"Похищенный трон" - читать интересную книгу автора (Тёртлдав Гарри)

Глава 11

Абивард с подозрением разглядывал подходы к Машизу. Однажды войскам Шарбараза здесь не поздоровилось, а армия, которой командовал Царь Царей теперь, была меньше той, что шла под его знаменами прошлым летом. Однако еще одна победа искупит и узурпацию, и поражение, и изгнание. Макуранцы, столь много отдавшие за дело Шарбараза, были исполнены мрачной решимости добиться этой победы.

У видессийцев, благодаря которым победа стала возможной, не было личной заинтересованности в этой войне. Абивард не понимал, как они могут столь отменно сражаться без такой заинтересованности. Он задал этот вопрос младшему Маниакису, с которым очень сдружился после битвы в Стране Тысячи Городов.

Сын видессийского военачальника закатил глаза:

— Как говорил мой отец, ты встречался с Автократором Ликинием. Как бы тебе понравилось вернуться домой и объяснить ему, что ты сделал не совсем все, что мог?

Поначалу такая перспектива не показалась Абиварду столь уж устрашающей.

Ликиний не произвел на него впечатления человека, способного без всякого предупреждения впасть в убийственную ярость, как имели обыкновение поступать некоторые приснопамятные Цари Царей. Потом он подумал о холодном, расчетливом рассудке видессийского императора. Ликиний не убьет в ярости; он спокойно прикажет убить, если решит, что ты этого заслужил. Но в любом случае ты будешь одинаково мертвым.

— Я тебя понял, — сказал он младшему Маниакису. Методы видессийского правителя были хладнокровны, чужды макуранским нравам, но в действенности им нельзя было отказать.

Войско Шарбараза продвигалось по жутким следам проигранной прошлогодней кампании: скелеты лошадей и мулов с налипшей кое-где иссохшей кожей, сожженные остовы перевернутых повозок и незахороненные человеческие кости. Законный Царь Царей окинул взглядом останки своих былых надежд с чрезвычайно мрачным видом.

— На этот раз все будет иначе, — заявил он. Но взять столицу царства будет нелегко. Там, где прежде люди Смердиса воздвигли временное укрепление, перекрывшее большую часть широкой дороги на Машиз, теперь тянулись постоянные фортификации, защищавшие город от нападения. Перебраться через них казалось практически невозможным.

— Не беспокойся об этом, высокочтимый, — сказал Маниакис-старший, видя тревогу Абиварда. — Справимся, не бойся.

Обещания, даже данные человеком, доказавшим, что он умеет выполнять их, Абиварда не вдохновили. Но когда видессийские саперы принялись доставать из своих повозок доски, веревки и какие-то штуки из бронзы и железа и собирать из них большие и сложные сооружения, он несколько воодушевился. То, что они делали с такими штуками, не было магией в истинном смысле слова, но ему это казалось ничуть не менее чудесным, чем множество деяний чародеев.

— Да, они дело знают, — согласился Шарбараз, когда Абивард высказал свои мысли вслух, — хотя, по-моему, те, кто ушел с отцом на север за Дегирд, могли бы с ними потягаться. Но большинство саперов моего отца погибло вместе с остальным войском, и не думаю, что из уцелевших многие работают на Смердиса. Как только станет возможно, придется начать готовить новые команды саперов. Но сейчас то, что у неприятеля их нет, а у нас есть, работает на нас.

Доски, которые видессийцы использовали при наведении понтонных мостов и прокладке дорог, как оказалось, подходят по размеру и для каркасов тех машин, которые они сооружали. Вначале это показалось Абиварду поразительным совпадением. Потом он понял, что это вовсе не совпадение, а результат тщательного, расчетливого планирования, и это произвело на него сильное впечатление.

Машины выросли в центре и на правом, северном фланге, там, где в прошлом году войско Смердиса добилось решающего успеха, далеко за пределами зоны обстрела лучников, прикрытых стеной, выстроенной узурпатором. Шарбараз спросил:

— Хватит ли этого, чтобы мы проскочили мимо крепости и они не смогли обречь нас на поражение?

— При условии, что мы выбьем тех, кто находится вне крепости, эти машины зададут тем, кто находится в крепости, столько работы, что нам они повредить не смогут, — ответил старший Маниакис.

Абивард сказал:

— А как же быть с теми, кто атакует нас с одного из ущелий, ведущих на Машиз? Та атака во фланг разбила нас прошлым летом, а у нас не хватит людей, чтобы заткнуть все проходы, тем более что настоящая битва произойдет здесь.

— В нашем деле главное — добиться того, чего тебе нужно, как можно меньше ввязываясь в драку, особенно в кровавый и расточительный ближний бой, — сказал видессийский военачальник. Он показал на взвод метателей дротиков, направляющийся вверх по северному склону:

— Мерзнуть моей душе во льдах Скотоса, если они не сделают из любого атакующего копейщика самого задумчивого человека на свете.

— Хорошо бы, — сказал Шарбараз. — Мои люди рвутся в бой. Когда вы тут закончите стучать молотками?

— К вечеру все будет готово, — ответил Маниакис-старший. — Воины Смердиса могли бы устроить нам кучу неприятностей, если бы прокрались сюда и попытались уничтожить наши машины. Но они ничего такого не сделали. Может, не подумали об этом, а может, решили, что ничего у них не выйдет. — Он покачал головой, показывая свое к этому отношение. — Стараться надо всегда. Иногда и сам потом удивляешься, на что оказался способен.

— Согласен, — сказал Шарбараз. — Если бы я думал иначе, то не ушел бы в Видессию в прошлом году.

«Если бы Рошнани об этом не подумала, ты никогда не ушел бы в Видессию», подумал Абивард и ощутил прилив гордости за жену. Одновременно он ощутил правоту Динак: совет женщины может быть столь же полезен в войне, как и на женской половине крепости. «Интересно, понял ли это Шарбараз?» — подумал Абивард.

Но долго размышлять над этим ему не пришлось. Старший Маниакис сказал:

— Величайший, все это так, но сейчас мы почти что вернули тебя домой.

Восход солнца обещал жаркий день, особенно для тех, кто облачен в доспехи.

Абивард обливался потом еще до того, как надел подбитые кожей кольчугу, кольчужную юбку и кожаные штаны с нашитыми на них железными кольцами. К тому времени как он нацепил кольчужную сетку на переднюю часть шлема и водрузил на голову шлем, он ощущал себя куском мяса в печке.

Возможно, вопреки всему у Смердиса все же были шпионы в лагере Шарбараза, или же его сотники просто сумели сложить воедино все, что они увидели, сидя за стенами укрепления, возведенного ими перед Машизом. В любом случае его воины вышли из укрытия и заняли пространство между стенами и непроходимыми скалами по обе стороны. Нет, взятие Машиза не будет триумфальным парадом, который воображали себе Абивард и Шарбараз, выезжая из крепости Век-Руд.

Маниакис-старший с самого начала взял на себя руководство всей операцией.

Схватив Абиварда за воротник, он сказал:

— Хочу, чтобы ты и твои лучшие люди остались возле осадных машин и охраняли их.

— Что?! — негодующе воскликнул Абивард. — Ты просишь меня и моих лучших копейщиков не участвовать в атаке?

Если видессиец и заметил его гнев, он не придал ему никакого значения.

— Именно этого я и прошу, по крайней мере в начале боя, — ответил он. — Если мы хотим сегодня победить, это просто необходимо. Потом вы сможете подраться всласть и удовлетворить самую взыскательную честь. Это я вам обещаю.

Он говорил так, будто честь — нечто такое, чему грош цена. «Ты воюешь как купец, твой сын по сравнению с тобой — трижды мужчина», — подумал Абивард. Но он не мог оскорбить союзника, сказав ему такое в лицо. Если поставить этот вопрос перед Шарбаразом… Абивард покачал головой. Нельзя. Если он поступит так, Маниакис-старший утратит престиж — или его утратит он сам, Абивард. В любом случае союз пострадает.

У него не оставалось выбора.

— Хорошо, высокочтимый, — ледяным тоном сказал он. — Полагаюсь на твое обещание.

На ледяной тон старший Маниакис обратил не больше внимания, чем на предшествующее тому негодование.

— Прекрасно, прекрасно, — сказал он, будто принимая согласие Абиварда как должное. — Теперь приступай, высокочтимый, будь добр. Мы не можем начать наше маленькое представление, пока вы не займете позиции.

Все еще пылая от возмущения, Абивард построил отряд копейщиков под началом Заля. Заль и многое конники недовольно заворчали, услышав, что им не суждено отважно устремиться на врага. Абивард сказал:

— Настоящая драка у нас будет попозже. Господом клянусь. — Он надеялся, что не дает им ложную клятву.

