"Секрет Жермены" - читать интересную книгу автора (Буссенар Луи Анри)ГЛАВА 1Было четыре часа ясного августовского дня. Еще не все бездельники, называемые светскими людьми, покинули Париж. Хотя признаком хорошего тона считалось разъезжаться по курортам и казино во все концы страны, многие закоренелые домоседы еще оставались в столице, где в эту пору собиралась масса иностранцев. На бульварах как всегда царило веселое оживление, проезжие улицы были полны наемных упряжек. В этот день, как обычно, много народа толпилось на улице де ла Пе. Роскошные экипажи двигались один за другим непрерывным потоком в направлении улицы Риволи. Иные останавливались около модного ателье мадам Лион, другие быстро от него отъезжали. Великолепная восьмирессорная карета, запряженная парой вороных, остановилась возле заведения в тот момент, когда старшая мастерица мадемуазель Артемиз провожала со многими поклонами богатую заказчицу. Выездной лакей ловко соскочил с места и опустил подножку. Не спеша вышла дама, ее движения были полны достоинства, почти величественны. Высокая, статная, со скульптурными формами, одетая с утонченной скромной элегантностью, она привлекала взоры, ею любовались. Дорогой туалет лишь оттенял очарование ее внешности так же, как и на первый взгляд простые, а в действительности безумно дорогие украшения. В противоположность женщинам, каких только наряды и драгоценности делают привлекательными, она притягивала бы взоры, будь даже в самом обычном платье. Мадемуазель Артемиз, знавшая наизусть всю клиентуру модных ателье Парижа, с одного взгляда оценила прекрасную гостью. Она подумала: «Наверное, какая-нибудь иностранная герцогиня или жена нефтяного короля». Потом, окинув ее порочным взором женщины, привыкшей разглядывать обнаженных заказчиц во время примерок, она сказала себе: «Несомненно, незнакомка едва ли не самая красивая женщина в Париже сейчас. Кто же она такая?» Неизвестная шла через холл, уставленный экзотическими растениями, в глубине начиналась парадная лестница. Мадемуазель Артемиз, еще более изможденная и худая, чем в прошлом году, готовила на лице приветливую улыбку, чтобы, как полагается первой мастерице, оказать должный прием даме, в коей видела будущую щедрую заказчицу. Артемиз сложила губки бантиком, чтобы скрыть крючки золотых зубных протезов, и вся изогнулась, пытаясь принять изящную позу, но почти тотчас воскликнула с неподдельным изумлением: – Мой Бог!.. Жермена!.. Жермена Роллен!.. Невероятно! Дама поднесла к глазам богато украшенный лорнет и, холодно посмотрев на старую деву, ответила со спокойной иронией: – А! Артемиз!.. Да, дорогая, это я… Что, мадам Лион занята?.. Мне надо с ней поговорить. Артемиз, все более и более изумляясь при виде того, как естественно соблюдает Жермена образ светской дамы, с какой неподдельной роскошью и хорошим вкусом одета, восклицала: – Жермена!.. Ах, Боже мой!.. Кто бы мог подумать?! В жизни все случается!.. – Успокойтесь, пожалуйста! И узнайте, может ли мадам Лион принять меня не задерживая. Я спешу. Движимая жгучим любопытством, смешанным с завистью, первая мастерица, кого удостаивали откровенностью многие клиентки из высших сфер, очень хотела, конечно, все разузнать о бывшей подчиненной; заискивающим тоном, убрав деланную улыбку, она попыталась вызвать посетительницу на откровенность: – От всей души поздравляю вас, мадемуазель… мадам… Вы не теряли времени даром… и, разумеется, вам помогли счастливые случаи… – Наверное, больше, чем советы одной известной мне особы; не так ли, милейшая Артемиз? – сказала Жермена тоном, пресекающим подобные разговоры. Как человек, хорошо знающий расположение комнат, бывшая здешняя швея уверенно прошла прямо в салон, где ожидали клиентки. Она была неизвестна им, дамам большого света и полусвета, и появление Жермены произвело сенсацию. Молодая женщина позволяла себя откровенно разглядывать, уверенная в своей красоте. В самом деле, ядовитые змеи, с пристрастием взиравшие на нее, не могли обнаружить недостатков ни в лице, ни в фигуре, ни в манере держать себя, ни в туалете. Инстинктивно ее разом все возненавидели. Она терпеливо дождалась своей очереди и через полчаса ступила в личный салон мадам Лион. Это была толстая бабенция с простонародными чертами лица, и трудно было представить, что за ее пошловатой наружностью скрывается тонкий мастер с безупречным вкусом. Она была слишком умна и опытна, чтобы показать, как мгновенно узнала свою бывшую мастерицу, и встретила Жермену словно знатную даму, в ком видит заказчицу, способную сделать прекрасную рекламу заведению. Конечно, владелица дамского салона удивилась тому, сколь свободно и просто ведет себя Жермена, заказывая туалет. В словах, в