белобрысая Камилла таки не подвела, напоила старушку целительским зельем. Так что, теперь та ещё и нас с вами переживёт, попомните эти слова…

— Не могу знать, ваша милость. Я никогда не разговаривал с госпожой баронессой, да продлят боги её жизнь. И даже ни разу не встречался взглядом, — на всякий случай Ридд ещё раз поклонился, чтобы этот не страдающий отсутствием соображения барон ничего не мог прочесть по глазам.

— Знаю, — просто ответил всемогущий барон Шарто, которого, несмотря на молодость, в королевстве побаивались недруги и уважали немногочисленные друзья. — А где драконью слёзку для эликсира собирал? На Вороновом холме или кладбище древних?

Ридд поморщился и мысленно уже начал прокладывать пути прорыва отсюда. Потому что травка, именуемая драконьей слёзкой, росла как на грех в местах с самой дурной славой. И чтобы собрать хотя бы щепоть тех травинок, надо быть совсем уж отчаянной и забубённой головушкой. Потому-то в запретном списке она и числилась в самом начале. Это даже если не учитывать тот факт, что после капельки хотя бы случайно брызнувшего на ладонь сока той травки рука по плечо и вовсе отсохнет…

— Трое, — невпопад ответил он и пояснил в полыхнувшие удивлением глаза их милости. — Могу прорваться отсюда, но троих солдат придётся положить.

Это могло бы показаться удивительным, но барон понял. Его голубые и неприлично красивые глаза пробежались по уже сжатой в неимоверно тугую пружину фигуре собеседника, и лишь потом он нехотя кивнул.

— Не спрашивай, и твой нос уцелеет. Понятно, — вздохнул он. — Но ты не ответил на мой первый вопрос — причём заметь, вежливый и вполне законный.

В принципе, Ридд и не против был бы осветить кое-какие события прошлого. Уж повелителю пограничного баронства как никому полезно для здоровья знать всякие тонкости, подспудно проистекающие у него под самым носом. Но вот подставлять белобрысую Камиллу, чьи прелести радовали взгляды парней, а по слухам, частенько и лично самого барона в его опочивальне, вовсе не хотелось. Тем более, что та нынче вроде как и на сносях — а значит, особа в принципе неприкосновенная…

— Моя матушка хорошей травницей была, — уклончиво ответствовал Ридд, упрямо сверля взглядом вычурный, серебряный с жемчугом амулет на груди барона и не рискуя подняться выше. — И научила, как без опаски можно собирать опасные для других, но иногда просто необходимые травки. Нынешней весной очень пригодилось умение…

Барон с этакой простецкой и подкупающей ухмылочкой поинтересовался насчёт королевского патента на подобные дела — или хотя бы свитка с лицензией от гильдии целителей. Ридд хмуро отмолчался, переступая с уже гудящей ноги на другую, ничуть не менее усталую, и чувствуя, как под пропотелой рубахой по спине сбегают капли то ли страха, то ли и вовсе нехороших предчувствий.

— Ладно, не будем ходить вокруг да около, — похоже, барон счёл, что достаточно нагнал страха на презренного жулика, и приступил наконец к основному. Надо ли и говорить, что Ридд слушал с особым вниманием?

— Наверняка слыхал насчёт смерти старого короля? — негромко произнёс он нарочито ничего не выражающим тоном, и после уклончиво-подтверждающего кивка продолжил. — Если теперь граф Майзери не решит сквитать со мной кое-какие старые счета, то я уж и не знаю…

Ридд со старательно нейтральным лицом в ответ обмолвился, что куда серьёзнее в данных обстоятельствах выглядит другой сосед со своими не к ночи будь помянутыми тварями.

— Верно соображаешь, верно, — благодушно покивал барон. И безо всякой подготовки ударил главными силами. — Нашептали тут мне, что ты вроде чуть ли не с Древними на короткой ноге? Короче, мне нужно особое оружие.

Что ж, сказано было, так сказано! Нынче за одно только подозрение в таких делах можно было оказаться в пыточных подвалах быстрее, чем успеешь пискнуть. А там и до виселицы недалече — это если останется что вешать после знакомства с тамошними костоломами и их методами…

А барон полюбовался мрачной физиономией Ридда и продолжил.

— Добудешь несколько экземпляров — и я забуду о твоих грехах, мастер Ридд. Слово барона.

— Не сговорились, — быстро отрезал сам уговариваемый. — Никаких делишек за мной нет — а ваша милость, извините, не тот человек, чтобы подбрасывать мне всякие порочащие улики.

Иные границы следует обозначать сразу, дамы и господа! Да и барон не хуже других знал кое-какие принципы. Что дворянин на своей земле не столько власть, сколько гарант соблюдения законов. И пока он более-менее держится в рамках, за ним пойдут люди и редкие не-люди. Поддержат всею своей силой и твёрдостью, потому что лучше уж хоть какая-нибудь власть, чем вообще никакой…

— Жаль, — барон не стал скрывать своего разочарования.

И только сейчас Ридд, по прежнему не упускающий из виду каждого стражника и даже их движения, легонько перешёл в контратаку.