Продолжая ворчать, копейщики встали перед осадными машинами, построенными видессийцами. Машины, обитые грязными досками, напоминали каркасы домов, покинутых после наводнения. В некоторые из них саперы положили тяжелые камни, в другие — большие сосуды с затычками, из-под которых торчали промасленные тряпки.

Абивард развернулся в седле, чтобы видеть, как видессийцы подносят факелы к этим промасленным тряпкам. По команде сотников саперы выстреливали этими штуковинами. Машины подпрыгивали и лягались, словно дикие ослы, наподобие тех, которые так переполошили войско Шарбараза прошлой осенью.

Камни и сосуды описывали изящные дуги в воздухе. Сотники ругались, погоняя саперов, а те крутили лебедки, наматывая канаты и подготавливая машины к следующему залпу. На это Абивард почти не обращал внимания. Он смотрел, как камни крушат укрепления Смердиса. Некоторые не долетали, некоторые попадали в стену, а некоторые перелетали ее и падали позади. Ему хотелось оказаться под одним из этих камней не больше, чем превратиться в таракана, которого давит кованый сапог копейщика.

Летящие сосуды оставляли за собой дымовые шлейфы. Даже с расстояния в два фурлонга, несмотря на крики воинов Смердиса в крепости, он слышал, как разбиваются глиняные сосуды. Из крепости стали подниматься клубы черного жирного дыма.

Абивард вновь развернулся в седле.

— Кто-нибудь говорит на моем языке? — спросил он находящихся позади него саперов. Один из них кивнул, и Абивард продолжил:

— Что это за гадость вы туда кидаете?

Видессиец хмыкнул.

— Минеральное масло и серу, — сказал он на относительно сносном макуранском, — и еще кое-что, только я не скажу что. Хорошо горит, да?

— Да, — согласился Абивард. Один из столбов дыма поднимался особенно быстро; он понял, что зажигательная смесь выплеснулась на дерево или холстину.

Машины вновь бахнули, на этот раз не столь дружно. Камни и сосуды полетели в крепость.

— Господи, — сказал Заль, — не хотелось бы мне оказаться под таким дождичком. — Он прищурил глаза, всматриваясь. — И если такой дождичек будет падать на крепость достаточно долго, народ там будет мало на что годен. Их всех передавят или поджарят, а значит, бойцы из них будут те еще.

— Так и было задумано, — сказал Абивард и только тут внезапно понял, почему Маниакис-старший сказал, что защите машин отводится решающая роль в битве. Рано или поздно военачальники Смердиса поймут, что нужно остановить видессийцев и не дать им превратить крепость в руины. Лучники тут не помогут: машины стоят слишком далеко, никакой стрелой не достанешь. Значит, придется брать их штурмом.

И штурм имел место, но не со стороны воинов, стоящих непосредственно перед Машизом. Вместо этого военачальники Смердиса бросили в атаку фланговый отряд вроде того, который нанес Шарбаразу такой урон при его прошлом наступлении на столицу. Выкрикивая имя Смердиса, конники с грохотом вырвались из узкого ущелья с севера, так же как и год назад.

Но на этот раз их ждал совсем другой прием. В дело вступили машины, расположенные на правом фланге. Некоторые из них бросали камни, которые буквально расплющивали людей и коней. Другие метали огромные дротики, пробивавшие любую броню. Они пронзали воинов и коней, и те падали на землю, перекрывая путь следующим за ними.

Люди Смердиса не были трусами. Несмотря на большие потери, они продолжали наступать. Чтобы не допустить их прорыва к машинам и основным силам войска Шарбараза, навстречу им выехали видессийские конники.

Но это был лишь отвлекающий маневр. Основной бой шел в центре. Там видессийские машины продолжали бомбить крепость, воздвигнутую Смердисом. Ее стена, которая могла бы веками выдерживать атаки копейщиков, начала напоминать щербатый, а потом и вовсе беззубый рот. За стеной бушевало высокое пламя, дым поднимался еще выше. Абивард закашлялся. Воинам Смердиса, находящимся в крепости, было в двадцать, нет, в сто раз хуже — тем, кому посчастливилось не поджариться.

Командир видессийских саперов выкрикивал приказания на своем языке. Его люди сместили машины чуть в сторону. Потом они вновь принялись обстреливать на сей раз копейщиков Смердиса, собранных возле крепости.

Заль злорадно и хищно ухмыльнулся:

— Выбор у них незавидный. Уйти из-под обстрела и открыть нам путь или же выйти и принять бой — и все равно открыть нам путь, если они его проиграют.

В потрепанном войске Смердиса затрубили рожки. Конники взяли копья на изготовку, и солнце засверкало на их наконечниках.

— Идут, — сказал Абивард. Конечно, Смердис — предатель и узурпатор, но войскам, оставшимся верными ему, отваги было не занимать.

Абивард опустил свое копье, направив его прямо навстречу наступающей коннице. «Шарбараз!» — крикнул он и с силой ударил коня по забранным в доспехи бокам. Конь рванулся вперед, явно обрадованный тем, что теперь можно помчаться во всю прыть. Заль и другие воины тоже разразились приветственными кличами. Они тоже устали от ожидания. Зато теперь дождались желанной битвы.

Кто-то устремился прямо на Абиварда с воплем «Смердис!». Поверх кольчужной сетки противника Абивард на мгновение увидел суровые и внимательные глаза.

Противник был так же рад предоставившейся наконец возможности подраться, как и сам Абивард.

Людям Смердиса пришлось не только ждать: они видели, как обстреливают их товарищей, оставшихся и крепости, а потом и сами подверглись обстрелу.

Судя по тому, как воин, мчащийся, на Абиварда, сидел в седле, он прекрасно знал свое дело. Сделав вид, что целит в корпус, представляющий более крупную мишень, он в последний момент вздернул копье и направил его наконечник Абиварду в лицо.

От страха у Абиварда пересохло во рту. Он едва успел отразить удар щитом.

Его же удар не достиг цели. Ему было все равно. Он был рад, что остался жив и теперь может схлестнуться с кем-то, не так хорошо владеющим разными смертоносными приемами.

Как часто получается в конных сражениях, когда захлебнулся первоначальный натиск, атака превратилась в беспорядочную рубку; воины кружились на месте и во всю глотку выкрикивали проклятия — а чаще имя своего монарха, чтобы свои же в пылу битвы не порешили. Они тыкали копьями, махали мечами; кони, преимущественно жеребцы, тоже участвовали в битве — зубами и копытами, которые запросто могли вышибить мозги оказавшемуся на земле человеку.

Один из воинов Смердиса повернулся лицом к горящей крепости. Абивард считал его одним из своих, пока тот не начал выкрикивать имя узурпатора. Тогда он со всей силы ударил его копьем в спину, стараясь пробить наконечником броню.

Воин вскрикнул и широко раскинул руки. Меч вылетел у него из рук, описав широкую дугу в воздухе. Потом он вскрикнул еще раз и рухнул. Из раны между позвоночником и левой почкой хлынула кровь. Воин даже не знал, что Абивард находится сзади, пока копье не вошло в него. Абивард почувствовал себя не воином, а убийцей, но длилось это недолго — кто-то попытался ударить его исподтишка. И тут Абивард накрепко усвоил, что в бою между воином и убийцей разницы нет.

Постепенно войска Шарбараза оттесняли неприятеля к крепости. Видессийские конники и легкая кавалерия макуранцев, более проворные, чем тяжеловооруженные копейщики с обеих сторон, пытались пробиться в тыл конницы Смердиса и отрезать ее, чтобы открыть копейщикам Шарбараза возможность прорваться к Машизу.

Несколько лучников, оставшихся на обломках крепостной стены, принялись их обстреливать. Если бы осадные машины не разнесли крепость, их там была бы не одна сотня. Но сейчас многих убили, многих ранили, а остальные боролись с огнем, вызванным сосудами с зажигательной смесью.

— Вперед! — Этот голос, раздавшийся всего в нескольких шагах впереди Абиварда, заставил его резко вскинуть голову. Конечно, там был Шарбараз — он размахивал мечом и подгонял коня к бреши, открывавшей путь на Машиз.

Абивард никак не мог понять, как законный Царь Царей так далеко продвинулся вперед в бою, но Шарбараз, даже если бы не был Царем Царей, был умелым, сильным воином. Единственная неприятность заключалась в том, что, если он сейчас погибнет, усилия всех его сторонников окажутся совершенно напрасными.