манере держаться не было ни кривляния, ни вульгарности. Мадам Лион подумала: «Настоящая княгиня! Интересно, где она научилась так себя вести? Ох уж эти маленькие парижские мастерицы!» Выбрав фасон и ткань, Жермена сказала, что в отношении отделки вполне полагается на тонкий вкус мадам Лион, – та выглядела весьма польщенной. Когда клиентка заявила, что туалет ей нужен не позднее, чем к пятнице, а был понедельник, мадам Лион попробовала заикнуться, что четыре дня явно маловато, заказчица ответила: – Если вам неудобно выполнить мою просьбу, вынуждена, к большому огорчению, обратиться в другое ателье. Мадам Лион привыкла, что в подобных случаях даже самые состоятельные заказчицы – и кокотки, и светские дамы – начинали умолять и даже почти унижаться, и хозяйка ателье наконец соглашалась, при этом назначая цену по своему усмотрению. Решительный и полный достоинства тон Жермены произвел на мадам впечатление. Она без колебаний обещала, что заставит мастериц работать день и ночь, заказ исполнит к назначенному сроку. Жермена направилась в Булонский лес. Ее необыкновенная красота и там привлекла всеобщее внимание. Экипажи гуляющих старались приблизиться к карете девушки. Всадники норовили проехать мимо несколько раз взад-вперед, иногда нарочито громко строили догадки о том, кто же она, эта прекрасная незнакомка. Жермена оставалась спокойной и невозмутимой. Ее, казалось, совершенно не трогали откровенно любопытствующие взгляды. Только раз, проезжая по авеню Пото, она вздрогнула, на мгновение испытав ненависть. Всадник, ловко и красиво сидевший на породистой лошади, приблизился легким галопом в сопровождении ливрейного лакея. Красивое лицо Жермены тут же приняло спокойное выражение, когда ездок стал приближаться к ней, глядя с удивлением и восхищением. Поравнявшись с коляской, наездник остановил лошадь так резко, что она поднялась на дыбы, но хозяин легко справился с ней. Видя, что Жермена смотрит на него, верховой почтительно поклонился, на всякий случай, как знакомой, в ответ она слегка кивнула, сделав над собой огромное усилие, чтобы сохранить спокойное выражение лица. Всадник приблизился и спросил дрожащим от страсти голосом: – Вы?! Это вы!.. Невозможно!.. Жермена!.. – Да, это я, и мне странно, чему вы так удивились… ведь мы неизбежно должны были встретиться. Не правда ли, граф де Мондье? Жермена произнесла ненавистное имя, улыбнувшись загадочно и волнующе. – Согласитесь, у меня была причина поразиться и… прийти в восторг… Такие встречи редкость. – В особенности при подобных обстоятельствах, – добавила Жермена тоном светской дамы, приведшим графа в замешательство. Мондье поскакал рядом с ее экипажем. Хотя его уже ничего в жизни не должно было ввести в замешательство, он с трудом смог успокоиться. Как! Та самая Жермена, маленькая швея, кого десять месяцев назад он подстерегал на улице… Прекрасное создание, гордо отвергающее его домогательства, та, в кого он был влюблен страстно и отчаянно, как только может мужчина на склоне лет. Гордая в своей нищете, не польстившаяся на богатство и место в высшем свете, не сломленная изнасилованием, отчаянно бежавшая из его плена, неведомо куда сгинувшая Жермена… И вот он встречает недавнюю девчонку окруженной роскошью, гордой, властной, великолепно одетой, встречает… и не где-нибудь, а во время обычной для богатых и знатных людей прогулки в Булонском лесу. Она теперь не бежит, не скрывается, не боится его, как прежде, но спокойно отвечает на поклон и разговаривает так, будто забыла темное и жестокое прошлое… Граф испытал острую ревность. Кому обязана Жермена этой роскошью? Вышла замуж? Или, наоборот, пошла по пути греха и просто отдала богатому, молодому то, в чем отказывала ему с таким упорством? Мондье не смел об этом спросить, но, кто бы ни был ее муж или любовник, граф этого человека ненавидел, видя в Жермене свою собственность. И, однако, больше всего приводило в недоумение именно то, что девушка не выказывала прежней ненависти, а говорила с ним пускай кратко, пускай с холодной учтивостью светской дамы, но все-таки – говорила! В замешательстве, удивлении, радости Мондье думал: «Наверное, она больше не в обиде на меня. Женщины всегда прощают такие поступки». Жермена держалась даже с некоторой пускай обидно-снисходительной, но все же благосклонностью, и он возымел некоторые надежды. Граф ехал шагом возле экипажа и от искреннего волнения не находил слов для разговора. Однако он был не из тех, кто останавливается на полпути, и не переносил неопределенности в отношениях, особенно любовных. Не имея больше сил сдерживаться, Мондье сказал: – Жермена! Я люблю вас как прежде и еще сильнее. Я не стану вас умолять простить прошлое. Каким