"Легион Видесса" - читать интересную книгу автора (Тёртлдав Гарри)

Глава третья

Спелая клубничка пролетела мимо головы Марка и расплющилась о белую стену казармы.

— Пожалуйста, Пакимер… — вымолвил трибун устало. — Убери эту дурацкую катапульту и послушай меня…

— Я только пошутил. — Лаон Пакимер был сама невинность. Боевые шрамы, густая борода — а забавляется как малое дитя. И сейчас глядит на трибуна с хитренькой улыбочкой.

Пакимер командовал отрядом легкой кавалерии хатришей и, как всякий хатриш, ни перед чем не испытывал пиетета. Хатриши, насколько знал их Скавр, редко относились к чему-либо с должной серьезностью.

Однако несмотря на это, Скавр был рад, что Пакимер решил прийти на совет офицеров легиона. Хотя хатриши не состояли под официальной командой трибуна, нередко случалось так, что всадники Пакимера бились бок о бок с римской пехотой.

Похоже, клубника и впрямь подала какой-то странный сигнал, потому что офицеры легиона, как по команде, прервали свои разговоры и уставились на Марка. Скавр поднялся со стула, стоящего во главе стола, и прошелся по комнате, чтобы собраться с мыслями. Красное пятно от ягоды на белой штукатурке мешало сосредоточиться.

— Держу пари, все началось сначала, — сказал он наконец. — Иногда мне кажется, что мы никогда не сможем начать войну с Йездом. Сперва смута, Ортайяс Сфранцез, потом мятеж Ономагула, а теперь великий… — Скавр выговорил это слово с иронией, — барон Дракс.

— Что нового слышно о Драксе? — после краткого колебания спросил Секст Муниций. Это был первый совет, на котором он присутствовал в качестве младшего офицера. Муницию постоянно казалось, что все остальные знают куда больше, чем он.

— Боюсь, тебе известно столько же, сколько прочим. Когда Апокавк принес вчера эти вести, он совершенно правильно сказал: Дракс разбил Ономагула и после этого внезапно оказался во главе единственной боеспособной армии на всей западной территории. Такое хоть кому вскружит голову. Похоже, наш дражайший барон решил отхватить себе кусок пожирнее.

— Но ведь западные территории — Гарсавра, Кипас, Кизик — исстари были нашими, — возмутился Зеприн. Его красное лицо запылало от гнева.

Зеприн Красный говорил “наши”, хотя не был видессианином. Однако халогай служил Империи так долго, что привык считать ее своей родиной, — точно так же, как для Фостия Апокавка родным стал римский легион. До роковой битвы при Марагхе Зеприн имел высокое звание в отряде императорской гвардии. Впрочем, до той битвы многое было иначе…

— Намдален тоже был когда-то частью Видесса, — напомнил трибун.

Хмыкнув, Зеприн резко тряхнул головой.

— Раз уж мы заговорили об этом, — продолжал Марк, — то думается мне, сейчас Дракс пытается осуществить старую заветную мечту намдалени — построить на материке Новый Намдален. Как только весть о мятеже Дракса достигнет Княжества, сюда хлынет толпа жадных до власти баронов. Все они рванутся на запад, чтобы успеть отхватить себе кусок пирога побольше, пока еще возможно. Единственное, что может остановить этот кошмар, — как можно скорее сломать хребет Драксу.

Накхарар Гагик Багратони — командир васпураканского отряда в составе легиона — поднял руку в знак того, что хочет говорить.

— В Княжестве у Дракса куда меньше союзников, чем здесь. — Видессианский язык давался накхарару нелегко. На его широком лице с орлиным носом появилось напряженное выражение. — В столице скопилось множество солдат Аптранда. Как ты думаешь, как поступит с ними Туризин?

— Даю золотой за правильный ответ, — пробормотал Гай Филипп.

Багратони поднял густые брови. Он не понял смысла сказанного.

— Я вижу три выхода и все три — очень рискованные, — задумчиво проговорил Марк и начал загибать пальцы: — Туризин может отделить их от основной армии и отправить куда-нибудь подальше, например, на границу с Хатришем. Тогда они окажутся в стороне от событий. С другой стороны, кто сможет удержать Аптранда, если он вдруг решит последовать примеру Дракса?.. Дальше. Туризин может оставить их здесь, в столице, но это тоже опасно. Если намдалени Аптранда захватят Видесс, Империя погибнет…

Скавру вдруг вспомнилось, как Сотэрик с восторгом говорил о такой возможности.

Багратони вполголоса переводил слова Марка своему второму офицеру — Месропу Аногхину, тощему длинному васпураканину, еще более густобородому, чем накхарар. Если Гагик Багратони говорил по-видессиански запинаясь, то ближайший помощник васпураканского командира не знал на этом языке ни слова.

— Либо же император не станет отделять намдалени от своей армии, — заключил Марк, загибая третий палец. — Тогда Туризину останется лишь надеяться на то, что они не переметнутся к Драксу, как только им представится такая возможность. Впрочем, мне тоже, — добавил Марк, чем вызвал дружный хохот.

— Во-во. Как раз этого нам и не хватало, — сказал Гай Филипп. — Помню, помню, как мы стояли, выдерживая лобовые атаки их проклятой тяжелой конницы. Биться с ними в открытую — само по себе уже плохо. Но у меня кровь стынет в жилах при мысли о том, что они могут нанести нам предательский удар в спину.

— Я слышал, что Дракс и Аптранд — враги, — сказал Муниций. — Это правда?

— Да, они соперничают. Правда, я не знаю почему, — ответил Марк, оглядывая присутствующих. — Может быть, кто-нибудь знает?

— Я, — быстро сказал Лаон Пакимер.

Скавра это почему-то не удивило. Любопытные, как воробьи, хатриши были просто созданы для сбора и распространения сплетен.

Пакимер охотно пустился в объяснения.

— Когда-то они были друзьями и союзниками и объединенными силами осаждали замок одного барона. Замок был расположен на озере. Аптранд удерживал подходы по суше, а Дракс — подступы к воде. Так они дружно сидели и ждали, пока их враг помрет от голода. Однако тот продолжал обороняться, хотя и знал, что это бесполезно. Мне кажется, он не хотел сдаваться Аптранду.

Вспомнив холодные глаза Аптранда, в которых навеки застыл лед, Скавр внезапно хорошо понял несчастного осажденного барона.

— Ну вот, — продолжал Пакимер, — в один прекрасный день он открыл ворота замка и впустил… одного только Дракса. Когда Аптранд потребовал свою долю добычи, наш великий барон… — хатриш произнес это слово с таким же сарказмом, что и Марк, — послал своего бывшего союзника подальше и велел ему не совать нос в чужие дела.

Пакимер усмехнулся.

— Что ж, причина ясна, — пробурчал Зеприн Красный. — Проклятье богов на тех, кто нарушает клятву.

Похоже, труды святого Кведульфа пропали втуне — халогаи до сих пор оставались язычниками и поклонялись своим жестоким богам.

История, рассказанная Пакимером, странным образом приободрила Марка. По крайней мере, между вождями намдалени существовала старая, непримиримая вражда. Опытные политики Видесса сумеют использовать это обстоятельство и обратить его себе на пользу.

На мгновение трибун задумался о том, насколько преданы ему Гагик Багратони и другие васпуракане. Да, йезды согнали их с родной земли, лишили родины, вынудив искать убежища в Видессе, — такова жестокая реальность. Но впоследствии васпуракане пострадали еще и от погрома, который устроил видессианский жрец-фанатик Земарк. И это тоже реальность, может быть, еще более жестокая.

Кто знает, вдруг для васпуракан Дракс и его намдалени — союзники, а не враги? Что мешает Багратони объединиться с Драксом? Ведь и васпуракане, и намдалени в глазах видессианской ортодоксальной Церкви равно еретики.

“О боги, — подумал Скавр. — вот еще одна проблема, которая не даст мне заснуть спокойно”. Марк решил пока что выбросить все это из головы. Ему предстояли куда более неотложные дела.

Совет вскоре закончился. Командиры получили немало пищи для размышлений — им будет над чем поразмыслить на досуге.

Когда все уже расходились, Скавр подозвал к себе Гая Филиппа.

— А что бы на месте Туризина Гавра сделал ты? — спросил Марк, решив положиться на опыт и здравый смысл ветерана.

— Я? — Старший центурион хмыкнул и почесал иссеченную шрамами щеку. — Думаю, я поискал бы себе другое занятие.

— Давайте!.. Давайте!.. Не зевайте!.. — кричали моряки, когда легионеры один за другим грузились на транспорты, которые должны были перевезти их через узкий пролив, называемый видессианами Бычий Брод. За Бычьим Бродом открывалась дорога на запад.

Один из моряков, видимо более добродушный, чем прочие, добавил:

— Поглядывайте под ноги, ребята. После дождя сходни скользкие.

— Сам бы ни за что не догадался, — язвительно заметил Гай Филипп. Он плотно кутался в плащ, уберегая доспехи и оружие от сырости.

Марк предпочел бы грузиться на корабли в Неорезианском порту, расположенном в северной части Видесса, а не в южном — Контоскалионе. Грозовые тучи собирались именно здесь, на юге, а у легионеров не было никакого укрытия от дождя. Время от времени кто-нибудь из солдат оступался и падал в воду. За всплеском следовал град проклятий. К счастью, здесь было неглубоко.

Немного в стороне, у доков, пугливо поводили головами лошади, когда хатриши и хаморы вели их на борт.

За спиной Скавра неуклюже плюхнулся на палубу Сенпат Свиодо. Он взмахнул руками, пытаясь удержаться на ногах, и струны его неразлучной лютни зазвенели.

— Грациозен и ловок, как кот! — объявил молодой васпураканин.

— Как пьяный трехногий кот — вот это ближе к истине, — поправил Гай Филипп.

Язвительное замечание ни на миг не обескуражило Сенпата — в ответ он скорчил гримасу.

Его жена оказалась на корабле минутой позднее. Помощи ей не требовалось — ее прыжок был гибким, как прыжок пантеры. В который раз уже Марку подумалось о том, что Неврат — необыкновенная женщина. Она была очень красива — той особенной красотой, что отличала уроженок Васпуракана. Ее лицо с резкими чертами, немного жестковатое, не имело ничего общего с точеной скульптурностью видессианских лиц — вместе с тем оно было прекрасно. Неврат куталась в большую белую шаль, но даже сейчас ее фигура вызывала восхищение всех присутствующих.