— Я не сказал нет, ваше благородие. Я всего лишь не согласен на ваши условия, — он смахнул с глаз заливавший их пот и вздохнул. — Давайте сделаем так, господин барон. У меня сегодня был тяжёлый день, голова просто гудит и думать отказывается. Да и вы притомились немного… я отдохну, обдумаю вашу идею. И завтра приду, обсудим с вашей честью ещё раз, на свежую голову.

Барон разглядывал стоящего перед ним человека с неподдельным интересом льва, которого пойманный на завтрак кролик вдруг цапнул за лапу. Миг-другой, и на губах его обозначилась улыбка.

— Да, матушка предупреждала, что непростой ты человек, мастер Ридд. А не сбежишь из города, за ночь-то?

Ридду ничего не оставалось делать, как тоже легонько улыбнуться навстречу.

— Времена сейчас в самом деле смутные, господин барон. Да и я сам не прочь обзавестись хорошим клинком… считайте, что ваше предложение меня заинтересовало — но и мне нужно крепко подумать, там опасности и трудности предвидятся ох как непростые.

Голова барона задумчиво покивала, уж он-то понял невысказанный намёк, что рисковать своей жизнью придётся как раз Ридду, а потому торг пойдёт не на шутку. С древней магией-то лучше не связываться. Иной раз ещё очень крупно повезёт, если отделаешься всего лишь смертью…

Уже уходя с площади, Ридд ощущал меж лопаток изучающий и сомневающийся взгляд барона Шарто. И даже свернув за угол и выйдя на залитую вечерним солнцем набережную, он с трудом отделался от ощущения, будто к его спине по-прежнему приставлен тяжёлый арбалет, заряженный чем-то посерьёзнее просто стального болта.

И лишь входя в крепкую и как всегда заботливо смазанную дверь постоялого двора, Ридд почувствовал, как его начало помаленьку отпускать. Нет, положительно, из этого города надо хотя бы на время исчезнуть!

Трапезный зал, как всегда в это время, оказался полон. Весело гудели в углу портовые грузчики, матросня и работный люд с верфей — многим из них ужин здесь казался милее, нежели дома — под ворчание всегда и всем недовольных жён. Да и не на сухую глотку же… а эль у дядюшки Флетчера, как всегда, отменный. В другой половине, отделённой незримой границей в виде прохода, куда более чинно трапезничала публика почище. Постояльцы, мелкие чиновники и сменившиеся с дежурства стражники, среди которых причудливыми вкраплениями попадались хозяева мастерских или купеческие приказчики.

Наверное, только авторитет самого Флетчера и его пудовые кулаки и позволяли поддерживать в этом разноголосом бедламе относительный порядок. Хотя отставной сержант королевской армии и потерял в одном из сражений ногу, но нравом оказался строг, да и жизнью умудрён. По молчаливому соглашению меж властями и их предпочитающими находиться в тени оппонентами, здесь оказывалась нейтральная территория. Хозяин не пускал сюда всяких-разных с их слишком уж смердящими делишками — а стражники и сыскари не докучали проверками и облавами.

К самому Ридду одноногий Флетчер питал неизъяснимое пристрастие. Хоть и поджимал сурово губы с перечёркивавшим их старым шрамом, но добычу из развалин принимал. Потому как словно чувствовал, что не тот парень Ридд, чтобы всучить краденое или совсем уж чёрное… Вот и сейчас, уловив на себе взгляд озирающегося посетителя, здоровяк словно невзначай кивнул и указал глазами в сторону неприметной двери в заднюю половину. Там располагалась под лестницей комнатушка, где хозяин заведения проворачивал дела не для всеобщего обозрения.

Как обычно, Ридд первым делом вывалил на стол свою разномастную добычу. В числе всякого хлама здесь большая часть оказывалась гномьих рук изделиями. Проще говоря, всякая дребедень — посуда, бытовая утварь или монеты с отчеканенной на тех бородатой и не очень-то дружелюбной физиономией какого-то их то ли короля, то ли героя древности.

А между делом вызнавал новости…

— Ладно, Ридд — коль жульё заинтересовалось этим жрецом, передай ему их слова. По нынешним временам нам нашего барона и впрямь беречь надо, — Флетчер почесал свою короткую, вьющуюся бородку и вздохнул. — Сам-то что думаешь?

Ох, много чего Ридд думал… да вот только, утомлённая сегодняшними событиями голова соображать отказывалась напрочь. Просто тихо гудела, словно в ней поселился целый выводок диких, а потому наверняка злющих пчёл, и всё.

— Ничего не думаю, старина. Устал, как собака — довелось с одним резвым скелетом контрданс-экосез танцевать. Настырный попался, пришлось даже костегрызку на него разрядить.

И в прежние времена весьма плечистый Флетчер ещё больше раздался (и не только в плечах) и выглядел просто устрашающим мужчиной, но сейчас только осенил себя отгоняющим зло знаком. Разумеется, он если и не знал наверняка, то уж догадывался точно, откуда к нему поступают столь необычные вещицы. Но в своё время Ридд жёстко заверил, что самые опасные и чёрные места будет обходить. А если что сомнительное попадётся, то лучше утопит в болоте, чем в город этакую дрянь тащить. И весьма неплохо разбиравшийся в людях отставной сержант согласился выступить перекупщиком — уж на одном Ридде он зарабатывал как бы не поболе, чем на весьма процветающем постоялом дворе.

