"Том 11. Драматические произведения 1864-1910 гг" - читать интересную книгу автора (Толстой Лев Николаевич)Действие первоеПетр — мужик богатый, 42-х лет, женат 2-м браком, болезненный. Анисья — его жена, 32-х лет, щеголиха. Акулина — дочь Петра от первого брака, 16-ти лет, крепка на ухо, дурковатая. Анютка — вторая дочь, 10-ти лет. Никита — их работник, 25-ти лет, щеголь. Аким — отец Никиты, 50-ти лет, мужик невзрачный, богобоязненный. Матрена — его жена, 50-ти лет. Марина — девка-сирота, 22-х лет. Действие происходит осенью в большом селе. Сцена представляет просторную избу Петра. Петр сидит на лавке, чинит хомут. Анисья и Акулина прядут. Петр, Анисья и Акулина. Последние поют в два голоса. Петр Голос Никиты Петр. Лошадей загони. Голос Никиты. Загоню, дай срок. Петр Акулина. Лошадей-то? Петр. А то чего ж? Акулина. Сейчас. Петр и Анисья. Петр. Да и лодырь малый, нехозяйственный. Коли повернется, коли что. Анисья. Сам-то ты больно шустер, с печи да на лавку. Только с людей взыскивать. Петр. С вас не взыскивать, так в год дома не найдешь. Эх, народ! Анисья. Десять дедов в руки сунешь, да и ругаешься. На печи лежа приказывать легко. Петр За сценой голос Акулины: «Псе, псе, псе…» Слышно, жеребенок ржет, и лошади вбегают в ворота. Ворота скрипят. Бахарить — вот это его дело. Право, не стал бы держать. Анисья Те же и Акулина. Акулина Петр. Микита-то где ж? Акулина. Микита-то? На улице стоит. Петр. Чего ж он стоит? Акулина. Чего стоит-то? Стоит за углом, калякает. Петр. Не добьешься от нее толков. Да с кем калякает-то? Акулина Петр махает на Акулину рукой; она садится за пряжу. Те же и Анютка. Анютка Анисья. Врешь? Анютка. Пра! сейчас умереть! Анисья Петр. И путай идет; разве других не найду? Анисья. А деньги-то зададены?.. Анютка подходит к двери, слушает, что говорят, и уходит. Анисья, Петр и Акулина. Петр Анисья. Да ты рад отпустить, — тебе с хлеба долой. Да зиму-то я одна и ворочай, как мерин какой. Девка-то не больно охоча работать, а ты на печи лежать будешь. Знаю я тебя. Петр. Да что, ничего не слыхамши, попусту язык трепать. Анисья. Полон двор скотины. Не продал корову-то и овец всех на зиму пустил, корму и воды не наготовишься, — а работника отпустить хочешь. Да не стану я мужицкую работу работать! Лягу, вот как ты же, на печь — пропадай все; как хочешь, так и делай. Петр Акулина. За кормом? Ну, что ж. Анисья. Не буду я тебе работать. Буде уж, не стану. Работай сам. Петр. Да буде. Чего взбеленилась? Ровно овца круговая. Анисья. Сам ты кобель бешеный! Ни работы от тебя, ни радости. Только поедом ешь. Кобель потрясучий, право. Петр Анисья Анисья и Акулина. Акулина. Ты за что батю ругаешь? Анисья. Ну тебя, дура. Молчи. Акулина Анисья. Ты чего? Акулина Анисья одна. Анисья Анисья и Никита. Никита Анисья. Что же, женись. Мне-то что? Никита. Вот так — так. Я рассчитываю, как получше дело обсудить, а она вон как: жениться велит. Что ж так? Анисья. И женись, очень нужно… Никита. Да ты что фыркаешь-то? Вишь ты, и погладиться не дается… Да ты чего? Анисья. А того, что бросить хочешь… А хочешь бросить, так и я не нуждаюсь. Вот тебе и сказ! Никита. Да буде, Анисья. Разве я тебя забыть хочу? Ни в жисть. Окончательно тебя, значит, не брошу. А я так рассчитываю: что и женят, так к тебе