Как и ее муж, Неврат была одета в тунику и широкие, свободные штаны. Тонкая сабля висела на ее поясе — это было боевое оружие, которое не раз использовалось в деле. Неврат великолепно держалась в седле, а ее мужеству мог позавидовать любой опытный воин. После сокрушительного разгрома видессианской армии при Марагхе заурядный человек никогда не решился бы покинуть безопасные стены Клиата ради того, чтобы отыскать в степи легионеров. Ведь тогда Неврат не имела ни малейшего понятия ни о том, где их искать, ни о том, живы ли они вообще! И все-таки она разыскала их…

И, как будто всего этого было еще недостаточно, они с Сенпатом по-настоящему любили друг друга. Казалось, между этой парой никогда не пробегают тени. Скавру случалось подавлять в себе ревность к их счастью.

Женщины одна за другой поднимались на борт. Вместе с солдатскими женами шли их дети. Ирэн, подруга Муниция, соскочила на палубу почти так же ловко, как и Неврат, а затем приняла на руки двух своих дочек. Третья дочь Ирэн сидела на руках Хелвис. Девочка была всего на несколько месяцев старше Дости.

Мальрик, конечно же, прыгнул на палубу сам, без посторонней помощи, оступился и с хохотом покатился по доскам, пока не врезался в канатную бухту. Следом за ним прыгнула и Хелвис.

Марк и Неврат бросились к ней, чтобы поддержать ее.

— Очень глупо! — резко сказала Неврат. Ее карие глаза сердито заблестели.

— Не тебе бранить меня из-за такой мелочи, — разозлилась Хелвис. — Уж ты-то делала вещи куда более опасные…

Неврат вздрогнула. Печаль показалась на ее лице.

— Ах, я не стала бы делать этого, если бы Фос подарил мне дитя…

Ее голос прозвучал очень тихо. Внезапно поняв все, Хелвис крепко обняла Неврат.

— Это уж я сплоховал, — заявил Сенпат, нежно целуя жену. В его глазах снова искрилось веселье. — Нам нужно просто почаще заниматься делом, вот и все.

Неврат ткнула его кулачком в ребра. Вскрикнув, он ущипнул ее в ответ.

У доков, наблюдая за погрузкой, остановились Туризин Гавр и его возлюбленная, Комитта Рангаве. Император решил пойти на риск и использовать намдалени Аптранда в сражении против Дракса. Однако это не означало, что Гавра перестала беспокоить верность островитян.

Туризин сверлил глазами каждого наемника, пока тот шел к кораблю, словно выискивая предательство у него в рукаве или под заплаткой на куртке.

Только подойдя к легионерам, Туризин немного расслабился.

— Я должен был послушать тебя, когда ты предупреждал меня насчет Дракса, — сказал он Марку, криво улыбнувшись и покачав головой. — Ну, как дела? Все в порядке?

— Похоже на то, — ответил трибун. Он был доволен тем, что Гавр запомнил его слова, но не сердится. — Разве что немного сумбурно.

— А, перед походом всегда так. — Император ударил себя кулаком по бедру. — Свет Фоса! Как бы мне хотелось возглавить кампанию вместо Зигабена! Это бесконечное ожидание вымотало мне все нервы. Проклятье, я не могу оставить столицу, пока существует опасность, что Княжество высадит солдат у меня за спиной. Хорош я буду, если застряну в провинции, а они в это время объединятся с Томондом и атакуют Видесс… Куда уж хуже.

Два года назад, подумал Марк, Туризин был иным. Тогда он, не раздумывая, бросился бы на врага, едва только тот показался перед ним. Но сейчас Туризин стал куда более осмотрительным.

Видесс — самый большой город Империи, стоящий на пересечении морских и сухопутных путей. Отсюда легко добраться до любого уголка страны. Столица — сердце всей Империи.

Услышав, какие “пустяки” держат Туризина в столице, Комитта Рангаве презрительно фыркнула.

— Послушал бы меня раньше — никому бы и в голову больше не пришло бунтовать. Надо было как следует покарать Ортайяса Сфранцеза. Вот был бы хороший урок остальным! Уж тогда-то проклятый Дракс был бы достаточно запуган, чтобы даже не помышлять о предательстве. Да и Ономагул тоже, если уж на то пошло. Говорила я тебе…

— Заткнись! — рявкнул император. Он был отнюдь не в восторге от того, что вспыльчивая подруга честит его при всей армии.

Глаза Комитты опасно засверкали. Ее тонкое бледное лицо исказилось от гнева, и вся она стала теперь похожа на хищную птицу, готовую броситься с когтями на добычу.

— Не замолчу!.. Не замолчу!.. Не смей говорить со мной таким тоном! Я древнего рода, а если ты не хочешь сочетаться со мной законным браком, то…

“Ну да, — подумал Марк, пораженный ее наглостью, — и поэтому ты задрала юбки перед Виридовиксом… ”

Комитта, казалось, вдруг сама поняла, что заходит слишком далеко. Она быстро вернулась к прежней теме разговора.

— Ты должен был притащить Сфранцеза за волосы на площадь Быка и сжечь его живьем, как он того заслуживал. Я тебе говорила…

Но Туризин был уже сыт по горло. Он наслушался куда больше, чем мог вытерпеть. Когда речь шла о государственных делах, Туризин еще кое-как крепился, но критики своих личных решений не выносил.

— Тебя, тебя надо было притащить за волосы и исполосовать твою задницу, как только ты открыла пасть и в первый раз завела свое “говорила я тебе”!.. — заревел император. — Вот чего мне не хватало для счастья!..

— Ты, грязный хам, ночной горшок!.. — завизжала Комитта.

Император и его возлюбленная стояли под теплым дождем и на глазах всей армии увлеченно поливали друг друга грязью.

Моряки и солдаты слушали — сперва в ужасе, затем с возрастающим восхищением. Рядом с Марком стоял седобородый моряк, ветеран соленейших перебранок — надо думать, лет тридцать он беспорочно провел в подобных словесных упражнениях. Моряк ухмылялся и кивал, словно пытался запомнить самые сочные выражения из употребляемых императором.

— Уф-ф! — выдохнул Сенпат Свиодо, когда Гавр, сжав кулаки, повернулся на каблуках и зашагал прочь. — Какое счастье, что эта дама разделяет с ним ложе. Ведь в противном случае ей пришлось бы ответить по закону за оскорбление Величества.

— Она в любом случае должна ответить за это, — сказала Хелвис. Она разделяла твердое убеждение видессиан в святости императорского достоинства. — Я просто представить себе не могу, почему он вообще ее терпит.

Однако Скавр и раньше наблюдал, как Туризин ругается со своей любовницей. Постепенно трибун пришел к определенным выводам.

— Комитта для Туризина — как шлюз. Когда ему нужно излить дурное настроение — она тут как тут.

— Но она здорово умеет до него докопаться. Когда-нибудь он лопнет от злости.

— Может быть, — сказал Марк. — Но не будь Комитты, он давно бы умер от апоплексического удара.

Гай Филипп закатил глаза.

— Если только Комитта не доведет его до этого раньше.

— И тогда она заявит, что он помер ей назло, — заключил Сенпат Свиодо. Услышав, как втянули сходни, он удивленно обернулся. Матросы, обнаженные до пояса, стояли у вант, поливаемые дождем. — Эй, ребята! Мы что, действительно сейчас поплывем на этой лохани?

— Почему же нет? Всего и дел, что переплыть Бычий Брод, а ветер совсем неплохой, — отозвался Марк. Он любил море не больше, чем любой из римлян, но рядом с васпураканином, родина которого не имела выхода к морю, чувствовал себя просто эдаким старым морским волком. Решив похвастаться своими познаниями, Скавр добавил: — Говорят, влажные паруса лучше держат ветер.

Его деланная уверенность и “глубокие познания” в морском деле ошеломили наивного Сенпата. Но Хелвис, которая родилась среди мореходов, только посмеялась.

— Если бы это было так, милый, то наш корабль был бы самым быстроходным судном в мире. Вода — она как соль: немного соли придает пище вкус, но если уж пересолишь — тогда лучше бы вообще без соли.

Причальные концы падали на палубу. На одном из кораблей заревел осел. Двое матросов и капитан громко выругались — хотя и не так сочно, как Туризин, — когда большой квадратный парус повис мокрой тряпкой, — точь-в-точь как предсказывала Хелвис.

Но наконец свежий ветер наполнил паруса. Теперь капитан напустился на гребца — дескать, заснул на весле. Моряцкого опыта Скавра явно недоставало, чтобы понять, был ли гребец виноват на самом деле или же капитан просто дерет глотку от раздражения.

Корабль медленно вышел из порта.

Мимо колонны легионеров проскакал Сотэрик, сын Дости. Солдаты недовольно ворчали ему вслед — пыль, поднятая копытами его лошади, попадала им в глаза.

Намдалени подъехал к Марку, со вздохом облегчения снимая конический шлем. По его пыльным щекам тонкими струйками стекал пот.

— Уф-ф! — выдохнул Сотэрик. — Жарковато, а?

— Да уж, — согласился трибун. Интересно, зачем явился шурин? Уж всяко не поговорить о погоде.

Однако Сотэрик не спешил приступать к делу.

— Да, погодка солнечная. Да и места здесь совсем недурные.

И снова у Скавра не нашлось причины возражать. Если уж на то пошло, он никогда не видел земель более плодородных, чем эти, — долины западных провинций Империи. Черноземы богатых полей приносили обильные урожаи. Вся местность утопала в изумрудной зелени. Крестьяне собирали плоды фруктовых деревьев, снимали урожай пшеницы, ржи, проса, ячменя. На широких полях зрели богатые дары земли. Сады ломились от яблок, груш, бобов, фиг, олив, орехов, апельсинов, персиков, абрикосов. Сладковато-пряный запах цитрусовых щекотал ноздри. Здесь было немало виноградников — западные территории Видесса славились отменными винами.

Некоторые крестьяне выходили на дорогу и провожали приветственными криками проходившую мимо армию — ведь она отправлялась в поход на еретиков-намдалени. Но большинство просто не хотело видеть никаких солдат вообще…

Западные провинции были житницей Видесса. Многочисленные баржи, груженные хлебом, отправлялись отсюда по рекам в столицу. Кормили эти земли и армию все то время, что она передвигалась от пригородов столицы на западном берегу Бычьего Брода дальше на запад.

