"Смертельный бизнес" - читать интересную книгу автора (Керник Саймон)

Глава 2

Когда-то я был знаком с парнем по имени Том Дарк. Все звали его Безбашенный Том. Он покупал и продавал ворованные вещи. Если ты стырил что-то — не важно что, — Безбашенный Том заплатит тебе за это и обязательно найдет вещи покупателя. Еще он подрабатывал, сливая информацию полиции, и тут тоже был очень хорош, особенно если вспомнить, скольких людей он заложил. Секретом его успеха было обаяние — Тома все любили, в его компании было интересно. Сам он частенько приговаривал, что нужно не просто слушать, а внимательно слушать. Том никогда не задавал слишком много вопросов и при этом знал о жизни преступного мира Северного Лондона практически все. Но его поведение было настолько безупречно, что даже когда криминальные авторитеты шли на дно, как перегруженные корабли, давшие течь, никто даже не подозревал, что Томми приложил к этому руку.

Как-то раз я спросил его, почему он стал информатором. Почему он, выражаясь уличным языком, стучит на тех, кто считает его другом? Том и похож-то не был на стукача, казался порядочным парнем, человеком, который был выше мелких подлостей. На это у Томми было два ответа.

Первый — самый очевидный: деньги. За информацию о преступниках хорошо платили, а Томми нужны были наличные. Он собирался вскоре выйти из игры, пока не пришлось попрощаться со свободой: Томми верил, что чем чаще полиция использует новые технологии для борьбы с преступностью, тем больше шансов прогореть у него, мелкого мошенника. Он не хотел испытывать судьбу и считал, что нужно ковать железо пока горячо. Его скромной целью было накопить пятьдесят тысяч фунтов и затем отойти от дел.

Второй ответ заключался в том, что если не он, то кто-нибудь другой сделает это. Все, кто не в ладах с законом, печально известны своей хвастливостью. Так как они не могут похвастаться своими подвигами перед всем миром, опасаясь возмездия, им остается только хвастаться друг перед другом. И так как все, кто вращается в этих кругах, по природе своей мошенники — как однажды точно подметил Томми: «Честных воров не бывает» — рано или поздно кто-то стучал на болтуна, как только речь заходила о хороших деньгах. Том Дарк просто старался не щелкать клювом и быть первым.

Вот таким расчетливым парнем был Томми. Нет смысла отказываться от сделки, если в конце концов ее все равно заключит кто-то другой, да и деньги никогда не бывают лишними. Я думал об этом в ту дождливую ночь по дороге домой. Если бы я не убил тех ребят, их уложил бы кто-то еще. Эти люди умерли бы независимо от того, какое решение я бы принял. Вращаясь в таких кругах, где твои враги могут заплатить за твою смерть, нужно быть готовым к последствиям. Так я оправдывал свой поступок, и так Томми всегда оправдывал свое поведение, и ему это не повредило, а даже наоборот, очень помогло. Ходили слухи, что сейчас он живет на Филиппинах. Накопил свои пятьдесят тысяч, а скорее всего, даже больше, вложил их в пляжный бар и маленькую гостиницу на одном из островков. Пару лет назад он прислал мне оттуда открытку, на которой красочно описал прелести неторопливой жизни в тропиках и просил дать ему знать, если мне когда-нибудь захочется поработать в его краях.

Уже не раз мне хотелось воспользоваться его предложением.

Было почти одиннадцать, когда я добрался до дома, которым мне тогда служила съемная квартира с одной спальней на южной окраине Ислингтона, недалеко от Сити-роуд. Я промерз до костей, поэтому первым делом принял горячий душ, потом налил себе красного вина и уселся с бокалом на диване в гостиной.

Я включил телевизор и закурил, в первый раз за этот день позволяя себе расслабиться. Медленно и глубоко затянулся, наслаждаясь тем, что потенциально опасная работа была выполнена успешно. Переключив пару каналов, я остановился на выпуске новостей. В нем говорилось о сегодняшнем убийстве. Быстро сработали, подумал я.