— Вперед! — крикнул Абивард и показал на монарха. Сейчас он не стал выкрикивать имя Шарбараза, не желая привлекать внимание неприятеля к законному Царю Царей. Но все же он указал на него и махнул рукой, призывая за собой своих воинов. Его жест поняли не все, но многие, и через несколько минут вокруг Шарбараза образовалось внушительное кольцо защитников.

Но Шарбаразу не нужны были защитники, он явно стремился первым ворваться в Машиз. Царь Царей вновь ринулся в самую гущу битвы. Его ярость заставила воинов Смердиса, кроме настроенных наиболее решительно, отступить перед ним. Войска Шарбараза напирали, заполняя брешь, стремясь оградить монарха от противников, в которых еще не иссяк боевой дух.

Секундное затишье в битве позволило Абиварду немного осмотреться — прежде он мог видеть только на длину своего меча. С удивлением и растущим торжеством он заметил, что крепость Смердиса находится уже не впереди, а справа. Год назад Шарбараз проиграл здесь битву, но сейчас он одерживал победу.

— Навались! — завопил Абивард, снова махнув рукой. — Еще рывок — и победа за нами. Пробьемся за стену, и путь откроется снова. Бросьте меня в Бездну, если копейщики Смердиса смогут тогда удержать нас!

Воины Смердиса понимали это не хуже него. Они сомкнули ряды и отчаянно сопротивлялись. Но и воины Шарбараза дрались столь же отчаянно, понимая, что будет означать второе поражение у стен столицы. Их видессийские союзники, хоть и не имели столь сильной заинтересованности в исходе битвы, сражались не хуже остальных. Они осыпали людей Смердиса стрелами, а в ближнем бою искусно пользовались шашками и пиками. Напрасно Шарбараз страшился измены — восточные соседи оказались не только верны, но и неустрашимы.

Контратака копейщиков Смердиса захлебнулась. Шаг за шагом они вновь начали отступать. Потом совершенно неожиданно дорога, суженная фортификационными сооружениями, расширилась.

— На Машиз! — крикнул Шарбараз, по-прежнему скачущий впереди войска.

Впереди маячила не только столица Макурана. Ближе — а для многих и желаннее — были шатры, обозначавшие лагерь Смердисова войска. Абивард крикнул:

— Кастрирую любого, кто начнет грабить до победы! Сначала победим, потом пограбим!

Лично для него перспектива войти в Машиз значила больше любых трофеев, которые он мог бы захватить в лагере. Однако другие, те, что победнее, были склонны больше мечтать не о победе, а о серебре.

Войско Смердиса последнее, которое могло бы помешать Шарбаразу занять собственную столицу, разваливалось на глазах. Кое-где разрозненные группки самых лихих бойцов продолжали биться, прекрасно зная, что поражение неизбежно.

Но остальные бежали, кто в Машиз, кто в горы; надеясь, что противнику будет не до них, или бросали оружие и прекращали борьбу, как уже было между Тубтубом и Тибом. Абивард крикнул, чтобы охрану пленных взяли на себя видессийцы.

— Превосходно, — сказал Шарбараз, узнав его голос.

— Благодарю, величайший, — ответил он. — Я подумал, что они не настолько жаждут мести, как наши. — Он подъехал поближе к законному Царю Царей и негромко добавил:

— И чем меньше видессийцев войдут с нами в Машиз, тем лучше.

— Правильно, — согласился Шарбараз. — Господь свидетель, они оказались прекрасными союзниками, много лучше, чем я мог ожидать. Но Машиз наш, мы войдем в него и без их помощи. — На мгновение лицо его ожесточилось. — Пару раз видессийцы захватывали Машиз, а вот нам так и не удалось взять Видесс. Все бы отдал за то, чтобы оказаться Царем Царей, который изменит эту традицию.

— Да, неплохо бы, — вполголоса сказал Абивард. — Но не завтра.

Шарбараз кивнул:

— Готов биться об заклад, что Видессия довольно скоро предоставит нам такую возможность, как бы славно мы ни рубились бок о бок с Маниакисами. Как ты сам говоришь, всему свое время. — Царь Царей пришпорил коня, желая войти в Машиз во главе своего войска. Столица находилась всего в четверти фарсанга на запад, не более. Это четверть часа езды.

Абивард пустил коня быстрой рысью, чтобы не отстать от монарха.

— В самом городе будет драка? — спросил он.

— Надеюсь, что нет, — сказал Шарбараз. — Если повезет, к тому времени его войско разбежится. Но дворец — очень мощное сооружение. Если есть люди, готовые за него сражаться, он сможет продержаться там очень долго.

— А видессийцы с их осадными машинами… — начал Абивард.

Шарбараз покачал головой:

— О Господи, ни за что! Если они вышибут людей узурпатора из тех укреплений, что он построил, прекрасно. Но дворец не принадлежит Смердису — он мой, как и Машиз — наш. Я не хочу, чтобы он был разрушен, и никогда на это не соглашусь. Я хочу жить в нем после того, как возьму Машиз, как жил в нем, пока Смердис не похитил мой трон.

— Слушаюсь, величайший, — покорно сказал Абивард. Для него дворец был очередной боевой целью, но для Шарбараза это был родной дом.

Они поскакали дальше. Чем ближе они подъезжали к Машизу, тем огромнее казался Абиварду город. Серрхиз по сравнению с Машизом был ничто — а это был самый крупный город, в котором довелось побывать Абиварду. Многие города в Стране Тысячи Городов по численности населения не уступали Серрхизу, но по площади были невелики — ведь каждый из них примостился на холме, сотворенном из мусора, оставленного многими поколениями жителей. Машиз распростерся у подножия Дилбатских гор. На восточной окраине города находилась рыночная площадь, способная поглотить не один Серрхиз. Сейчас она кишела людьми, как муравейник, развороченный мальчишкой. Все купцы, которые и помыслить не могли, что войска Шарбараза сумеют войти в город, — а таких, похоже, было немало — теперь старались припрятать свое добро, а то и самих себя.

— Опоздали. — Шарбараз показал вперед. — Интересно, какую мне взять с них контрибуцию за то, что торговали как ни в чем не бывало при моем вороватом родственничке? — В его смехе явственно слышалась хищная нотка. — Не сомневаюсь, что они думают о том же.

— Этим, величайший, мы, наверное, могли бы заняться позже, — сказал Абивард. — Сначала нужно взять дворец и поймать хмыря хмырей.

— Воистину, — сказал Шарбараз, все так же хищно улыбаясь.

Он уверенно продвигался по лабиринту машизских улиц. Хотя дворец был внушительным строением из серого камня, другие дома, поменьше, постоянно закрывали вид на него, и Абиварду пришлось бы очень долго плутать по улочкам, извилистым, как змеи; они будто специально старались не дать людям, ступающим по ним в первый раз, добраться вообще куда-нибудь.

Дворец был обнесен мощнейшей стеной — Абивард невольно подумал, что придется рушить и ее тоже. Но по ее верху не расхаживали воины, никто не выкрикивал никаких дерзостей в адрес законного Царя Царей. Все ворота, окованные железом, имели вид внушительный и неприступный. Но все они были распахнуты настежь.

— Он сдается, — сказал Шарбараз удивленно-подозрительным тоном. Он направил коня на открытое пространство перед стеной. С ним двинулся и Абивард.

Воины, сопровождавшие их по городу, последовали его примеру.

Абивард проехал половину пути до стены, как вдруг стало темно.

У него не было ощущения, будто он внезапно ослеп. Скорее казалось, что на Машиз опустилась ночь — черная, безлунная, беззвездная. Его конь захрипел и встал как вкопанный. Как ни странно, это несколько приободрило Абиварда: если и конь ничего не видит, стало быть, у него самого с глазами ничего не случилось.

— Величайший? — окликнул он Шарбараза, который должен был находиться в нескольких шагах.

— Абивард? — отозвался законный Царь Царей. — Это ты? Я слышу твой голос, но тебя не вижу.

— Я вообще ничего не вижу, — сказал Абивард. — А ты?

— Надо же, и я тоже! — Шарбараз повысил голос и обратился к своим воинам:

— Кто-нибудь что-нибудь видит?

Одни отвечали, что не видят. Другие вместо ответа выкрикивали что-то нечленораздельное, но смысл был тот же — никто ничего не видел. Абивард вглядывался во тьму, безуспешно пытаясь увидеть хоть какой-то свет.

Одновременно он напряг слух, стараясь возместить недостаток зрения. С этим ему повезло больше. Крики и вопли слышались не только вблизи, но и вдали — со всех сторон.

— Темно во всем городе! — воскликнул он.