Пока что армия шла по территории, подвластной Империи. Губернаторы, поставленные Маврикием или Туризином, контролировали течение местной жизни. Видессианская бюрократическая машина работала исправно, поэтому здесь было заготовлено довольно зерна и мяса для имперской армии. Интересно, подумал Марк, долго ли протянется такое изобилие? Скоро ли у перекрестков вырастут, преграждая путь, первые укрепления Дракса? Сотэрик называл их “боевыми замками”, кажется… Наверное, уже скоро.

— Да, местность чудесная, — задумчиво повторил Сотэрик. — Для рая, пожалуй, здесь слишком влажно летом, зато земля настолько хороша, что может родить что угодно. Теперь я, кажется, понимаю, что было на уме у Дракса, когда он решил хапнуть этот кусочек…

Выдерживая небольшую паузу, Сотэрик запустил пальцы в свои густые светло-каштановые волосы — почти такого же цвета, как у Хелвис. В отличие от многих своих соотечественников, он не выбривал себе затылок.

— Клянусь Богом-Игроком! Я и сам ничего не имел бы против того, чтобы когда-нибудь осесть здесь.

И глянул на Скавра с высоты седла, зорко следя за реакцией собеседника.

Да, Сотэрик и Хелвис были похожи между собой. Только голубым глазам брата недоставало теплоты — той теплоты, которую Скавр так любил у своей подруги. Широкий нос накладывал властный отпечаток на лицо брата Хелвис.

— Да? — переспросил римлянин, наблюдавший за шурином не менее пристально. Проклятье, нужно тщательнее подбирать слова! — Что же, Сотэрик, ты раздумал возвращаться в Княжество? У тебя изменились планы? Ты предпочел бы получить от Туризина надел здесь, на Западе, когда срок твоей службы истечет?

— Да, когда срок моей службы истечет, — повторил Сотэрик, беззвучно усмехаясь. Его светлые глаза продолжали сверлить лицо трибуна. — И я думаю почему-то, что это произойдет очень скоро…

Марк из последних сил изображал перед шурином наивное непонимание.

— В самом деле? А я-то полагал, что ты собираешься служить Империи многие годы. Совсем как я.

Их глаза встретились. Сотэрик дернул углом рта.

— Возможно, я ошибаюсь, — сказал он наконец и ударил лошадь шпорами так грубо, что она чуть было не взвилась на дыбы. Развернув лошадь, Сотэрик помчался прочь.

Трибун смотрел ему вслед. Тревожные мысли так и кипели в голове. Сумеет ли Аптранд удержать Сотэрика в повиновении?..

И захочет ли он вообще это делать?

Закат окрасил небо в кровавый цвет. Где-то неподалеку в рощице печально ухнула слишком рано проснувшаяся сова. Армия остановилась на ночь.

Уверенные в том, что на своей территории им ничто не угрожает, видессиане и намдалени кое-как разбросали несколько маленьких палисадов и под их ненадежной защитой, как попало, разбили палатки.

Хаморы вообще не утруждали себя строительством каких-либо укреплений. Они устраивались на ночлег где взбредет в голову, а наутро опять собирались неорганизованной толпой.

Среди этого разброда резким контрастом выделялся лагерь легионеров. Это был самый обычный римский укрепленный лагерь, разбитый на безопасной территории с той же тщательностью, что и в те дни, когда враги наступали им на пятки.

Как всегда. Гай Филипп выбрал идеальную позицию для обороны. Был здесь и ручей с чистой водой, и невысокие холмы. Едва только место было определено, солдаты почти автоматически выполнили свою работу. За каждым закреплена часть общего дела, всегда одна и та же. Одни копали защитный ров, другие сооружали насыпь, используя для нее землю, выброшенную из рва. Третьи вбивали в насыпь заостренные колья. Во время перехода эти колья солдаты несли с собой.

Ровными рядами, манипула за манипулой, за палисадом выстроились палатки легионеров, на восемь человек каждая. Между ними были оставлены широкие проходы.

Никто не ворчал, хотя зачастую такой лагерь использовался только для одного ночлега, а наутро его покидали навсегда. Полевые работы издавна стали для римлян почти второй натурой.

Видессианские и васпураканские солдаты, заполнившие ряды легионеров вместо погибших в бою римлян, уже успели на собственном опыте убедиться: хорошо укрепленный лагерь не однажды спасал жизни солдат. В легионе не было человека, который не знал бы, к чему могут привести беспечность и леность.

В конце концов этой убежденностью прониклись даже легкомысленные хатриши. Лаон Пакимер был частым гостем римлян. После битвы у Марагхи Марк был рад видеть его у себя. Более того! Хатриши даже брались — правда, с шуточками-прибауточками — помогать римлянам. Нет нужды говорить, как довольны были подмогой легионеры. И хотя кавалеристы Пакимера вряд ли могли назвать полевые работы своей “второй натурой”, они не ленились и не жаловались.

— Ох и неуклюжий же сброд… — высказался Гай Филипп, наблюдая за тем, как двое хатришей шумно бранятся с одним из своих командиров. Однако перебранка отнюдь не помешала им наполнять щит землей и вываливать землю на насыпь.

Дивясь хатришам, старший центурион поскреб затылок.

— Я так и не понял, как они ухитряются при этом делать дело. Но им это удается!..

Дети легионеров подбирались к лошадям, норовили схватить уздечки. Хатриши лениво отгоняли их.

По поводу присутствия в лагере женщин и детей Скавр не испытывал особого восторга. Собственно, он никогда не одобрял этой идеи — брать с собой в поход семьи. И хотя Марк привык к этому куда легче, чем Гай Филипп, все же и трибуну это подчас казалось чересчур уж не по-римски.

Два года назад трибун запретил женщинам появляться в солдатском лагере. Это было в те дни, когда легионеры впервые шли на запад — готовилась большая битва с Йездом. Но после трагедии у Марагхи безопасность стала важнее всех римских обычаев вместе взятых. А отменить однажды разрешенную привилегию не легче, чем превратить сыр обратно в молоко.

Палатка трибуна, как всегда, размещалась в самом центре, на via principalis, главной дороге лагеря, на полпути между восточными и западными воротами. У палатки сидел Мальрик. Он был страшно занят — играл с маленькой полосатой ящеркой, изловленной неподалеку. Скавр справедливо предположил, что ребенку игра нравилась куда больше, чем ящерке.

— Привет, папа, — сказал Мальрик, поднимая голову.

Воспользовавшись моментом, ящерка юркнула под камень и спряталась в песке прежде, чем мальчишка успел ее схватить. Мальрик раскрыл рот и громко заревел. Марк подхватил его и подбросил в воздух, но это не помогло: Мальрик был безутешен.

— Ящерку-у!.. Хочу ящерку-у!..

Словно в ответ на этот плач, в палатке зашелся криком Дости. Хелвис высунулась наружу. Вид у нее был недовольный.

— Что ты, скажи на милость, пла… — начала она сердито и замолчала, увидев трибуна. — Здравствуй, дорогой. Я не слышала, как ты подошел. Что у вас случилось?

Марк рассказал о беде Мальрика.

— Иди сюда, сынок, — позвала Хелвис и обняла Мальрика. — Я не могу вернуть тебе ящерку… благодарение Фосу за это, — добавила она назидательно.

Но Мальрик не слушал. Он рыдал все громче и громче.

— Может, ты хочешь сладкую сливу в меду? — продолжала Хелвис. — Или даже две?..

Мальрик призадумался. Год назад — Скавр знал это — он закричал бы: “нет! ” И продолжил бы плакать. Но мальчик почти сразу ответил: “Ладно”. После этого он принялся икать.

— Умница. — Хелвис вытерла его личико подолом юбки. — Сливы в палатке. Идем.

Повеселевший Мальрик юркнул в палатку. Хелвис вздохнула:

— А теперь я посмотрю, сумею ли успокоить Дости.

Хотя Марк и был командиром, но во время походов он не позволял себе никакой роскоши. Кроме матраса, в палатке стояли колыбелька Дости, складной стол и складной стул, сделанные из дощечек и брезента, и сундучок из темного дерева. Походный алтарь Фоса, принадлежавший Хелвис, лежал на траве вместе с маленькой шкатулкой из простой древесины — там хранились вещи и украшения Хелвис.

Хелвис открыла сундучок, нашла сладости для Мальрика. Покачала на руках Дости, напевая ему колыбельную. Скавр слушал пение Хелвис: ее низкий грудной голос звучал тихо и ласково. Ребенок постепенно успокоился и засопел.

— Ну что ж, все не так уж и плохо, — сказала она с облегчением и уложила ребенка в постель.

Скавр запалил маленькую глиняную лампу, заправленную оливковым маслом, и отметил на небольшой карте, которую носил при себе, расстояние, пройденное за день.

Хелвис начала разговор после того, как Мальрик тоже заснул.

— Мой брат говорил с тобой сегодня.

— Да? — произнес трибун без выражения. Он сделал пометку на карте, сначала по-латыни, потом, более медленно, по-видессиански.

Так. Значит, Сотэрик решил повлиять на него через жену…

— Да. — Хелвис внимательно наблюдала за ним. Ожидание, возбуждение, надежда — все эти чувства Скавр без труда читал на ее лице. — Мой брат сказал, что я могу напомнить тебе об одном обещании… которое ты дал мне в Видессе в прошлом году.

— Да? — повторил Скавр. Лицо его дрогнуло — он почти не владел собой.

Год назад… Тогда казалось, что осада Видесса вот-вот завершится полным крахом Гавра. Марк почти решил бросить обреченного императора и отправиться с намдалени в Княжество. Римлян остановил мятеж, поднятый против Сфранцезов Метрикием Зигабеном. Только это и не позволило им дезертировать…

Марк знал, что Хелвис была очень разочарована. После неожиданной для всех победы Туризина римляне остались на имперской службе.

— Да, мой брат говорил со мной. — Хелвис сжимала губы, уверенная в своей правоте. Упрямица. Теперь ее пухлый рот стал таким же жестким и узкогубым, как у ее вспыльчивого брата. — Еще до нашей встречи, Марк, я была женой солдата. Я знаю, наемник не всегда волен поступать как считает нужным… Я знаю, дела не всегда идут по плану…

Скавр дернул лицом: план принадлежал отнюдь не ему!..

