"Хранители" - читать интересную книгу автора (Толкин Джон Рональд Руэл)

Глава 6 ВЕКОВЕЧНЫЙ ЛЕС

Фродо вскочил как встрепанный. В комнате было темно; Мерри стоял в коридоре со свечою в руке и громко барабанил по приоткрытой двери.

– Тише! Что случилось? – заплетающимся со сна языком испуганно выговорил Фродо.

– Еще спрашивает! – удивился Мерри. – Вставать пора, половина пятого. На дворе непроглядный туман. Вставай, вставай! Сэм уже завтрак готовит. Пин и тот на ногах. Я пошел седлать пони. Разбуди лежебоку Толстика, пусть хоть проводит нас.

К началу седьмого все пятеро были готовы в путь. Толстик зевал во весь рот. Они бесшумно выбрались из дому и зашагали по задней тропке вслед за Мерри, который вел тяжело навьюченного пони, – через рощицу, потом лугами. Листья влажно лоснились, с каждой ветки капало, и холодная роса серым пологом заволакивала траву. Стояла тишь, и дальние звуки слышались совсем рядом: квохтали куры, хлопнула чья-то дверь, заскрипела калитка.

Пони были в сенном сарае: крепкие, один к одному, медлительные, но выносливые, под стать хоббитам. Беглецы сели поудобнее, тронули лошадок – и углубились в густой туман, который словно нехотя расступался перед ними и смыкался позади. Ехали шагом, час или около того: наконец из мглы неожиданно выступила Городьба, высокая, подернутая серебристой паутиной.

– Ну, и как же вы через нее? – спросил Фредегар.

– За мной! – отвечал Мерри. – Увидишь.

Он свернул налево и поехал вдоль Городьбы, которая вскоре отошла назад краем оврага. В овраг врезался пологий спуск, глубже, глубже – и становился подземным ходом с кирпичными стенами. Ход нырял под Ограду и выводил в овраг на той стороне.

Толстик Боббер осадил пони.

– Прощай, Фродо! – воскликнул он. – Зря ты в Лес пошел, гиблое это место, сегодня же в беду, чего доброго, попадете. А все-таки желаю вам удачи – и сегодня, и завтра, и всегда!

– Если б у меня только и было впереди, что Вековечный Лес, я был бы счастливчиком, – отозвался Фродо. – Гэндальфу передай, чтоб торопился к Западному Тракту: мы тоже из лесу туда, и уж там припустимся! Прощай! – Тут его голос заглушило эхо, и Фредегар остался наверху один.

Ход был темный, сырой и упирался в железные ворота. Мерри спешился и отпер их, а когда все прошли – захлопнул. Ворота сомкнулись, и зловеще кляцнул запор.

– Ну вот! – сказал Мерри. – Путь назад закрыт. Прощай, Хоббитания, перед нами Вековечный Лес.

– А про него правду рассказывают? – спросил Пин.

– Смотря что рассказывают, – отвечал Мерри. – Если ты про те страсти-мордасти, какими Толстика пугали в детстве, про леших, волков и всякую нечисть, то вряд ли. Я в эти байки не верю. Но Лес и правда чудной. Все в нем какое-то настороженное, не то, что в Хоббитании. Деревья здесь чужаков не любят и следят-следят-следят за ними во все... листья, что ли? – глаз-то у них нет. Днем это не очень страшно, пусть себе следят. Бывает, правда, иногда – одно ветку на тебя обронит, другое вдруг корень выставит, третье плющом на ходу оплетет. Да это пустяки, а вот ночью, мне говорили... Сам-то я ночью был здесь раз или два, и то на опушке. Мне казалось, будто деревья шепчутся, судачат на непонятном языке и сулят что-то недоброе; ветра не было, а ветки все равно колыхались и шелестели. Говорят, деревья могут передвигаться и стеной окружают чужаков. Когда-то они даже к Городьбе подступали: появились рядом с нею, стали ее подрывать и теснить, клонились на нее сверху. Тогда хоббиты вышли, порубили сотни деревьев, развели большой костер и выжгли вдоль Городьбы широкую полосу. Лес отступил, но обиды не забыл. А полоса и сейчас еще видна – там, немного подальше в лесу.

– Деревья – и всё? – опять спросил Пин.

– Да нет, еще водятся будто бы разные лесные чудища, – ответил Мерри, – только не тут, а в долине Ветлянки. Но тропы и здесь кто-то протаптывает: зайдешь в лес, а там, откуда ни возьмись, тропа, и вдобавок неверная – леший ее знает, куда поведет, да каждый раз по-разному. Тут раньше была одна неподалеку – хотя теперь, может, и заросла – большая тропа к Пожарной Прогалине и за ней вела наискось, примерно в нужную сторону, на северо-восток. Авось разыщу.

