"Легион Видесса" - читать интересную книгу автора (Тёртлдав Гарри)

Глава двенадцатая

Сейрем нежно поцеловала Виридовикса в губы. В ответ он крепко прижал ее к себе.

— Ты слишком высокий, — пожаловалась она. — У меня шея немеет, когда я тебя целую.

— Привыкай, девочка, потому что тебе придется делать это часто. Вот прихлопнем эту блоху — Варатеша…

То, что в ответ на слова Сейрем Виридовикс отшутился, лучше любых признаний показывало: эта девушка стала очень дорога ему. Им не нужно было говорить лишнего. Они любили друг друга такими, какими были.

— Ты возвращайся. Знаешь — возвращайся скорей! — проговорила Сейрем, передразнивая галльский акцент Виридовикса так искусно, что оба рассмеялись.

— Эй, в седло! — раздался хриплый голос Таргитая. — Ты что, думаешь, у нас есть время на твои любовные шашни?

Но каган не был сердит — он тоже скрывал улыбку. Батбайян, стоявший рядом, открыто ухмылялся.

— Чтоб тебя взяли вороны, — проворчал Виридовикс. Еще раз обняв Сейрем, он выпустил ее из рук и вскочил в седло. Приземистая степная лошадка жалобно фыркнула: кельт был куда тяжелее, чем хаморы.

Таргитай бросил взгляд на энари Липоксая.

— Ты обещал нам десять дней хорошей погоды, — заметил вождь с полуугрозой.

Первые осенние дожди уже прошли. Война в степи была в руках погоды: мокрая тетива превращала в жалкую насмешку грозные боевые качества лука.

Энари пожал плечами. Его живот заколыхался под желтым шерстяным плащом.

— Я видел то, что видел.

— Хорошо бы ты еще увидел, кто победит, — сварливо сказал Таргитай. На самом деле он не жаловался. Возбуждение, охватившее его перед решающей битвой, заставило отойти на второй план даже чудесное ясновидение энари.

— В таком случае мы сами узнаем это! — сказал вождь и крикнул: — Вперед!

Батбайян поднял над головой волчий штандарт клана. Хаморы ударили коней пятками. Впереди скакали разведчики, а на флангах армию Таргитая прикрывало несколько отрядов.

— Давай, давай, глупая скотина, — обратился Виридовикс к своей лошадке и ударил ее сапогами. Он повернулся, чтобы махнуть на прощание Сейрем, и чуть не свалился с лошади, когда та внезапно остановилась. Виридовикс ухватился за круп, чувствуя себя полным дураком.

Возможно, последние несколько лет незаметно приучили его к римской дисциплине — о чем кельт даже не подозревал до поры. Ибо армия Таргитая выглядела в его глазах беспорядочным сбродом. Казалось, сам Таргитай командовал ею лишь потому, что за его штандартом следовало больше воинов, чем за штандартами других вождей. Но вряд ли даже Таргитай мог заставить других вождей подчиняться, если только те сами не желали этого. Все они воевали с Варатешем, но причина у каждого была своя.

Их путь лежал на северо-запад. Навстречу врагу неслось около дюжины разрозненных отрядов кочевников. Размеры этих отрядов были самыми различными: от двадцати воинов в белых шапках из лисьего меха, что следовали за Ойтоширом, до нескольких сотен человек под командой Анакара из клана Пятнистых Котов.

Пятнистые Коты уступали численностью только клану Таргитая. Как только Кробуз, ненавистный сосед Анакара, присоединился к Варатешу, вождь клана Пятнистых Котов мгновенно принял решение:

— Коли Кробуз, козлиная задница, выступает заодно с бандитом…

Подобную причину Аракар счел вполне достаточной, чтобы привести своих людей в орду Таргитая.

Хаморы знали: нужно отыскать в степи Варатеша и сразиться с ним. Ни общего плана, ни тактики у них не имелось. Когда Виридовикс предложил вождям наметить хотя бы минимальную координацию действий и разработать какой-нибудь согласованный план, Таргитай и другие вожди посмотрели на кельта как на умалишенного. Виридовикс расхохотался, вспоминая об этом.

— Я стал совсем как римляне, которые тоже вечно мелют всякую чепуху про тактику, — сказал он себе. Тем не менее ему было немного не по себе.

— Дождь прибил пыль к земле, — обратился к нему Батбайян. — Хорошо.

— Да уж, о чем я ничуть не жалею, так это о пыли, — согласился Виридовикс. Идти в бой, не задыхаясь при этом от пыли, поднятой копытами, было удовольствием, которого он не знал с тех пор, как покинул влажные галльские леса. Иной раз, вышагивая милю за милей по выжженному видессианскому плато, Виридовикс думал, что вся эта страна состоит из одной пыли.

Облака поминутно закрывали солнце. По степи гуляли тени. День был холодным, воздух — чистым и прозрачным.

Спустя минуту Виридовикс спросил:

— Но если нет пыли, то как наши разведчики отыщут этих ублюдков?

Батбайян моргнул. Об этом он даже не подумал. Виридовикса охватил гнев: неужели на этом свете у всего обязательно должна быть темная сторона?

Таргитай растянул рот в улыбке:

— Для начала им тоже будет трудно обнаружить нас. И знай: невнимательный разведчик — мертвый разведчик. Наши разведчики это знают. Они хорошо смотрят вперед.

— Ты прав, — нехотя согласился кельт.

Армия кочевников казалась в несколько раз больше, чем была на самом деле, благодаря запасным лошадям, привязанным позади лошади каждого воина. Грохот тысяч копыт, ударяющихся о сырую землю, напомнил Виридовиксу вечный гул моря.

— По крайней мере, это не заставляет меня плеваться завтраком, — весело сказал он. Виридовиксу вспоминались шутки Арига насчет того, что укачать может и на лошади. Кельт был рад, что это оказалось лишь шуткой.

Хотя Виридовикс так и не преодолел отвращения к сырому вяленому мясу, которое хаморы брали с собой в поход, он с удовольствием закусывал овечьим сыром и лепешками, запивая их кумысом. Ему только не хватало сладкого — вина, фруктов или ягод. Когда Рамбехишт дал ему медовых сот, наполненных до краев пахучим медом, и кельт снова ощутил на губах вкус полевого клевера, он понял: теперь он действительно обрел счастье в своей новой жизни.

— Красивая девчонка, добрая драка и немного меда, когда ужасно захотелось сладенького, — произнес Виридовикс, не обращаясь ни к кому в отдельности, — да разве можно ждать от жизни большего?

Разбив лагерь на ночь, хаморы ходили от костра к костру: обменивались новостями, рассказывали друг другу разные истории, играли в кости. В ходу у кочевников была самая пестрая коллекция монет, какую только можно вообразить. Иные оказались настолько стертыми, что Виридовикс не мог даже определить, где они отчеканены: в Видессе или в Йезде. Из рук в руки переходили также серебряные квадратики с изображениями драконов или топоров. Таких галл еще не видывал.

— Халуг, — пояснил кочевник.

Галл выиграл несколько золотых и одну из квадратных монеток “халуг” — халогаев. Эту он припрятал за пазуху: пусть принесет удачу.

Следующий день похода мало отличался от предыдущего. Степь казалась бесконечной, а люди Таргитая — последними живыми существами на всем ее безмерном пространстве. Но когда в лагере снова запылали вечерние костры, им словно бы ответили далекие отблески над северным горизонтом.

Воины стали проверять доспехи и оружие. Тут и там было видно, как кочевник застегивает пояс, подтягивает подпругу, оттачивает наконечники стрел. Кое-кто завязал поединки, готовясь к настоящему бою.

Виридовикс проснулся на рассвете, дрожа от холода. В Галлии деревья бы уже оделись багрецом и золотом, но в степи лишь один цвет указывал на перемену времен года — цвет травы. Некогда зеленое море стало теперь желто-серым.

— Тут так мрачно. Нет этой степи конца-краю, — пробормотал Виридовикс с набитым ртом — он жевал брынзу.