— … особенно с тех пор, как на троне сидит Туризин. Слишком часто приходится делать не то, что по сердцу. Но сейчас — сейчас удача сама плывет к нам в руки! Лучшего шанса еще никогда не было.

— Какого шанса?

Ее глаза загорелись гневом.

— Ты что, притворяешься? Делаешь вид, что не понимаешь? Фальшивая игра, мой дорогой. Скоро еретик-император не сможет больше повелевать нами. Счастье повернулось к нам лицом. И мы сможем получить новую землю — как получали ее герои в древних сказаниях…

Похоже, и в ее крови кипит неутоленное желание отхватить жирный кусок видессианской земли. Жажда, сжигавшая многих намдалени.

— Я не знаю, почему ты так хочешь разорвать Империю на части, — начал Марк. — У меня голова кругом идет при одной только мысли о том, сколько лет здесь царит мир… Империя дала людям безопасность и уверенность в будущем, и это длится уже не первое поколение на обширных территориях… А вы хотите опрокинуть Империю на спину как раз в тот миг, когда она ранена. Так пантера бросается на оленя со сломанной ногой. Скажи мне, Хелвис, неужели ты действительно считаешь, что ваши намдалени принесут этим краям процветание?

— Возможно, нет, — ответила она. По крайней мере, Скавр мог восхититься ее честностью. — Клянусь Игроком, разве мы не заслужили своего шанса! Мы — мы выстрадали лучшую долю! Кровь Видесса стара, она стала холодной и жидкой. Хитростью и интригами имперцы не позволяли нам завладеть тем, что наше — по праву.

— По праву? По какому праву?

Она шагнула вперед. Ее рука метнулась к нему. Марк инстинктивно прикрыл лицо от удара. Но Хелвис тянулась к рукояти его меча.

— По праву вот этого! — сказала она яростно.

— Обычный довод йездов, — заметил Марк.

Она отдернула пальцы от меча, словно оружие обожгло ее. Марк отвел меч в сторону — ему не хотелось, чтобы кто-нибудь, кроме него самого, касался этого клинка.

— Кстати, о йездах. А как ты думаешь разобраться с ними в этом вашем Новом Намдалене?

Перед мысленным взором Марка мгновенно пронеслись картины опустошительных, бессмысленных войн: намдалени против йездов, видессиане против кочевников, двое против одного, союзы, предательства, атаки, стычки, западни… несчастные, ни в чем не повинные крестьяне и горожане — жители западных территорий, — втоптанные в пыль железными копытами бесчисленных армий…

Марк содрогнулся. На миг он представил себе Авшара — тот смотрел бы на потоки крови и смеялся бы от ледяного наслаждения…

Скавр сказал об этом вслух. Он увидел, как дрогнуло лицо Хелвис.

— Вся беда в том, — продолжал Марк, — что у твоего брата достаточно воображения, чтобы проявлять жестокость, но явно недостаточно, чтобы увидеть, какие разрушения это принесет. Вот что делает его смертельно опасным. — Заметив, что Хелвис дрожит от гнева, Марк быстро заключил: — Все это пустые разговоры, дорогая. В любом случае намдалени командует не Сотэрик, а Аптранд.

— Аптранд? Аптранд ест лед и дышит холодным туманом.

У Скавра невольно вырвался смешок — неприязнь, которую Хелвис испытывала к Аптранду, сделала определение почти поэтически точным.

Хелвис смотрела на своего мужа так, словно он был водяными часами, которые всегда работали исправно, а сейчас почему-то сломались.

— Скажи мне только одну вещь, — заговорила она. — Почему же, если ты так любишь свою драгоценную империю… — В ее тоне снова послышалась злоба. — Почему же тогда в прошлом году ты согласился уйти в Намдален?..

У Марка был учитель-стоик, болезненный грек по имени Тиманор. И сейчас Скавр будто въяве услышал его сиплый голос: “Если это неправильно, сынок, не делай этого; если это неправда — не говори этого”. Однако в эту минуту Марку страстно хотелось бы набрести на какую-нибудь спасительную ложь. Не обнаружив таковой, он вздохнул и последовал совету своего учителя.

— Потому что останься я тогда с Туризином — это только затянуло бы гражданскую войну. Агония стала бы слишком долгой и мучительной. Это разорвало бы Видесс на части.

Даже при слабом свете лампы он увидел, как кровь отхлынула от ее щек.

— Это разорвало бы Видесс… — прошептала она так, словно не вполне понимала смысл его последних слов. — Видесс?.. — Ее голос стал подниматься, точно волна во время прилива. — Видесс?.. Ты думал не обо мне?.. Не о детях?.. Ты страдал только по этой… гнилой, поганой Империи?!

Она почти кричала. Дости и Мальрик, испуганные криком, проснулись и дружно заревели.

— Уходи! Убирайся отсюда! — не помня себя, орала Хелвис на Скавра. — Я не хочу тебя видеть! Подлый, бессердечный ублюдок!

— Убираться? Но ведь это моя палатка… — вполне логично возразил трибун.

Но Хелвис была настолько разъярена, что даже не слышала.

— Вон отсюда!

Она надвинулась на него. Марк выбросил вперед руки, защищая лицо; острые ногти оставили кровавые полосы на запястье. Выругавшись, Марк попытался успокоить жену, удержать ее за руки… но это было не проще, чем бороться с тигрицей. Тогда Марк оттолкнул ее и выскочил из палатки в ночную темноту.

Пока он шел по лагерю, несколько солдат встретились с ним глазами. Со многими случалось нечто подобное. Да, с женами ссорятся все — но не всем необходимо защищать свое достоинство командира.

Гай Филипп был у палисада — разговаривал с часовым.

— Так и думал, что ты скоро явишься, — заявил старший центурион, завидев Скавра.

— Мы… поссорились, — пробормотал тот.

— Вижу. — Старший центурион присвистнул, заметив глубокие царапины на руке Марка. — Если хочешь, переночуй в моей палатке.

— Спасибо. Позже.

Марк был слишком взвинчен после ссоры, чтобы сразу заснуть.

— Надеюсь, ты приструнил ее?

Трибун знал, что Гай Филипп пытается выказать сочувствие. Но грубоватый тон не слишком помог ему в этом.

— Нет, — отозвался Скавр. — Я виноват не меньше, чем она.

Гай Филипп недоверчиво фыркнул. Скавр ощутил горький привкус своих правдивых слов. Он знал, что именно его уклончивое поведение в прошлом заставило Хелвис и Сотэрика предположить, будто он примет сторону намдалени, когда те выступят против Империи. Сказать, что это не так, — значит, вызвать ссору. Марк просто понадеялся, что подобный вопрос больше никогда не поднимется. И вот это произошло. Они поссорились, и ссора вышла куда тяжелей из-за его жалкой полуправды.

Скавр невесело рассмеялся. Старый Тиманор оказался, в конце концов, не таким уж глупцом.

— Ты храпел, — обвиняюще сказал трибун Гаю Филиппу на следующее утро.

— Да? — Ветеран невозмутимо откусил большой кусок от луковицы. — Ну и что? Кому до этого дело?

Красными от усталости глазами Скавр смотрел, как легионеры сворачивают лагерь. Женщины, болтая, занимали свое место в середине колонны. Хелвис уже ушла; палатка казалась необитаемой, когда трибун пришел собирать ее.

Как же теперь поступит Хелвис? Останется в легионе? Уйдет к Сотэрику?

Да, совсем легко забыть о ней, когда солдаты готовятся выступить в поход, строятся в колонну и ждут распоряжений. Прямые вопросы требуют прямых ответов. Как все просто в прямолинейном мире легиона: манипула Блеза должна идти впереди васпураканского отряда Багратони; эта дорога лучше, чем та; Квинт Эприй будет наказан удержанием трехдневного жалованья за игру в кости с фальшивыми кубиками…

Разведчик-хамор проскакал мимо легионеров к Метрикию Зигабену — видессианский отряд замыкал колонну. Через несколько минут в том же направлении промчался второй разведчик. Решив разузнать, что происходит, Марк окликнул его, но кочевник сделал вид, что не слышит.

— Ублюдок, — сказал Гай Филипп.

— Мы все равно скоро узнаем, в чем дело, — отозвался Марк.

— Это точно, — мрачно произнес старший центурион.

Минул час после этого диалога.

И вот Гай Филипп, прикрывая глаза ладонью от яркого солнца, изрек:

— Привет! Что-то не припоминаю, чтобы мы проходили мимо этого, когда в последний раз топали мимо Гарсавры. — Суровое лицо ветерана стало жестким. — Это их проклятый “замок”, вот что это такое.

Замок стоял прямо посреди главной дороги, ведущей на юг.

По мере приближения к укреплению, Скавр наблюдал за намдалени, суетящимися за палисадом и в башне. Издалека были видны маленькие человеческие фигурки — они бегали, переговаривались.

С более близкого расстояния трибун рассмотрел замок внимательнее. Теперь ему стало ясно, каким образом намдалени Дракса сумели возвести укрепления так быстро. Вокруг замка был выкопан ров — глубоким извилистым шрамом он чернел среди зелени. Часть этой земли намдалени использовали при строительстве стены. В этом их крепость была похожа на римский лагерь, хотя ров был глубже и шире, и стена превышала рост взрослого человека, а не доходила до середины груди, как римский палисад.

За стеной солдаты Княжества насыпали высокий холм. На этом возвышении воздвигалась деревянная башня — ее сооружали в такой спешке, что не стесали кору с бревен. Находясь на вершине башни, лучники могли простреливать все поле с большого расстояния.

Они, кстати, сразу дали о себе знать и сняли несколько хатришей и хаморов. Кочевники пустили в ответ стрелы, но даже степные луки не могли причинить никакого вреда защитникам башни.

Зигабен созвал короткий военный совет.

— Кажется, они хотят остановить нас. Отлично. Им это удалось. Задержимся и захватим этот замок, — объявил он. — Мы не можем оставить у себя в тылу две сотни хорошо вооруженных намдалени.

