"Секрет Жермены" - читать интересную книгу автора (Буссенар Луи Анри)

ГЛАВА 17

Убедившись, что смерть миновала князя и поразила монахиню, Бамбош выбежал из дома минутой позже Владислава.

Но, вместо того чтобы мчаться за врачом, как Владислав, он бросился в лавочку, где Брадесанду, попивая винцо, раскладывал бесконечные пасьянсы.

– Плати быстро, и бежим! – без предисловий выпалил Бамбош.

– Что случилось?

– Вместо того, кого надо было убрать, убрал другого.

– Промахнулся, что ли?

– И хозяин мой лопнет от злости. Ну, пошли… быстро!..

Брадесанду расплатился.

– Я готов, – сказал он. – Но ты без шапки. Схватишь насморк, и, что хуже, будут обращать внимание прохожие. Необходим какой-нибудь колпак…

– Одолжу у кого-нибудь из посетителей, на вешалке полно шляп, а ты давай свой плащ, а то я в ливрее, меня сразу засекут.

– Плащ мне самому нужен, вечером иду в гости.

– Куда это?

– На улицу Элер. Там справляет новоселье Регина Фейдартишо[30], и я приглашен.

– Ты хорошо одеваешься, и у тебя хорошие знакомства.

– Регина дружит с Андреа, и Андреа меня ей представила… Там будут крупно играть, а я никогда не проигрываю, ты ведь знаешь.

– Значит, у тебя все по-прежнему с Андреа… с прекрасной дочкой мамаши Башю…

– Ее барон де Мальтаверн совершенно на мели и не стесняется водить дружбу со мной. Кроме того, ведь я букмекер, бываю всюду, и господа из большого света мною не брезгуют.

– Хватит болтать, быстрее давай накидку, и уж раз ты ею дорожишь, то проводи меня до патрона, там что-нибудь найдется из верхней одежды.

Оба проходимца переоделись тут же, в питейном зале. Бамбош облачился в плащ дружка, схватил с вешалки чью-то фетровую шляпу, и они отправились на площадь Карусель.

У потайного входа в дом графа Бамбош вернул дружку одежду, они распрощались, и верный слуга предстал перед хозяином, человеком темным, хотя и всем известным в кругу бездельников, называемом «большим светом».

Граф де Мондье и в сорок пять лет еще оставался весьма привлекательным мужчиной. Он выглядел скорее усталым, чем постаревшим. Глаза не утратили блеска, волосы не поредели, и зубы хорошо сохранились. Благодаря постоянным физическим упражнениям у него не было брюшка, щеки не обвисли и под подбородком не образовалось складок. Он еще сохранил и спортивную форму, мог хорошо ездить верхом, фехтовать, быстро ходить, во всем этом не уступая многим, тем, кто был на десять лет моложе.

Он был непременным участником великосветских праздников, увеселительных прогулок и даже оргий; когда требовалось, мог кутить до утра. Он изрядно пил и переходил от одного любовного свидания к другому, не вредя своему здоровью и с полным успехом.

Соучастники всех забав говорили про него:

«Этот Мондье поразителен! Мы все более или менее сдали, а ему хоть бы что!.. Свеж и силен, как тридцатилетний».

Наследник знатной фамилии и большого состояния, Мондье не отказывал себе в любых прихотях и пользовался уважением у людей своего сословия.

Ему ничего не стоило истратить на пустяки или проиграть пятьдесят луидоров, и он никогда не требовал возвратить долг, хотя сам щепетильно возвращал в срок куда как меньшие суммы. Он интересовался красивыми безделушками и лошадьми, понимая в них толк, и охотно выступал свидетелем или судьею в спорах чести.

Граф Мондье – вдовец, но так давно, что никто не помнил графиню, как говорили, умершую родами за границей через десять месяцев после свадьбы, шестнадцать или семнадцать лет назад.

Было также известно, что у него прелестная дочь, мадемуазель Сюзанна, которую граф боготворил. В скором времени девице предстояло выйти в свет, а пока она жила очень уединенно, под присмотром дальней родственницы, во флигеле возле отцовского дома, и ее время от времени видели на прогулке с графом Мондье, но он никогда никого ей не представлял.

Зато сам граф уходил из дому и возвращался когда ему вздумается, иногда вдруг надолго исчезал. В подобных случаях дом его запирали, а мадемуазель с родственницей отправлялись погостить в монастырь Визитации[31], где девица воспитывалась до пятнадцати лет.

В такие дни графу не доставляли почту. Письма, книги, газеты, журналы скапливались у привратницы, которая на все вопросы неизменно отвечала: «Граф путешествует».