Один из хаморов подшучивал над стариками — те оставались в лагере сторожить запасных коней.

— Если сами не справитесь, — не выдержал старик, — гоните этих ублюдков сюда. Уж мы-то им покажем, на что способны!

Клан за кланом кочевники седлали лошадей и выступали. Повернув на север, они построились в подобие боевого порядка. Отряд Таргитая удерживал правое крыло. Наблюдая за построением, Виридовикс душевно страдал: слишком велики прорехи между кланами, слишком оторваны фланги от центра. Его утешало лишь то, что у бандитов Варатеша, вероятно, порядка не больше.

Как черные точки на фоне свинцового неба, появились перед ними всадники. Гул прошел по рядам воинов. Кочевники накладывали стрелы на тетивы, обнажали сабли.

Люди Варатеша приближались со скоростью, которую Виридовикс, привыкший к пешим сражениям, находил — мягко говоря — неприятной. Кельт взмахнул своим длинным мечом и оглушительно взвыл. То был кельтский боевой клич. На друзей он произвел ошеломляющее впечатление; как восприняли это враги, сказать было трудно.

Стрелы уже пронзали пространство между армиями. Двое кочевников, вырвавшись вперед, схватились на саблях. Когда бандит свалился с седла, из глоток воинов Таргитая вырвался дружный одобрительный вопль.

И тут радостный крик одобрения застрял у Виридовикса в горле. Он заметил в центре вражеского отряда знакомую фигуру в белоснежных одеяниях. Авшар! Рослый, на огромном черном жеребце, который чуть ли не вполовину выше низкорослых степных лошадок…

— Что ж, ты все-таки решил не оставаться в стороне, проклятый колдун, — прошептал Виридовикс. — Хотел бы я, чтобы ты не вмешивался!

Кельт подумал, что отряд Таргитая превосходит по численности банду Варатеша. Но кто знает, скольких воинов стоит один Авшар?

Однако для раздумий времени уже не оставалось. Армии сближались, осыпая друг друга тучами стрел. Виридовикс знал, что на большом расстоянии он, вооруженный только мечом, бесполезен, и поэтому пока что просто наблюдал за боем, закрываясь маленьким круглым щитом. Смертоносный ритм битвы привлекал какой-то жуткой, нечеловеческой красотой: правая рука тянется за плечо, чтобы взять из колчана стрелу, положить ее на тетиву; свирепый взгляд на цель; выстрел — и вновь рука тянется за плечо… Время от времени плавный ритм движений обрывался: проклятие, стон или вздох — и человек падает с коня… Всадник пытается соскочить с раненой лошади прежде, чем она успеет подмять его под себя…

Варатеш изумленно наблюдал за тем, как Авшар натягивает свой огромный черный лук. Лук этот был сделан по тому же образцу, что и двойные изогнутые луки, какие имелись у каждого кочевника. Но даже самый сильный из хаморов не смог бы согнуть лук Авшара. Однако князь-колдун натягивал его с такой же легкостью, с какой Варатеш обращался бы с детским оружием.

Авшар не кричал в знак торжества, когда его стрела поражала цель. Он даже не кивал. Просто спокойно избирал следующую жертву. В этом холодном, расчетливом искусстве таилось что-то чудовищное.

Стрела свистнула у самой щеки Варатеша. Бандит пригнулся к шее лошади — это было бы, конечно, бесполезно, будь стрела нацелена точно. Варатеш пустил стрелу в ответ. Враг свалился с коня. Интересно, не тот ли самый лучник, что пытался убить его?

— Нет, — молвил Авшар, прочитав его мысли. В голосе князя-колдуна звучала презрительная насмешка. — Какая разница? Он тоже был бы счастлив убить тебя.

Авшар сказал правду. Но даже слова правды, исходившие от Авшара, оставляли горький привкус.

Колдун неспешно обводил глазами вражеские ряды в поисках новой цели. Затем бросил черного жеребца влево, сжал его бока коленями, натянул тетиву черного лука до уха… но когда Авшар уже спускал стрелу, Варатеш неожиданно ударил его по запястью. Стрела ушла в воздух. Казалось, князь-колдун вырос в седле. Словно разгневанное божество, он пронзил Варатеша яростным взором.

— С кем это ты вздумал играть, дурак? — прошипел он. Этот хриплый шепот был страшнее гневного крика.

Вождь бандитов дрогнул, но даже и сейчас старая ненависть помогла ему выстоять.

— Рыжеволосый — мой! — крикнул он. — Тебе его не заполучить.

— Ты смеешь говорить мне, будто я не могу чего-то получить, червяк? Помни, кто я такой!

Память об этом навсегда осталась с Варатешем. Но он собрал всю свою гордость и бросил Авшару в лицо:

— А ты, колдун, помни, кто я!

Наверное, это был самый мужественный поступок в жизни вождя-изгоя. Князь-колдун смерил его ужасным взором из-под шлема.

— Так, — уронил он наконец. — Еще один щенок меня тяпнул. Что ж, хоть твоя мать и была дворовой шавкой, ты всяко лучше этого паршивого Варданеса, который до последней секунды думал лишь о том, что у него между ног. — Авшар иронически развел руками, будто делая щедрый дар. — Ладно, забирай себе рыжеволосого, если сможешь. Дарю!

— Он не принадлежит тебе, чтобы ты мог дарить его, — сказал Варатеш. Но очень тихо.

Стрел оставалось все меньше и меньше. Армии постепенно сближались. Сабли сверкали в лучах осеннего солнца. Хамор, бывший рядом с Виридовиксом, вдруг разинул от боли рот: кровь хлестала из его левой руки, на которой были отсечены два пальца.

— Перетяни их! Быстро! — крикнул Таргитай.

Всадник вышел из оцепенения. Проклиная все на свете, он обмотал кусочек шерсти вокруг раны и стянул ее кожаным ремешком.

Один из людей Варатеша несся прямо на Виридовикса. Кельт ударил пятками лошадь, желая встретить врага. Обладая более легким оружием, хамор нанес удар первым. Виридовикс отклонился и следующий удар отбил щитом.

Прямой меч галла рассек бедро врага. От боли всадник потерял равновесие. Виридовикс нанес рубящий удар, задев лицо противника. Тот залился кровью. Меховая шапка слетела с его головы. Мертвый или потерявший сознание, он рухнул с седла и был подмят своей же лошадью.

Рамбехишт расчетливо сохранил стрелы, пока бой не стал ближним. На таком расстоянии, стреляя в упор, хамор мог пронзить человека стрелой насквозь или пригвоздить его к коню. Но вот конь Рамбехишта упал — прямо под левым глазом животного торчала короткая стрела. Ловкий, как кошка, суровый кочевник освободился от стремян прежде, чем лошадь коснулась земли, и пружинисто вскочил на ноги, встречая врага с мечом в руке.

Сражение пешего с конным могло иметь лишь один исход — печальный для пешего. К счастью, Виридовикс находился неподалеку. Услыхав галльский боевой клич, бандит замер — более ужасного воя ему слышать не доводилось. Мгновенная заминка врага дала Виридовиксу время подскакать ближе. Теперь вместо одного противника у бандита их оказалось двое.

Всадник попытался повернуть назад, но не смог этого сделать из-за тесноты боя. Схватив врага за ногу, Рамбехишт сдернул его с седла и повалил на землю. Виридовикс тут же прикончил бандита.

Рамбехишт вскочил на лошадь и успел еще пустить стрелу в хамора, подбиравшегося к кельту сзади. Услышав крик боли у себя за спиной, Виридовикс резко обернулся:

— Спасибо, дружище. Этого пса я не заметил.

— Долг платежом красен, — отозвался хамор.

Виридовикс нахмурился. Что Рамбехишт разумеет под этими словами? Может, он собирается когда-нибудь побить кельта на кулаках?

