"Прыжок рыси" - читать интересную книгу автора (Приходько Олег Игоревич)8«Каяться никогда не поздно, — философствовал Козлов, расхаживая по комнате в одних трусах. Было три часа ночи. — Украл — покаялся, убил — покаялся. Какая может быть мораль, Евгений? Откуда она взялась — из Библии, что ли?.. Чушь! Библии, почитай, двадцать веков, а люди как убивали друг друга, так и продолжают убивать. Да убийцы при этом еще и в наваре остаются! Авель вроде честный парень был — землю там пахал, первый город заложил… нет, ты скажи, Евгений?..» — «Ну, честный, честный», — улыбнулся Евгений, глядя на то, как гость протирает трусами очки. Он лежал на раскладушке и боролся со сном. «Вот!.. А пришел родной братец и убил его за здорово живешь. Двое всего жили на Земле, да и те не ужились. А что же Бог? Покарал убивца?.. Мне б такую кару — вечную жизнь! Выходит, одобряет Седобородый насилие? Нравится ему. Так что зло закономерно, в нас во всех — задатки жестокости, потому что все мы — потомки Каина…» Библейская эта метафора Евгению запомнилась, но ни к чему она относилась, ни чем кончился тот ночной, двухмесячной давности разговор, он теперь не знал. «Мне б такую кару — вечную жизнь…» — все прокручивал и прокручивал в памяти случайно оброненную Пашкой фразочку, звучавшую после известия о его смерти почти мистически. Он шел по оттаявшей, умывавшейся в беспрестанной мороси Москве куда глаза глядят, протискивался сквозь встречную толпу, сливался с попутной — лишь бы не быть одному. Выгуляться — верный способ душевного похмелья. На четыре шага вдох, на восемь — выдох, на четыре — вдох, на восемь… Неожиданная, как инфарктный толчок, мысль заставила Евгения остановиться. А что, если Пашка Козлов, следуя логике Каменева, тоже остался на его совести?.. Ведь болело же что-то у парня, сильно болело, раз не преминул он поделиться этой болью со случайным попутчиком? И домой он не спешил — явно оттягивал время отъезда… «Убийц его, конечно, не найдут, — думал Евгений, продолжая путь в никуда, — точнее, не раскроют, потому что знают наверняка». По сравнению со своим недавним попутчиком у него еще оставался шанс пережить ненастье. Горькая обида, нанесенная Каменевым, при воспоминании об убитом журналисте стала еще горше: «Неужели и ты, Козлов?.. Чужой совсем, без году неделю знакомый, так отчаянно стремился пробиться ко мне, а я не внял, не захотел расслышать… Неужели и ты (будь проклят тот день и час, когда мы оказались в одном купе!), уйдя в могилу, будешь держать меня за горло? Но ведь я не Каин, я не убивал тебя!.. Как не убивал Петра и Кольку, Хобота и Светлану, и старика Джека Батурина. Не предавал Валерию и Шерифа…» «Ну как же не убивал, не предавал, — ответствовал Внутренний Голос. — А разве Колька не в твоей машине взорвался? Разве не в тебя через занавесочку метили, когда попали в старика?» Можно было сопротивляться и приводить доводы в свою защиту, можно было пить до забытья, но кому лгать и сколько может продолжаться эта ложь? Самому себе и до конца дней? ' То ли острое желание спрятаться куда-нибудь от людских глаз, то ли действительно наступила пора оглянуться, а может — близость к вокзалу, куда вынесла его судьба в образе многоликой толпы, а скорее и то, и другое, и третье, и много еще чего, взятое вместе, подвели Евгения к кассе. — Билеты есть? — Куда? Хотел сказать «куда-нибудь»… — В Приморск? — сорвалось с языка. И тут, впервые за много дней, прошедших с тех пор, как он помахал Валерии в окошко уходящего в безвестность поезда, Евгений почувствовал облегчение — спокойную уверенность перед новым барьером, еще неведомым, но уже начавшим обретать реальные очертания. — На какое число? — На завтра. |
||
|