Вернувшись из отлучки, что обычно продолжалась не менее шести недель, но редко больше трех месяцев, Мондье неожиданно появлялся в чьем-нибудь салоне слегка загоревший, слегка изголодавшийся по наслаждениям и счастливый, как человек, радующийся возвращению в привычную жизнь большого света, от которой был на время оторван.

Мадемуазель Сюзанна и ее воспитательница и родственница мадам Шарме возвращались из монастыря; жизнь дома входила в обычную колею, столь разную для каждого из его обитателей.

Граф с нетерпением ждал Бамбоша.

По выражению лица он сразу понял, что произошла неудача.

– Ты промахнулся.

– Увы! Да, хозяин. Правда, напиток был высшего качества, доказательство тому – смерть монахини, которая его выпила.

Граф в бешенстве выругался и закричал:

– Бесполезный труп!.. Полиция поднята на ноги… Князь предупрежден об опасности… И Жермена все ему скажет!..

– Уж в этом можете быть уверены. Потому я и прибежал сразу после катастрофы…

– Правильно сделал. Через каких-нибудь четверть часа проклятый Березов может свалиться мне на голову… Надо торопиться. Подожди меня пять минут.

Князь подошел к флигелю, откуда неслись звуки прекрасно исполняемой музыки.

Когда он переступил порог, мелодия смолкла. Девушка, одетая в белое и розовое, с радостной приветливостью поспешно встала.

Она была скорее миловидной, чем красивой: рыжеватая блондинка, среднего, даже небольшого роста, пропорционально и изящно сложенная. Выражение лица было нежным и добрым, но немного робким, как у людей, которые редко бывают в обществе.

– Ах! Какая неожиданная радость! – воскликнула мадемуазель. – Добрый день, папа!

Сюзанна подставила лоб, отец нежно поцеловал, и она спросила ласково:

– Вы пришли, чтобы пригласить меня обедать? И проведете со мной вечер? Сегодня дают оперу Сегюра[32] с участием Селье, Гросс, Розой, Карон… О!.. Это будет великолепно!.. Я мечтала, что вы меня на нее сведете.

Лицо графа расцвело от проявления детской нежности прелестного создания, но тут же он нахмурился, помрачнел и, стараясь как только мог смягчить интонацию голоса, обычно жесткую и повелительную, проговорил:

– Увы, дорогая моя девочка! Мечты почти всегда обманчивы.

– Так я вас не увижу сегодня вечером? – спросила она чуть не плача.

– Ни сегодня вечером, ни завтра, к сожалению.

– Вы уезжаете?

– Да, через три минуты.

– Ах, Боже мой!.. Опять…

– У меня в жизни ведь часто случаются неотложные дела, тем более неприятные, что они разлучают меня с тобой.

– Не надолго? Правда?

– Не знаю. Зависит от обстоятельств. А ты, как я уеду, тут же отправляйся погостить в монастырь.

– Чго ж делать, раз так надо.

– Может быть, тебе там не нравится? – вдруг спросил граф.

– Да нет… Иногда скучно бывает, и затворничество меня тяготит больше всего потому, что я не вижу вас.

Граф опять нежно улыбнулся, тронутый словами дочери, и проговорил слегка дрогнувшим голосом:

– Значит, ты очень любишь своего отца?

– Просто обожаю, потому что он – лучший из отцов! – воскликнула Сюзанна. – Самый лучший! Но у него есть один большой недостаток.

– Какой?

– Он редко со мной бывает.

Это было сказано принужденно веселым тоном, но граф услышал нотки огорчения. Мондье подумал, что надо как-то утешить дочь, однако, посмотрев на часы, тут же вспомнил: Березов!.. Жермена!.. Бамбош!.. Неудавшееся преступление… Надо готовиться к другому!.. Бежать…

И любящий отец, трепетавший за свою дочь, искавший для нее самого надежного убежища за стенами монастыря, этот нежный отец, считавший совершенно обычным делом обесчестить любую девушку, вздохнул, взял в обе руки очаровательную головку Сюзанны, поцеловал и удалился, сказав:

– Ты ведь тотчас же поедешь в монастырь, не правда ли? Слышишь? Сейчас. Прощай, дорогая!

– Прощай, дорогой, любимый папа!

Ровно через пять минут граф был уже в комнате. Он быстро сложил в чемодан заранее подготовленные и упакованные бумаги, дал чемодан в руки Бамбошу и позвонил.

Явился слуга и вопросительно посмотрел на хозяина. Граф сказал, не вдаваясь в объяснения:

– Я уезжаю, стереги дом.

– Месье может быть спокоен и положиться на меня, – ответил слуга.

