"Парень из Сальских степей" - читать интересную книгу автора (Неверли Игорь)

Тропой беспризорных

Охотней всего я вычеркнул бы этот год из своего рассказа и даже из памяти, раз и навсегда. Но память упряма, из нее ничего не вычеркнешь.

А рассказ стал бы лживым, если бы я умолчал о том, чего теперь стыжусь. Что же делать…

Пешком, на телеге — где как придется — пробирался я к Царицыну. Здесь под вымышленной фамилией я обратился в наробраз: я, мол, беспризорный, без отца, без матери, хочу учиться.

Меня послали в интернат.

И тут меня встретил первый удар: интернат, в который я попал, оказался сущим адом.

Должен тебе объяснить, дружище, что в то время, в первые годы после гражданской войны, на Россию, среди прочих бед, свалилось еще и бедствие детского беспризорничества. По стране скитались тысячи одичавших, выброшенных на улицу ребят. Зимой они, как волки, сбивались в стадо, летом бродили в одиночку или по двое. Не хватало у нас тогда ни школ, ни детдомов, ни умных, подготовленных воспитателей. Случалось, что в роли педагогов подвизался разный сброд, тогда детский дом превращался в вертеп.

Именно в такой вертеп попал и я. Учительница знала меньше меня, заведующий чаще всего давал разъяснения палкой, а весь персонал крал. Было там голодно, холодно и гнусно.

Наконец воспитанники, которые хотели там только как-нибудь перезимовать, не выдержали: обокрали кладовую и по совету Гришки поехали в Одессу.

— Мировой город у теплого моря, — доказывал Гришка. — Зимы там почти нет. За пляжем Ланжерон, в скалах есть катакомбы — после морских разбойников остались. Там и поселимся. А кормиться будем в порту, я вас научу!

Катакомбы оказались действительно «мировыми», но дьявольски холодными, да и беспризорные из Одессы уже заняли их, разгорелась такая драка, что приехала милиция и забрала всех в тюрьму. Здесь нас рассортировали: царицынских — в одну камеру, одесских — в другую, несколько тяжелораненых — в больницу, а труп — в морг.

Начали допрашивать: кто убил?

Одесситы показывают на меня.

— Неправда, — говорю, — я только Гришке подсобить хотел и лягнул того парня в живот, а ножом его кто-то другой ударил.

— Кто? — спрашивают.

Не могу же я сказать, что Ленька! Стало быть, отвечаю, что не помню. Ну и вся моя защита выглядела, как обычные увертки.

Так я попал в исправительный дом по подозрению в убийстве. Продержались мы с Гришкой там до мая и сбежали на Кавказ.

Целое лето скитались. Досталось нам много солнца, много фруктов, но еще больше синяков и человеческого презрения.

Наступили холода. Пожелтели листья. Пора было подумать о пристанище на зиму.

В конце концов Гришка поддался на мои уговоры.

И вот ночью, на крыше вагона, мы едем в Ростов-на-Дону. Город большой, в нем легко затеряться и начать новую жизнь.

Заговорились мы с ним. Я первый заметил в темноте пасть туннеля и успел схватиться за вагонную трубу. Гришка не заметил. Его смело воздушной волной.

На рассвете, когда поезд остановился у полустанка в кубанской степи, меня согнали с крыши. Началась погоня. К такой охоте я уже был приучен. Мне удалось спрятаться между мешками в товарном вагоне на боковом пути.

Топот и крики понемногу стихли. Я подождал, подождал и, убедившись, что все ушли, вылез из вагона. Пошел по шпалам, сам не зная куда. Лишь бы подальше от этой станции, от людей, которые меня преследовали.

Когда я проходил мимо будки, выглянул стрелочник и узнал меня.

— Ах ты, паразит, — закричал он, — гнида на теле рабочего класса!

В нем было столько презрения, что он даже не погнался за мной, только плюнул и захлопнул двери будки.

Я уже привык к ненавидящим взглядам и презрительным кличкам, хлебнул немало обид и оскорблений. Но на этот раз чаша переполнилась.

Голодный, обессиленный, я не мог забыть страшной ночи накануне, гибели друга. К тому же стрелочник очень походил на моего дядьку: кругленький, лысоватый, с книжкой, которую почитывал, должно быть, в свободные минуты.

Задрожали, загудели рельсы. Опытным ухом я различил — подходит курьерский.

Тянуть дальше не было смысла. Зачем? Чтобы кончить бандитом, чтобы победил отец?

Я снял рубаху, обмотал ею голову, крепко завязал рукавами глаза и положил голову на рельсы…