Около полуночи со стороны замка донесся громкий стук копыт — это намдалени перебросили через ров доски и выпустили из замка несколько человек, чтобы те предупредили остальных о том, что имперская армия приближается. Со свистом и гиканьем вслед за ними понеслись хаморы и хатриши. Вскоре они уложили стрелами двоих. Третий скрылся в темноте.

— Говнюк, — кратко молвил Гай Филипп, когда услышал о случившемся.

— А, ладно. Не так уж это и страшно, — отозвался Марк. Он не желал расстраиваться из-за неудачи. — Дракс все равно знал, что мы скоро будем здесь.

Старший центурион только хмыкнул.

К неудовольствию трибуна, рассвет наступил слишком рано. Солнце окрасило висящее над горизонтом облако в багровый цвет, позолотило его, и звезды на небе потускнели.

К самому краю рва подошел видессианский парламентер. Он держал в руках копье с белым шлемом — знак мирных намерений. По поручению Зигабена он крикнул намдалени, чтобы те сдавались. В ответ понеслись грязные ругательства на островном диалекте. В двух метрах от парламентера в землю впилась стрела. Она была пущена с умыслом — намдалени хотели припугнуть видессианина. Тот быстро удалился, стараясь не растерять при этой ретираде своего достоинства.

Зигабен рявкнул приказ, и метательные орудия выпустили десятки длинных дротиков. Со свистом те понеслись к замку, заставляя намдалени пригнуть головы. Время от времени защитники замка показывались из-за укрытий, быстро пускали стрелы в осаждающих и снова прятались.

Через несколько минут заработали катапульты и баллисты. В башню полетели камни весом с человека. Снаряды оставляли на бревнах глубокие вмятины. Время от времени слышался громкий треск расколотой доски. Однако башня и не собиралась падать — островитяне построили ее прочно.

Снова и снова видессианские солдаты дергали за ремни катапульт, посылая в неприятельскую крепость камень за камнем. То и дело раздавались крепкие проклятия, когда ремень срывался раньше чем нужно, или лопался от напряжения.

Камнеметательные машины и хаморские стрелы были лишь частью плана — и притом не самой важной. Видессианские инженеры вложили в ложки катапульт бочки с горючим материалом. Вскоре эти воспламеняющиеся снаряды полетели в сторону башни. Во время осады вражеских городов римляне нередко забрасывали деревянные постройки такими бочками с горящей смолой или маслом. Но дьявольское зелье имперцев было куда более страшным: оно состояло из серы, толченой извести и вонючего черного густого масла, которое добывали из-под земли.

Стоило бочке с такой “начинкой” ударить о башню, как жидкий огонь длинными ручейками разбегался по деревянному настилу. Лучники, скрывавшиеся в башне, в ужасе закричали, когда пламя охватило ее. Многие защитники крепости спрыгнули с палисада и бросились к башне, чтобы потушить огонь. Марк услышал отчаянные вопли. Благодаря толченой извести пламя, хотя его и заливали водой, продолжало гореть все так же весело и ярко.

А катапульты не переставали забрасывать врага горючей смесью. Однако постепенно ремни ослабевали, и бочки с горючей смесью перестали достигать цели. Несколько их упало на палисад, разбрызгивая жидкое пламя на защитников насыпи и на тех, кто тушил пожар. Дико крича, люди бросились врассыпную. Несколько несчастных запылали, превратившись в живые факелы. Жидкий огонь прожигал кольчуги, причиняя страшные мучения. Один намдалени пронзил мечом грудь своего товарища, охваченного огнем с головы до ног, — только этот милосердный удар прекратил его муки навсегда.

Густое темное облако дыма поднималось в небо высоким столбом, лучше любого гонца извещая Дракса о случившемся. Вокруг обреченной крепости затрубили трубы. Под прикрытием лучников легионеры бросились вперед.

В эту первую схватку Зигабен не пустил своих намдалени. Они остались вместе с видессианскими частями.

Обычно Марк не слишком любил сражения, но сейчас он от души радовался тому, что бежит впереди своих солдат. Стоять и смотреть, как заживо горят люди Дракса, оказалось тяжелее, чем сражаться с ними.

На палисаде не осталось уже почти никого, кто мог бы задержать римлян. Копье просвистело мимо уха трибуна, но он ступил уже на мягкую землю насыпи.

Крича во все горло, солдаты неслись за ним следом.

Намдалени, метнувший копье, уже поджидал Скавра на вершине насыпи. Это был тяжелый крупный мужчина с пятнами оспин на лице, вооруженный длинным мечом. Марк принял удар на щит и даже охнул от силы натиска. Римлянин едва не поскользнулся на липкой грязи. Намдалени без труда отбил неловкий выпад трибуна и снова поднял меч двумя руками, готовясь нанести второй удар. В это мгновение римское копье, брошенное одним из легионеров, вонзилось ему в шею. Меч выпал из ослабевших рук намдалени. На миг его пальцы обхватили длинное жало копья, затем бессильно разжались… Колени его подогнулись, и он повалился на землю.

Скавр перескочил через тело поверженного врага; легионеры один за другим спрыгивали с насыпи во двор крепости. Сейчас сопротивление оказывала лишь горстка намдалени, да и те — едва только убедились, что дело проиграно, — начали сдаваться, бросая на землю мечи и шлемы в знак своего поражения. Старые наемники, эти люди не видели большого смысла биться до последнего, не имея ни малейшей надежды победить.

— Как думаешь, возьмет нас Туризин обратно на службу? — спросил у Марка один из командиров намдалени, нимало не смущенный своим участием в мятеже. Он говорил совершенно серьезно.

В ответ трибун только развел руками. У Туризина не так много солдат, чтобы пренебрегать такими воинами, как намдалени. Так что он вполне мог пойти и на такое…

— Берегись! Берегись! — в голос закричали и римляне, и намдалени.

Пылающая башня рухнула, рассыпая вокруг горящие бревна и раскаленные угли. Один из легионеров широко раскрыл рот от боли, когда горящая доска задела его по ноге. Раненый намдалени — он получил страшные ожога у башни — был насмерть раздавлен падающим бревном. Это избавило его от страданий, подумал Марк.

Среди жертв огненного моря метался намдаленский жрец-целитель. Он делал все, что мог, пытаясь облегчить людям боль. Но ни один жрец-целитель не умел возвращать погибших к жизни…

Однако тем, кто получил не слишком обширные ожоги, искусство исцеления неплохо помогло. Целители Княжества, как заметил Скавр, были куда менее опытны, чем их видессианские коллеги. В отличие от священнослужителей Империи, намдаленскне жрецы надевали доспехи и бились наравне с солдатами. В глазах имперцев — и особенно служителей Фоса — это было ужасным святотатством.

Марк снова поднялся на вершину насыпи. Рядом свистнула стрела. Гневным взглядом трибун поискал лучника, но не нашел.

— Эй, прекратите!.. Крепость наша!.. — крикнул он, поднимая вверх большой палец, как на гладиаторских играх. Видессиане не знали этого жеста, но тем не менее поняли его. Солдаты радостно завопили в ответ. Зигабен помахал трибуну рукой. Тот отозвался салютом.

Намдалени подобрали мечи своих погибших товарищей, чтобы вернуть, согласно обычаю, их близким. Печальный обычай, слишком хорошо знакомый Марку. Ведь трибун и сам когда-то принес меч Хемонда Хелвис — магия Авшара убила ее первого мужа…

В крепости погибли четырнадцать намдалени, почти все — от ожогов. К большому облегчению трибуна, ни один из его легионеров не был убит и только двое получили легкие ранения.

Выходя из крепости и присоединяясь к армии Зигабена в качестве пленных, намдалени непринужденно болтали с легионерами — знакомились, обменивались опытом.

Легионеры превратились в таких же наемников, как и люди Княжества. Они занимались своим ремеслом добросовестно и с большим умением, однако не испытывали к противнику никакой личной вражды. Что касается намдалени, то с тех самых пор, как римляне очутились в Видессе, между ними и людьми Княжества установились дружеские, задушевные отношения. Иногда это вызывало нешуточную тревогу видессиан.

Однако совсем иначе встретились солдаты Дракса с теми своими соотечественниками, которых увидели в колонне Зигабена. Они обрушились на людей Аптранда с негодующими криками:

— Предатели! Трусы! Негодяи! На чужой стороне воюете!..

Намдалени, который спрашивал у Скавра насчет планов Туризина (его звали Стиллион из Сотэвага), узнал одного из капитанов намдалени и закричал:

— Тургот, тебе должно быть стыдно!

Тургот ничего не ответил. Он выглядел смущенным.

Аптранд выехал вперед на своей лошади. Ледяной взгляд заставил всех замолчать.

— Предательство? — переспросил он негромко, но очень отчетливо. — Соратникам Дракса должно быть хорошо знакомо это слово!

Он повернулся к пленным спиной, невозмутимый и злой. Метрикий Зигабен отослал захваченных намдалени в столицу под охраной видессианской кавалерии.

— Недурно, — похвалил он Марка. — Очень неплохая работа. Так называемый “неуязвимый боевой замок” разрушен, а ты не потерял ни одного солдата. Да, неплохо.

— Да уж. Не так уж скверно, — проворчал Гай Филипп, когда Зигабен ушел, чтобы отдать армии приказ двигаться дальше. — Крепость задержала нас всего на один день. Думаю, мы и с Драксом разберемся быстро…

Стипий умело вылечил одного из римских солдат — у того было рассечено бедро. Процедура исцеления, как всегда, потрясла Скавра.

Обеими руками жрец соединил края раны. Затем, бормоча молитвы, чтобы сосредоточиться, он сконцентрировал на ране всю свою волю. Трибун почти физически чувствовал, как воздух над раненым стал гуще, плотнее… В латинском языке Марк не мог найти определения этому явлению. Потоки энергии протекали по телу жреца, склонившегося над солдатом. Когда Стипий убрал пальцы и выпрямился, глубокая рана совершенно затянулась. На ноге легионера остался только тонкий белый шрам.

— Очень признателен, — сказал легионер, поднимаясь. Он ушел не хромая.

Однако другому пострадавшему — васпураканину с разбитой головой (его задело обломками падающей башни) — Стипий помогать отказался. Осмотрев несчастного, жрец сказал только одно:

— Выживет он или умрет — все в руках Фоса. Моих сил не хватит на то, чтобы исцелить его рану.

Марк был разочарован. Однако он постарался отогнать от себя мысль о том, что жрец уклоняется от работы. Горгид тоже был бы здесь бессилен.