На площади граф с Бамбошем взяли извозчика.

– На Северный вокзал!

Пробыв некоторое время там, они покинули помещение, возле бульвара сели на другого извозчика и отправились на шоссе д'Антен к тем домам, что отделяют улицу Прованс от улицы Жубер. Там граф вышел первым и сказал Бамбошу:

– Пусть этот извозчик отвезет тебя до улицы Трините, там его отпустишь и доберешься пешком с чемоданом до улицы Прованс, дом два, спросишь месье Тьери.

– Понял, патрон.

Затем граф, как бы прогуливаясь по улице Жубер, добрался до ее середины, позвонил в дом весьма скромного вида и поднялся на четвертый этаж, как человек, хорошо знакомый с местом.

Пятнадцать минут спустя Бамбош спрашивал у консьержки в доме два по улице Прованс:

– Скажите, я могу увидеть месье Тьери?

– Третий этаж, дверь направо.

Молодой человек быстро поднялся и позвонил. Открыл довольно тучный человек, ни о чем не спрашивая, сказал:

– Прошу вас.

Они миновали две комнаты, обставленные во вкусе зажиточного буржуа, и остановились в третьей, служившем одновременно рабочим кабинетом и гостиной.

Бамбош с острым любопытством уставился на неизвестного, одетого в просторный кашемировый[33] халат. Парень несомненно никогда не видал раньше этого крепко сложенного полноватого господина в очках с золотой оправой, со спокойным благодушным лицом, обрамленным пышными седеющими бакенбардами и густыми седыми волосами, зачесанными хохолком, как у покойного месье Тьера[34]. Перстень и запонки с крупными бриллиантами, высокий воротничок и белый галстук вокруг шеи… в общем, вид старого провинциального нотариуса или рантье[35] образца 1860 года.

Бамбош стоял в замешательстве, не зная, как следует ему себя вести, как заговорить, поскольку хозяин к нему не обращался. И вдруг он услышал два слова, поразившие его словно выстрел из пистолета над самым ухом:

– Садись, Бамбош.

Эти слова незнакомец произнес голосом графа.

Полное преображение, совершившееся за каких-нибудь пятнадцать минут, совершенно потрясло графского прихвостня.

Изумление Бамбоша понравилось графу Мондье, польстило его самолюбию, и он сказал добродушным тоном:

– Да, это я.

– Черт возьми!.. Это потрясающе… Право, вы сильны, патрон!

– Хотя бы для того, чтобы исправлять ошибки учеников.

– Вы насчет князя… Я старался как только мог… Мы его еще подловим!..

Непременно. Только думаю, что в его лице мы имеем дело с сильным противником. Вот почему я так постарался замести свой след и заставить думать, будто уехал надолго.

– Я получил хороший урок и не забуду его!

– Необходимо, чтобы через два дня проклятый русский был мертв!

– Каким образом, патрон?.. Скажите… Я исполню.

– Что ты делаешь сегодня вечером, Бамбош?

– Ничего особенного… Жду ваших приказаний. Если бы я был свободен, то пошел бы с моим приятелем Брадесанду на празднование новоселья к одной дамочке высокого полета – к Регине Фейдартишо.

– Сливки полусвета… Модная кокотка… Он хорошо устроился, твой приятель. Андреа – по кличке Рыжая, его подруга, парня ведет куда следует. Насколько мне известно, Андреа содержит барон Ги де Мальтаверн… а он живет на авеню Бокур, позади дома Березова, фасад княжеского особняка украшает улицу Ош.

– Черт!.. Мне пришла мысль!

– Надо узнать, не выходят ли окна дома Ги в сад дома Березова?

– Точно знаю, что выходят, – сказал Бамбош. – Все лакеи дома Березова потешаются, слушая сцены, какие закатывает барону Андреа – достойная дочь дражайшей мамаши Башю, которую она покинула там… в грязной питейной Лишамора, моего приемного отца.

Ответ Бамбоша тотчас зародил в мозгу графа, столь способном ко всякого рода комбинациям, смелый план действий. Подумав еще немного, он сказал:

– У тебя еще есть время, чтобы достать парадный костюм вместо ливреи, она, должно быть, очень тебе неудобна.

– Это правда. Быть лакеем – не мое призвание.

– Когда оденешься как джентльмен, возвращайся сюда, я сам отведу тебя в дом Регины и представлю дамам… Кстати, ты пойдешь к Андреа и скажешь ей, что она должна при любых условиях, живая или мертвая, быть на этой вечеринке у Регины и непременно привести туда Ги де Мальтаверна. Если она станет колебаться, скажи ей просто. «Это приказ!»