Теперь против Виридовикса выступили сразу трое. К счастью, один из хаморов Таргитая поразил первого из них быстрым броском копья. Двое уцелевших продолжали нестись к галлу. Виридовикс издал на всякий случай еще один неистовый вопль, однако врагов это не остановило. Быстро сообразив, что к чему, он пришпорил лошадь и рванулся к ближайшему из противников. Внезапно сорвав свою покрытую бронзовыми полосами кожаную шапку, Виридовикс метнул ее в лицо врага. Затем развернул коня с ловкостью, какой сам от себя не ожидал, и обрушил меч на голову замешкавшегося бандита. Третий противник в страхе ускакал. Кельт громко захохотал:

— Беги к своей мамаше, трусливый щенок! И дважды подумай, прежде чем снова играть в мужские игры!

Кровь стекала с длинного галльского меча, которым размахивал Виридовикс. Ради этого и создавалась богами битва: врагов побеждает искусство, крепкая сталь и железная воля! Сила кипела в жилах, бурля и опьяняя, как крепкий кумыс.

Виридовикс отбросил с лица длинные волосы и огляделся по сторонам. Ему нелегко было оценить размах сражения. Конные схватки занимали так много места! Они текли, как ртуть. Хуже всего было то, что Виридовикс даже не мог понять, какой из отрядов вражеский, а какой — Таргитая. Слишком далеко! Слишком большие расстояния!

Похоже, в центре поля шла своя битва внутри битвы: там Пятнистые Коты Анакара схватились с Прыгающими Козлами Кробуза. Давние соперники встретились с оружием в руках.

Большинство союзников Варатеша, похоже, сосредоточено здесь — судя по штандартам. Они, конечно, могли сражаться и под его черным флагом. Но вожди кланов не рвались отдавать себя под начало изгоя.

Воины Анакара бились с превосходящими силами врага. На Пятнистых Котов давили со всех сторон. Таргитай махнул рукой своему сыну, и Батбайян со своим отрядом поспешил на выручку. В отличие от Виридовикса, молодой хамор с первого взгляда отличал союзника от неприятеля. Его люди закрыли растущую брешь и заставили Кробуза отойти.

Ожесточенные битвой, подбодренные поддержкой, Пятнистые Коты сражались теперь с удвоенным воодушевлением. Таргитай взял остальных людей своего клана, чтобы ударить по бандитам, обойдя их с левого фланга.

И там лицом к лицу его встретил Авшар. Князь-колдун возглавил пятьдесят отборных головорезов, покрытых шрамами негодяев, которым ведомы все уловки, применяемые в битвах, — и честные, и предательские. Да, то были законченные негодяи — но отнюдь не трусы. И если они никому не давали пощады, то и для себя ее не искали. Авшар на своем громадном черном жеребце возвышался над хаморами, как большая военная галера над шлюпками. Его ужасный лук висел у него на плече. Широкий длинный меч Авшара собирал обильную кровавую жатву.

— Еще один болван! — закричал он, когда один из всадников Таргитая поскакал на него. Лезвие меча со свистом опустилось на шею кочевника. — Это тебе за глупость! Скотос вечно будет грызть твою душу!

Виридовикс возвысил голос, стараясь перекричать шум битвы.

— Авшар!

Князь-колдун вздрогнул, поворачиваясь, как собака, почуявшая запах дичи.

— Сюда, ты, вонючий пес! — надрывался кельт. — Ты искал Скавра! Я отвечу за него!

— И тут же сдохнешь! — Авшар пришпорил коня и вырвался далеко вперед. — Прочь с дороги, падаль для ворон! — крикнул он, повелевая своим воинам расступиться. Он поднял меч и издевательски отсалютовал галлу. — Ты ужасно рассердишь нашего дражайшего Варатеша, так глупо подарив мне свою жизнь!

Виридовикс едва отбил первый удар колдуна, повернув щит так, что клинок пришелся плашмя. Иначе Авшар пробил бы его щит насквозь.

Крупный конь колдуна тянул на себе все доспехи Авшара. Колдун закрывался щитом в форме треугольника, покрытым медью и украшенным узорами, напоминающими орнаменты намдалени. По сравнению с тяжелыми доспехами Авшара куртка из вываренной кожи, в которую был облачен Виридовикс, казалась чуть ли не льняной тряпкой.

Одной силой Авшара не победить, понял галл. Он повернул коня для следующего захода на врага. Нужен ум. Нужна хитрость. Виридовикс вспомнил урок, который извлек из схватки с Варатешем: в конном бою лошадь — такой же оружие, как и меч. Это было в особенности верно, когда речь шла об огромном жеребце Авшара. Черный конь разбивал головы людей копытами, подбитыми железными подковами.

Князь-колдун галопом несся на Виридовикса. Кельт тоже пришпорил свою лошадку. Когда они снова столкнулись, рубящий удар кельта был нацелен не на кольчугу Авшара, а на жеребца. Но кельт плохо рассчитал скорость. Вместо того чтобы поразить коня между глаз, клинок вырвал клок мяса с шеи животного.

Этот удар, впрочем, сослужил неплохую службу. Раненый конь заржал от неожиданной боли и резко остановился, взбрыкнув. Авшар едва не выпал из седла. Взревев от ярости, князь-колдун прижался к гриве коня. Но хотя он и удержался в седле, раненое животное уже плохо слушалось: быстрым галопом конь понесся прочь, вынося Авшара из боя.

— А ну вернись, вшивый пес! — весело гаркнул Виридовикс. — Потеха только началась!

Авшар быстро повернулся в седле и выкрикнул заклинание. На миг поле битвы качнулось, и все потемнело в глазах кельта. Но вот символы друидов на галльском клинке заискрились ярким золотым светом, отражая злые чары. Зрение Виридовикса прояснилось. Он сжал рукоять меча с благодарностью, как ладонь друга.

Довольно долгое время битва продолжалась без особого перевеса для той или иной стороны. Коротких передышек едва хватало для того, чтобы хлебнуть воды. Солнце перешло с юга на запад, прежде чем Виридовикс сообразил, что чаще двигается вперед, чем назад.

— Дави их, дави! — кричал Таргитай. — Сейчас они сломаются!

Но когда всадники Таргитая были уже готовы начать атаку, которая навсегда покончила бы с бандитами, слева и из центра послышались тревожные крики. Виридовикс разобрал самое страшное слово из тех, что звучит в степи:

— Огонь!

В воздух высоко поднимались клубы густого черного дыма. Отряды бандитов скрылись за стеной пламени.

Лицо Таргитая почернело от гнева.

— Грязные псы! Не могут умереть мужчинами! Как они посмели прикрыть отступление огнем!

До слуха Виридовикса донесся злорадный смех Авшара. Теперь кельт знал, что его надежды рухнули. Языки пламени бежали куда быстрее, чем при обыкновенном пожаре. Направление им указывала дьявольская воля колдуна.

Лошади дико ржали, люди кричали от ужаса, когда волны огня сметали их с пути. Авшар набросил на воинство Таргитая дьявольский огонь, как сеть. Он загонял кочевников, как охотник загоняет диких лошадей, окружая их пламенем со всех сторон. И это пламя бежало с невероятной скоростью. Состязаться с ним не смог бы ни один зверь.

Когда огненная ловушка захлопнулась, Варатеш с новым воодушевлением пошел в атаку. Союзники Таргитая тряслись от ужаса при виде могущества Авшара. Теперь некоторые бывшие друзья поспешили напасть на уцелевших воинов Таргитая. В этот миг никто не мог бы остановить их.

Отступление остатков разбитой армии, которое последовало за этой атакой, больше напоминало бегство. Виридовикс пытался остановить его, прорубая себе дорогу сквозь вражеские ряды, — он рвался к Авшару. Князь-колдун соскочил с раненого скакуна, чтобы лучше управлять заклинаниями.

Отчаяние кельта горело ярче колдовского пламени. Очень немногие осмеливались встать на пути рыжеволосого гиганта.

Варатеш бросился было на выручку Авшару, но колдуну не требовалась ничья помощь. Метнув быстрый взгляд на Виридовикса, Авшар выкинул вперед руку, посылая язык пламени, который длинной струей зажег полосу сухой травы.