Из нескончаемого оврага вывела наверх, в лес, еле заметная дорожка; вывела и тут же исчезла. Въезжая под деревья, они оглянулись: позади смутной полосой чернела Городьба – вот-вот скроется из виду. А впереди были только стволы и стволы, впрямь и вкривь, стройные и корявые, гладкие и шишковатые, суковатые и ветвистые, серо-зеленые, обомшелые, обросшие лишайником.

Не унывал один Мерри.

– Ты ищи, ищи свою большую тропу, – хмуро понукнул его Фродо. – Того и гляди, растеряем друг друга или все вместе заплутаемся!

Пони наудачу пробирались среди деревьев, осторожно ступая между извилистыми, переплетающимися корнями. Не было никакого подлеска, никакого молодняка. Пологий подъем вел их в гору, и деревья нависали все выше, темнее, гуще. Стояла глухая тишь; иногда по неподвижной листве перекатывалась и шлепалась вниз набрякшая капля. Ветви словно замерли, ниоткуда ни шелеста; но хоббиты понимали, что их видят, что их рассматривают – холодно, подозрительно, враждебно. Причем все враждебнее да враждебнее: они то и дело судорожно оборачивались и вскидывали головы, точно опасаясь внезапного нападения.

Тропа не отыскивалась, деревья заступали путь, и Пин вдруг почувствовал, что больше не может.

– Ой-ой-ой! – жалобно закричал он во весь голос. – Я ничего худого не замышляю, пропустите меня, пожалуйста!

Все в испуге застыли, но крик не раскатился по лесу, а тут же заглох, точно придушенный. Ни эха, ни отзвука: только лес сгустился плотнее и зашелестел как будто злорадней.

– Не стал бы я на твоем месте кричать, – сказал Мерри. – Пользы ни на грош, а навредить может.

Фродо подумал, что, наверно, пути давно уже нет и что зря он повел друзей в этот зловредный лес. Мерри искал взглядом тропу, но очень неуверенно, и Пин это заметил.

– Ну, ты прямо с ходу заблудился, – проворчал он, а Мерри в ответ облегченно присвистнул и показал пальцем вперед.

– Да, дела! – задумчиво проговорил он. – Деревья ведь, а на месте не стоят. Вон она, оказывается, Пожарная-то Прогалина, а тропа к ней – ух, куда ушла!

Путь их светлел, деревья расступались. Они вдруг вынырнули из-под ветвей и оказались на широкой поляне. Над ними раскрылось небо, неожиданно голубое и чистое. Солнце не успело подняться высоко, но уже слало вниз приветливые лучи. Листва по краям Прогалины была гуще и зеленее, словно отгораживала ее от леса. На Прогалине не было ни деревца: жесткая трава, а среди нее торчал квелый болиголов, бурый бурьян, вялая белена и сухой чертополох. Все опадало и осыпалось; всему был черед стать прахом; но после чащоб Вековечного Леса здесь было чудо как хорошо.

Хоббиты приободрились; солнце поднялось, небо засияло над ними, и хлынул дневной свет. В дальнем конце Прогалины вдруг ясно обозначилась тропа среди деревьев. Она уходила в лес, вверх по склону; над нею нависали густые ветви, то сходясь вплотную, то раздвигаясь.

Но теперь они ехали веселее и куда быстрее прежнего, в надежде, что Лес смилостивился и все-таки пропустит их. Однако не тут-то было: вскоре тайное лиходейство стало явным. Спертый воздух напитался духотой, деревья стиснули их с обеих сторон и заслонили путь. Каждый шаг давался с трудом, копыта пони утопали в грудах прелых листьев, запинались за скрытые корни, и в тишине стук этот глухо отдавался в ушах, Фродо грызла тревога и угнетала тоска; он корил себя за легкомыслие и уж совсем было собрался повернуть всех вспять (то есть неведомо куда) – как вдруг тягостный подъем кончился, деревья раздвинулись и выпустили путников на ровную поляну, а тропа побежала напрямик к зеленому холму, который возвышался над Лесом, точно бритая макушка над вздыбленными волосами.

Наконец-то можно было по-настоящему оглядеться! Тропа вела по склонам вкруговую, и хоббиты нескоро оказались на вершине, в синеватой солнечной дымке, застилавшей кругозор.