Трибун нашел Стипия, когда тот — и уже не в первый раз — подкреплял свои силы вином. Марк сделал над собой усилие и постарался быть справедливым: искусство исцеления отнимало очень много сил. Скавру доводилось видеть, как жрецы-целители засыпали прямо у ложа исцеленного, едва только заканчивали свой изнуряющий труд.

Стипий вытер потный лоб рукавом.

— Ты-то хоть не ранен? — осведомился он у трибуна. — Крови не видать.

— Нет, — поколебавшись, ответил Скавр и показал красные, распухшие царапины, оставленные ногтями Хелвис. — Наш прежний врач дал бы мне какую-нибудь мазь… что-нибудь в этом роде… Я надеялся, что ты сможешь…

— Что?! — в гневе заревел Стипий. — Ты хочешь, чтобы я истощал свою силу, исцеляя царапины, оставленные когтями твоей еретички-девки? Убирайся! Служение Фосу не должно расточать на такую ерунду! Целители не могут транжирить свое драгоценное время на всякое дерьмо!

— Несчастный васпураканин — слишком тяжелая работа, я — слишком легкая… — отозвался трибун, разозлившись на этот раз не на шутку. Стипий сумел-таки вывести его из себя. — Тогда какая же от тебя польза, будь ты неладен?..

— Спроси своего легионера! — огрызнулся жрец-целитель. — Если твои дурацкие царапины воспалятся, я, так и быть, гляну на них. Но пока этого не случилось, не приставай ко мне. Маленькие раны утомляют меня не меньше, чем большие.

— О… — вымолвил трибун тихо.

Он этого не знал. Внезапно он понял, что почти ничего не знает об искусстве жрецов-целителей. Стипий и другие жрецы излечивали раны, которые оставили бы Горгида изнемогать от зависти и отчаяния. Но теперь Скавру стало ясно, что и грек, в свою очередь, владел знаниями, которых лишены видессиане. Трибун поневоле задумался о том, какую сделку предложила ему судьба, когда в легионе вместо грека появился Стипий.

В тот вечер Хелвис так и не пришла к нему. Марк ждал ее в палатке до глубокой ночи. Легионеры уже спали мирным сном. Он все надеялся, что она вернется…

Поняв, что ждать бесполезно, Марк потушил светильник и постарался заснуть. Это оказалось непростым делом. Когда они с Хелвис начали жить вместе, ему трудно было привыкнуть к ее постоянному присутствию. А теперь, когда он остался в одиночестве, ему так не хватало ее теплого дыхания. Ну что ж, человек ко всему в конце концов привыкает, думал Марк, раздраженно ворочаясь с боку на бок. Только к бессоннице приноровиться трудно, вот и все…

Долина была все такой же плоской, но трибуну на следующий день казалось, что он идет в гору. Около полудня из рощи выскочили двое разведчиков-намдалени: они желали взглянуть на приближающегося врага. Но ни дикие крики хатришей, бросившихся в погоню, ни страшные проклятия Гая Филиппа, когда конники Дракса ушли от них, не смогли встряхнуть Скавра и избавить его от апатии.

Когда наступила темнота и легионеры разбили лагерь, Марк, грызя на ходу галеты, направился по via principalis к своей палатке. Как всегда, палатка трибуна стояла в самом центре, у наблюдательного поста, отмеченного белым флагом. Марк хотел уже задернуть полог, когда знакомый голос заставил его резко обернуться.

С криком “папа!.. ” по дороге бежал Мальрик. Римский походный лагерь строился всегда по одному и тому же плану, поэтому даже пятилетний мальчик не мог здесь заблудиться.

— Я скучал без тебя, папа, — сказал Мальрик, когда Марк наклонился и обнял своего приемного сына. — Где ты был? Мама сказала, ты вчера сражался. Ты храбрый?

— Я тоже скучал без тебя, сынок, — сказал Марк. И добавил: — И без твоей мамы тоже.

Держа в одной руке Дости, а в другой — сундучок, к нему шла Хелвис. Заметив Марка, Дости стал рваться к нему из рук матери. Хелвис поставила малыша на ноги. Он неловко заковылял вперед. Маленькие ножки становились все крепче и увереннее с каждым днем. Трибун подхватил сына.

— Па-па, — важно произнес Дости.

— Да, это я.

Марк встал. Дости принялся развязывать застежки его сапог, а потом ухватился ручонками за ножны.

— Мог бы и со мной поздороваться, — тихо сказала Хелвис.

— Здравствуй, — осторожно проговорил трибун, но она запрокинула к нему лицо, чтобы он поцеловал ее. Как будто ничего и не происходило между ними. В груди Марка словно развязался крепкий узел. Марк даже не знал, какую тяжесть нес на сердце, пока не почувствовал облегчения. Слабо улыбнувшись, он приоткрыл перед Хелвис полог своей палатки.

Мальрик юркнул внутрь и закричал оттуда, подзывая Дости:

— Вперед, лентяй!..

Хелвис наклонилась и вошла: Марк последовал за ней. Некоторое время они вели нарочито обыденные разговоры. Хелвис передавала обрывки сплетен, которые слышала от женщин. Трибун рассказывал о сражении и штурме. Наконец он прямо спросил:

— Почему ты вернулась?

Хелвис искоса глянула на него.

— Я вернулась. Тебе этого недостаточно? Почему тебе всегда нужно докопаться до корней?

— Привычка, — кратко ответил Скавр.

— Чума на твои привычки! — вспыхнула Хелвис. — И на твою бессмысленную любовь к этому гнилому Видессу!..

Марк ждал новой вспышки гнева. Но Хелвис вдруг рассмеялась — больше над собой, чем над ним.

— Почему я вернулась? Если я сказала себе это один раз, то Мальрик — тысячу. “Где папа? Когда он придет? Разве ты не знаешь, когда он придет? ” А Дости ворочался, не мог заснуть, плакал так безутешно…

Даже в дрожащем свете лампы Марк видел, каким усталым было ее лицо.

— И это все?

— А что еще ты хочешь услышать? Что мне тебя не хватало? Что я вернулась, потому что люблю тебя?

— Если это так, то я очень хочу услышать от тебя эти слова, — тихо произнес трибун.

— Разве это имеет значение, раз ты так обожаешь свою драгоценную Империю? — спросила Хелвис, но выражение ее лица смягчилось. — Да, я люблю тебя. О, как это все тяжело… Вчера ты сражался против моих земляков… Может быть, даже против моих родичей… А что я делала в это время? Молилась Фосу, чтобы ты вернулся целым и невредимым. Я думала, что мне уже наплевать на все… Пока ты не бросился в бой, где тебе угрожала смерть. Так легко ожесточиться, когда нечего терять. Проклятие!.. — выговорила она. Ее разрывала на части любовь к Марку и преданность Намдалену.

— Спасибо тебе, — сказал Скавр. — Знаешь, Хелвис, когда мне было шестнадцать лет, я думал, что все в жизни так просто… Теперь я старше на двадцать лет, но клянусь богами, все стало только в двадцать раз сложнее!

Хмурясь, Хелвис все же усмехнулась его божбе — он машинально перевел с латыни привычное выражение.

“Даже сейчас, — подумал Марк, — нужно быть очень осторожным в выборе слов… И все же… ”

— Ну что ж, будем продолжать жить вместе, верно?

— Пока да, — сказала Хелвис. — Пока еще да…

На следующий день армия Зигабена столкнулась с отрядом намдалени. Это были уже не разведчики — пятьдесят крепких всадников с копьями наперевес. Они показались на расстоянии полета стрелы у фланга имперской армии и прокричали что-то, обращаясь к намдалени Аптранда. Расстояние заглушило слова.

— Наглецы, а?.. — сказал Гай Филипп.

Зигабен думал точно так же. Он послал отряд хатришей. чтобы отогнать людей Дракса подальше. Сохраняя полный порядок, отряд отступил под прикрытие леса. Лаон Пакимер не стал посылать лучников в погоню — он не хотел рисковать понапрасну. Главным преимуществом легкой кавалерии хатришей были маневренность и подвижность. Лес сводил эти преимущества на нет.

Стоило хатришам вернуться к основным силам Зигабена, как намдаленский отряд снова показался из леса и занял прежнюю позицию.

Когда сгустились сумерки, мятежники не стали разбивать лагеря рядом с армией Зигабена. Вместо этого они открыто поскакали на юго-запад.

Наблюдая за ними, Гай Филипп почесывал шрам на щеке.

— Полагаю, завтра мы с ними столкнемся. Намдалени не действуют в одиночку. Это передовой отряд крупной армии. — Старший центурион вытащил из ножен меч, попробовал острие на ноготь. — Сгодится… Ох, не люблю я биться с этими проклятыми намдалени… Такие же здоровенные, как галлы, но вдвое умнее.

Вскоре после того, как настала ночь, Марк заметил на горизонте легкое желтоватое свечение. Скавр не припоминал, чтобы в том направлении находился какой-нибудь крупный город. Озаренное небо на горизонте могло означать только одно: там жгли костры люди барона Дракса.

Подумав об этом, Марк плотно сжал губы. Если мятежники так близко, то завтра и вправду предстоит бой.

В римский лагерь прибыл посыльный от Метрикия Зигабена.

— Утром выступаем не колонной, а растянутым строем.

Что ж, видессианский военачальник, похоже, тоже ожидает сражения.

Посыльный продолжал:

— Римские пехотинцы займут левый фланг. Вас прикроют хатриши. Мой повелитель Метрикий Зигабен выступит в центре, а намдалени Аптранда — на правом фланге.

— Благодарю, спафарий, — вежливо сказал трибун. — Кружечку вина?

— Весьма охотно. Сердечно благодарен за любезность, — отозвался спафарий, улыбнувшись. Казалось, завершив официальную миссию, видессианин помолодел.

Отпив большой глоток вина, он удивленно поднял брови:

— Довольно сухое, а?

Второй глоток был куда более осторожным.

— Самое сухое, какое только удалось найти, — заверил Марк. Почти все видессианские вина были, на римский вкус, слишком сладкими.

Решив воспользоваться непринужденной обстановкой, Скавр спросил посыльного:

— Почему Зигабен отдал намдалени правый фланг? Если он опасается, не подведут ли его в завтрашнем сражении островитяне, то лучше всего было бы поставить их в центр, где за ними легче наблюдать с любого фланга.