Кельт мчался вперед, даже не пригнувшись, уверенный в том, что галльский меч поможет отразить дьявольские чары. Но степная лошадка Виридовикса ничего не знала о колдовстве. Фыркая, она попятилась от вспыхнувшего перед ней пламени. В ее кротких глазах появилась дикая паника. Несмотря на все усилия всадника, она отказывалась идти дальше. В отчаянии кельт выкрикнул имя Эпоны, умоляя прийти к нему на помощь, но кельтская богиня-лошадь не имела в этом мире никакой власти. Сквозь пламя мелькнуло лицо Авшара.

— Ладно, тогда я пойду один! — зарычал кельт, пытаясь удержать лошадь и спрыгнуть на землю. Но Варатеш, выбрав удачный момент, выстрелил из лука. Стрела засела в крупе лошади. Животное заржало, взбрыкнуло, едва не сбросив седока, а потом бешено понеслось назад.

Это было, пожалуй, и к лучшему. Подхлестываемое болью, обезумевшее животное далеко опередило преследователей Виридовикса. Ядовитый смех Авшара жег уши кельта. Когда он наконец сумел остановить лошадь, то ему осталось лишь одно: присоединиться к разбитой армии Таргитая.

Хаморы отступали. Бандиты и их союзники не преследовали врага. Люди Варатеша кружили у огненных стен, как мухи над падалью. Там, в огненной тюрьме, были заперты воины Таргитая. Трава давно прогорела, но пламя не опадало. Черный, как печаль, дым поднимался в осеннее небо.

Кробуз низко наклонился в седле, когда Варатеш проезжал мимо. Бандитский вожак был утомлен. Но, несмотря на страшную усталость, он испытывал ни с чем несравнимую радость: наконец-то его власть признали настоящие вожди. К этому он стремился столько горьких лет. Теперь он наконец занял подобающее место — место, которое принадлежало ему по праву. Он добился своего, несмотря на происки врагов. О, они долго не хотели признавать за Варатешем его права!

Вождь-изгой сжал губы. Теперь все его недруги воочию убедились в силе и могуществе некогда презираемого ими изгнанника. Пламя трещало впереди, словно желая напомнить о победе, которая пала ему в руки, точно птица.

Как бы подтверждая это, Авшар подошел к Варатешу и встал рядом.

— Что ты будешь делать с этими? — спросил князь-колдун, махнув рукой в сторону воинов, запертых в пылающей тюрьме.

После такой великой победы Варатеш вполне мог позволить себе великодушие.

— Если захотят, пусть сдаются на мою милость.

Пожав плечами, Авшар обернулся к ближайшему столбу пламени:

— Эй, сдавайтесь на милость Варатеша, великого кагана королевского клана Пардрайи!

Великий каган королевского клана! Варатеш в смятении понял вдруг, что так оно и есть. Неистовая гордость наполнила его душу.

В огненной ловушке находились Ойтошир и трое его воинов — все, кто уцелел из клана. Копоть покрывала их белые шапки из лисьего меха. Ойтошир был ранен, но дух его оставался крепок.

— Смерть Варатешу, великому прыщу степей Пардрайи! — выкрикнул он. — И тебе тоже, жирный кусок навоза!

Князь-колдун вопросительно поглядел на Варатеша. Разъяренный отпором, тот только сердито сплюнул в пыль. Авшар понял это как ответ и махнул рукой. Стена пламени, удерживавшая в плену Белых Лисиц, стала прозрачной и погасла. Варатеш подал знак сотне бандитов. Ухмыляясь, они бросились выполнять работу мясников. Проклятие, они слишком долго ждали этого часа! Ойтошир дорого продал свою жизнь. Но после этого другие пленные быстро сдались на милость Варатеша, Великого кагана королевского клана.

Варатеш был потрясен одержанной победой. Ни один энари не помнил такого! Ни один певец не воспел битвы, где было бы взято столько пленных! Не менее тысячи!

Как только очередная стена пламени угасала, воины Варатеша бросались на побежденных, как саранча, отбирая доспехи, оружие, лошадей.

Интересно, долго ли сможет Варатеш кормить такую ораву пленников?

— А зачем тебе их кормить? — спросил Авшар. — Отпусти их. Пусть уходят назад, в свои ничтожные кланы.

— Чтобы они на другой же день подняли на меня оружие? Вот уж не думал, что ты столь доверчив.

Колдун от души рассмеялся:

— Хорошо сказано! Хотел бы ты избавиться от этой обузы и одновременно доказать всем этим жалким вождям свое превосходство?

Колдун выдержал паузу, ожидая ответа.

— Продолжай, — сказал Варатеш.

Авшар снова засмеялся.

— Благодарю тебя, от души благодарю, но — нет, — говорил Горгид Аргуну — вероятно, уже в двадцатый раз. — Когда имперское посольство отправится в Видесс, я поеду с ним. Ты принадлежишь степи. Я же создан для городской жизни. Кочуя по степи со стадами, я буду так же несчастлив, как ты — в Империи.

— Мы еще вернемся к нашему разговору, — неизменно отвечал каган.

Он повторял эти слова всякий раз после того, как Горгид отклонял его просьбу навсегда остаться в Аршауме.

Аргун откинулся на мягкую кошму и подушки и закутал ноги одеялом из заячьего меха. Онемение еще полностью не прошло. Аргун ходил, опираясь на две трости, а сесть на коня пока что не смог. Но его благодарность спасителю не знала границ. Он осыпал грека поистине императорскими дарами. Плащ из меха куницы — такой невесомый и вместе с тем такой теплый. Десять превосходных лошадей. Сокол с глазами цвета крови. Впрочем, этот дар Горгид, ничуть не увлекавшийся охотой, с легкостью отклонил. Великолепный, отделанный богатейшим золотым орнаментом лук с двадцатью стрелами и колчан, покрытый золотом и бирюзой. И лук, и стрелы Горгид без лишнего шума всучил Скилицезу. И еще — возможно, по предложению Толаи — набор всех лекарственных трав, используемых в степи. Каждый образец лежал в маленькой костяной коробочке с искусной резьбой, изображающей скачущих лошадей.

— Ты уже неплохо говоришь на нашем языке, — продолжал улещивать грека Аргун.

— Спасибо, — отозвался Горгид, но не очень искренне. Как большинство эллинов, он считал свой гибкий, изящный язык единственно приемлемым для цивилизованного человека. Латынь была условием службы в римской армии. Видессианский — необходим для жизни в новом для него мире. Находясь в добром расположении духа, Горгид мог даже признать, что у каждого языка есть свои преимущества. Но речь Аршаума, на взгляд грека, годилась только для варваров. Он записал в своей книге: “В этом языке больше найдется слов для характеристики коровьего копыта, нежели для описания души человеческой. Добавить же к такому нечего”.

Вдали прогремел гром. Аргун скрестил пальцы, охраняя себя от злого духа. Дождевые капли шумно застучали по крыше юрты.

Обычно в это время года кочевники уже направлялись к своим зимним становищам. Но в нынешнюю осень стада откочевывали на юг с подростками и стариками. Воины намеревались отомстить за покушение на жизнь кагана клана Серой Лошади.

Расплескивая грязь, к юрте подскакала лошадь. Всадник вскочил прямо в юрту. Стряхивая дождевые капли, перед отцом выпрямился Ариг.

— Штандарт готов, — доложил он.

Гуделин скосил на Горгида хитрый глаз:

— Вот тебе еще один сюжет для твоей “Истории”, дружище. Можешь назвать этот эпизод “Война Боргазова Кафтана”.

Горгид почесал подбородок.

— Знаешь что, мне это, пожалуй, нравится, — сказал он и, порывшись в мешке в поисках стила и восковой таблички, черкнул короткую строчку.

Чтобы объединить кланы аршаумов, выступающие на йездов, было избрано не племенное знамя, но некий символ того, ради чего аршаумы собрались воевать.