– Вон там, – показал Мерри, – течет Ветлянка, с Курганов на юго-запад, в самую глубь Леса, прорезает его и впадает в Брендидуим. Вот куда нам больше всего не надо – говорят, от реки-то и есть главное лесное колдовство.

Было уже около одиннадцати, солнце припекало, и осенняя дымка стелилась все гуще. На западе не видать было ни Городьбы, ни речной долины за нею. И сколько ни глядели они на север, не могли найти взглядом Великого Западного Тракта. С четырех сторон неподвижными волнами окружал их Лес. Разумнее всего было присесть и пополдничать – так они и сделали.

Подкрепив силы и собравшись с духом, они поехали вниз. Тропа, которой они поднялись на холм, устремилась от подножия к северу; однако не успели они обрадоваться, как заметили, что их медленно, но верно уводит вправо, на юго-восток. Скоро тропа пошла под уклон, должно быть к долине Ветлянки, то есть совсем уж в ненужную сторону. Посовещавшись, они решили свернуть в чащу на север, к невидимому Тракту: там и земля посуше, и деревья пореже, обыкновенные елки да сосны, не то что здесь – дубы, буки, грабы и совсем уж какие-то загадочные, древние породы.

Поначалу казалось, что решили они правильно: даже и поехали опять быстрее, хотя, когда солнце пронизывало листву, светило оно чуть ли не сзади. Опять начали сходиться деревья, такие разреженные издали. Откуда ни возьмись, глубокие рытвины пересекали путь, будто гигантские колеи, заброшенные рвы или овраги, поросшие репейником. И все почему-то справа: обойти их не было возможности, надо было перебираться, а внизу частая поросль и густой терновник – вправо и не пробуй, а влево расступается. Еле-еле выбрались наверх, а там темной стеною теснились деревья: налево и в гору не пускали, так что хоббиты поневоле шли направо под гору.

Через час-другой они потеряли направление – знали только, что идут не на север. Кто-то вел их, и они покорно брели в глубь Леса – в самую глубь.

Солнце клонилось к западу, когда они угодили в рытвину шире и глубже всех прочих. Влево и наверх пути не было; не бросать же пони вместе с поклажей! Спешившись, они побрели вправо и вниз: почва стала мягкая, иногда чвакала; там и сям струились ручейки, и вскоре путники обнаружили, что идут вдоль широкого ручья по пружинистой болотной тропе. Небо исчезло за густыми ветвями.

Вдруг впереди снова блеснул солнечный свет, они заторопились из Душной мглы – и вышли к реке: камыши, осока, темные струи воды, а дальше другой берег, крутой и скользкий. Светило солнце, в долине теплился дремотный осенний полдень. Шуршали камыши, шелестела осока, перешептывались ивовые ветви.

– Ну, теперь понятно, куда нас занесло! – сказал Мерри. – Совсем не в ту сторону. Это Ветлянка! Пойду-ка я поразведаю.

Он пробежал солнечной полянкой и затерялся в высокой траве. Потом вернулся – как из-под земли вырос – и объявил, что под обрывом, у самого берега, вовсе не топко и есть прекрасная тропа.

– Пойдем по ней влево, – сказал он. – Глядишь, и выберемся на восточную опушку.

Хоббиты спустились к реке и поехали тропкой, которая петляла, юлила, забирала то вправо, то влево, постоянно возвращалась к Ветлянке и явно норовила куда-то их привести. Солнце пекло им спины; наконец тропку перекрыла зыбкая серая тень, какие-то тощие ветви с редкой листвою. Что ни шаг – душней и трудней. Земля словно источала сонливость. Фродо уронил голову на грудь, но сразу же очнулся.

– Взбодритесь! – крикнул он. – Не время спать! Надо как-то выбираться из леса.

Однако спутников его цепенила тяжкая дремота. Сэм зевал и сонно хлопал глазами. Фродо вдруг почувствовал, что засыпает – в глазах у него все поплыло, и неотвязное жужжанье мерзких мух вдруг стихло. Был только легкий шепот, мягкое журчанье, дальний шелест – листья, что ли? Листья, конечно. Он поднял усталые глаза и увидел над собою громадный вяз, древний и замшелый. Вяз раскинул над ними ветви, словно распростер бесчисленные руки – длинные, узловатые, серые. Его необъятный корявый ствол был иссечен черными трещинами, тихо скрипевшими под перешептыванье вялой листвы. Фродо зевнул во весь рот и опустился на траву.

Мерри с Пином еле-еле дотащились до могучего ствола, сели и прислонились к нему возле зияющих трещин. Сэм плелся где-то сзади. Вверху плавно покачивалась сплошная завеса желто-серой листвы. Путники утомленно закрыли глаза и словно бы услышали сквозь дрему: вода у вяза, вода увяжет, вода притянет и в сон затянет... Они уснули, уютно убаюканные журчанием реки, у самого ствола огромного серого вяза.