В таких делах все решают цифры. Убьешь одного человека и вряд ли окажешься на третьей полосе газеты. Убьешь троих, желательно в людном месте, — готова сенсация! Наибольшей популярностью у народа пользуются мафиозные разборки. Так людям интереснее жить: новости об убийствах воспринимаются как развлечение, потому что они не касаются никого лично. Громкое убийство — идеальная тема для разговора.

Детали происшествия пока что были еще очень туманны. Программу, которую я смотрел, молоденькая девушка-репортер вела прямо с места преступления. Ей было холодно, но то, что она делает сенсационный репортаж, очевидно, приводило ее в восторг. Ведь в мире телеведущих незаурядные новости — это дополнительное очко в продвижении по карьерной лестнице. Все еще шел дождь, но уже не так сильно, как раньше, — под таким, кажется, промокаешь быстрее, чем под ливнем. Камера снимала с дальнего края стоянки; отсюда за яркими ограждениями в двадцати ярдах за спиной репортера можно было разглядеть «чероки». Рядом с машиной толпились полицейские и судмедэксперты в спецодежде.

Репортаж не занял много времени. Девушка подтвердила, что было убито три человека. Личности убитых пока не установлены. Предположительно, все они были застрелены. Затем она подошла к заместителю управляющего гостиницы — высокому, прыщавому молодому человеку в очках, который, казалось, только что закончил школу, — и спросила, что он думает о происшедшем. Его ответы пролили мало света на ситуацию. Он рассказал, что был в приемной гостиницы, когда услышал несколько глухих хлопков (они все так говорят), доносившихся с парковки на заднем дворе, но не придал им особого значения, а потом одна из девочек, работающих на кухне, вбежала в холл гостиницы, испуганно крича, что произошло убийство. Тогда заместитель управляющего без колебаний отправился на место преступления, где и обнаружил мою ювелирную работу. Затем он позвонил в полицию.

— Мы все были потрясены, — сказал он журналисту. — Никто не ожидал, что такое может произойти в тихом местечке, подобном нашему.

Все так говорят.

Девушка поблагодарила его за интервью и, повернувшись к камере, на одном дыхании выпалила, что будет держать нас в курсе расследования. Потом она замолчала и снова показали студию. Думаю, благодаря мне у нее был удачный день.

Я пригубил вино и переключился на «Дискавери чэннел». Там шла передача о гигантских белых акулах. Какое-то время я сидел и смотрел, особенно не вникая в смысл. Несмотря на попытки избавиться от воспоминаний о сегодняшних событиях, было тяжело не думать об убийствах. Только теперь до меня стала доходить вся чудовищность того, что я сделал. Раз — и трех человек больше нет. Я чувствовал, что преступил какую-то черту. Мне дважды приходилось до этого убивать, но только при совершенно других обстоятельствах.

Первый раз это случилось двенадцать лет назад. Меня и еще нескольких вооруженных полицейских послали в Харингей. Мужчина угрожал пистолетом и ножом для разделки мяса своей гражданской жене и двум маленьким детям. С ним пытались вести переговоры по телефону, но парень слишком сильно накачался наркотиками, кричал в трубку что-то бессвязное и ситуация зашла в тупик.

Сидеть в осаде — самое утомительное и бессмысленное задание, которое только может получить полицейский. Ты практически не контролируешь ход событий и поэтому находишься в постоянном напряжении: а вдруг сейчас что-то случится? Но, как правило, ничего не происходит. Подозреваемый продумывает свои действия, в конце концов понимает, что он в ловушке и выйти сможет только либо в наручниках, либо в гробу, освобождает заложников и сдается. Такая ситуация навевает тоску, потому что в ней всегда хочется сделать что-нибудь, чтобы все скорее закончилось, но в большинстве случаев ты ничего сделать не можешь.