Разговор велся на видессианском языке, однако Аргун, уловив имя йезда, попросил перевести. Когда Ариг выполнил просьбу отца, каган засмеялся коротким мрачным смехом.

— Ха! Если бы от него осталось хоть немного мяса, оно попало бы на копье вместо этих тряпок.

— По праву, — сказал Панкин Скилицез. Он поколебался, затем осторожно продолжил: — Ты собрал могучую армию, каган.

— Да, — с гордостью подтвердил Аргун. — Разве ты не рад, видя, что твои друзья столь сильны?

Имперский офицер выглядел смущенным:

— Разумеется. Однако если мы такой силой двинемся через степь к Присте, это встревожит пардрайских хаморов…

— Как будто хаморы имеют какое-то значение! — презрительно фыркнул Ариг. Он провел пальцем по горлу, издав жуткий захлебывающийся звук. — Пусть нападут на нас, мы их… Кстати, я сильно надеюсь, что они нападут!

Скилицез упрямо продолжал гнуть свое.

— И если армия столь великая, как твоя, достигнет Присты, нелегко будет найти транспорт, дабы переправить ее за море, в Видесс.

Рассерженный и сбитый с толку, Ариг спросил:

— Что тебя гложет, Ланкин? Ты прошел весь этот путь от Присты, чтобы получить воинов. Ты получил их. Они что, не нужны тебе больше?

Но Аргун смотрел на Скилицеза с невольным уважением:

— Не будь так нетерпим к нему, сын.

— С какой стати? — Ариг неприязненно уставился на видессианина.

— Он хорошо знает свое дело. — Увидев, что старший сын все еще бушует, Аргун начал объяснять: — Он пришел сюда за воинами для своего кагана.

— Конечно, — оборвал Ариг. — Что из этого?

— Армия, которую я собрал, — моя армия. У него есть право узнать, что я собираюсь делать с моей армией. Не будет ли она более опасна для него, чем те враги, которые у него уже есть.

— А, — молвил Ариг.

Гуделин казался смущенным — впервые он упустил нечто важное. Горгид наклонил голову в знак одобрения.

Скилицез, казалось, испытывал большое облегчение от того, что каган не сердит на него.

— Можно ли мне тогда прямо спросить: как ты собираешься использовать свою армию?

— Я причиню Йезду столько вреда, сколько смогу, — ответил Аргун просто. — Не думаю, что Ариг прав: хаморы не тронут нас. Они будут благоразумно держаться в стороне, как только поймут, что мы идем войной не на них. А если нет… тем хуже для “волосатых”! Самый короткий путь на Машиз лежит через Пардрайю. И я избрал именно этот путь! — Он поклонился видессианским послам. — Вы, конечно, отправитесь со мной.

— Почтем за честь, — ответил Скилицез.

Гуделин выглядел как человек, только что получивший смертельную рану. Он исступленно тосковал по городской жизни. Вождь-варвар с издевательской легкостью лишил бюрократа последней надежды.

— Большая честь, — проговорил он сдавленным голосом.

— Ну что, снова займемся фехтованием, Пикридий? — усмехнулся Скилицез. Он отлично понимал состояние Гуделина.

Чиновник не сумел сдержать горестного стона.

— А юрты тоже не будет, — добавил Ариг, с ухмылкой посыпая раны Гуделина ядовитой солью. — Только пара лошадок. Да еще, может быть, легкий навес — укрываться ночью от снега.

— От снега?.. — еле слышно переспросил Гуделин.

— Говорите на нашем языке, — проворчал Аргун. Разговаривая с имперцами, Ариг перешел на видессианский. Когда каган узнал, о чем шла речь между Гуделином и Аригом, каган сочувственно кивнул толстому бюрократу.

— Да, знаю. От снега неудобства. Досадное дело — снег! Он сильно замедлит наше продвижение. Но если мы выступим сейчас, то в начале весны будем уже в Йезде.

— Меня не это беспокоило… — сказал чиновник и уронил лицо в ладони.

Каждую зиму кочевники, отгоняя стада, проходят через степь. Гуделин знал, что такое в принципе возможно. Но предстоящее путешествие не делалось от этого более привлекательным.

Горгид сказал первое, что пришло в голову.

— Ариг, мне нужна меховая шапка… с этими… — Не находя нужного слова, он сделал жест: — С меховыми отворотами, закрывающими уши. Если можно.

Аршаум понял.

— Получишь, — обещал он. — Хорошо, что ты подумал об этом заранее. Знал я одного человека. Как-то раз он отморозил себе уши, и одно отвалилось. Но понял он это только в юрте, когда уши оттаяли.

— Изумительная история, — прошептал Гуделин.

Горгид вспомнил еще одно:

— Авшар все еще в Пардрайе.

Упоминание о князе-колдуне сразу отрезвило товарищей грека. Они посуровели. Даже Ариг стал мрачным. Но Аргун сказал, как и многие до него:

— Колдун! У нас тоже есть колдуны.

— Не давай им стоять на месте! — крикнул Валаш. Виридовикс высоко поднялся в седле, хлопнул в ладоши и громко заорал — преимущественно бранясь на родном языке. Стадо овец еле заметно двинулось вперед. Густая шерсть животных лоснилась от жира. Сейчас овцы чувствовали себя куда лучше, чем пастухи.

Как и предвидел Липоксай, два дня назад зарядили дожди. Отступление кочевников было мучительным и трудным. Теперь у клана не хватало людей, чтобы перегонять стада так быстро, как требовалось. Мера отчаяния Таргитая исчислялась тем, что он поручил пастушью работу такому увальню, как Виридовикс. Женщины и те дети, что могли дотянуться ногами до стремян, помогали изо всех сил.

Кельт загнал в стадо десяток овец. Он был рад, что Таргитай вообще доверил ему какое-то дело. Так легко было бы взвалить всю вину за катастрофу на чужака. А Батбайян до сих пор не вернулся… Убит он, захвачен в плен? Никто не знал.

Но Таргитай сказал Виридовиксу лишь одно:

— Твоей вины нет. Сражался ты хорошо.

После разгрома Таргитаю не хотелось видеть Виридовикса. Галл хорошо понимал чувства вождя и сам старался держаться от него подальше. Но это означало, что кельт не мог проводить много времени с Сейрем. Впрочем, у них в любом случае не было бы времени для любви. Семья вождя впряглась в тяжелую работу точно так же, как все прочие. Ладони Сейрем покрылись мозолями от узды.

— Беги куда велено, ты, глупая шерстяная тумба, паршивая тварь, блевотина грифа! — заревел Виридовикс, адресуя эти эпитеты овце, которая пыталась отбиться от стада. Черная овечка возмущенно заблеяла, как бы понимая человеческую речь.

Валаш проскакал вперед, не давая овцам рассыпаться. Лицо молодого хамора осунулось от усталости.

— Многовато для двоих, — проговорил он, возвращаясь к Виридовиксу. Капли дождя стекали по его бороде.

— Когда-нибудь все кончится, — сказал Виридовикс. — И это порождение змеи, Варатеш, не найдет нас. Дождь смоет все следы.

Погони за Таргитаем не было. Какими бы жалкими силами ни располагал теперь вождь, отступал он мастерски и не допустил паники.

Валаш с надеждой посмотрел на Виридовикса, но кельт тут же обругал себя дураком. По зачарованному мечу Авшар мог отыскать его проще, чем по свету факела в ночи. На миг Виридовикс задумался. Не выбросить ли меч? Не прервать ли этот светящийся след? Но прежде чем его рука коснулась рукояти, он вздрогнул, как от ожога, и с вызовом сплюнул.

— Если ублюдок хочет мой меч, пусть сперва докажет свое право в бою!

Темнота сгущалась быстро. Густые облака поглощали слабые лучи заходящего солнца. Хаморы кочевали на большом расстоянии. Насколько можно было бросить взгляд, везде виднелись их шатры. Лагерь был невеселым. Слишком много людей пропало, слишком многие убиты. Все — и мужчины, и женщины — измучены усталостью.