— Мне кажется, ты прав, — спустя несколько мгновений сказал Шарбараз, прислушавшись и оценив услышанное. — Должно быть, Смердис в каких-то своих интересах заставил придворных чародеев навести на нас эту тьму.

— Боевая магия… — начал Абивард и замолчал: ведь по сути дела они столкнулись не с боевой магией, поскольку она была направлена на всех жителей Машиза, даже на животных, а не только на воинов. В бою магия редко оказывала действие на человека — обычно в нем слишком сильно пылали страсти, и магия не могла действовать в полную силу. Однако сейчас, уже одержав победу, воины Шарбараза несколько успокоились, пик возбуждения миновал, и вот…

— Молю Господа, чтобы этот мрак охватил весь Машиз, — сказал Шарбараз. — Если люди Смердиса сохранили способность видеть, тогда как наши взоры обращены во тьму… — Смех монарха вызвал восхищение Абиварда, но звучал этот смех невесело. — В таком случае Смердис, хмырь хмырей, процарствует несколько дольше, чем хотелось бы.

Эта мысль внушала страх. Абивард задумался, что же он сделает, точнее, что сможет сделать, если вдруг грянут рожки и конские копыта застучат по булыжной мостовой, приближаясь к нему. Начнет наугад махать мечом во все стороны, пока его не насадят на невидимое копье? Уж лучше самому скинуть шлем и пронзить горло этим же мечом. Так хотя бы будет быстро.

Но рожки безмолвствовали. Абивард слышал вокруг себя только хаос. И постепенно страх внезапной атаки ушел. Но не страх как таковой — он просто изменил форму. Кузнецы у своих печей, трактирщики с факелами, освещающими распивочные, повара у плит и жаровен… Долго ли тут до пожара, погасить который будет невозможно?

Если это произойдет, остается только спечься, как лепешка в тандыре. От огня и от врага не убежишь, если не видишь, куда бежать.

— Что будем делать? — спросил Шарбараз. Судя по голосу, его посетили те же мысли, что и Абиварда.

— Не знаю, величайший, — ответил Абивард. — А что мы можем сделать? Я думаю, только сохранять спокойствие и надеяться, что свет вернется.

— Поверь мне, зятек, ничего лучшего и я придумать не могу. — Шарбараз, повысив голос, назвал себя, сообщил предложение Абиварда и добавил:

— Передайте мои слова тем, кто далеко и меня не слышит. И еще скажите, что наши волшебники скоро рассеют тьму, которую Смердис, хмырь хмырей, навел на нас. — Абиварду же он вполголоса заметил:

— Хотелось бы надеяться.

— О да, — сказал Абивард. — Интересно, далеко ли от дворца — или от Машиза — простирается эта тьма. — Еще не успев договорить, он пожалел об этих словах: его воображению предстала картина того, как волшебники тщетно борются с мраком, поглотившим весь мир.

Судя по звукам, которые издавал Шарбараз, законному Царю Царей предержащему Царю Царей, если только рассеется мрак, — такая перспектива тоже не очень нравилась. Через мгновение монарх подобрал нужные слова:

— Я поеду вперед — очень медленно, пока не упрусь в стену. Тогда я буду точно знать, где нахожусь… и буду надежно прикрыт с тыла.

— Я с тобой, величайший, — мгновенно отозвался Абивард. Сейчас прикрытие с тыла показалось ему драгоценнее изумрудов. Конечно, враги могут напасть и в этом случае, но только с одной стороны.

Копыта царского коня зацокали по мостовой — медленно, осторожно. Абивард не знал, послушается ли конь, если он направит его вслед за Шарбаразом. Но конь послушался, словно обрадовавшись, что сидящий на нем человек все же знает, что делать. Абивард надеялся лишь на то, что конь его не переоценивает.

Впереди он услышал негромкий глухой звук, за которым последовало возмущенное ржание.

— Оп!.. Я нашел стену, — сказал Шарбараз.

— Путем личного контакта, если не ошибаюсь, — сказал Абивард, и Шарбараз не стал возражать.

Абивард натянул поводья, еще больше замедлив ход коня, дабы избежать подражания монарху. Но это ему не удалось: он не успел почувствовать, что стена где-то здесь, как конь уже въехал в нее. В отсутствие зрения остальных органов чувств не хватило на то, чтобы предупредить столкновение заблаговременно.

Конь сердито заржал, в точности как конь Шарбараза, потом развернулся боком к стене, по ходу дела хорошенько приложив ногу Абиварда о камень, и снова заржал, на сей раз удовлетворенно, словно удостоверившись, что месть удалась.

Абиварду оставалось только радоваться, что он облачен в доспехи.

— Это ты, зятек? — спросил Шарбараз.

— Да, величайший, — сказал Абивард. — Интересно, сколько нам ждать света? — На самом деле его занимал несколько другой вопрос, который он не, решался задавать: рассеется ли тьма вообще когда-нибудь? Когда он проголодается и захочет пить, то как выбраться из Машиза, не видя дороги?

— Вопросы, конечно, интересные, — сказал Шарбараз, когда он все же задал их вслух. — Убежден, что этим сейчас интересуются и другие. Хотелось бы мне со всей искренностью сказать, что меня они настолько не интересуют, что даже не пришли мне в голову, только это не так. — Он вздохнул. — И еще мне хотелось бы знать на них ответы.

Время тянулось медленно. Поскольку Абивард не видел ни солнца, ни звезд, ни луны, он не мог даже приблизительно сказать, сколько часов прошло с момента погружения во тьму. Чтобы хоть как-то ощутить ход времени, он то пел, то просто мычал себе под нос. Это помогло, но не особенно. Его уши сообщали ему, что и другие заняты тем же самым, и несомненно по той же причине.

Вскоре ему понадобилось справить малую нужду. Спешившись, он не выпустил из рук уздечку, а то в темноте можно повернуться не туда и потом не найти коня.

Это означало, что ему пришлось снимать свои железные штаны почти что одной рукой и, хуже того, одной же рукой натягивать их.

— Удивительно, на что способен человек, если только постарается, — сказал он в окружающую тьму.

— Определенно, — донесся из мрака голос Шарбараза. — Очень скоро я намерен последовать твоему примеру. Если меня угораздит потеряться, крикни мое имя, и я пойду на голос.

— Как скажешь, величайший. Если бы я выронил уздечку, я попросил бы тебя о том же.

— Интересно, куда подевались люди Смердиса? — сказал Шарбараз. — Как будто Господь всех нас бросил в Бездну.

Услышав эти слова, Абивард резко, испуганно вдохнул. Сравнение было более чем уместным. А может, даже и не сравнение, а истина? С чего бы Господу делать такое в тот самый момент, когда справедливость вот-вот восторжествует, было выше понимания Абиварда. Но с другой стороны, Господь не обязан оправдывать свои деяния перед простым смертным.

Сквозь нестройный шум голосов, растерянный, а то и исполненный ужаса, сквозь обрывки песен, которыми поддерживали себя люди более уравновешенные, прорезалось более целенаправленное пение, исполняемое большим хором. Сначала Абивард обратил внимание на мощную, спокойную мелодию, от которой он воспрянул духом. Потом он понял, что поют по-видессийски.

Певцы подходили все ближе. По мере их приближения он различал все больше слов. Он слышал этот гимн раньше, в Серрхизе; это была песнь во славу Фоса, видессийского бога добра и, как вспомнил Абивард, света. И неважно, верит он в Фоса или нет, в данный момент свет — самое необходимое и для него, и для всего Машиза.

По слуху он определил, что видессийцы выходят на площадь вокруг дворца. Их исполненная радости песнь лилась звонко, прославляя не только их бога, но и солнце, главный символ Фоса, обозначенный позолоченными шарами на шпилях их церквей и ткаными золотом кружками на синих рясах видессийских священников, прямо над сердцем.

Потом он увидел видессийских священников. Поначалу он увидел только их: они широким шагом шли сквозь мрак, словно не ощущая его. Но тут же взгляд его прояснился, и он увидел всю площадь. Изображение площади внезапно затуманилось в его глазах, и он встревожился было, но тут же понял, что это из-за слез, слез счастья и облегчения.

Шарбараз приветствовал священников по-видессийски, приложив к сердцу правый кулак.

— Друзья мои, я счастлив видеть вас, — сказал он по-видессийски, а на родном языке добавил:

— Понимайте это как хотите.

Один из видессийских священников поклонился в ответ. Вечернее солнце отсвечивало от его выбритой тонзуры, словно она была одним из позолоченных шаров, венчающих их церкви. Абивард увидел, как низко висит солнце над горами, и понял, что пребывал во тьме намного дольше, чем предполагал.