В день осады в Харингее стояла жуткая жара. Было душно. Мы торчали там уже целый час. Дом с заложниками был окружен со всех сторон. Вдруг, без всякого предупреждения, преступник появился в окне, выходящем на улицу. Обнаженный выше пояса, он держал в руке пистолет. Это был довольно крупный мужчина с пивным животиком и вытатуированным на груди орлом. Он крикнул что-то из-за стекла, потом открыл форточку и, высунув голову, стал опять кричать что-то, но по-прежнему невразумительно. Я находился на улице за машиной в десяти ярдах от этого сумасшедшего. Еще один полицейский сидел пригнувшись рядом со мной. Он был лет на пятнадцать старше меня, и его звали Ренфрю. Помню, пару лет спустя он вышел на пенсию, после того как его полоснули «розочкой» по лицу, когда он пытался разнять дерущихся в баре. Ренфрю сквозь зубы проклинал парня, взявшего заложников. Была бы его воля, он бы наверняка уже пристрелил его. А почему бы и нет? Какая миру польза от наркомана, который в своей жизни сделал скорее больше зла, чем добра? Но Ренфрю был профессионал. И, как большинство копов, он никогда не забывал о пенсии, а потому он никогда не сделал бы ничего, что могло бы негативно сказаться на его карьере. У меня же в те дни еще оставались какие-то идеалистические убеждения. Я не думал о пенсии. Я думал о жене этого ублюдка и двух его детях, запертых в доме с непредсказуемым маньяком.

Я слышал все, что говорили по рации те, кто руководил операцией. Старший офицер приказал не стрелять, переговоры еще не закончились. «Не сводите с него глаз, но не стреляйте», — повторил он.

И вдруг наш сумасшедший поднял пистолет и прицелился в нашу сторону. Старший офицер что-то прошипел в моем наушнике, но я не разобрал слов. Казалось, что подозреваемый вот-вот спустит курок. Я знал, что ему не достать меня оттуда, где он стоял. У меня было хорошее прикрытие, а он слишком сильно накачался, чтобы метко стрелять, но я все равно нервничал. Нервничал и злился. Этот урод просто бравировал своей силой, зная, что мы будем стоять как беспомощные пугала, не смея преступить установленные для подобных ситуаций правила. Эта мысль стала последней каплей.

И я выстрелил из браунинга. Два раза. Пули попали мужику в грудь, одна задела сердце. Вскрытие подтвердило, что любая из них привела бы к летальному исходу. Думаю, он умер мгновенно, еще до того, как ему оказали первую медицинскую помощь.

Мне предложили пройти курс психологической реабилитации. Я согласился, потому что догадывался, что если не соглашусь, получится, что мне наплевать на то, что я убил человека. Не думаю, что этот курс принес мне какую-то пользу, в основном потому, что мне действительно было совершенно наплевать на то, что я убил его. По правде говоря, я был доволен собой. Преступник хотел убить меня, но я оказался первым. Психологу, конечно, я ничего такого не сказал. Наплел ему про то, как мне искренне жаль, что, выполняя свой долг, я отнял жизнь у человека. Думаю, именно это от меня и хотели услышать.

Потом было служебное расследование и я давал показания. А после того как выяснилось, что пистолет парня был всего лишь пугачом, прошел слух о том, что дело может дойти до следствия. Меня отстранили от выполнения служебных обязанностей на два месяца, хорошо хоть зарплату не урезали. На второй день расследования, выходя из участка через боковую дверь, я столкнулся с гражданской женой убитого и ее братом. Она плюнула мне в лицо и назвала убийцей, а ее брат съездил мне по уху. Один из моих напарников вмешался и предотвратил драку, но этот случай научил меня двум вещам. Во-первых, никогда не надеяться на поддержку людей, которым пытаешься помочь. Политики лучше других знают, как недолговечна любовь избирателей: сегодня они возносят тебя на пьедестал, а завтра низвергают с него, осыпая проклятьями. Во-вторых, вообще ни от кого не ждать поддержки. В этом мире нужно привыкнуть к тому, что ты всегда сам по себе.