Но у спафария был на это ответ. Похоже, Метрикий Зигабен тоже размышлял над этой проблемой, хотя мысли его текли по несколько иным руслам, чем у Скавра.

— Место справа — место чести.

Трибун понимающе кивнул. Для гордого Аптранда вопрос чести никогда не был пустым.

Допив вино, видессианин ушел к Лаону Пакимеру — передать хатришам приказы.

Хелвис и большинство женщин находились в укрепленном лагере. Скавру не улыбалось наспех разбивать лагерь в стороне от надвигающейся битвы. Поэтому трибун предпочел бы, чтобы битва началась как можно скорее.

Когда он поделился этими соображениями с Гаем Филиппом, старший центурион ответил:

— Им будет безопаснее у нас. Имперцы не слишком утруждают себя строительством защитных укреплений.

— Это так, — согласился трибун. — И все же я, пожалуй, завтра утром оставлю в лагере половину манипулы… Под командой Муниция.

— Кого? Муниция? Он умрет от стыда, если ты не возьмешь его в бой. Он же так молод.

В последнее слово старший центурион вложил множество разнообразных оттенков смысла: неопытность, горячность, легкомыслие и так далее.

— Да, но это важное поручение, а он неглупый парень. — Глаза Марка стали хитрыми. — Когда будешь передавать ему мой приказ, добавь: ему предстоит защищать Ирэн и других женщин.

Гай Филипп восхищенно присвистнул.

— В точку!.. Он безумно влюблен в свою девку. Бегает за ней на цыпочках, как мальчишка.

Что прозвучало сейчас в голосе ветерана? Зависть или ядовитая насмешка? Скавр не мог бы сказать наверняка.

Рассвет был чистым и на удивление холодным. Легкий ветер с моря постепенно разгонял влажный туман.

— Прекрасный день, — услышал Марк слова одного из римлян, когда они сворачивали лагерь.

— Прекрасный день растянуть себе сухожилия, дурья башка. Особенно если ты не подтянешь ремни на сандалиях, — рявкнул Гай Филипп.

Ремни были в полном порядке, но солдат не успел сказать об этом — старший центурион уже распекал какого-то другого легионера.

Мимо пронеслись летучие отряды хаморов. Всадники размахивали на скаку своими меховыми шапками и кричали:

— Большие лошади!.. Много больших лошадей!..

Волна возбуждения прокатилась по имперской армии. Теперь уже скоро…

Перевалив за холмы, армия Зигабена спустилась в почти идеально плоскую долину Сангария, одного из небольших притоков реки Аранд. Через илистую речушку был переброшен деревянный мост. На противоположном берегу реки был ясно виден лагерь мятежников. Намдалени скопились у моста.

— Дракс! Дракс! Великий барон Дракс! — закричали намдалени, когда враги показались в долине Сангария. Крик звучал громко и равномерно, как удары барабана.

— Аптранд! Видесс! Гавр! — Ответные боевые кличи звучали по-разному, но тоже достаточно громко.

— Честно говоря, я считал, что у этого Дракса больше мозгов, — сказал Гай Филипп. — Конечно, местность здесь ровная, в горку — под горку бегать не придется… Но если мы потесним их, то спихнем в реку, где они и погибнут.

Марк невольно вспомнил любимое присловье покойного Нефона Комнина: “Кабы все „если» и „но» были засахаренными орешками, все были бы сыты по горло”. Предзнаменование ему не понравилось: незачем вспоминать перед битвой того, кто давно уже мертв… Суровый видессианский военачальник был убит злым колдовством Авшара в роковой битве при Марагхе.

Зигабен, который был когда-то правой рукой Комнина, отлично знал: нет нужды утомлять солдат слишком ранней атакой. Он держал их наготове и ждал, а противник сближался с его армией.

Намдалени медленно надвигались на ряды имперцев. Солдаты Дракса были одеты в куртки зеленого цвета. Зеленые флажки развевались на их копьях. Где же знамя Дракса? Если для намдалени правая сторона была стороной чести, то Скавр ожидал увидеть барона прямо напротив себя. Но Дракса пока что не было видно.

И вдруг трибун, к своему удивлению, заметил Дракса напротив намдалени Аптранда. Тут же шевельнулось подозрение. Какое коварство замышляет Дракс на этот раз?

Ломая ровную линию имперских войск, Аптранд, закованный в железо, молнией бросился на левый фланг врага. Его воины последовали за ним — человек пятьсот разом атаковали мятежного барона.

— Предатель! Вор!

Гневные крики сливались с грохотом копыт.

— Дракс! Дракс! Великий барон Дракс!

Копейщики Дракса пришпорили коней. Был у них еще один боевой клич, от которого холодок недоброго предчувствия пробежал по спине Скавра:

— Намдален! Намдален! Намдален!

— Вперед! Вперед! Отбросьте этого пса, паршивые ублюдки, трусливые собаки, коровье дерьмо! — Это был хриплый рев Гая Филиппа. Бессильной бранью он пытался сотворить чудо, докричаться до солдат Сотэрика, Клосарта, Тургота, заставить их присоединиться к Аптранду…

Несколько человек вняли призыву, но их было слишком мало. Большинство же намдалени сидели в седлах неподвижно — выжидали. Если Аптранду удастся опрокинуть Дракса, тогда, возможно, они присоединятся к побеждающему…

Аптранд и его люди остались на поле без поддержки, а Дракс имел больше тысячи латников, которые железной лавиной неслись навстречу врагу.

От ударов треснули копья. Лошади падали, крича еще более дико и отчаянно, чем умирающие люди. Всадники вылетали из седел под железные подковы. Солнце ослепительно сверкало на стали мечей и наконечниках копий.

Теперь Аптранд знал, что его предали, и бился с еще большей яростью: пути назад не было. Он неудержимо пробивался к вражескому знамени. Легионеры подбадривали Аптранда криками, но неравный бой длился недолго.

И вот правое крыло армии Дракса надвинулось на легион. Казалось, все копья были нацелены Скавру в грудь. Хатриши осыпали приближающихся намдалени стрелами. То один, то другой всадник бессильно оседал в седле или мешком валился на землю, пораженный смертоносной стрелой. Но легкая кавалерия хатришей была не в силах остановить бешеную атаку тяжелой намдаленской конницы.

Один хатриш, более дерзкий, чем остальные, подскакал к врагу ближе и нацелился рубануть саблей. Намдалени повернул лошадь и заставил ее сбить маленькую степную лошадку. Когда хатриш оказался на земле, намдалени пронзил его копьем, словно насадив на вертел.

Зеленое море врагов затопило тело убитого и понеслось дальше.

— Стоять! Крепко стоять! Копья! Лошади не любят копий! — кричал Гай Филипп.

Марк ждал с пересохшим ртом, а намдалени Дракса мчались на ровные ряды пеших легионеров с устрашающей скоростью — живая, закованная в железо, смертоносная лавина.

— Держаться!.. Держаться!.. Вперед!

Скавр резко махнул рукой. По легиону отозвались трубы буккинаторов. Сотни копий метнулись вперед, будто выброшенные одной рукой. Следом — еще один “залп”. И еще… Лошади и всадники падали на траву, раненые или убитые. Скачущие следом налетали на упавших и теряли равновесие. Некоторые намдалени все-таки успели отразить летящие копья щитами.

Это были ромбические щиты, похожие по форме на воздушных змеев, которых запускали в Видессе мальчишки (Скавр так отчетливо разглядел их в странно растянутые, кристально ясные мгновения битвы — мгновения, что запоминаются на всю жизнь).

Однако щиты не слишком помогли всадникам, Длинные, сделанные из мягкого железа наконечники римских копий сгибались при ударе и застревали в щитах, делая их бесполезными: они не только портили щит, но и мешали отбросить его назад.

И все же солдаты Дракса были очень близко, когда на них посыпался дождь дротиков. Атака намдалени была ослаблена, но не остановлена. Несколько лошадей повернули назад, не желая бежать на копья. Но всадники пришпоривали коней, заставляя их пробиваться сквозь ряды тяжелых копейщиков.

— Дракс! Дракс! Великий барон Дракс!

Эти крики не стихали ни на минуту.

Если бы не гибкость римского манипулярного строя, позволявшего им биться маленькими подразделениями и перебрасывать взводы по восемь человек, заполняя бреши, намдаленская конница разметала бы легионеров в считанные минуты. Скавр, Гай Филипп, Юний Блез, Багратони — все командиры умело направляли солдат туда, где они были нужнее всего.

Наконечник копья, ржавый, но все еще смертельно опасный, просвистел мимо лица трибуна. Позади Скавра охнул какой-то римлянин — скорее от неожиданности, чем от боли. Залитое кровью, копье отдернулось. Легионер громко закричал. Кровь забила фонтаном.

Тут же камень, выпущенный из пращи, разбил шлем и ударил копейщика в переносицу. Намдалени выругался на островном диалекте, тряся головой. Марк рванулся вперед, как отпущенная пружина. Намдалени попытался отразить колющий удар меча наконечником копья. Но для такого маневра наконечник был слишком неуклюжим оружием, а боец действовал чересчур медленно. Меч Скавра пробил кольчугу врага и пронзил его шею. В агонии намдалени стиснул древко пальцами и застыл рядом с телом убитого им легионера.

Еще один верховой бросился на трибуна. Тот принял удар меча тяжелым римским щитом. Латник хмыкнул и нанес второй удар. Меч высек сноп искр из бронзового щита Марка. Левая рука римлянина, которой он удерживал щит, стала уже неметь от напряжения. Он покрепче оперся на левую ногу и выбросил меч, целясь в ногу всадника, обутую в кожаный сапог. Опытный воин, намдалени отдернул ногу в сторону Это спасло бы пехотинца, но не всадника. Меч впился в бок лошади. Глаза животного наполнились болью. Лошадь поднялась на дыбы и завалилась набок, подмяв под себя всадника прежде, чем тот успел высвободиться из стремян. Его отчаянный крик оборвался, когда на него рухнула вторая лошадь.

Кто-то хлопнул трибуна по плечу. Тот резко обернулся. Перед ним стоял Сенпат Свиодо. Погрозив Скавру пальцем, как провинившемуся мальчишке, молодой васпураканин сказал:

— Нечестный прием.