же назад приду; только бы домой не брал. Анисья. Очень ты мне нужен женатый-то. Никита. Да как же, братец ты мой, — из отцовской воли опять-таки невозможно никак. Анисья. На отца сворачиваешь, а умыслы — твои всё. Давно ты подлаживаешь с мазихой своей, с Маринкой. Она тебе это намазала. Недаром намедни прибегала. Никита. Маринка?! Очень она мне нужна!.. Мало их вешаются-то!.. Анисья. Зачем же отец приехал? Ты велел! Обманывал ты!.. Никита. Анисья! веришь ты богу аль нет? Ничего-то я и во сне не видал. Окончательно знать не знаю, ведать не ведаю. Всё мой старик с своей головы уздумал. Анисья. Сам не захочешь, так кто ж тебя, оселом, что ль, притянет? Никита. Тоже, рассчитываю, невозможно супротив родителя будет исделать. А неохота мне. Анисья. Упрись, да и всё. Никита. Уперся один такой-то, так его в волостной так вспрыснули. Очень просто. Тоже не хочется. Сказывают — щекотно. Анисья. Буде шутить-то. Ты слушай, Микита: коли ты за себя Марину возьмешь, я не знаю, что над собой сделаю… Жизни решусь! Согрешила я, закон рушила, да уж не ворочаться стать. Коли да ты только уйдешь, я то сделаю… Никита. Мне что ж уходить? Кабы я уйти хотел, я бы давно ушел. Меня как намедни Иван Семеныч приглашал в кучера… А уж жизнь какая! Не пошел же. Потому я так рассчитываю, что я всякому хорош. Если бы ты меня не любила, то другой расчет. Анисья. То-то и помни. Старик не нынче-завтра помрет, думаю, — все грехи прикроем. Закон приму, думала, будешь хозяином. Никита. И, что загадывать. Мне что? Я работаю. Как для себя стараюсь. Меня и хозяин любит, и баба его, значит, любит. А что меня бабы любят, так я в этом не причинен, — очень просто. Анисья. Будешь меня любить? Никита Те же и Матрена (входит и долго крестится на образа; Никита и Анисья отстраняются друг от друга). Матрена. А я что и видела, не видала, что и слышала, не слыхала. С бабочкой поиграл, — что ж? И теленок, ведашь, и тот играет. Отчего не поиграть? — дело молодое. А тебя, сынок, хозяин на дворе спрашивает. Никита. Я за топором зашел. Матрена. Знаю, знаю, родной, за каким топором. Этот топор все больше около баб. Никита Матрена. И-и! Касатик, зачем женить? Живешь да живешь. Это старик все. Поди, родной, мы и без тебя все дела рассудим. Никита. Чудно, право: то женить, а то не надо, Окончательно не разберу ничего. Анисья и Матрена. Анисья. Что ж, тетка Матрена, аль и вправду женить хотите? Матрена. С чем женить-то, ягодка! Наш, ведашь, какой достаток? Так себе старичок мой зря болтает: женить да женить. Да не его ума дело. От овса, ведашь, кони не рыщут, от добра добра не ищут, — так и это дело. Разве я не вижу Анисья. Что же мне, тетка Матрена, от тебя хорониться. Ты все дела знаешь. Согрешила я, полюбила сына твоего. Матрена. Ну, новости сказала. А тетка Матрена и не знала. Эх, деушка, тетка Матрена терта, терта да перетерта. Тетка Матрена, я тебе скажу, ягодка, под землей-то на аршин видит. Все знаю, ягодка! Знаю, зачем молодым бабам сонных порошков надоть. Принесла. Анисья. Только б не сходил он от нас. Матрена. И не сойдет, ласточка. Все глупость одна. Старика моего ведашь. Ум у него вовсе расхожий, а тоже другой раз заберет что в башку, как колом подопрет, никак не выбьешь. Анисья. Да с чего взялось-то дело это? Матрена. А