Официально мне так и не было предъявлено обвинение в убийстве тридцатитрехлетнего Дарена Джона Рида (который, как выяснилось, проходил у нас в качестве обвиняемого по двадцати девяти делам, девять из которых были связаны с насилием, из них четыре — в отношении его жены), хотя могло быть и иначе. Я был отстранен от всех операций с использованием огнестрельного оружия, мне запретили иметь табельное оружие, и мое продвижение по карьерной лестнице резко замедлилось. Я сделал вывод, что с преступностью выгодно иметь дело, только если ты сам преступник.

Я неплохой человек — не важно, что думают те, кто выносит приговоры. Я пришел в полицию, думая, что смогу изменить мир, и искренне хотел засадить всех нарушителей закона за решетку, заставить их отвечать за совершенные преступления. После того как я подстрелил Рида, мой пыл стал потихоньку остывать. Думаю, я наконец осознал то, что не является секретом для всех адвокатов защиты: закон в его практическом применении вне зависимости от того, с какими благими намерениями он был написан, только помогает преступникам избежать наказания, чинит препятствия правосудию и ни во что не ставит потерпевшего.

С таким циничным отношением к миру мне не составило труда найти себе плохую компанию. Плохая компания в моем случае оказалась самой плохой из тех, что могла бы быть. Хотя, когда я получил первый заказ от Реймонда Кина, одного из самых известных предпринимателей Северного Лондона, я и не подозревал, во что благодаря этому вляпаюсь.

С Реймондом Кином меня связывают деловые отношения уже семь лет. Начиналось все довольно безобидно. Пара дельных советов, звонок, предупреждающий о готовящейся полицейской операции, партия наркоты, пропавшая из полицейского участка и проданная по сходной цене. Мелкие услуги, которые, подобно раковой опухоли, неизбежно разрослись в большие дела. Я даже не сильно удивился, когда два года назад он попросил меня убить одного бизнесмена. Тот задолжал Реймонду денег и отказывался платить, делая вид, что никакого долга не существует. Одна из его фирм занималась распространением детской порнографии. Реймонд хотел избавиться от него и предложил десять тысяч за мои услуги.

— Вот увидишь, как потом тряхнет всех кредиторов, — сказал он.

Я не знал, сколько кредиторов последуют его примеру и решат списать долги своих должников таким необычным образом. Но десять тысяч — приличные деньги, особенно если ты живешь на жалование копа, а парень, которого заказывал Реймонд, похоже, был далеко не святой. Поэтому как-то вечером я подкараулил его у гаража. Он направлялся к своей машине, я вышел из тени и последовал за ним. Когда он открыл дверь гаража, я приставил глушитель к его лысой голове и спустил курок. Одной пули было достаточно, но я выстрелил еще раз для верности. Пиф-паф — и готово, а я стал на десять тысяч богаче. Проще некуда.

Но три убийства за один раз? Данни был прав, вокруг этого дела будет много шума. Реймонд, который заварил всю эту кашу, казалось, вообще не беспокоился о том, что его причастность к делу может обнаружиться. Он никогда ни о чем не волновался. В его бизнесе это, как я понимаю, считается скорее достоинством, чем недостатком.

Темнело. Вино кончилось, я выпил стакан воды из-под крана, чтобы ночью не хотелось пить, и пошел спать. Мысленно возвращаясь в тот вечер, я припоминаю, что уже тогда у меня было предчувствие, что вся эта ситуация добром не кончится. Но я не позволял себе в этом признаться. Реймонд Кин заплатил мне сорок штук за убийство этих людей. Огромные деньги, даже за вычетом двадцати процентов, которые причитались Данни. Достаточно, чтобы найти оправдание для многих вещей.

Но все же недостаточно, чтобы оправдать все последующие события.