Закутавшись в толстое шерстяное одеяло, Виридовикс устроился в шатре Таргитая. Каган приветствовал его ворчливо. Он ужинал в мрачном молчании. Новые морщины прорезали его печальное лицо.

Галл проглотил холодный ужин, состоявший из сыра и копченой баранины. Сейрем предложила ему черники в меду, но Виридовикс отказался.

— В другой раз, девочка, когда я буду повеселее.

Энари Липоксай с жадностью поглощал свой ужин. Жир стекал по его губам.

— Как ты можешь в такую минуту жрать, как свинья? — спросил его Виридовикс. — Неужто кусок у тебя не застревает в горле, когда вокруг столько горя?

— Я наслаждаюсь чем могу и когда могу, — коротко отозвался Липоксай. Его высокий голос прозвучал спокойно, гладкое безбородое лицо застыло неподвижной маской.

Виридовикс откусил большой кусок от копченой баранины и отвернулся, розовый от смущения. Он наконец нашел ответ на вопрос о природе энаре. Вдруг ему в голову пришла мысль о вещах, которыми энари наслаждаться не может.

— Я не хотел обидеть тебя, — пробормотал Виридовикс.

Энари удивил его, положив ему на плечо свою пухлую руку.

— О, сколь великая честь! — Искорка веселья мелькнула в бездонных темных глазах Липоксая. — И часто ты извиняешься за свой болтливый язык?

— Думаю, не слишком. — Виридовикс немного поразмыслил. — Иногда мне кажется: ну почему бы на этот раз и не извиниться? Для меня худа не будет, а для олуха, которого я обругал, возможно, сыщется что-нибудь полезное.

Липоксай бросил быстрый взгляд на Сейрем:

— Кажется, твое воспитание дает хорошие плоды. Он становится цивилизованным.

Виридовикс оскорбился:

— Ну и кому это нужно — быть цивилизованным? Еще не хватало, чтобы меня назвали римлянином!

Через минуту он сообразил, что слово “цивилизация” энари позаимствовал из видессианского языка. В хаморской речи его просто не было. Все-таки энари очень много знал. Кельт почувствовал некоторое облегчение при этой мысли.

— Ну хорошо, я ошибался! — Дизабул ударил кулаком по земляному полу. Он уставился на ушибленную руку так, словно это пол вдруг поднялся и напал на него. — Неужели это причина обращаться со мной как с паршивой овцой? И это — честно?

“Да”, — подумал Горгид, но благоразумно промолчал. Дизабул достиг возраста, когда “вчера” уже подернулось дымкой, а “завтра” еще очень далеко. Младшему сыну кагана казалось ужасной несправедливостью отвечать за свои слова и поступки.

Но старейшины относились к нему как к любому, кто принял сторону врага. Это больно уязвляло Дизабула. Он привык к похвалам и лести, а не к презрению.

Он был в таком отчаянии, что решился даже поговорить с Горгидом, на которого прежде не обращал никакого внимания. Горгид не питал особой нежности к дуракам. Однако Дизабул иногда отвлекался от жалоб на свою долю и отвечал на вопросы об обычаях клана. Во многих вопросах юный аршаум оказался вовсе не глуп. Но он был невероятно капризен и испорчен.

Знал он довольно много и о фольклоре, и о традициях своего народа. Грек немало записал после этих бесед. Кроме того, Дизабул был очень красив. Это помогало греку терпеть его самоуверенность.

В конце концов Горгид решил немного посочувствовать этому прекрасному юноше. Но неискреннее участие только рассердило Дизабула. Он яростно вскрикнул:

— Ты такой же негодяй, как прочие!

Вскочив на ноги, он выбежал из юрты, оставив Горгида размышлять о пользе самоконтроля.

Грек и Гуделин всерьез принялись обучаться искусству фехтования. Чиновник никогда не претендовал на то, чтобы стать воином даже средней руки. Но Горгид удивил аршаумов приемами с римским гладием.

“Для кочевников, привыкших рубить врагов с коня, — записал он в своей “Истории”, — весьма необычно и любопытно наблюдать римский пехотный бой с использованием колющего удара”.

Историк предусмотрительно опустил завесу милосердия над своими жалкими попытками овладеть саблей и рубящим ударом с коня. Во всяком случае, медленный, но неуклонный прогресс Горгида вызвал одобрение Скилицеза.

— Никто, разумеется, не сочтет тебя настоящим солдатом. Но кое-чему ты научился. Хватит, чтобы тебя не зарезали, как овцу… — Офицер резко повернулся к Гуделину, который потирал ушибленное колено. Неловко подвернул ногу, уходя от нападающего кочевника. Закатив глаза и воздев руки к небу, Скилицез патетически заключил: —… в отличие вон от того человека, который может с успехом написать у себя на лбу “кусок баранины” и на том покончить.

Бюрократ, сидя в грязи, невнятно хрюкнул:

— Осмелюсь заметить, что на поле битвы я буду действовать куда успешнее, чем любой из этих варваров в моем министерстве. Чего ты от меня хочешь? Я никогда не говорил, что хочу стать воином.

— Эллин этим тоже не похвалялся, — прервал Скилицез. Горгид даже не подозревал, что видессианину известно слово, которым называли себя греки. Он был поражен.

Однако сама похвала пришлась ему не слишком по душе. Грек глубоко ненавидел войну. Слишком часто он сталкивался с ужасами, приносимыми ею. Слишком часто разгребал руками тлеющие после битв угли.

Однако, взявшись за какое-либо дело, Горгид обычно старался делать его как можно лучше. Решив овладеть солдатской наукой, грек погрузился в нее с тем же усердием, с каким некогда посвящал себя изучению медицины. Если не с большим интересом. Жадного до знаний грека привлекало любое новшество.

Внезапно ему открылось, почему Гай Филипп смотрит на войну просто как на ремесло — такое же, как сапожное или плотницкое. Это делало военное искусство менее непонятным и чужим для грека.

Горгид был сам себе смешон. Кто бы мог подумать, что интуиция и проницательность — лучшие спутники воина? Что воин — не просто мясник, но нечто большее? Горгид вспомнил слова Сократа афинянам: “Жизнь без строгого внимания к своим делам, без непрестанной мысли о своем усовершенствовании не стоит и названия жизни”. Когда родина призвала его, он встал в строй и взял в руки оружие.

Должно быть, последние слова Горгид пробормотал вслух по-гречески, потому что Гуделин спросил:

— Что ты говоришь?

Горгид перевел ему слова философа.

— Неплохо! — оценил чиновник. — Кем он был, этот Сократ? Секретным агентом?

Горгид только всплеснул руками.

Вернувшись в юрту, Горгид тщательно счистил грязь со своих сапог из лошадиной кожи. Гуделин и Скилицез последовали его примеру. Они давно убедились: обитать рядом с греком куда проще, если уважать его привычки. Поэтому юрта видессиан была значительно чище и опрятней, чем в те времена, когда там жили кочевники.

Гуделин скосил глаза на грека.

— А что ты станешь делать, чистоплюй, когда мы отправимся на восток и будем ночевать в палатке, раскинутой в грязи?

— Что смогу, — резко ответил Горгид. В данном случае он не считал нужным оправдываться. Раны заживают куда быстрее, если их держат в чистоте. Больные выздоравливают легче, если в их постели нет грязи. Это было одним из незыблемых правил жизни грека. То, что помогает вылечить болезнь, может также и предотвратить ее. Горгид не уставал разъяснять эту мысль окружающим.

— Не насмехайся над ним, Пикридий, — сказал Скилицез. Он с хрустом растянулся на кошме и застонал от удовольствия. — Нет ничего плохого в том, чтобы возвращаться в дом, где чисто, сухо и нет навоза.

— Без сомнения, без сомнения, — снисходительно обронил Гуделин. — Но я никогда не забуду, какое лицо сделалось у Толаи, когда наш чистоплотный друг обозвал его грязным навозом за то, что он наследил у нас в юрте.