видишь ли, ягодка, — малый, сама знаешь, до баб какой, да и красин, нечего сказать. Ну жил он, ведашь, на чугунке, а там у них девчонка-сирота — в куфарках жила. Ну и стала вязаться за ним девчонка эта. Анисья. Маринка? Матрена. Она, паралик ее расшиби. Ну и было ли что, нет ли, только и дознайся мой старик. От людей ли, или сама она ему наклявузничала!.. Анисья. Смелая же какая, подлюга! Матрена. Вот и поднялся мой-то, дурья голова: женить, говорит, да женить, грех покрыть. Возьмем, говорит, малого домой да женим. Разговаривала всячески. Куды тебе! Ну, думаю, ладно. Дай по-иному поверну. Их, дураков, ягодка, все так-то манить надо. Всё в согласье как будто. А до чего дело дойдет, сейчас на свое и повернешь. Баба, ведашь, с печи летит, семьдесят семь дум передумает, так где ж ему догадаться. Что ж, говорю, старичок, дело хорошее. Только подумать надо. Пойдем, говорю, к сынку да посоветуем с Петром Игнатьичем. Что он скажет? Вот и пришли. Анисья. О-ох, тетушка, как же так? Ну, как отец-то велит? Матрена. Велит? А веленье-то его псу под хвост. Уж ты не сумлевайся, не бывать этому делу, я сейчас с твоим стариком все дела просею, процежу, ничего не останется. Я и пошла с ним — один пример сделать. Как же сынок в счастье живет, счастья ждет, а я за него потаскуху сватать стану. Что ж, я дура, что ль. Анисья. Она и сюда к нему бегала, Маринка-то. Веришь ли, тетушка, как сказали мне, что женить его, как ножом по сердцу полоснуло меня. Думаю, в сердце она у него. Матрена. И, ягодка! Что ж, он дурак, что ли? Станет он шлюху бездомовную любить. Микишка, ведать, малый тоже умный. Он знает, кого любить. А ты, ягодка, не сумлевайся. Не снимем его ни в жизнь. И женить не станем. А деньжонок ублаготворите, и пусть живет. Анисья. Кажется, уйди Микита, не стану на свете жить. Матрена. Дело молодое. Легко ли! Баба ты в соку, с таким осметком жить… Анисья. Веришь ли, тетушка, постыл, уж постыл мне мой-то кобель носастый, и не смотрели бы на него глаза. Матрена. Да, уж это дело такое. Глянь-ка сюда. Анисья. О-о-о… Что ж это? Матрена. Приметки, говорит, никакой. Рублевку взял. Меньше нельзя, говорит. Потому, подашь, добывать их тоже хитро. Я свою, ягодка, отдала. Думаю, возьмет, не возьмет, Михайловне снесу. Анисья. О-о! Да може, что худое от них? Матрена. Чему худому-то быть, ягодка? Добро бы мужик твой твердый, а то что ж, только славу делает, что живет. Не жилец ведь он. Много таких-то бывает. Анисья. О, ох, головушка моя бедная! Боюсь я, тетенька, как бы греха не было. Нет, это что ж? Матрена. Можно и назад снесть. Анисья. Что ж их, как и те, в воде распушать? Матрена. В чаю, говорит, лучше. Ничего, говорит, неприметно, ни духу от них нет, ничего. Тоже человек умный. Анисья Матрена. А рублевку-то не забудь, я пообещалась старичку занесть. Тоже хлопочет. Анисья. Уж известно. Матрена. А ты, ягодка, потеснее держи, чтоб люди не знали. А коли что, помилуй бог, коснется, от тараканов, мол… Те же, Петр и Аким. Аким входит, крестится на образа. Петр Аким. Получше, Игнатьич, как бы получше, тае, получше… Потому как бы не того. Баловство, значит. Хотелось бы, тае… к делу, значит, хотелось малого-то. А коли ты, значит, тае, можно и того. Получше как… Петр. Ладно, ладно. Садись, потолкуем. Аким