На сносном макуранском священник сказал:

— Величайший, мы просим простить нас, что не пришли на помощь раньше. Магия была очень мощной, и, чтобы преодолеть ее, потребовались все наши силы. Кроме того, вы, макуранцы, пользуетесь магией несколько иначе, чем мы, и нам было довольно трудно подобрать заклинания, устраняющие то, что было сделано.

— Как бы вы ни сделали то, что сделали, я рад, что вы это сделали, сказал Шарбараз. — Теперь мы сможем войти во дворец и низложить Смердиса.

— Рады служить тебе, величайший. — Священник поклонился во второй раз.

С возвращением света из дворца начали выбегать слуги. Некоторые из них узнавали Шарбараза, поспешно падали на живот и ели землю перед Царем Царей.

— Ну вот, теперь ты восстановлен в правах, величайший, — чуть слышно сказал Абивард.

— Еще не совсем, — сказал Шарбараз. — Пока что узурпатор не в моих руках.

Но никто из дворцовой челяди, несмотря на громкие заверения в глубочайшей преданности Шарбаразу, не признался, что знает, где находится Смердис. Шарбараз послал воинов обшарить дворец. На женскую половину, куда воинам доступа не было, он отправил евнухов. Ни малейшего следа его достославного родственничка не отыскалось.

Но вскоре несколько воинов привели к нему троих людей, которых он узнал.

— А, царские чародеи, — сказал он. Видессийские и макуранские воины мгновенно рассвирепели. — Полагаю, это вы, господа хорошие, повинны в недавних событиях?

Абивард восхищался его самообладанием. Чародеи принялись биться головами о булыжник.

— Прости, величайший! — взвыл один из них. — Твой соперник заставил нас подчиниться ему. Он взял наши семьи в заложники, чтобы мы делали все, что он прикажет. Прости! — Двое остальных вторили ему.

— Может, и прощу. А может, и нет, — сказал Шарбараз. — Скажи-ка мне вот что, Хуранзим: с какой, например, целью понадобилось затмить свет?

— Ну конечно же, чтобы дать Смердису уйти никем не замеченным, — ответил тот чародей, который говорил раньше. Очевидно, это и был Хуранзим. — На него это заклинание не действовало. Он хотел, чтобы оно не действовало и на его воинов, но мы честно сказали ему, что это невозможно: если использовать это волшебство как боевую магию, оно окажется совершенно бесполезным, ибо ярость воинов, атакованных невидимым врагом, будет столь велика, что моментально развеет любые чары.

Стоящий рядом с Шарбаразом Абивард глубоко и с облегчением вздохнул. Тот кошмар, которого боялись они с Царем Царей, не мог стать явью — хотя многие успели бы погибнуть до того, как остальные почувствовали бы ярость. Он вспомнил о другом:

— Чародей, так ты утверждаешь, что Смердис приказал навести такие сложные и сильные чары лишь затем, чтобы он мог бежать?

— Да, э-э, повелитель, — с опаской ответил Хуранзим. Шарбараза он знал, Абиварда же видел впервые и не мог знать, насколько тот приближен к Царю Царей.

Во всяком случае достаточно приближен, чтобы удостоиться вежливого ответа.

— Господи, почему он просто не приказал вам изменить его лицо, чтобы он мог выбраться из Машиза, никем не узнанный?

— Повелитель, судя по твоим словам, ты человек большого ума, — с поклоном проговорил Хуранзим, а потом презрительно скривил губы:

— Чего не скажешь о Смердисе. Для него важнее была не сила заклятия, а его зрелищность. Когда я предложил ему именно то, о чем говоришь ты, он сказал, что перережет глотку моему старшему сыну, а мою главную жену отдаст охранникам… Я сильный маг, повелитель, но мне нужно время, чтобы правильно составить заклятие. Острый кинжал — это для меня слишком быстро.

— А сейчас ты можешь его выследить, определить, куда он бежал? — спросил Шарбараз.

— Можно попробовать, величайший, — настороженно ответил Хуранзим. — Но некоторые из моих защитных заклятий, которые я наложил на Смердиса, действуют достаточно долго, поэтому найти его магическими средствами будет нелегко.

Шарбараз недовольно поморщился, но тут же лицо его просветлело.

— Ничего. Ты приложи все силы, а если даже и не найдешь, его найдут мои воины. — В его голосе слышалось радостное предвкушение этого мгновения.

— Повелитель Абивард? — Одна из служанок, сопровождавших Рошнани и Динак с самого начала пути из Век-Руда, подождала, пока Абивард обратит на нее внимание; и продолжила:

— Госпожа твоя сестра хотела бы переговорить с тобой, если у тебя найдется время.

— Динак? Разумеется, я готов, — сказал он, подозревая, что голос выдал его удивление. Иногда она заглядывала поговорить с ним, когда он приходил к Рошнани, но он не мог припомнить, когда в последний раз она сама просила его зайти. — Отведи меня к ней.

Фургон, в котором столько пережили его сестра и главная жена, находился вместе со всем обозом на въезде в Машиз. Служанка поднялась в него впереди Абиварда и у двери жестом призвала его следовать за собой.

Динак ждала в своем маленьком закутке, расположенном в противоположном от закутка Рошнани конце фургона и убранством являвшем полное его подобие. Поэтому помещение показалось Абиварду знакомым, что несколько сбивало его с толку. Он обнял сестру, сел на ковер, скрестив ноги, и спросил:

— Что случилось? Могу я чем-то помочь?

— Вряд ли, — печально сказала Динак. Она тоже села, прислонившись к стенке фургона и сложив руки на животе. — Я беременна, и завтра мне предстоит отправиться на царскую женскую половину.

— У тебя будет ребенок, может быть, наследник престола? Это же великолепно! — воскликнул Абивард, и лишь потом до него дошла вторая часть сказанного. — А где же тебе еще жить, как не на женской половине?

— Жить там — это одно, — сказала Динак. — А вот выйду ли я оттуда, прежде чем меня вынесут на кладбище, — это другой вопрос. — Ее горящий взгляд метался из стороны в сторону, как у зверя, попавшего в западню. — Раньше, когда я не видела ничего иного, я еще могла бы с этим примириться. Но я долгое время была свободной — относительно свободной, и сама мысль о том, чтобы снова вернуться в клетку… Нет, не смогу.

— Но разве ты живешь как в клетке? — спросил Абивард. — Царь Царей позволил тебе сопровождать его, мы все вместе ужинали в Серрхизе… Он же выполнил обещание, данное в крепости.

— Не так хорошо, как мог бы, но в целом да, ты прав. — И все равно Динак смотрела на Абиварда, как на идиота. Словно обучая малого ребенка грамоте, она продолжила:

— Завтра я перехожу на женскую половину. И завтра же мой муж отправляется в погоню за Смердисом. Как ты думаешь, до его возвращения мне позволят хотя бы нос высунуть с женской половины?

— А-а, — протянул Абивард и почувствовал полную бессмысленность своей реплики. Он постарался насколько возможно приободрить Динак:

— Он уже выслал всадников вдогонку за узурпатором. Даст Господь, он очень скоро возвратится в Машиз.

— Да, если даст Господь. Но что если его не будет несколько месяцев? Даже если я и примирюсь с тем, чтобы прожить на женской половине некоторое время, вспомнит ли он свое обещание, когда вернется из долгой отлучки? Пожелает ли выполнять его и дальше?

— Не знаю, — признался Абивард. — Хотя, замечу, он представляется мне человеком крайне щепетильным в вопросах чести. Хотя я почти не знал его отца, Пероза, Царя Царей, в этом отношении он был такой же.

— Хорошо бы ты оказался прав, — сказала Динак. — Но меня беспокоит еще одно: что будет со мной на женской половине? Я окажусь там белой вороной, и не только потому, что я дочь приграничного дихгана, а не княжна из Семи Домов, но еще и потому, что я поездила по миру, многое повидала и многое сделала. Что там подумают обо мне?

— Если у них есть мозги, они будут тебе завидовать, — сказал Абивард. — Когда Шарбараз вернется, почему бы тебе не попробовать убедить его предоставить и другим женам те привилегии, которые он предоставил тебе? Если получится, им ничего не останется, как быть тебе благодарными.

— Зная, что происходит на женской половине, подозреваю, что они найдут иной выход, — сказала Динак, но тем не менее наклонилась и поцеловала Абиварда в щеку чуть повыше той линии, откуда начиналась борода. — Это действительно хорошая мысль. Попробую. В худшем случае он просто откажет мне. — Она сменила тему разговора:

— Ты едешь с Шарбаразом?