У Горгида хватило ума поспешно принять сконфуженный вид: шаман приходил поговорить о целебных травах, подаренных Аргуном.

— И все же я думаю, что наша юрта стала куда уютнее, когда он начал здесь прибираться, нежели в те дни, когда здесь толклись наши девки, — продолжал Скилицез.

Чиновник почесал гудящее от боли колено и закатал штанину. На ноге расплывался фиолетовый синяк. Однако Гуделин нашел в себе силы усмехнуться:

— Однако признайся: у девок есть преимущества, которых напрочь лишен наш друг.

— Первый раз слышу, чтобы ты назвал это “преимуществом”, — фыркнул Скилицез.

Горгид тоже посмеялся. Он даже не слишком смутился. Теперь, когда не было другого выбора, он довольствовался женщиной. Он даже не думал, что такое вообще возможно. Хелун помогла ему: ее желание доставить радость было настолько очевидным, что только безнадежный сухарь отверг бы ее. К своему удивлению, грек даже обнаружил, что скучает, когда ее нет рядом. Но куда больше не хватало ему того, что отвечало его натуре.

— Ты что, свихнулся? Ты посмел так запросто явиться в наш лагерь? — спросил Таргитай, пронзая бандита горящим взглядом. — А ну, бросай свой дурацкий белый щит. Мне нет дела до твоих “мирных намерений”!

Вождь без колебаний схватился за рукоять меча.

Воин Варатеша презрительно усмехнулся. Ему было около сорока лет. Гордое лицо хамора могло бы показаться красивым, если бы не выражение близко посаженных глаз, которые горели под косо спущенными веками холодной жестокостью. Лошадь и вооружение всадника находились в отличном состоянии. Вероятно — добыча после битвы с Таргитаем.

Посланник “королевского кагана” не назвал себя. Он лишь проговорил с усмешкой:

— Что ж, убей меня. Поглядишь, что станет после этого с твоими людишками, которые сидят в нас в плену.

Мужество оставило Таргитая. Его плечи поникли. Виридовикс, наблюдая за ним, мог поклясться, что даже щеки у вождя в этот миг ввалились, как у дряхлого старика.

— Продолжай, — молвил Таргитай треснувшим голосом.

— Я так и думал, что ты найдешь в себе здравый смысл, — хмыкнул бандит. Он наслаждался поручением и теперь, готовясь перейти к делу, потирал руки. — Ныне, когда новый Королевский Клан поднялся над степью, настало время и остальным кланам в степи признать власть Варатеша. Мы решили начать с тебя.

Ничто в мире, казалось, не могло ударить Таргитая больнее. Жизнь снова вернулась к вождю. Вскочив на ноги, он заревел:

— Ах ты, ублюдок, овечье дерьмо, грязная лягушка!

Нельзя оскорбить хамора страшнее. Бандит сжал губы. Таргитай продолжал сыпать проклятиями:

— Убирайся к своему навозному Варатешу и скажи ему: пусть лижет мою задницу! Я никогда не приползу к нему!

Хаморы одобрительно загудели. Пауза позволила человеку Варатеша прийти в себя. Вожак выбрал для поручения отнюдь не глупца. Когда крики поутихли, посланец примирительно поднял руки и заговорил так мягко, как только мог.

— Кто говорит о том, что нужно ползти на брюхе? Кто требует вилять хвостом? Варатеш сильнее. Вы знаете это. Варатеш может раздавить вас, как ящерицу, вот так! — Он стиснул кулак. Виридовикс злобно оскалился при этом точном и грубом сравнении. Посланник медленно разжал пальцы. — Но Варатеш не хочет этого делать. Зачем? Ты станешь подчиняться ему. Лучше сделай это добровольно.

— Поставить Волка под черный стяг? Никогда.

— Ладно, — произнес бандит. У него был такой вид, будто он долго торговался и теперь проиграл в цене. — Он хотел сделать тебе подарок.

Таргитай презрительно сплюнул в пыль:

— Что же это должен быть за подарок, чтобы я взял его из рук Варатеша?

— Он отдаст тебе всех пленников, которые мертвым грузом висят у него на шее. Он не возьмет за них выкупа.

— Ты издеваешься надо мной, — проговорил Таргитай. Грустные лица хаморов слабо осветились надеждой. — Издеваешься… — повторил Таргитай, но теперь и в его голосе прозвучало сомнение.

— Клянусь моим мечом! Я не издеваюсь. Я говорю правду.

Кочевники притихли, переглядываясь. Среди их воинственного народа даже самый последний негодяй дважды подумал бы, прежде чем нарушить подобную клятву. Не в силах больше сдерживать себя, Таргитай вскрикнул:

— Есть ли среди них Батбайян?

— Да. И он более удачлив, чем большинство. Клянусь мечом!

Уныние наполнило душу Виридовикса, когда он увидел, что Таргитай внимательно слушает бандита.

— Да, конечно, — поспешно встрял кельт. — Но как ты можешь считать правдой слова негодяя? Что стоит слово Варатеша или Авшара?

Несколько хаморов согласно кивнули. Но их было немного. Знать, что сын находится в руках Варатеша… Иметь соломинку, за которую можно ухватиться… Этого было довольно, чтобы Таргитай ответил:

— Вридриш, дважды я следовал твоим советам. Вот результаты.

Галл только рот разинул. Слишком явной была несправедливость. Но Таргитай говорил и говорил, и каждая его новая фраза убивала жестокостью:

— Ты нашел в себе наглость снова давать мне советы?

— Но…

Таргитай остановил его резким движением руки, как бы нанося удар саблей.

— Радуйся, что они не попросили в качестве платы твою голову. Я обменял бы на нее Батбайяна и моих людей.

Кельт ошеломленно замолчал. У него не нашлось ответа. Решив договориться с врагами, Таргитай пустил в ход весь свой опыт. Он старался выгадать для клана как можно больше. Хорошо, он задержит клан, он рискнет и подождет пленников. Вождь выторговывал у человека Варатеша обещание не приближаться к лагерю с колонной пленных.

— Пленные будут безоружными и пешими. Надеюсь, это ты понимаешь, — предупредил бандит.

— Да, да, — нетерпеливо сказал вождь. — Если бы победили мы, то тоже ограбили бы вас.

Приняв решение, Таргитай шел вперед без задержек. Виридовикс, стоя в толпе хаморов, мрачно наблюдал за ним. Теперь очень немногие заговаривали с кельтом. Впервые он почувствовал себя в клане чужим. Но Сейрем улыбалась ему по-прежнему: она не хотела отказываться от любимого человека. Как долго он сможет наслаждаться ее любовью теперь, когда ее отец обратился против него? Рамбехишт тоже подбодрил Виридовикса, бросив ему несколько хитрых фраз.

— Может быть, в конце концов, вовсе не я сошел с ума, — сказал кельт самому себе, дергая рыжий ус.

Договор был заключен.

— Отправляйся быстрее, — говорил Таргитай на прощание человеку Варатеша. — Мы не сможем ждать долго.

Бандит ударил сапогами в бока своей лошади и помчался галопом, подняв на копье белый щит, чтобы разъезды Таргитая не напали на него, когда он будет возвращаться к своему повелителю. Легкий ветерок донес до хаморов его короткий смешок.

— Ну вот, теперь мы можем наконец отпустить их на свободу, — сказал Авшар. — Какие мы все-таки великодушные!

Не снимая шлема, он цедил кумыс через полую соломину и рыгнул, как любой кочевник, наслаждающийся напитком.

В эти страшные дни Варатеш начал страшно пить. Его терзало бесплодное сожаление. Хотел бы он повернуть назад и не отдавать тех приказов, которые были отданы вместе с решением освободить пленников. Сейчас было уже слишком поздно сожалеть.

— Да, их можно отпустить…

Дело было сделано. Отныне ему предстояло жить с сознанием того, что он сотворил. Дрожащей рукой Варатеш поднял бурдюк и поднес его ко рту. Он с жадностью начал глотать, даже не ощущая вкуса.