садится. Что ж так? Аль женить хочешь? Матрена. Женить-то и повременить можно, Петр Игнатьич. Нужда наша, сам знаешь, Игнатьич. Где тут женить. Сами живота не надышим. Где ж женить!.. Петр. Судите, как лучше. Матрена. Женить тоже спешить некуда. Это такое дело. Не малина, не опанет. Петр. Что ж, коли женить — дело хорошее. Аким. Хотелось бы, значит, тае… Потому мне, значит, тае… работишка в городу, работишка выпала, сходная, значит. Матрена. Ну уж работа! Ямы чистить. Приехал намедни, так блевала, блевала, тьфу! Аким. Это точно, сперначала она ровно и тае, шибает, значит, дух-то, а обыкнешь — ничего, все одно, что барда, и значит, тае, сходно… А что дух, значит, тае… это нашему брату обижаться нельзя. Одежонку сменить тоже можно. Хотелось, значит, Микитку дома. Пуща и оправдает, значит. Он пущай дома оправдает. А уж я, тае, в городу добуду. Петр. Хочешь сына дома оставить, оно точно. Да забраты деньги-то как? Аким. Это верно, верно, Игнатьич, сказал это, значит, тае, правильно, потому нанялся, продался — это пусть доживат, значит, а вот только, тае, женить; на время, значит, отпусти коли что. Петр. Что ж, это можно. Матрена. Да дело-то у нас несогласное. Я перед тобой, Петр Игнатьич, как перед богом откроюсь. Ты хоть нас с стариком рассуди. Заладил, что женить да женить. А на ком женить-то, ты спроси! Кабы невеста настоящая, разве я своему детищу враг, а то девка с пороком… Аким. Вот это напрасно. Напрасно, тае, наносишь на девку-то. Напрасно. Потому ей, девке этой самой, обида от сына мого, обида, значит, есть. Девке, значит. Петр. Какая же такая обида? Аким. А выходит, значит, тае, с сыном Никиткою. С Никиткою, значит, тае. Матрена. Ты погоди говорить, у меня язык помягче, дай я скажу. Жил это малый-то наш до тебя, сам ведашь, на чугунке. И привяжись там к нему девка, так, ведашь, немудрящая, Маринкой звать, — куфаркой у них в артели жила. Так вот, показывает она, эта самая девка, на сына на нашего, что, примерно, он, Микита, будучи, ее обманул. Петр. Хорошего тут нет. Матрена. Да она сама непутевая, по людям шляется. Так, потаскуха. Аким. Опять ты, значит, старуха, не тае, и все ты не тае, всё, значит, не тае… Матрена. Вот только и речей от орла от моего — тае, тае, тае, а что тае — сам не знаешь. Ты, Петр Игнатьич, не у меня, у людей спроси про девку, всякий то же скажет. Так — шалава бездомовная. Петр Аким Матрена. Уж прямо Маремьяна-старица, по всем мире печальница, а дома не емши сидят. Жаль девку, а сына не жаль. Навяжи ее себе на шею, да и ходи с ней. Буде пустое-то говорить. Аким. Нет, не пустое. Матрена. Да ты не залетай, дай я скажу. Аким Матрена. Эх, только с тобой язык терзать. Аким. Девка работящая, важковатая и, значит, тае, вокруг себе… значит. А по нашей бедности нам и тае, рука, значит: и свадьба недорогая. А дороже всего обида есть девке-то, значит, тае, сирота, вот что, девка-то. А обида есть. Матрена. Всякая, тоже говорит… Анисья. Ты, дядя Аким, больше слушай нашу сестру. Они тебе расскажут! Аким. А бог-то, бог! Разве она не человек, девка-то? Значит, тоже, тае, богу-то она человек. А ты как думаешь? Матрена. А, заладил… Петр. А вот что, дядя Аким, тоже ведь этим девкам верить нельзя. А малый-то жив. Ведь он вот он! Послать его да спросить толком, правда