— Да и сам денёк слишком уж жаркий, — устало добавил Ридд, сгребая монеты в кошель и кое-как пытаясь сообразить — сильно его сегодня надул Флетчер, или нет?

Да какая разница! Денег и так девать некуда — если бы здешний барон или прижимистые банкиры проведали, какие суммы проплывают мимо их загребущих лапок, то их наверняка бы хватил удар. А сам Ридд почти не тратился. Так, за постой и еду, да на кое-какие снадобья, которые можно было приобрести у аптекаря на углу или у седого и прижимистого эконома из гильдии целителей. Куда больше уходило на мелкие взятки, а особенно на помощь хорошим людям — Ридд не видел ничего зазорного в том, чтобы при случае втихомолку поддержать прогоревшего мастерового или же отца семейства на плаву. Не иначе, как папенькина жилка проявляется, хозяйская…

— Как обычно, Стелла, — буркнул Ридд в зале вихрем пронёсшейся мимо него хоббичьей служанке-подавальщице, а сам с намеренно озабоченным видом обвёл глазами заведение.

Похоже, вечер сегодня в самом разгаре. Да и слегка ошарашенный новостью люд нынче вовсю будет обсуждать и саму смерть короля (чтоб его на том свете демоны миловали!), равно как и могущие от того проистекать неприятности. И хотя народу набилось почти под завязку, Ридд мгновенно заметил полупустой стол в углу за поддерживающей потолочные балки стойкой. Равно как обретающегося за ним одинокого, трапезничающего в приметной взгляду мантии жреца.

Обычно народ относится к таким с почтением или угрюмой настороженностью, и просто так рядом не ошивается — мало ли, какие дела и помыслы у облечённого доверием бессмертных? Вот и сегодня, вокруг одиноко ужинавшего мужчины образовалось словно небольшое пустое пространство — вот в него-то Ридд и устремился.

— Можно присоседиться, почтенный служитель Динаса? — развязно осведомился он на всякий случай и, получив молчаливый кивок, наконец-то опустился на лавку и вытянул свои взывающие о пощаде ноги.

Очень кстати примчалась хоббитушка и сгрузила на стол глиняный горшочек с запечённым в тесте мясом, плошку сметаны и блюдо с зеленью. А также кувшин молока, которое Ридд обыкновенно предпочитал всем иным напиткам. Уж при его работе хмельное лучше не употреблять, а праздный день когда ещё выпадет…

— Святой отче, — негромко осведомился он у соседа напротив, с нарочито постной и ничего не выражающей физиономией поглощающего свою пищу. Хоть вышитые на его рясе узоры и не свидетельствовали ни об особо высоком чине, ни о принадлежности к конклавам или иным объединениям (уж Ридд таковые знаки выучил перво-наперво), но добродушным увальнем или растяпой этот жрец не выглядел. — Подошли ко мне тут в тёмном переулке… приставили к брюху стилет. И вежливо так пообещали щепотку серебрушек, если я передам вам некие слова, а потом обратно ответ.

Уже отобедавший жрец откинулся на лавке и теперь лениво ковырялся щепочкой в зубах, и Ридд даже позавидовал его самообладанию. Крепкий, тёртый человек! Лет около тридцати с небольшим, весь подтянутый — да уж, наверняка учат в тех Храмах не одни только молебны служить.

— А сам-то кто таков? — словно невзначай осведомился тот.

Хотя Ридд всё своё внимание вроде бы уделял еде, но не раз и не два почувствовал скользнувший по нему изучащий взгляд.

— Да здешний я, снимаю угол под крышей у дядюшки Флетчера. Вот, шёл нынче с работы, они и подвалили… и выбора-то особого нет, — Ридд запил особо вкусный кусочек хорошим глотком молока, с наслаждением вздохнул, ощутив, как по истерзанному телу наконец-то начала разливаться блаженная сытость.

И только сейчас поднял взгляд, неприкрыто посмотрел на собеседника.

В глазах жреца мелькнуло что-то похожее на сомнение, да и сам он меланхолично поинтересовался — а кто слово передать-то просил этаким необычным манером? Если что, могли бы и так подойти, он не кусается и не заразный.

— Да понял, понял, — с нарочитой досадой Ридд швырнул на стол свою ложку. — Есть тут… барон наш это власть сверху, так сказать, а эти наоборот, снизу — и их заведения обычно обходятся без вывесок. Но поверьте, лучше поцапаться с коронными, чем с такими. А я человек маленький, мне не с руки ни с теми, ни с этими заводиться.