— Идут! Они идут! — крикнул всадник, подъезжая к лагерю Таргитая. Хаморы разразились радостными криками. Каждый стоял у своего шатра: мужчины в полном вооружении, женщины в самых нарядных одеждах, в красивых головных повязках из ярких тканей, украшенных золотом, бирюзой или нефритом.

День тоже казался подходящим для встречи с близкими. Было холодно, но ясно. Прошлой ночью гремела гроза, но она ушла, и вместе с ней к северу ушли все тучи.

Напряжение и страх сменились радостью. Жены, дочери, братья пленных, те, кто надеялся, что их близкие живы, и те, кто знал, что, может быть, сейчас рухнет последняя надежда, — все они собрались вместе.

— Ублюдки связали их, — доложил разведчик Таргитаю. — По двадцать человек или около того.

Поднялся ропот, но Таргитай крикнул:

— Главное, что они идут! Пусть даже связанные веревками.

Позади Виридовикса послышался голос Сейрем:

— Как они выглядят?

Дочь вождя сжимала руку кельта так крепко, что у того онемела ладонь. Но он знал, как ей хочется спросить о Батбайяне, и восхищался ее выдержкой. Сейрем не решалась отвлекать разведчика частностями. Кельт крепко стиснул ее пальцы, как бы отвечая на ее безмолвный вопрос. Сейрем приняла этот знак сочувствия с теплой благодарностью.

— Я был слишком далеко, — сказал разведчик. — Как только я увидел их, я сразу помчался сюда, чтобы доставить весть.

— Идемте встречать их! — крикнул кто-то.

Хаморы бросились вперед, но Таргитай остановил их.

— По договору мы обязаны ждать их здесь. Мы сдержим слово. Мы слишком слабы и не можем позволить себе терять людей. Пока что… — добавил вождь.

Дрожа от нетерпения, люди замерли на месте. Молчание затянулось.

Затем послышались громкие крики. Первые пленники показались за небольшим холмом, недалеко от лагеря. Каган не в силах был больше сдерживать людей. Кочевники бросились навстречу своим близким. И тогда Таргитай тоже побежал…

Все еще держась за руки, Виридовикс и Сейрем мчались в толпе. Кельт мог бы вырваться вперед, но ему пришлось подстраиваться под шажки своей подруги.

Все больше и больше пленников, спотыкаясь, появлялись перед встречающими. Они были связаны, как и говорил разведчик. Виридовикс удивленно присвистнул, увидев, как много людей бандиты выпустили на свободу.

— Ни за что бы не подумал, что негодяй сдержит обещание, — пробормотал он. Сейрем глянула на него с любопытством, и Виридовикс понял, что говорит по-кельтски. — Не обращай на меня внимания, любовь моя, — сказал он на языке кочевников. — Кажется, твой отец не ошибся. Я очень рад этому…

— Я тоже, — сказала она. И добавила дрожащим голосом: — Смотри, вон Батбайян…

Они были слишком далеко, чтобы Виридовикс мог разглядеть Батбайяна, но у Сейрем не было никаких сомнений. Она выкрикнула имя брата и радостно замахала ему руками. Батбайян, дернув головой, обернулся на крик. Он заметил медноволосого Виридовикса и кивнул в знак того, что слышит.

Когда пленники подошли ближе, Сейрем внезапно отшатнулась.

— Глаза… — запнулась она, и слезы потекли по ее щекам. Пустая воспаленная впадина зияла под левой бровью Батбайяна. Веко бесполезно прикрывало ее.

— Ох, девочка, это иногда случается… — ласково проговорил Виридовикс. — Благодарение богам, что у него остался второй глаз. Он вернулся домой, где сможет вылечиться.

Рука Сейрем похолодела как лед. Но девушка собралась с духом и только кивнула в ответ. Она часто видела последствия войны и знала, какими страшными они могут быть.

Пошатываясь, пленники брели вперед. Многие ковыляли из-за едва заживших ран. У многих осталась лишь одна рука, завязанная за спиной. Сейрем различала теперь все больше знакомых лиц.

— Вон Эллак, он ведет другую колонну. Пусть духи смилостивятся над ним — он тоже потерял глаз. А там Майнак — у него такие кривые ноги… И он потерял один глаз! И Заберган, и вон тот здоровяк из клана Пятнистых Котов, и Нарсеф…

Она посмотрела на Виридовикса. В ее глазах появился ужас. Страх охватил кельта. Под сердцем словно появился кусок льда. Он вспомнил, какого рода “подарки” любит раздавать Авшар.

Толпа хаморов смешалась с толпой пленных. Приветственные крики быстро сменились воплями ужаса. Женщины рыдали и бились о землю, и мужчины в этот час оказались не крепче. Иные отходили в сторону, и их выворачивало. Один из хаморов выхватил саблю и разрубил веревку, которой его брат был привязан к остальным, а потом убил своего брата той же саблей. Прежде чем его успели остановить, он вонзил меч себе в сердце и упал, заливаясь кровью.

То, что Сейрем увидела во главе каждой колонны, было пределом милосердия Авшара и Варатеша. Ведущие колонн были ослеплены только на левый глаз. Им предстояло провести остальных через степь. Остальные же, кто шел позади, были полностью ослеплены. Из пустых глазниц вытекал гной, словно слезы, которых те никогда больше не смогут пролить. Потребовалось немало времени, чтобы осознать всю безумную жестокость совершенного. Тысяча человек была ослеплена и только сто — оставлены с пятьюдесятью глазами, чтобы служить прочим поводырями.

Липоксай утратил свой неизменный румянец во всю щеку. Шаман стал белее мела. Переходя от одного калеки к другому, энари накладывал повязки с целебными травами и ласково разговаривал с увечными. Может быть, последнее было еще важнее лекарств.

Но сами чудовищные размеры задачи вскоре опустошили его торбу с лекарствами и истощили дух ясновидящего. Он рухнул в грязь и горько зарыдал. Это был плач человека, не привыкшего к слезам. Липоксая душило отчаяние.

— Пятьдесят глаз! Я видел их! Я видел их и не понял! — кричал он горестно. — Я видел их! Видел!

Волосы на затылке Виридовикса приподнялись дыбом. Он вспомнил видение энари. Что еще видел тогда Липоксай? Пятьдесят глаз, дверь в горах и два меча. Галл содрогнулся и сплюнул, чтобы отогнать дурное предзнаменование. Лучше бы ему никогда не иметь дела с предсказанием Липоксая.

Таргитай замер, как человек, который, проснувшись, обнаружил себя все в том же кошмарном сне.

— Мой сын!.. — простонал он. — Мой клан!..

Он схватился за голову, вскрикнув от неожиданной боли. Левая рука отказалась повиноваться. Покачнувшись, как старое дерево в бурю, Таргитай рухнул ничком.

Сейрем бросилась к отцу. Виридовикс последовал за ней. Борэйн была уже рядом с мужем. Она ласково водила руками по его лицу и бороде, вытирая грязь рукавами нарядного платья. Липоксай, забыв о своем горе, спешил к вождю.

— Освободите же меня, будь все проклято! — крикнул Батбайян, дергая связанными руками. Кто-то разрезал веревку. Лишенные своего зрячего товарища, пленники замерли на месте, боясь двинуться дальше. Батбайян, все еще со скрученными за спину руками, пробился сквозь толпу и неловко склонился над отцом.

Правая сторона лица Таргитая перекосилась от муки, а левая стала вялой, как растопленный воск. Один зрачок был крошечным, другой расширился. Воздух хрипло вырывался из клокочущего горла. Хаморы и Виридовикс бессильно смотрели, как дыхание Таргитая становится все тише и тише… пока оно не замерло окончательно. Липоксай закрыл остановившиеся глаза. Борэйн со стоном обняла мужа, пытаясь вдохнуть в него жизнь, но все уже было бесполезно.