бы ни был бесчестным мой поступок, он совершен из любви к вам, и страсть служит мне оправданием, потому что не всякий может так любить – до безумия, до преступления! Жермена! Будете вы меня слушать наконец?! Гуляющие один за другим проезжали мимо них и с интересом и восхищением смотрели на Жермену. Ги де Мальтаверн на коне, принадлежавшем ранее князю Березову, гарцевал рядом с коляской, которой правила Андреа. Увидев Жермену, женщина воскликнула: – Какая красавица! Она и сама была хороша, потому охотно отдала должное достоинствам незнакомки. – Действительно, только чертов Мондье способен найти такую красотку. И где он ее обнаружил? – ответил Ги. Виконт де Франкорвиль и его неразлучный Жан де Бежен пялили глаза и всячески старались проведать, кто эта незнакомка, чтобы поддержать свою репутацию всезнающих, когда вечером в свете их станут о ней расспрашивать. Дезире Мутон, все такой же толстый, как и прежде, ехал на взятой напрокат лошадке, качаясь в седле, как почти все, кому прежде доводилось оседлывать только валик кожаного дивана в своей конторе. Все поглядывали друг на друга с озадаченным выражением охотничьих собак, сделавших стойку на рябчика и вдруг обнаруживших тигра. В ответ на страстное признание графа Жермена улыбнулась, как опытная кокетка, и, состроив насмешливую гримаску, проговорила: – Вы опять все о том же! Но ведь это сюжет из древней истории! Мой милый граф, скажите что-нибудь новенькое, ведь все прошлое было так давно, что с тех пор, боюсь, Триумфальная арка успела обрасти мхом! Она произнесла «мой милый граф» таким непринужденным тоном, будто преступление Мондье не разделило обоих непереходимой пропастью. Сказала, как говорят с человеком, равным по положению в обществе. – Жермена! Умоляю вас! Не надо так! Ведь я неимоверно страдаю! – Разумеется, очень мило, что вы все еще мучаетесь из-за меня, но без конца слушать объяснения в любви… не очень интересно. Вы, господа мужчины, по вашей эгоистичности только и делаете, что говорите нам о пламени, сжигающем вас… Это, право, скучно. Она произнесла: «пла…мени» с нарочитым пафосом и врастяжку, отчего слово прозвучало насмешливо. Граф удивился проявлению таланта актрисы и одновременно восхитился, он не мог удержаться от улыбки и подумал: «Она в самом деле необыкновенная! А я-то принимал ее за маленькую плаксу! Какая женщина!» – Знаете, мой милый, довольно разговоров о любви, на все свое время. – Но у меня его нет! А вы – дадите ли вы мне свое время? – Кто знает! – Позволите ли вы мне увидеть вас еще раз? – Почему же нет? Я намерена широко открыть двери своей гостиной для известных людей Парижа. – Вы окажете огромную честь, если позволите быть в числе избранных. – Это не слишком большая милость, потому что избранных будет много. – Об иной милости, как быть одним из многих, я и не прошу. – И прекрасно! Я буду охотно принимать вас с условием, что вы не будете пылать и не устроите пожар. – Я стану вас беспрекословно слушаться, Жермена, и вы не будете иметь более покорного и преданного слуги, нежели я. – Золотые слова! И коль скоро вы такой рассудительный, я сейчас предложу вам место в этом экипаже. – Ах, Жермена! – А вы не боитесь, что это вас скомпрометирует? – Такая милость для меня бесценна… У меня сразу появится тысяча завистников и столько же врагов! Мою лошадь слуга поведет за нами в поводу. – Сидя рядом со мной, вы будете мне называть всех приметных особ обоего пола, кого будем встречать. – Чрезвычайно польщен! И раз вы поручаете вести хронику всех любующихся вами и завидующих мне, я постараюсь сделать это интересным. – Чудно! Меньшего я от вас и не ожидала. А когда придет время возвращаться, вы проводите меня до дверей. Но только до дверей! – Вы живете? – На улице Элер. Мой управляющий узнал, что Регина Фейдартишо обеднела, и купил у нее для меня по дешевке дом вместе с мебелью. Всего за восемьсот или за девятьсот тысяч франков. «Черт побери! Она широко живет!» – подумал граф, садясь рядом с прелестной женщиной, что более и более заинтриговывала и привлекала его. Когда восьмирессорная карета тронулась, послышался звоночек. Велосипедист пронесся мимо экипажа. Как ни быстро он катил, он все-таки успел переглянуться с Жерменой понимающим взглядом, а потом скрылся в толчее с ловкостью опытного гонщика, лавируя между ними. Однако один из всадников, старавшихся пробраться к группе, собравшейся возле барона Мальтаверна, юношу на велосипеде заметил и узнал. «Бобино!.. Пусть черт меня удавит, если это не он! Ведь я всадил ему нож в спину и в газетах напечатали, что он умер, а я его вижу живым и здоровым! Я готов навсегда потерять свое имя Бамбош, если кто-нибудь объяснит, как это чудо случилось». |
||
|