Они оба переждали, пока отчаянно что-то ворчащая Стелла не протащит мимо их столика набравшегося до неприличия плотника с верфи, и даже проводили его сочувственными взглядами — в такой вечер оказаться на улице это просто обидно. Ведь есть что-то такое во всех разумных расах, что при одном только приближении опасности заставляет их сбиваться в тесную груду. Если не сказать, волчью стаю. Уж в случае нужды все двуногие благонравием и покорностью судьбе не отличаются…

— Что ж, понятно. Слыхал я, что презренные гильдии обладают немалой властью. Ладно, я готов выслушать их слово, незнакомец, — скучным и невыразительным голосом проскрипел жрец, и во взгляде его мелькнуло что-то такое, отчего Ридд поёжился и непроизвольно отгородил глаза ладонью.

Глубоко вдохнув-выдохнув, он довольно неплохо изобразил отчаянную решимость купальщика, таки собравшегося с духом прыгнуть в ледяную воду, и принялся говорить.

— Передаю дословно. Если гость города в эти смутные времена умышляет что-то против их милости барона, то лучше бы ему исчезнуть, не дожидаясь завтрашнего рассвета. Конец сообщения.

Сам Ридд в это время довольно неплохо изображал, будто его одолела хорошо знакомая каждому блаженная истома после трудного дня и упокоившегося в животе сытного ужина. Когда усталость потихоньку отпускает почти сведённые судорогой мышцы, а взамен наваливается такая блаженная дремота, противиться которой нет просто ни сил, ни желания. Но хотя слова его и произвели на жреца соответствующее впечатление, тот размышлял недолго.

— Да уж, предупреждали меня насчёт здешних нравов… Что ж, ответ будет таков — и прошу его передать. Храмы тоже озабочены в предчувствии перемен. Потому меня и направили в баронство Шарто с заданием купить полсотни бочонков вашего здешнего муската и препроводить в надёжное хранилище, — жрец озабоченно поёжился, словно его то ли одолевали сомнения, то ли заедали нехорошие насекомые, и поспешно добавил: — Золота у меня нет, только именные чеки и векселя Королевского банка — потому господам жуликам грабить или обворовывать меня нет никакого резона.

Ридд представил перед собой пёструю карту немаленького королевства и мысленно усмехнулся. Когда ещё совсем мальчишкой старшие братья снисходительно и чуть задаваясь объяснили ему, что это не просто разноцветные лоскуты, земля отчётливо покачнулась под ногами. И пришлось даже поспешно сесть, чтобы не упасть вот с этого изображения, к которому вдруг так прикипел взгляд.

— Смотри, Ридди, вот это столица, Нахтигейл — там сидит на троне король. А вот наше баронство… — постепенно голос Энрико утонул в каком-то душном гуле, когда точечки и полоски на картинке вдруг сложились в определённый узор, и в кривульке вот этой тоненькой синей линии маленький Ридд вдруг узнал прихотливые изгибы столько раз избеганной вдоль реки.

То осознание, насколько же огромен мир, отчего-то запомнилось тогдашнему мальчишке, которого папенька-барон взял в замок и велел учить наравне с законными сыновьями. С одной стороны, науки дело хорошее — особенно Ридду нравилось упражняться с деревянным ещё оружием, старательно гася во взгляде зависть при виде старших братьев, которым уже доверили ещё хоть и учебное, но железное.

Но с другой стороны, старинный обычай, когда за провинности отпрысков знатных семей наказывали детей слуг, никто не отменял. А старшие братья уже тогда показывали свой непоседливый нрав. И частенько Ридду приходилось возвращаться после порки с конюшен, стискивая так и норовящие застонать губы и отворачиваясь, чтоб никто не видел предательски наворачивавшуюся на глаза влагу…

Но карта, карта! Ридд чуть ли не явственно услышал чуть картавящий голос учителя, когда тот рассказывал баронским отпрыскам, что по прихоти богов в каждом уделе растёт свой особенный, присущий только этому месту сорт винограда. Мало того, родная этим местам лоза даёт сок, обладающий слабыми волшебными свойствами — а уж выделанные из него вина являются просто отменными исходными ингредиентами для тех или иных целительских зелий сильного свойства.

— Зачем бессмертные то сделали, неизвестно…

На землях папеньки-барона Фернандо, к примеру, выращивали иссиня-чёрные грозди, из которых потом делали замечательный портвейн, спасавший людей от болотной и горной лихорадки, иссушавшей душу любого, которому не повезёт ею заболеть. У соседей получали шартрез, который до сих пор почитался непревзойдённым лекарством от горла, кашля и грудной жабы… оттого и понятно, что клеймёные калёным железом бочонки с гербами разных домов расходились по всему королевству, да и ценились куда как дороже простого вина.

Конечно, не единожды пытались вырастить и привить чужую, несвойственную этим местам лозу. Прививалась и приживалась — однако полученные напитки, хоть и ничем не отличавшиеся по вкусу от оригинальных, волшебными и целительскими свойствами не обладали ни в коей мере.

Вот и здешнее баронство Шарто славилось на всё королевство своими мускатными винами. Тонкими, чарующими и мягко обволакивающими душу — в зиму нет лучшего средства от мороза телесного и душевного. Ридд и сам оценил достоинства здешнего нектара, от которого так алели щёчки красавиц, будто из вспыхнувшего тёмно-рубиновыми искрами бокала они отпивали само уснувшее южное солнце. Воистину, душа разворачивалась во всю ширь — и трусливо отступали любые морозы…

— Да, святой отче — мускат здесь просто отменный. Что ж, я передам ваши слова в нужные уши.