ли? Он души не убьет. Покличьте малого-то! Анисья встает. Скажи ты, отец зовет. Анисья уходит. Те же без Анисьи. Матрена. Вот это, родной, рассудил, как водой разлил; пущай сам малый скажет. Ведь тоже по нынешнему времю сил#243;м женить не велят. Тоже спросить малого надо. Не захочет он ни в жисть на ней жениться, себя осрамить. На мой разум, пусть у тебя живет да служит хозяину. И на лето брать незачем, принанять можно. А ты нам десяточку дай, пусть живет. Петр. Та речь впереди, порядком надо. Одно кончи, тогда другое затевай. Аким. Я, значит, к тому говорю, Петр Игнатьич, потому, значит, тае, трафлялось. Ладишь, значит, как себе лучше, да про бога, тае, и запамятуешь; думаешь лучше… на себя воротишь, глядь, ан накошлял на шею себе, значит; думал как лучше, ан хуже много, без бога-то. Петр. Известное дело! бога помнить надо. Аким. Глядь, оно хуже, а как по закону, да по-божьи, все как-то, тае, оно тебя веселит. Манится, значит. Так и угадывал себе, значит, женю, значит, малого, от греха, значит. Он дома, значит, тае, как должно по закону, а уж я, значит, тае, в городу похлопочу. Работишка-то любезная. Сходно. По-божью-то, значит, тае, и лучше. Сирота ведь тоже. Примером, летось дрова тож у приказчика взяли таким манером. Думали обмануть; приказчика-то обманули, а бога-то, значит, тае, не обманули, ну и того… Те же, Никита и Анютка. Никита. Спрашивали? Петр Никита становится у стола, развязно облокачиваясь и улыбаясь. Аким. Выходит, значит, тае, примерно на тебя, Микишка, жалоба, жалоба, значит. Никита. От кого жалоба? Аким. Жалоба? От девицы, от сироты, значит, жалоба есть. От ней, значит, и жалоба на тебя, от Марины от этой самой, значит. Никита Аким. Я таперь, тае, спрос делаю, а ты, значит, тае, должен ответ произвесть. Обвязался ты с девкой, значит, то есть обвязался ты с ней, значит? Никита. И не пойму окончательно, чего спрашиваете. Аким. Значит, глупости, тае, глупости, значит, были у тебя с ней, глупости, значит? Никита. Мало что было. С куфаркой от скуки и пошутишь и на гармонии поиграешь, а она попляшет. Какие же еще глупости? Петр. Ты, Микита, не костыляй, а что спрашивает родитель, ты и отвечай толком. Аким Никита. Да что, говорить-то нечего. Окончательно все и говорю, потому и говорить нечего. Аким. Ой, Микишка, потри! Неправда наружу выйдет. Было аль нет? Никита Матрена Петр. Ну, как же, дядя Аким? Аким Никита. Да что смотреть-то, ты сам смотри. Анютка. Пойти мамушке сказать. Петр, Аким, Матрена и Никита. Матрена Петр. Так как же, дядя Аким? Аким. Что ж, я, тае, воли с малого не снимал, только бы не тае. Хотелось было, значит, тае… Матрена. И что путаешь, сам не знаешь. Пусть живет, как жил. Малому и самому сходить неохота. Да и куда нам его, сами управим. Петр. Одно, дядя Аким: если ты его на лето сымешь, он мне на зиму не нужен. Уж жить, так в год. Матрена. На год и залежится. Мы дома, в рабочую пору, коли что, принаймем, а малый пусть живет, а ты нам теперича десяточку. Петр. Так как же, еще на год? Аким Матрена. Опять на год, от Митриевой субботы. В цене ты не обидишь, а десяточку теперь дай. Вызволь ты нас. Те же, Анисья и Анютка. (Анисья садится к сторонке.) Петр. Что ж? Коли так, так так — до трактира дойти и магарычи. Пойдем, дядя Аким, водочки