— Тем хуже для него! — рявкнул Марк, сам себе до смешного напоминая Гая Филиппа.

Сенпат нахмурился.

— Римляне — очень серьезные люди, — заявил он, подмигивая.

Тут и Скавр засмеялся:

— А, убирайся к воронам.

По крайней мере, за васпуракан можно было не тревожиться. Отряд Гагика Багратони сражался так же отважно, как любая из манипул Скавра. Марк поискал глазами Багратони. Широкоплечий накхарар вышиб из седла воина намдалени, а другой васпураканин тут же добил неприятеля. Месроп Аногхин бился бок о бок со своим командиром: он только что убил мечом рослого островитянина. Колющий удар, которому научили васпуракан легионеры, очень пригодился Аногхину в этом поединке. Кроме того, длинные руки давали васпураканину большое преимущество.

— Дракс не очень-то умен! — прокричал Сенпат в ухо Марку. — Ему стоило еще по прошлому году запомнить, что его латникам не пробить нашего строя. Ладно, пусть платит за вторую попытку…

Сенпат Свиодо был прав. После того как сокрушительная атака намдаленской конницы захлебнулась, намдалени сделались уязвимы не только для легионеров, но и для хатришей — всадники Пакимера уже разворачивали строй, собираясь атаковать неприятеля с флангов. Стрелы хатришей сыпались на намдалени дождем.

Но если тактические навыки Дракса оставляли желать лучшего, то как стратег, мастер давить на скрытые пружины, он был великолепен.

Внезапно на правом фланге имперской армии возникла суматоха. Уловив движение, Скавр попытался увидеть, в чем дело, но тщетно: лошади закрывали ему обзор. Марк раздраженно сдвинул брови. Обычно высокий рост позволял ему видеть далеко на всем поле битвы. Но только не сегодня…

Увы, очень скоро ему не понадобился хороший обзор. Вокруг нарастал боевой клич — и он сказал Скавру все, что тот хотел выяснить:

— Намдален! Намдален! Намдален!

Крик рос, рос, пока не покрыл даже вопли солдат Дракса. Вопли ярости и страха доносились из центра видессианской армии. Случилось то, чего опасался Скавр: островные наемники предали Видесс.

Давление на легионеров неожиданно ослабло. От рядов намдалени отделился командир их правого крыла — высокий солдат с перебитым носом. Из-за шрама он казался старше своих лет. Подняв щит на копье, он двинулся к легионерам. Щит не был белого цвета, но Марк догадался, что островитянин хочет просить о временном перемирии.

— Что тебе?.. — крикнул трибун.

— Присоединяйтесь! — закричал в ответ намдалени. Акцент у него был таким же резким, как у Аптранда, который — вне всякого сомнения — был уже мертв. — Зачем умирать так глупо? Да здравствует Намдален! Под лед гнилой Видесс! Будущее за нами!

Но у легионеров имелся на это готовый ответ. Римляне заревели в голос:

— К воронам Намдален! Завтра вы точно так же предадите нас!

Слова о предательстве метили точно в цель. Римляне порой были в более дружественных отношениях с намдалени, чем с имперцами, — именно потому, что островитяне привлекали их прямотой и открытым характером. Аптранд был жесток, как волк, но имел кристально честное сердце. Что касается барона Дракса, то в двойной игре он побил даже видессиан.

Гай Филипп издевательски гаркнул:

— Зачем же отдавать вам то, что вы не можете взять сами, мальчики?

Легкая краска залила лицо намдалени. Он опустил поднятый на копье щит и закрыл забрало.

— Кровь да падет на ваши глупые головы, — сказал он.

Островитяне вновь бросились в атаку на римлян. Однако вторая волна была не такой яростной, как первая. На мгновение Марк не понял, в чем дело, но вскоре догадался: Дракс хотел лишь занять легионеров, отвлечь их от главного. Дракса вполне удовлетворило бы, если бы Скавр не смог прийти на помощь центру Зигабена.

Лаон Пакимер тоже понял это и с сумасшедшей отвагой бросил своих легковооруженных хатришей на крепкие ряды намдалени. Боевой дух легкой кавалерии Пакимера мог уравновесить силу их противников; по численности хатриши не уступали намдалени. Но в ближнем бою хатришам было не выстоять против латников Дракса.

— Смелые маленькие паршивцы, — проговорил Гай Филипп. В его голосе звучало искренне уважение. Он пристально наблюдал за обреченной на неудачу атакой… но больше, к сожалению, ничего не мог сделать.

Наконец плоть и кровь стали бессильны. Строй хатришей сломался, и кочевники рассыпались, выходя из боя. Пакимер галопом мчался следом за своими солдатами, все еще крича и пытаясь собрать их для повторной атаки. Но хатриши уже не слушали его.

Увидев, что прикрытие рухнуло, Марк оттянул свой отряд назад, под защиту маленькой рощицы фиговых деревьев. Намдалени не мешали Скавру отступать, поскольку этот маневр уводил легионеров все дальше от центра. Марк знал это и ненавидел самого себя. Но вряд ли Зигабену помогли бы окружение и гибель римского отряда.

Видессианского военачальника оттесняли влево, сдавливая с двух сторон: с одной стороны — Дракс, с другой — намдалени, те самые намдалени, что за полчаса до этого еще бились за Империю.

Зигабен — умный офицер, он умеет найти выход из любого положения, подумал Скавр. Хуже, чем сейчас, уже не будет. Но Метрикий может прибегнуть к какому-нибудь обманному маневру.

На миг шум битвы оглушил Скавра. Дикий рев поглотил все звуки — как кит заглатывает планктон. Одно жуткое мгновение Скавру думалось, что он поражен насмерть и слышит торжествующий крик самой смерти. Но звук не был потусторонним. Он был реален. Солдаты обеих армий хлопали себя по шлемам и озирались, пытаясь отыскать источник страшного рева.

Над полем боя парил громадный, как Амфитеатр Видесса, толстый, как Срединная улица… дракон. Он взмахивал крыльями, в тени которых могла врыться целая деревня.

Вот он снова оглушительно зарычал. Ярко-желтое пламя расплавленным золотом вырвалось из его клыкастой пасти. Глаза, размером с высокие римские щиты, были мудры — как Время, черны — как Ад. Они злобно наблюдали за копошащимися внизу червями-людишками.

Но… ведь драконов не существует! Должно быть, Марк произнес это вслух, потому что Гай Филипп дернул головой, показывая наверх:

— Не существует? А как, в таком случае, назвать вот это?

Люди в ужасе кричали, пригибаясь к земле. Лошади взвивались на дыбы, испуганно ржали. Всадники падали с обезумевших коней.

Ход битвы замедлился. Дракон поднялся еще выше. Солнце сверкнуло на его серебряной чешуе. Громадные крылья громко хлопали, как будто их подгоняло тяжелое дыхание какого-нибудь прогневанного божества. Огненный язык пламени снова вылетел из пасти, и казалось, сейчас все, кто находится внизу, будут превращены в угли…

Намдалени в панике цеплялись друг за друга, падали на землю в поисках спасения…

Внезапно на лице Гая Филиппа показалась усмешка.

— Ты рехнулся, дружище? — крикнул Скавр. Он ждал с секунды на секунду, что чудовище испепелит теперь легионеров.

— Ничуть, — ответил старший центурион. — Почему, интересно, от этих взмахивающих крыльев не поднимается ветер?

А он прав, сообразил трибун. Эти крылья должны были вызвать настоящую бурю, а воздух, между тем, оставался неподвижным. Не доносилось даже легкого дуновения.

— Иллюзия! — крикнул Скавр. — Это все фокусы колдунов!

Магия в битве была вещью более чем деликатной. Большинство колдовских трюков просто терялись в ярости боя. Именно поэтому военачальники редко включали магию в свои боевые планы. Зигабен держался до последнего и наконец решил поразить врага неожиданностью и страхом.

Но работу одного мага вполне мог разрушить другой. И когда дракон вновь помчался на вражеские ряды, он начал исчезать в чистом воздухе. Рев его сделался слабее, тень — светлее, пламя почти исчезло. Он еще не растаял, точно облачко дыма, но совершенно перестал пугать людей и животных. Некоторое время казалось, что видессианские маги пытаются создать еще более ужасное чудовище, но их коллеги из Намдалена легко разбивали новые иллюзии.

Марк поневоле восхитился быстротой и дисциплинированностью, какую явили намдалени, перестраиваясь. Этот маневр означал гибель видессианского отряда. Теперь фланги и центр имперской армии были не просто разорваны — они были намертво отрезаны друг от друга. Римляне и видессиане мешкали мгновение дольше, чем дозволяла обстановка, и времени исправить эту ошибку уже не оставалось.

Торжествуя в предвкушении победы, намдалени рванулись в брешь…

— Построиться в каре! — приказал Марк. Буккинаторы повторили приказ.

Скавр закусил в отчаянии губу. Слишком поздно. Было уже слишком поздно. Намдалени окружили его фланг.

Однако командир намдаленского отряда хорошо знал, какая задача была на этом поле битвы главной. Основные силы своих латников он бросил на видессианский центр, и без того сдавленный справа и слева.

Зигабен и его резервный отряд еще продолжали сражаться, но большинство видессиан думали лишь о спасении собственной шкуры. Солдаты Княжества настигали беглецов и убивали их ударами в спину.

По сравнению с разгромом центра имперской армии окружение легиона было для противников задачей второстепенной.

Легионеры образовали каре. Намдалени почти не тревожили их. Островитяне были заняты преследованием и уничтожением деморализованного отряда Зигабена.

— Трубить отступление, — приказал Марк буккинаторам.

Печальный сигнал прозвучал в чистом воздухе.

— Возвращаемся в лагерь? — осведомился Гай Филипп.

— Думаешь, мы можем что-нибудь здесь сделать?

Старший центурион оценивающе оглядел поле битвы.

— Да нет, пожалуй. Они искрошили тут всех в капусту.

Как бы подтверждая эти горькие слова, новый взрыв торжествующих криков донесся до легионеров. Марк уловил имя Зигабена. Мертв или взят в плен, тупо подумал Марк.

Знамя видессианского военачальника упало незадолго до этого. Голубое небо и золотое солнце Империи были втоптаны в грязь копытами намдаленских лошадей… и сама Империя, скорее всего, вместе с ними.