Ридд очень кстати закончил цедить молоко, которое сейчас кружило голову и подкашивало ноги посильнее любого вина — навалившаяся сверху усталости сытость любого быстренько усыпит и отправит под стол. Потому он скомканно распрощался со жрецом и, блаженно отдуваясь, поплёлся не к выходу, а к лестнице во внутренние покои.

Здесь-то его и перехватил всё примечавший и везде успевавший дядюшка Флетчер. Даже и странно, как он так шустро и бесшумно передвигался на своей деревяшке… крепкая рука словно куклу затащила не успевшего даже удивиться Ридда в боковой отнорок.

Хозяин заведения выслушал краткий ответ, кивнул, но что-то уж больно симптоматично и знакомо засопел.

— А сам-то ты что думаешь? — поинтересовался он. Заслышав мнение Ридда, что врёт монах, как пьяный гоблин, криво усмехнулся.

Во всём городе Шарто гоблина не сыскать ясным днём с фонарём — ни пьяного, ни трезвого. Но отставной сержант понял.

— Я тоже так думаю. Ладно, передам ответ и частное мнение, а там пусть у них голова болит…

На остатках соображения Ридд ещё подумал, что странно устроен этот мягко покачивающийся и так и норовящий уплыть в блаженное забытьё мир. Потому он напомнил озабоченному хозяину, чтоб тот озаботился самое ценное прятать в тайные места, и пошатываясь побрёл в сторону своей каморки под крышей. Пусть она оказывалась настолько маленькой и неудобной, что даже прижимистый дядюшка Флетчер не отваживался сдавать её постояльцам рангом посолиднее, самого Ридда она устраивала.

Но если бы кто вздумал сейчас вздумал проследить за этим так и норовящим уснуть на ходу человеком, то оказался бы крепко удивлён. Потому что в коридоре третьего этажа походка Ридда вдруг потеряла своё сонное подволакивание. Бесшумно, словно крадущийся в подлеске лесной кот, тот проскользнул в торец коридора и открыл незакрытое ставнями по случаю летнего времени окно. Очевидно, запоры и петли были заботливо смазаны и пригнаны — человек без единого звука поднял створку и выскользнул наружу, на давно присмотренный на всякий случай каменный бортик.

— Нет, положительно, сегодняшняя ночь в Шарто может оказаться вредной для моего здоровья, — Ридд поморщился от одного только воспоминания, как сыпануло ему по спине жаром, когда он только что обнаружил, что тайные знаки у двери нарушены. А значит, в его отсутствие в треугольной комнатушке, втиснувшейся меж трубой очага и скатом крыши, кто-то побывал. И уж явно не дядюшка Флетчер — тот предупредил бы, уж не один год знакомы.

В принципе, глаза можно было и не открывать — спустившаяся ночь оказалась очень кстати почти безлунной. Серебристо-жемчужная Бель ещё не взошла, а маленькая и рыжая Соль сейчас светила низко и с другой стороны здания. Но Ридд не зря в своё время отработал этот маршрут до такой степени, что сейчас спускался просто на памяти тела. На соразмеренных и запомненных движениях, когда скользнувшая вниз нога привычно встречает выступ кладки, а протянутая в сторону рука — вроде бы по недосмотру строителей чуть торчащий наружу конец балки.

И уже внизу, на заднем дворике, Ридд осмотрелся, чутко прислушиваясь сквозь доносившийся из трапезной залы шум и гомон.

— Привет! Не спишь, волчара? — улыбнулся он маленькому и лохматому псу.

Из будки лениво высунулся Трезор, которого называть волком было всё равно, что домашнего котёнка тигром. Но вот лаял он звонко и почти всегда по делу, за что и получил пристанище на задворках постоялого двора, а порой даже и объедки со стола. С шумом принюхавшись к давно и напрочь знакомому Ридду, пёс неодобрительно фыркнул на застрявшие в ткани запахи гномских подземелий и обиженно потёр лапой морду. А затем блаженно, с подвыванием потянулся и с наслаждением принялся чесать задней лапой где-то в мохнатом, как и весь он сам, загривке.

— Чужих нет? — вполголоса поинтересовался Ридд.

Пёс с намёком ткнулся влажным тёплым носом в ладонь, и парень тут же хлопнул себя по лбу. Припасённая с ужина корка хлеба немедля оставила своё пристанище в кармане и сразу нашла весьма восторженный и даже жаркий приют в брюхе вечно полуголодного пса. Уж дядюшка Флетчер не понаслышке знал иные принципы — сторож должен быть злым и всегда настороже… в тихом, утробном ворчании Ридд не услыхал зловещих или даже сердитых ноток.

Странно — но кто же в комнате шалил? Выходит, у дядюшки Флетчера в обслуге крысятничает кто-то? Вот уж не обрадуется он таковой новости… с такими мыслями Ридд пересилил свои страхи и выскользнул из задворков на улицу.