— Да, конечно, — ответил Абивард. Динак вздохнула и понизила голос:

— И естественно, берешь с собой Рошнани. Даже хотя Смердис бежал на юг, в сторону, противоположную от Век-Руда, это все равно дорога к дому, в обход гор. — Она снова вздохнула:

— Как я ей завидую! Еще несколько недель свободы…

— Динак, все будет хорошо. — Абивард набрался храбрости, совершенно не похожей на ту, что требовалась, чтобы броситься на ощетинившегося копьями врага на поле боя, и сказал:

— Определенно здесь тебе будет лучше, чем в наделе Налгис-Краг, даже если бы Шарбараз не угодил туда.

Динак удивленно и пристально посмотрела на него. С тех пор как они с Шарбаразом бежали из крепости Налгис-Краг, Абивард о ней почти не упоминал. То, что он намеренно вспомнил об этом сейчас, заставило ее призадуматься.

— Да, здесь будет лучше, — неохотно согласилась она, — но «лучше» еще не значит «хорошо».

— Я этого и не говорил, — мгновенно ответил Абивард. — Но ничего не бывает вот так сразу, как бы сильно мы этого ни хотели. И если ты приложишь силы, чтобы сделать это «лучше» еще лучше, твоя дочка или внучка смогут сказать, что живут… хорошо.

— Может быть. — Динак произнесла это не очень убежденно, но через мгновение кивнула.

Как и сказала Динак, погоня за Смердисом устремилась на юг. Каждый день Абивард ожидал, что разведчики, скачущие во всю прыть во главе отряда Шарбараза, загонят его проклятого родственничка, как выбившегося из сил оленя.

Но день шел за днем, а погоня не прекращалась. Дилбатские горы перешли в невысокие пустынные предгорья. Очень скоро Смердис, если пожелает, сможет свернуть на север или на запад.

— Интересно, как поступил бы Ликиний, если бы Смердис вздумал сбежать в Видессию? — спросил Абивард, когда они разбили лагерь к востоку от предгорий.

Шарбараз посмотрел на него, как на таракана, обнаруженного в миске с чечевицей.

— Вот это… интересная мысль, — сказал он после паузы, во время которой явно перебирал в уме более терпкие определения. — Вряд ли он поставит его во главе новой видессийской армии — это было бы чересчур топорно. Более вероятно, что он содержал бы его в роскоши в Видессе до конца жизни, в качестве напоминания мне, чтобы я вел себя хорошо, если не хочу неприятностей с востока. На его месте я поступил бы именно так.

Абивард кивнул:

— Я думал примерно о том же, величайший. Теперь мне особенно хочется, чтобы мы наконец разобрались со Смердисом.

— А мне нет? Если он сдастся сам, я буду так благодарен, что на месте отрублю ему голову — и все. Даже не потащу его в Машиз, чтобы полюбоваться изобретательностью палачей.

— Это справедливо, — сказал Абивард и в расстройстве пнул пыль под ногами. — Куда же он подевался?

— Брось меня в Бездну, если я знаю, — ответил Царь Царей. — Когда начинал эту погоню, я думал, что она очень скоро закончится. Но теперь… — Он тоже топнул ногой. Абиварду вспомнились слова Динак. Но он не успел раскрыть рот.

Царь Царей продолжил:

— Хорошо, что мы все же взяли с собой роту видессийских саперов. Если он умудрится спрятаться в какой-нибудь крепости, они помогут нам выкурить его оттуда.

— Но со своим обозом они здорово замедляют наше передвижение, — сказал Абивард, окольным путем выражая свое несогласие. — И разведчики не могут далеко отрываться от основных сил, ведь Смердис увел с собой достаточно сторонников, чтобы задать небольшому отряду хорошую трепку.

— Это как раз меня не беспокоит. Как бы то ни было, мы очень скоро догоним его, — сказал Шарбараз. — В конце концов, он старик и командовал монетным двором, а не конной сотней. В седле он скукожится, как зелень в кипящем котелке.

Он поднялся — высокий, гордый, молодой, уверенный в себе — макуранский Царь Царей до кончиков ногтей. Видя эту царственную гордость — вне всякого сомнения, обоснованную, — Абивард был вынужден напомнить себе, что раньше Шарбаразу случалось недооценивать Смердиса.

— Не может быть! — с отвращением произнес Шарбараз.

— Не может быть, — с сочувствием произнес Абивард.

— Не может быть, — с восхищенным изумлением произнес командир видессийских саперов. Тощий, угрюмый, пропеченный солнцем Ипсилантис даже среди макуранцев показался бы человеком сдержанным, а уж для видессийца был вообще вопиющим исключением. Но когда Ипсилантис, подняв голову, вглядывался в крепость на вершине горы Налгис-Краг, он был потрясен не меньше любого макуранца.

Шарбараз относился к нему с уважением, может быть, большим, чем он оказал бы находящемуся на этой должности макуранцу. Он сказал:

— Памятуя о том, что ваши ребята творили между Тубтубом и Тибом, я отказываюсь верить, что что-нибудь может оказаться вам не под силу. Не сомневаюсь, ты придумаешь какой-нибудь хитроумный способ заставить Смердиса спуститься к нам.

— Бросьте меня в лед на веки вечные, величайший, ума не приложу, — ответил Ипсилантис. По-макурански он говорил бегло, хотя обычно молчал, относясь к тому редкому типу людей, которые говорят только то, что необходимо, и ни слова больше.

Царь Царей нахмурился:

— Если брать Налгис-Краг измором, на это уйдут годы.

В ответ Ипсилантис ограничился кивком, что ничуть не улучшило настроения Шарбараза. Он сжал кулаки. Абивард знал, что больше всего на свете ему хотелось разнести крепость Налгис-Краг по камешку. Но невозможно было даже подобраться к крепости, не говоря уже о том, чтобы разрушить ее.

Абивард сказал:

— Величайший, мне представляется, что у крепости все же есть одно уязвимое место.

Ипсилантис хмыкнул и покачал головой. Он вложил в это больше смысла, чем иные в длинную пламенную речь. Шарбараз язвительно осведомился:

— Просвети же нас, о великий знаток военного дела. Достойный всяческого уважения сапер видит перед собой неприступную крепость. Признаюсь, я тоже вижу перед собой неприступную крепость. До чего же замечательно, что ты нашел уязвимое место, которого не заметили мы. И что же это за уязвимое место?

— Птардак, сын Артапана, — незамедлительно ответил Абивард. — Крепость сама по себе может быть сложена хоть из алмаза, а не просто из железа и камня. Но раз ею командует Птардак, она может пасть. Ты же имел с ним дело, величайший. Я прав или нет?

Шарбараз ответил не сразу. В его глазах появилось отсутствующее выражение, никак не связанное с видом на крепость, сооруженную на вершине горы. До этого мгновения он думал только о крепости, но не о людях, находящихся в ней. Думая, он тихонько прищелкивал языком. Наконец он сказал:

— Что ж, зятек, очень может быть.

— Знать человека, с которым сражаешься, важнее, чем знать крепость, в которой он засел, — сказал Ипсилантис. Если вдуматься, мысль очень видессийская. Он обратился к Абиварду:

— Ну и что же этот Птардак, высокочтимый?

Теперь призадумался Абивард. Как охарактеризовать бывшего зятя?

— Он… слаб, — сказал он через мгновение. — Нет, он не трус, ничего похожего, но он как бы одет в грозный боевой панцирь. Если этот панцирь разбить, внутри будет мягко.

— Как устрица, — сказал Ипсилантис. Абивард знал это слово, хотя ни разу не пробовал устриц. Он кивнул. Сапер задумчиво потер подбородок:

— И как же разбить этот панцирь?

— Сказать ему, что произойдет с ним, когда падет крепость — а она рано или поздно падет, — нетерпеливо проговорил Шарбараз. — Ему от меня кое-что причитается не только за то, что он приютил у себя Смердиса, но и за восхитительный прием, оказанный мне в позапрошлом году. Припугнуть его хорошенько, и он сделает все, что мы захотим. Он должен знать, что могут сделать с ним палачи в Машизе, прежде чем позволят ему умереть.

Абивард покачал головой:

— Прости, величайший, но я не думаю, что таким образом мы сумеем запугать его. Даже если мы возьмем Налгис-Краг… — Вежливость не позволяла ему прямо возражать Царю Царей, Но он сомневался, что крепость можно покорить. — …как ты предлагаешь взять самого Птардака? Один шаг со стены — и от палачей он ушел. — Он слегка вздрогнул. Ох и далеко же падать со стены Налгис-Крага! Сколько всего успеешь передумать, пока летишь и ветер свистит в ушах, а мгновение тьмы еще не настало?