выпьем. Аким. Не пью я ее, вино-то, не пью. Петр. Ну, чайку попьешь. Аким. Чаем грешен. Чаем, точно. Петр. И бабы-то чайку попьют. Ты, Микита, смотри, овец-то перегони да солому подбери. Никита. Ладно. Все уходят, кроме Никиты. Смеркается. Никита один. Никита Никита и Акулина. Акулина Никита. На тебя глядеть? Я тебя и так вижу. Акулина. Ну тебя! Те же и Анютка. Анютка Никита. Какой человек? Анютка. Маринка с чугунки. За углом стоит. Никита. Врешь. Анютка. Однова дыхнуть. Никита. Чего же ей? Анютка. Тебе приходить велела. Мне, говорит, Миките только слово одно сказать надо. Стала я спрашивать, а она не сказывает. Только спросила: правда ли, что он от вас сходит? А я говорю: неправда, его отец хотел снять да женить, да он отказался, у нас на год еще остался. А она и говорит: пошли ты его ко мне, ради Христа. Мне, говорит, беспременно нужно ему слово сказать. Она уж давно ждет. Иди же к ней. Никита. Ну ее к богу. Куда я пойду? Анютка. Она говорит, коль не прийдет, я сама в избу к нему пойду. Однова дыхнуть, приду, говорит. Никита. Небось постоит да уйдет. Анютка. Аль, говорит, его на Акулине женит; хотят? Акулина Анютка. Микиту. Акулина. Легко ль? Да кто говорит-то? Никита. Да, видно, люди говорят. Акулина. За тебя-то? Може, допрежь и пошла бы, а теперь не пойду. Никита. Отчего теперь не пойдешь? Акулина. А ты меня любить не будешь. Никита. Отчего не буду? Акулина. Тебе не велят. Никита. Кто не велит? Акулина. Да мачеха. Она все ругается, все за тобой глядит. Никита Акулина. Я-то? Что мне примечать? Разве я слепая? Нынче она батю пузырила, пузырила. Ведьма она толстомордая. Анютка. Никита! глянь-ка. Никита, Акулина в чулане и Марина. Марина Никита. Что делаю? Ничего не делаю. Марина. Отречься хочешь? Никита Марина. Ах, Микита! Никита. Чудные вы, право. Зачем пришла? Марина. Микита! Никита. Ну что Микита? Микита и есть. Чего надо-то? Иди, говорю. Марина. Так, вижу, бросить, позабыть хочешь? Никита. Что помнить-то? Сами не знают. За углом стояла, Анютку послала, не пришел я к тебе. Значит, не надобна ты мне, очень просто. Ну и уйди. Марина. Не надобна! Не надобна теперь стала. Поверила я тебе, что любить будешь. А потерял ты меня, и не надобна стала. Никита. И все ни к чему ты это говоришь, все несообразно. Ты и отцу наговорила. Уйди, сделай милость. Марина. Сам знаешь, что никого, кроме тебя, не любила. Взял бы не взял замуж, я на то бы не обижалась. Не повинна я перед тобой ничем. За что разлюбил? За что? Никита. Нечего нам с тобою переливать из пустого в порожнее. Уйди ты. То-то бестолковые! Марина. Не то мне больно, что обманул меня, жениться обещал, а что разлюбил. И не то больно, что разлюбил, а на другую променял, — на кого, знаю я! Никита Марина. До худа? Что ж, меня бить будешь? Бей, на! Что морду-то отворотил? Эх, Никита. Никита. Известно, нехорошо, народ придет. А что ж попусту толковать. Марина. Так конец, значит, что было, то уплыло. Позабыть велишь! Ну, Никита, помни. Берегла я свою честь девичью пуще глаза. Погубил ты меня ни за что, обманул. Не пожалел сироту Никита Марина Никита и Акулина. Акулина Никита. А что? Акулина. Как взвыла-то она. Никита. Ты-то чего? Акулина. Чего? О…би…дел ты ее… Ты так-то и меня обидишь… пес ты. Никита один. Никита. Занавес |
||
|