Фродо изо всех сил отгонял сон, ему даже удалось встать на ноги. Его неодолимо тянуло к воде.

– Погоди-ка, Сэм, – пробормотал он. – Хорошо бы еще ноги... окунуть...

Сэм сидел и клевал носом, изредка почесывая в затылке: как-то все-таки непонятно. Чудно что-то. Солнце еще не село, а они спят и спят. С чего бы это?

– Подумаешь, разморило, это пустяки, – соображал он. – А вот дерево чересчур уж большое, ишь, тоже мне, расшелестелось! Вода, дескать, притянет и в сон затянет – доспишься, чего доброго!

Он стряхнул дремоту, встал и увидел, что Фродо свесился к воде, а длинный цепкий корень потихоньку пригибает его, и Фродо даже не сопротивляется.

Сэм поскорей схватил хозяина за куртку и вытащил из-под корня, а потом кое-как и на сушу. Фродо очнулся и взахлеб закашлялся; носом хлынула вода.

– Представляешь, Сэм, – выговорил он наконец, – дерево-то спихнуло меня в воду! Обхватило корнем и окунуло!

– Что говорить, заспались, сударь, – сказал Сэм. – Отошли бы хоть подальше от воды, если уж так вам спится.

– А наши-то где? – спросил Фродо. – Не заспались бы и они! Сэм с Фродо обошли дерево. Пин исчез. Трещина, у которой он прилег, сомкнулась, словно бы ее и не было. А ноги Мерри торчали из другой трещины.

Сначала Фродо и Сэм били кулаками в ствол возле того места, где лежал Пин. Потом попробовали раздвинуть трещину и выпустить Мерри – безуспешно.

– Так я и знал! – воскликнул Фродо. – Ну что нас понесло в этот треклятый Лес! Остались бы лучше там, в Балке! – он изо всех сил пнул дерево. Еле заметная дрожь пробежала по стволу и ветвям; листья зашуршали и зашептались, словно посмеиваясь.

– Вы небось топора-то, сударь, не захватили? – спросил Сэм.

– Есть, кажется, у нас топорик, ветки рубить, – припомнил Фродо. – Да тут разве такой нужен!

– Погодите-ка! – вскрикнул Сэм, будто его осенило. – А если развести огонь? Вдруг поможет?

– Поможет, как же, – с сомнением отозвался Фродо. – Зажарим Пина, и больше ничего.

– А все же давайте-ка подпалим ему шкуру, авось испугается. – Сэм ненавистно глянул на раскидистый вяз. – Если он их не отпустит, я все равно его свалю – зубами подгрызу! – Он кинулся к лошадям и живо разыскал топорик, трутницу и огниво.

Они натащили к вязу кучу хворосту, сухих листьев, щепок – не с той, конечно, стороны, где были Пин и Мерри. От первой же искры взметнулся огонь, хворост затрещал, и мелкие языки пламени впились в мшистую кору. Древний исполин содрогнулся, шелестом злобы и боли ответила листва. Громко вскрикнул Мерри, изнутри донесся сдавленный вопль Пина.

– Погасите! Погасите! – не своим голосом завопил Мерри. – А то он грозит меня надвое перекусить, да так и сделает!

– Кто грозит? Что там с тобой? – Фродо бросился к трещине.

– Погасите! Погасите скорей! – умолял Мерри.

Ветки вяза яростно всколыхнулись. Будто вихрем растревожило все окрестные деревья, будто камень взбаламутил дремотную реку. Смертельная злоба будоражила Лес. Сэм торопливо загасил маленький костер и вытоптал искры. А Фродо, вконец потеряв голову, стремглав помчался куда-то по тропке с истошным криком: «Помогите! помогите! помоги-и-и-и-те!» Он срывался на визг, но сам себя почти не слышал: поднятый вязом вихрь обрывал голос, бешеный ропот листвы глушил его. Но Фродо продолжал отчаянно верещать – от ужаса и растерянности.

А потом вдруг замолк – на крики его ответили. Или ему показалось? Нет, ответили: сзади, из лесной глубины. Он обернулся, прислушался – да, кто-то пел зычным голосом, беспечно и радостно, но пел невесть что:

– Гол – лог, волглый лог, и над логом – горы!

Сух – мох, сыр – бор, волглый лог и долы!