С наступлением темноты город хоть и не вымирал подобно кучке жмущихся друг к дружке сельских хат, но всё же обезлюдевал изрядно. На перекрёстках и у входов горели масляные светильники, прикрытые ответра и дождя матовыми стеклянными колпаками. Иногда попадались запоздалые, спешащие по своим делам прохожие.

Зря, пожалуй — хотя ночь и только-только пришла, но дневная духота отступала даже здесь, в муравейнике большого каменного города. По ногам так и вовсе покалывало ледяными иголочками — то от реки наплывал холодный поток воздуха.

К воротам Ридд не пошёл. Не потому, что не доверял Питту, а потому что уж больно ему не понравилась нагловатая харя одного новобранца. Как пить дать, стукнет. А подставлять друга не хотелось, тем более из одной лишь мнительности или каприза…

Верёвка с через равные промежутки узлами почти бесшумно размоталась и улетела вниз, в разлитую под стеной непроглядную темноту. Здесь, возле старой башни, стену стерегли больше для проформы — уж здешняя высота почти в полсотни шагов не уступала, по слухам, даже и столичным в Нахтигейле.

— Хоп! — внизу Ридд легонько хлопнул по натёртому особым составом и потому слабо светящемуся кончику верёвки.

Повинуясь нехитрому наложенному заклятью, та проворно уползла вверх, сворачиваясь кольцами и тихо шурша. А утром Ридд войдёт в город открыто и нагло, как обычный добропорядочный горожанин, с вечера припозднившийся и по той причине заночевавший где-нибудь в деревне или в одном из фортов, стоящих возле двух имеющихся в баронстве каменных, а по той причине нуждающихся в присмотре мостов.

Ещё раз ладони привычно охлопали себя. Что ж, малый набор с собой — даже если Шарто за ночь провалится во владения подземных богов, имеющегося с собой более чем достаточно, чтобы перекантоваться где-нибудь или даже отбиться от целой банды. А там поосмотреться где в новом месте, да и начать всё сначала…

Вместе с прохладным воздухом в лицо вдруг сильнее пахнуло свежестью. Вместе с ней прилетели ароматы ночной фиалки и истомившегося за жаркий день клевера, с тонкой, еле заметной струйкой томной резеды.

— Дождь будет, — улыбнулся Ридд и чуть прибавил шагу.

В нескольких местах в окрестностях города по личному приказу ещё прадеда нынешнего барона оставили нетронутыми священные рощи неведомых богов. Уснули те или же и поныне мутят воду в своих бесконечных бдениях, мало кто знал — и ещё меньше наверняка. Но вот что в те места не было хода злу, о том слыхали многие, да и ссориться просто так с чужими и непонятными божествами весьма благоразумно никто не хотел. И хотя не очень-то любили люди захаживать в этакие места, Ридд спешил как раз к одной такой роще, которую в ясную погоду можно было даже рассмотреть с верхушки полуденной сторожевой башни.

Роща встретила запоздалого путника настороженным, еле слышным шелестом, не прекращавшимся даже в полное безветрие. Словно под ветерком иного мира трепетала листва, чутко прислушиваясь и к здешним веяниям. Прислушался и Ридд — но ему, похоже, нынче повезло. Никого.

Но прежде чем развернуть под ветвями прихваченное и туго скатанное походное одеяло да предаться наконец сну праведному, надлежало сделать ещё одно дело. Вычитал о том Ридд давно, проверил по тогдашней непоседливости — и не прогадал…

Земля под одним молодым деревцом недоумённо зашуршала, когда ладонь пришлого человека пригоршней вывернула в ней небольшую ямку. А затем из небольшого мешочка высыпала в лунку такое богатство, которому не мог не обрадоваться ни один хозяин или дух земли.

Не зря, не зря Ридд по наитию прихватил с места последней стычки пригоршню праха и сберёг в кожаном мешочке! Уж настырность и живучесть того скелета резко отличалась от его обычно вялых и полусонных собратьев. Отличалась, пока не осыпалась трухой под всеперемалывающими магическими челюстями костегрызки…

— Странно… Ты знаешь старые обычаи, хомо? — тихий голос даже не слышался. И не тёк — он словно выплелся из шороха листвы, еле слышного журчания родничка в глубине рощи и таинственного шёпота звёзд.

— И даже соблюдаю их по мере возможности, — Ридд ладонью пригладил, утрамбовал засыпанную сверху землю и только после этого распрямился, краем глаза наблюдая за видимой только в свете взбалмошной рыжей Соль тенью.

Здешняя дриада-хранительница точно так же, как и её товарки в других рощах, отличалась любопытством. Но всё же, Ридд ничуть не подумал ловить и быстренько пытать ту насчёт кладов и прочих сокровищ, как не преминули бы сделать большинство его соплеменников. Напротив, он отступил на шаг назад и в сторону, давая возможность хозяйке подойти и полюбопытствовать. Уж если вышла к чужаку, доверилась — то хороший знак и сам по себе.

— О, это щедрый дар, хомо — и он принят благосклонно, — бестелесная дриада поплыла, потекла холодным туманом над потревоженным местом в земле и, казалось, даже улыбнулась бестелесными устами, когда пришлый вежливо поклонился и даже кое-как произнёс фразу ритуального приветствия. — Что ты ищешь здесь?