Шарбараз сверлил его сердитым взглядом. Но Ипсилантис сказал:

— Разумно, — таким тоном, что Шарбараз не мог возразить, дабы не показаться вздорным даже самому себе.

— И что? — буркнул Царь Царей. — Если мы не можем даже достать Птардака, как же мы сумеем запугать его так, чтобы он захотел выдать нам Смердиса? — Он задал этот вопрос как риторический, не сомневаясь, что никакого ответа у Абиварда нет. Сжав кулаки, Шарбараз продолжил:

— Неслыханно, чтобы какой-то дихган мог в одиночку бросить вызов всему царству!

Если бы в свое время Абивард не бросил в одиночку вызов всему царству, то не Смердис, а Шарбараз был бы сейчас замурован в Налгис-Краге. Он счел неполитичным поминать это, но жалоба Царя Царей навела его на мысль:

— Ты прав, величайший, тебе принадлежит все царство, а Птардаку — лишь один надел. Если мы начнем планомерно разрушать надел, дав Птардаку понять, что, когда мы покончим с этим, у него останется только крепость…

С практичностью, свойственной мастеровым, Ипсилантис сказал:

— Он сидит высоко и глядит далеко. Каждая сожженная деревня…

Шарбараз ответил не сразу. Абивард понимал, что не стоит напирать на него, особенно сейчас, когда он начинает осознавать масштабы своей власти. Он терпеливо ждал, что скажет Царь Царей.

— Попробуем, — наконец заявил Шарбараз. — Но сначала предупредим Птардака, что именно мы намерены сделать. Если он предпочтет пожертвовать своим наделом ради Смердиса, хмыря хмырей, вся вина за это ляжет на него.

— Как прикажешь, величайший. — Абивард кивнул. — Дай Господь, чтобы он поддался на угрозу и не вынудил нас привести ее в исполнение.

— Поддастся, если хоть чуть-чуть думает о своем наделе, — сказал Шарбараз.

— И я знаю идеального парламентера, который передаст ему наши условия.

— Кто же это, величайший? — Абивард в общем-то понял мысль Царя Царей, но подхватывать ее не стал.

Шарбараз поцокал языком, словно желая сказать, что Абивард разочаровал его, и ткнул пальцем:

— Ты.

Поднимаясь по узкой, извилистой тропке к крепости Налгис-Краг, Абивард высоко держал щит перемирия. Он жалел, что под ним конь, а не крепче стоящие на ногах мул или осел. Разумеется, престиж запрещал это. Но если конь его оступится и упадет, то он погибнет ради престижа. Это была не самая распространенная причина смерти в Макуране, но отнюдь не самая редкая.

Он чувствовал себя очень одиноким. Если Птардак пожелает схватить его и оставить у себя заложником, чтобы заставить Шарбараза переменить решение, ничто не помешает ему сделать это. Абивард не думал, что это окажет какое-то воздействие на Царя Царей, а о том, какое воздействие это окажет лично на него, он старался не думать.

Он уже проехал несколько застав в нижней, более пологой части горы Налгис-Краг. Теоретически войско Шарбараза могло бы выбить эти заставы, хотя и ценой больших потерь. Что же касается заграждения, выросшего впереди, и тех, кто несет стражу за этой преградой…

По камням заграждения вскарабкался воин:

— Что тебе нужно?

Абивард помахал щитом перемирия:

— Я пришел с предупреждением от Шарбараза, Царя Царей, да продлятся его дни и прирастет его царство, об участи, которая постигнет надел Налгис-Краг, если дихган Птардак откажется выдать ему мятежника Смердиса. Мне приказано передать это предупреждение Птардаку лично.

— Жди здесь, — сказал воин. — Кто ты? Я должен назвать твое имя моему повелителю.

— Абивард, сын Годарса, его бывший зять, — ответил Абивард.

Воин Птардака застыл, будто ужаленный осой. Абивард тоже застыл. Этого вопроса он боялся с самого начала. Птардак вполне мог отдать приказ убить его на месте. Но видимо, не отдал. Воин сказал:

— Я передам твои слова дихгану. Жди. — Воин, двигаясь довольно судорожно, скрылся за грудой камней, которые можно было бы градом обрушить на головы нападающих, и поспешил в крепость.

Абивард спешился, скормил коню несколько фиников и прошелся по нему скребницей. Он старался не обращать внимания на воинов, наблюдающих за ним из-за груды камней, как и на тех, которых он уже миновал и которые могли помешать ему возвратиться к своим. Это было нелегко и с каждой минутой становилось все тяжелее.

Он посмотрел вверх, на склон, становившийся круче по мере приближения к крепости. Наконец его терпение было вознаграждено: он увидел двух человек, медленно едущих в его сторону. Несколько минут спустя в одном из них он узнал воина, который отправился доложить Птардаку о его прибытии. Потом он узнал и самого Птардака.

Его бывший зять перелез через разделявший их каменный вал и приблизился.

За заграждением стояли люди Птардака с поднятыми луками. Если бы Абивард попытался что-то сотворить с Птардаком, его бы тут же начинили стрелами.

Поскольку ничего похожего у него на уме не было, он поклонился Птардаку и сказал:

— Дай тебе Господь доброго дня. Ты передвигаешься хорошо. Я рад, что нога зажила должным образом.

— Она меня больше не беспокоит, во всяком случае не мешает двигаться, — ответил Птардак. — Но когда надвигается дождь или непогода, я чувствую это на день раньше всех остальных. — Он окинул Абиварда подозрительным взглядом:

— Но ты приехал сюда не затем, чтобы разговаривать о моей ноге.

— Это так, — сказал Абивард. — Я приехал сюда, чтобы потребовать именем Шарбараза, Царя Царей, да продлятся его дни и прирастет его царство, ныне являющегося моим зятем через сестру мою Динак, которую ты несомненно помнишь, отдать нам узурпатора Смердиса.

— Я на все требования Шарбараза и гнилого, финика не дам, — сказал Птардак и щелкнул пальцами, тем самым выражая свое презрение. — Он всего-навсего отступник, а истинный Царь Царей — Смердис. И за тебя я гнилого финика не дам. Чем скорее ты полетишь в Бездну, тем счастливее я буду. Ты что, забыл, что между нами война до ножа? Только твой щит перемирия и мое великодушие удерживают меня от того, чтобы приказать убить тебя немедленно.

Он выпятил грудь, несомненно уверенный, что напугал Абиварда. Однако Абивард уже видел, как Птардак распускает хвост, так что воинственные речи бывшего зятя не произвели на него сильного впечатления. Он сказал:

— Шарбараз, Царь Царей, готов пощадить тебя, хоть ты и держал его в темнице, но при условии, что ты выдашь узурпатора. Если же не выдашь, за это заплатит твой надел — и ты, когда начнешь умирать с голоду.

Птардак вновь щелкнул пальцами:

— Плевать мне на Шарбараза и его угрозы, так ему и передай. Если он предполагает взять крепость Налгис-Краг штурмом, что ж, остается пожелать ему всяческой удачи.

— Но крепость Налгис-Краг — это еще не весь надел, — ответил Абивард. Он рассказал Птардаку, что задумали они с Шарбаразом, и добавил:

— Когда мы закончим заниматься твоими землями, вороне, пролетающей над ними, придется нести с собой провиант. Предупреждаю тебя, прислушайся к моим словам.

Лицо Птардака потемнело от ярости. Теперь Абивард ощутил страх — страх, что Птардак разъярится настолько, что забудет о щите перемирия и о своем великодушии, о котором распинался несколько минут назад.

— Смердиса я не отдам, — прохрипел Птардак. — Я принес ему клятву верности, которую, в отличие от некоторых, соблюдаю.

— Но условия этой клятвы были лживы, — сказал Абивард, — поскольку Шарбараз, Царь Царей, не уступил свой трон добровольно. Следовательно, клятва ни к чему тебя не обязывает.

— Ты говоришь как видессиец, вроде тех, которым Шарбараз продал душу за возможность похитить престол, — сказал Птардак. — Меня твои утверждения не интересуют. Смердиса я вам не отдам.

— Твой надел заплатит за твое упрямство, и ты тоже, когда в конце концов подчинишься воле Царя Царей, — предупредил Абивард. — Дважды, трижды подумай о своих действиях, Птардак.

Ему не хотелось чрезмерно давить на бывшего зятя, чтобы не поставить его в совсем уж безвыходное положение. Поэтому он говорил со всей возможной мягкостью — в тех пределах, которые поставил ему Шарбараз. Но этой мягкости оказалось недостаточно. Птардак завопил:

— Отправляйся к своему хозяину и скажи, что я никогда не надену ливрею его лакея!

