"Том 6" - читать интересную книгу автора (Лесков Николай Семенович)VIIIНе успел осторожно шагавший казак Керасенко отворить хлев, где горестно завывала недовольная причиняемым ей беспокойством свинья, как на него из непроглядной темноты упало что-то широкое да мягкое, точно возовая дерюга, и в ту же минуту казака что-то стукнуло в загорбок, так что он упал на землю и насилу выпростался. Удостоверившись, что свинья цела и лежит на своем месте, Керасенко припер ее покрепче и пошел к хате досыпать ночь. Но не тут-то было: не только самая хата, но и сени его оказались заперты. Он туда, он сюда — все заперто. Что за лихо? Стучал он, стучал; звал, звал жинку: — Жинка! Христя! отопри скорее. Керасивна не откликалась. — Тпфу ты, лихая баба: чего это она вздумала запереться и так скоро заснула! Христя! ей! жинка! Отчини! Ничего не было: словно все замерло; даже и свинья спит, и та не хрюкает. «Вот так штука! — подумал Керасенко, — ишь как заснула! Ну да я вылезу через тын на улицу да подойду к окну; она близко у окна спит и сейчас меня услышит». Он так и сделал: подошел к окну и ну стучать, но только что же он слышит? — жена его говорит: — Спи, человиче, спи: не зважай на то, що стучит: се чертяка у нас ходыт! Казак стал сильнее стучать и покрикивать: — Сейчас отчини, или я окно разобью. Но тут Христя рассердилась и отозвалась: — Кто это смеет в такую пору к честным людям стучаться? — Да это я, твой муж. — Какой мой муж? — Известно какой твой муж — Керасенко. — Мой муж дома, — иди себе, иди, кто ты там есть, не буди нас: мы с мужем вместе обнявшись спим. «Что это такое? — подумал Керасенко, — неужели я все сплю и во сне вижу, или это взаправду деется?». И он опять застучал и начал звать: — Христя, а Христя! да отопри на божию милость. И все пристает, все пристает с этим; а та долго молчит — ничего не отвечает и потом опять отзовется: — Да провались ты совсем, — кто такой привязался; говорю тебе, мой муж дома, со мною рядом обнявшись лежит, — вот он. — Это тебе, Христя, може показывается? — Эге! спасиби тебе на том! Що же, хиба я така дурна, чи совсем нечувствительна, що ни в чем толку не знаю? Нет, мне это лучше знать, що показывается, а що не показывается. Вот он, вот мой чоловик, у меня совсем близенько… вот я его и перекрещу: господи Иисусе, а вот и поцелую: и обниму и опять поцелую… Так добре нам вместе, а ты, недобрый потаскун, иди себе сам до своей жинки — не мешай нам спать и целоваться. Добра ничь — иди с богом. «Фу ты, сто чертов твоему батькови: что это за притча! — пожимая плечами, рассуждал Керасенко. — Чего доброго, я, перелезши через тын, не обознался ли хатою. Только нет: это моя хата». Он отошел на другую сторону широкой деревенской улицы и стал считать от колодца с высоким журавлем. — Первая, вторая, третья, пятая, седьмая, девятая… Вот это и есть моя девятая. Пришел: опять стучит, опять зовет, и опять та же история: нет-нет отзовется женский голос, и все раз от раза с бо#769;льшим неудовольствием и все в одном и том же смысле: — Иди прочь: мой муж со мною. А голос Христи — несомненно ее голос. — А ну, если твой чоловик с тобою, — пусть он заговорит. — Чего ему со мною говорить, як мы уже все обговорили. — Да я хочу послушать: есть ли там у тебя чоловик? — А вже же есть: вот ты слухай, як мы станем целоваться. — Тпфу, пропасти на них нет: в самом деле целуются, а меня уверяют, что я — не я, и куда-то совсем прочь домой посылают. Но погоди же: я не совсем глупый — я пойду соберу людей, и пусть люди скажут: мой это дом или нет, и я или кто другой муж моей жинки. — Слушай, Христя: я пойду людей будить. — Да иди, иди, — отвечает голос, — только от нас отчепысь: мы вот двоечко нацеловались и смирненько обнявшись лежим, и хорошо нам. А до других ни до кого и дела нет. Вдруг и другой, несомненно мужской голос то же самое утверждает: — Мы двоечко нацеловались и теперь смирненько обнявшись лежим, а ты ступай к черту! Ничего больше не оставалось делать: Керасенко убедился, что в его звании под бок к Христе подкатился кто-то другой, и он пошел будить соседей. |
||
|