— Да ничего, просто пришёл переночевать. А то в городе душно, да и шумновато к тому же.

Наверное, дриада удивилась, что этот хомо не требует награды и даже не прикидывается — он действительно просто пришёл! Со странным интересом она неподвижно смотрела, как Ридд деловито расстелил прямо у сосенки своё одеяло и с блаженным вздохом растянулся на нём.

— Вынуждена тебя огорчить, хомо — но, покоя тебе не найти и здесь, — дриада, больше всего похожая на плохо сделанное привидение женского пола, кивнула кому-то и сделала в сторону уже зевающего парня указующий жест.

Ох, демоны мрака! А этим-то что здесь понадобилось? Ридда подбросило, как на пружинах. Но когда он рассмотрел прибывших чуть подробнее, то совсем было одолевший его сон опять куда-то испарился. Ибо из глубины рощи бесшумно и целеустремлённо к нему приближались две фигуры. Неспешно, плавно и величаво скользили они в мешанине золотистых лунных пятен — и тут даже человеку от природы напрочь далёкому стало бы ясно, что пожаловали господа остроухие.

В принципе, с этим племенем перворождённых у людей большей частью складывалось что-то вроде извращённого мира. Эльфы особо не лезли в дела младших братьев, и увидеть их в городах можно было весьма нечасто. Но и шумные, жадноватые обычно люди как-то разом притихали, смирели под одним только взглядом таинственных и непонятных перворождённых. Если что и объединяло их, так это общая неприязнь — если не сказать ненависть — ко Тьме. В самых старых легендах упоминалось, что когда в страшной битве решалось, кому же будет принадлежать этот мир, то эльфы примкнули к бьющимся плечом к плечу людям и гномам — и вынудили Древних уйти навсегда…

— Eluna adora! — звонко, чарующе и чуть напевно объявила одна из фигур, и замерший в напружинившейся готовности Ридд только сейчас и понял, что вон та чуть более стройная тень справа принадлежит несомненно женщине перворождённого народа.

— Прости, красавица, но я по-вашему не понимаю, — хотя ладонь Рида с этакой проникновенной нежностью и ласкала рукоять кинжала, но он всё же отвесил прибывшим вежливый поклон, довольно справедливо считая, что в этой роще он и эльфы как бы и на равных.

А уж правила вежливости и вовсе никто не отменял.

Идущий чуть впереди мужчина величаво откинул с головы затенявший лицо капюшон, и Ридд поразился, насколько же стройным и соразмерным в лунном свете выглядел этот хищно-красивый незнакомец.

— Ярл перворождённых Иллидар, — представился он.

Вот уж… и даже не знаешь — благодарить или же проклинать эту ночь за подобную встречу! Ярл эльфов, дамы и господа, это примерно то же самое, что у людей принц — со своими схожестями и отличиями, разумеется. Но и Ридд крепко запомнил прилетевший, казалось, целую вечность назад подзатыльник, а ещё разгневанный голос папеньки-барона, что преклонять колени не зазорно лишь перед родителями и королём — но никак не перед женщиной или судьбой. Тихо и по мере возможности с достоинством Ридд пошёл на компромисс. Преклонил одно колено и склонил в знак почтения тупо гудящую от усталости голову.

— Рад встретить вашу светлость — молва о ваших подвигах до сих пор бередит умы бардов и лицедеев всего королевства…

Да ничуть не лукавил он! Уж баллады об осаде объединённым эльфско-человечьим войском гоблинского Морнхольде, где полководческие таланты эльфа блистали ярче солнца, до сих пор слушают во всех уголках королевства. А после лукавых и весьма пикантных рондо и сонетов о любовных похождениях ярла Иллидара до сих пор появляются румянец и смущённые улыбки на щёчках женщин всех возрастов…

— Встань, хомо, я не твой король, — властно и даже чуть жёстко произнёс прибывший сюда повелитель восточных эльфов.

Ридд неспешно повиновался. Однако, в очень узких кругах он не зря почитался одним из искуснейших фехтовальщиков — причём не только клинком, но и мыслью. Потому что его ответное ворчание явно пробило броню соперника и достигло цели — ярл удивлённо отшатнулся.

— Ну и зря — многие проблемы исчезли бы сами собой…

Молчание надолго повисло под еле слышно и таинственно шепчущейся листвой. Знатный как невесть кто эльф, чуть склонив породистое лицо, что-то обдумывал. А его спутница чуть сбоку хоть и прислушивалась очень внимательно, но судя по всему, намерена была пока молчать.

— Ты не похож на представителя вашего городского дна, мастер Ридд, как я их себе запомнил. Но возможно, это и к лучшему?

Как сам Ридд и предполагал, прибывшие эльфы тоже заявились не просто так, засвидетельствовать своё почтение двуногому лису-одиночке. В скупо роняемых ярлом словах вскоре прозвучало, что ему опять хотят всучить некую чрезвычайно важную, срочную — и само собой, весьма почётную работёнку…

— Ох, ваше сиятельство — не буду обнадёживать. Сегодня я уже получил два заказа. Да таких, что не уверен, крепко ли отныне сидит на плечах моя голова.