В надежде на помощь и в страхе перед новой опасностью Фродо и Сэм оба замерли. Вдруг несусветица сложилась в слова, а голос стал яснее и ближе:

Они стояли как зачарованные. Вихрь словно выдохся. Листья обвисли на смирных ветвях. Снова послышалась та же песня, и вдруг из камышей вынырнула затрепанная шляпа с длинным синим пером за лентой тульи. Вместе со шляпой явился и человек, а может, и не человек: ростом хоть поменьше Громадины, но шагал втройне: его желтые башмаки на толстых ногах загребали листву, будто бычьи копыта. На нем был синий кафтан, и длинная курчавая густая борода заслоняла середину кафтана; лицо – красное, как наливное яблоко, изрезанное смеховыми морщинками. В руке у него был большой лист-поднос, а в нем плавали кувшинки.

– Помогите! – кинулись навстречу ему Фродо и Сэм.

– Ну! Ну! Легче там! Для чего кричать-то! – отозвался незнакомец, протянув руку перед собой, и они остановились как вкопанные. – Вы куда несетесь так? Мигом отвечайте! Я – Том Бомбадил, здешних мест хозяин. Кто посмел обидеть вас, этаких козявок?

– Мои друзья попались! Вяз! – еле переводя дыхание, выкрикнул Фродо.

– Понимаете ли, сударь, их во сне сцапали, вяз их схватил и не отпускает! – объяснил Сэм.

– Безобразит Старый Вяз? Только и всего-то? – вскричал Том Бомбадил, весело подпрыгнув. – Я ему спою сейчас – закую в дремоту. Листья с веток отпою – будет знать, разбойник! Зимней стужей напою – заморожу корни!

Он бережно поставил на траву поднос с кувшинками и подскочил к дереву, туда, где торчали одни только ноги Мерри. Том приложил губы к трещине и тихо пропел что-то непонятное. Мерри радостно взбрыкнул ногами, но вяз не дрогнул. Том отпрянул, обломал низкую тяжелую ветку и хлестнул по стволу.

– Эй! Ты! Старый Вяз! Слушай Бомбадила! – приказал он. – Пей земные соки всласть, набирайся силы. А потом – засыпай: ты уже весь желтый. Выпускай малышат! Хват какой нашелся!

Он схватил Мерри за ноги и мигом вытащил его из раздавшейся трещины.

Потом, тяжко скрипя, разверзлась другая трещина, и оттуда вылетел Пин, словно ему дали пинка. Со злобным старческим скрежетом сомкнулись оба провала, дрожь пробежала по дереву, и все стихло.

– Спасибо вам! – сказали хоббиты в четыре голоса.

Том расхохотался.

– Ну, а вы, малышня, зайцы-непоседы, – сказал он, – отдохнете у меня, накормлю как следует. Все вопросы – на потом: солнце приугасло, да и Золотинка ждет – видно, заждалась нас. На столе – хлеб и мед, молоко и масло... Ну-ка, малыши, – бегом! Том проголодался!

Он поднял свои кувшинки, махнул рукой, приглашая за собою, и вприпрыжку умчался по восточной тропе, во весь голос распевая что-то совсем уж несуразное.

Разговаривать было некогда, удивляться тоже, и хоббиты поспешили за ним.

Только спешили они медленно. Том скрылся из виду, и голос его слышен был все слабей и слабей. А потом он вдруг опять зазвучал громко, будто прихлынул:

И все та же тишь, а солнце уже скрылось за деревьями. Хоббитам вдруг припомнился вечер на Брендидуиме и сверкающие окна Хоромин. Впереди неровным частоколом вставала тень за тенью: необъятные стволы, огромные ветви, темные густые листья. От реки поднялся белый туман и заклубился у ног.

Идти было трудно, а хоббиты очень устали, ноги у них отяжелели, как свинцом налитые. Странные звуки крались за ними по кустам и камышам, а мерзко-насмешливые древесные рожи, кривясь, встречали их взгляды. Всем четверым подумалось, будто их затягивает в страшный сон, от которого не очнуться.

Но вдруг река прекратила урчать и начала мурлыкать, а трава под их ногами стала кроткой и шелковистой. Лес будто отступил и сделался оградой. В глаза вдруг блеснул желтый просвет настежь открытой двери.

Перед ними сиял дом Тома Бомбадила – оставалось только сойти с холма. Они все заторопились вниз, и хоббиты и пони. Усталость как рукой сняло, половины страхов как не бывало. Навстречу им грянула песня:

А потом зазвучал другой голос – чистый и юный, как ранняя весна, но древний и мудрый, будто вековечное лето:

И хоббиты оказались на пороге, озаренные ясным светом.