Абивард не смог удержаться от прощального укола:

— А почему, собственно, тебя это так волнует после того, как пару дней ты носил даже его облик? — Он развернул коня и начал спускаться с горы, сопровождаемый проклятиями, которые выкрикивал ему вслед Птардак.

Когда Абивард вернулся ни с чем, Шарбараз опечалился:

— Если этот надутый осел думает, что я блефую, придется показать ему, насколько он не прав. Очень мне это не нравится, ведь его подданные — это и мои подданные. Но я получу от него Смердиса, получу любой ценой!

Абивард отправился с отрядом, которому было поручено сжечь деревню у подошвы Налгис-Крага. Тамошние жители были заранее предупреждены, и, когда воины вошли в деревню, большинство из них уже вышло на дорогу, унося с собой все, что могли. Но несколько человек все же задержались в деревне. Одна из них, старуха, погрозила бряцающим доспехами конникам кулаком.

— Да проклянут вас Господь и Четыре Пророка за то, что творите зло тем, кто вам никакого зла не сделал, — громко прошамкала она беззубым ртом.

— Давай, бабуля, ступай отсюда, — сказал Абивард, изогнув левую ладонь, чтобы отвести проклятие. — Вини во всем своего дихгана, который не выдает Шарбаразу, Царю Царей, беглого преступника.

— Если виноват дихган Птардак, так и жгите дихгана Птардака, — огрызнулась старуха. Но этого-то войско Шарбараза и не могло: в крепости Налгис-Краг дихган был неуязвим, и поэтому вместо Птардака должны были страдать его подданные.

Продолжая ругаться и оплакивать свою судьбу, старуха подняла на плечо сделанный из одеяла узел с жалкими пожитками и поплелась вслед за остальными жителями деревни.

— Не завидую я этим людям, — сказал Абивард. — Если Птардак упрется, нам придется жечь их жилища снова и снова.

Один из конников раздал факелы. Другой разжег костер посреди рыночной площади. Когда затрещал огонь, Абивард сунул в пламя головку факела и помахал им в воздухе, чтобы получше разгорелся. Он поднес факел к соломенной крыше ближайшего дома. Сухая солома занялась мгновенно. Пламя поднялось до конька крыши, горящая солома посыпалась вниз, поджигая все, что было внутри дома.

На площади, вблизи костра, разожженного воином, сидели несколько собак.

Они безутешно выли, прерываясь лишь на чиханье и фырканье, — дым от костра становился все гуще. Абивард наблюдал за тем, как воины жгут деревню. Одни делали это с неподдельным удовольствием, вбегали внутрь и выбегали с кувшинами вина или побрякушками для прибившихся к войску шлюх, а потом с радостными воплями поджигали только что ограбленные дома. Другие же просто поджигали дом и шли к следующему.

В конечном счете Абивард решил: «А не все ли равно, как ведут себя воины? Деревня-то горит».

Кашляя, со слезящимися от дыма глазами, он выехал вместе с остальными поджигателями из деревни. Столб черного дыма от оставшегося на ее месте погребального костра поднимался над вершиной Налгис-Крага. Ветер рвал и теребил его и наконец развеял, но запах гари не мог не достигнуть крепости.

Однако Птардак и не думал выдавать Смердиса.

Когда настало утро, Шарбараз отправил Абиварда с другим отрядом конников сжечь еще одну деревню, стоящую примерно на фарсанг севернее Налгис-Крага.

Когда они подъехали, их встретил град стрел. Двое воинов и конь получили ранения. «Вперед!» — крикнул Абивард. Воины ворвались в деревню, исполненные мрачной решимости. Их еще раз обстреляли, ранив одного коня. В таком бою кони были почти бесполезны, чего не скажешь о воинах в доспехах. Стоило им сломать несколько дверей и перебить скрывавшихся за ними защитников, и остальной деревенский люд быстро утратил боевой дух.

И все же Абиварду с большим трудом удалось удержать своих воинов от массовой резни.

— Они имеют право защищаться, — настойчиво внушал он. — Никто не предупредил их, что если они будут сопротивляться, то потом вырежут всю деревню. Но в следующий раз…

Он выгнал жителей из домов в той одежде, которая на них была, разрешив взять только по лепешке и кувшинчику вина на человека. После этого в небо вновь поднялся столб дыма, еще гуще и чернее, чем вчерашний. Воины делали свое дело с целеустремленностью, которой не было в той, другой деревне. Они не тратили время на шалости.

Когда Абивард доложил о сделанном, Шарбараз кивнул:

— Ты поступил совершенно правильно, зятек. Завтра, если, конечно, понадобится выезжать завтра, мы скажем им, что они могут взять с собой все, что сумеют унести, если не будут оказывать сопротивления. В противном случае мы поступим по законам войны. — Он поднял взгляд на крепость Налгис-Краг:

— Хоть бы Птардак поскорее понял, что если он будет и дальше укрывать узурпатора у себя, то останется вообще без надела!

Однако на другой день горела деревня, расположенная южнее. Люди покидали ее мрачно, но не оказывай никакого сопротивления копейщикам Царя Царей, выехавшим туда большим отрядом. Еще через день пришлось с боем брать четвертую деревушку. Взяли.

Вместе с домами горели виноградники и фисташковые деревья. Шарбараз держал слово: Птардак мог удерживать крепость сколько угодно, но после того, как по всему наделу пройдутся воины с факелами, в нем ничего, кроме крепости, не останется.

На пятый день горела знакомая Шарбаразу деревня Гайи, та самая, через которую он бежал из Налгис-Крага. Царь Царей со вздохом произнес:

— Теперь придется переписать все, что я знал об этих местах.

На шестой день его отряды готовы были отправляться жечь дальше, но с Налгис-Крага спустился человек со щитом перемирия и простерся ниц перед Царем Царей. После ритуального поедания земли он сказал:

— Величайший, да продлятся твои дни и прирастет твое царство! Если дихган Птардак отдаст тебе твоего родственника Смердиса, простишь ли ты ему те проступки, которые он, по твоему мнению, совершил, прекратишь ли уничтожать его надел и подтвердишь ли, что сохраняешь не только его жизнь, но и его права здешнего дихгана?

— Очень не хочется давать ему так много, — сказал Шарбараз и посмотрел на Абиварда. Абивард кивнул. Шарбараз нахмурился, некоторое время поколебался, но сказал:

— Ладно. Ради прекращения междуусобицы я готов пойти на это. Пусть узурпатора доставят ко мне сегодня до полудня, и тогда все будет так, как того желает Птардак.

Посланец дихгана галопом полетел в крепость. Шарбараз повернулся к Абиварду:

— Простить-то я прощаю, но брось меня в Бездну, если я это забуду.

Абивард понял это так, что Птардаку теперь лучше не высовывать носа из крепости Налгис-Краг до конца дней своих, если только он не хочет, чтобы дни эти не оказались резко сокращены. Эта мысль скользнула в его мозгу и тут же ушла, вытесненная огромным облегчением оттого, что борьба, так долго раздиравшая Макуран, вот-вот закончится.

И еще его пожирало любопытство: ему очень хотелось увидеть наконец-то человека, захватившего трон Шарбараза. Задолго до того, как солнце поднялось в зенит, с Налгис-Крага спустились трое: два воина вели в поводу мула, к которому был привязан седобородый старик. Передав Смердиса в руки Шарбараза, воины не стали дожидаться, какой прием им окажет Царь Царей. Как и предшествующий посланец Птардака, они галопом умчались назад, в безопасное место.

Хотя Смердис был растрепан, немыт и одет лишь в грязный кафтан, семейное сходство между ним, Перозом и Шарбаразом просматривалось легко. Старик весьма успешно скрывал страх, которого не мог не испытывать.

— Ну, родственничек, что скажешь в свое оправдание? — спросил Шарбараз.

— Скажу одно: надо было вместе с троном отобрать у тебя и голову, — ответил Смердис, шамкая, как та старуха в деревне, — у него тоже почти не осталось зубов.

— Этой ошибки я не повторю, — сказал Шарбараз. — Но смелости в тебе больше, чем я предполагал. Так что я просто укорочу тебя маленько, и все.

Смердис кивнул. Сотники Шарбараза собрались в кружок, наблюдая за казнью.

Один из воинов перерезал веревки, которыми был связан Смердис, и помог ему слезть с мула. Старик опустился на четвереньки и вытянул шею, подставляя ее под меч. Меч опустился. Тело Смердиса дернулось и застыло. Если бы он жил так, как умер, из него мог бы получиться достойный Царь Царей.

— Вот и все, — сказал Шарбараз.