В чуть печальных глазах эльфа, казалось, заблудилась сама весна. Пела свою неслышную песнь, к которой, тем не менее, никто не остаётся равнодушным — потому Ридд старательно смотрел то на кончик носа весьма благородных пропорций, то на губы, но по своей старательно выработанной привычке не встречал взгляд собеседника прямо.

— Послушай, смертный. Сегодня не просто ночь, сегодня прошлое встречается с будущим, и нет пределов этой силе. Традиционно мой народ празднует середину лета — горят невидимые для ваших глаз огни на священной горе Эред-ток, шипит в чашах вино, привезённое из разных уголков вашего королевства. Пиры и забавы, пляски на росе перемежаются с состязаниями, — против воли, Ридд заслушался этими словами, этой силой, развернувшей перед глазами картины всеобщего празднества.

— И вот эта лучница не просто победила в малом кубке Лука и Стрел, но своим искусством настолько поразила моё воображение, что я обещал исполнить её желание…

А, что на вас осерчал святой Динас и его столь же горячий небесный братец Шамот! Ибо у этих перворождённых оказалось всё столь же витиевато и запущено, как о том и говаривала молва. Оказалось, что сестрица-близняшка этой воительницы с детства пошла по кривой дорожке. Дескать, обнаружились у той весьма криминальные таланты по части дел карманных и домушных.

— Бороться с предназначением трудно, преодолеть его почти невозможно, — мягко и чуть печально продолжал ярл. — А поскольку, гм, работать среди моего народа ей представлялось зазорным, то я и отдал ей на откуп ваш город и баронство.

Ридд мысленно выругался — причём так азартно и витиевато, как никогда себе не позволял вслух. Да чтоб у этих эльфей уши поотваливались! Надо же закрутить такое! И ведь не врут, они то просто не умеют.

— Однако она попалась, и сейчас заключена в подвалах замка барона Шарто.

В весьма осторожных выражениях Ридд ответствовал, что брать приступом темницу он не станет. Не потому, что не может — а просто не хочет проливать просто так кровь.

— Быть может, то покажется странным вашей милости, но я тоже ценю жизнь превыше многих иных богатств, — ну не хотелось ему вляпываться ещё и в это дело! Глаза горели, словно под них сыпанули песком, в голову тупо и устало бухала кровь, а Ридд упрямо и скользко намерен был и дальше отвертеться от этого дела.

Видимо, до молча и угрюмо стоявшей осторонь лучницы по интонациям разговора таки что-то дошло. Потому что она мяукнула на своём языке нечто маловразумительное в сторону своего ярла. А потом шагнула вперёд и просто встала перед Риддом на колени в немом свидетельстве своей мольбы. И нескромный лунный отблеск что-то уж подозрительно ярко блеснул дорожкой на её щеке.

Немного на свете найдётся мужчин, которым женские слёзы доставляют удовольствие. А ещё меньше тех, кто при виде их знает, что делать. Но вот как раз Ридд хоть и не относился к первым, но с почти полным правом относил себя ко вторым. Потому что бесцеремонно сграбастал эльфийку под локти и приподнял.

Но та упрямо поджала коленки, отнюдь не собираясь признавать своё поражение. Что ж, дело знакомое, имеются контрходы и на такой случай, знаете ли! Ридд без лишних слов опустил не очень-то и тяжёлую лучницу обратно и тут же бухнулся перед нею на колени и сам.

— Не пройдёт, девонька, — безапелляционно заявил он. — Не будь здесь твой ярл, я бы тебя просто отшлёпал…

Удивительно, но первое, что услышал он в тишине замершей в удивлении рощи, оказался негромкий смех. Первый эльф смеялся как мальчишка, весело и заразительно, чуть запрокинув голову и радуя своим голосом ночную тишину.

— И после этого меня будут убеждать, что ты простой жулик, мастер Ридд? — и уже отсмеявшись, он совсем другим голосом заметил своей лучнице: — Lea vanya.

Что оно такое за диковину означало, насторожившийся Ридд не понял и даже не сумел составить о том хотя бы предположений. Потому что упрямо коленопреклонённая напротив эльфийка вдруг гибко подалась вперёд и не откидывая капюшона обожгла его щёку показавшимся бесконечным и сладостным поцелуем. После чего грациозно подскочила как на пружинках и последовала за своим уже уходившим в глубину рощи повелителем.

Напоследок тот оглянулся, и оставшийся в одиночестве парень настороженно заметил, каким весельем сверкнули зелёные глаза ярла перворождённых…

— Или я дурак, или одно из двух, — глубокомысленно изрёк Ридд и медленно поднялся на уже почти отказывающие ноги.

— Первое само собой, но что второе? — из ствола сосны вынырнула неугомонная дриада.

С любопытством она облетела вокруг почёсывающего ничегошеньки не соображающую голову парня и хихикнула.

— Ложись, мастер Ридд. Я так и быть, навею тебе особый, целительный сон — летняя ночь коротка, но ты выспишься и отдохнёшь как никогда.

И это было последнее, что он потом только и мог припомнить из этого длинного, суматошного и вовсе не чуточку сумасшедшего дня…