"Легион Видесса" - читать интересную книгу автора (Тёртлдав Гарри)Глава седьмаяФекла Зонара передала слуге серебряный подсвечник. — Положи в мешок, — велела она. Слуга в недоумении повертел подсвечник в руке. Фекла забрала у слуги массивный поставец и сама засунула в мешок, который увязывал слуга. — И это тоже, — добавила она, подавая позолоченное серебряное блюдо с чеканкой на охотничьи темы. — Мы должны сберечь и это! — В комнату вбежала Эритро с целой кучей глиняных чаш, ярко расписанных узорами. — Они слишком красивы, чтобы оставлять их этим грязным намдалени. — Милосердный Фос! — возопил Ситта Зонар. — Почему бы заодно не прихватить корыта, из которых кормят свиней, раз уж ты решила тащить с собой все подряд? Все это бесполезный мусор. Пусть островитяне подавятся, на здоровье! У нас нет времени спасать все это барахло. Все равно придется половину бросить в пути, так что смысла нет тратить нервы… Он покрутил головой. — Лучше не трать нервы на ругань с Эритро, — посоветовала дочь Ситты, Ипатия. Землевладелец вздохнул и повернулся к Скавру: — Женщины начисто лишены логики, не считаешь? Не выпуская из рук чаши, Эритро разъяренным воробьем набросилась на брата: — Что этот солдафон знает о логике? Зачем ты задаешь ему бесполезные вопросы? Это за ним на хвосте притащились сюда намдалени! Если бы не он, мы бы преспокойно жили в нашем поместье. А теперь нам придется кочевать куда-то за холмы, будто мы — какие-то хаморы, что следуют за своими стадами… — Все, хватит! — оборвал Зонар. На этот раз он рассердился всерьез. — Если бы не он?.. Если бы не он, я бы давным-давно валялся трупом в лесу или сидел бы в плену у намдалени. И выкупать меня пришлось бы ценой нашего поместья. Забыла? — Да, забыла! — ничуть не смутившись, ответила Эритро. — Вся эта суматоха, бегство… Все это сводит меня с ума. Ничего удивительного! — Она наклонилась, положила чаши поверх кучи подсвечников и серебряных блюд. Ее брат взглянул в глаза Ипатии, но та сделала вид, будто не замечает. Сначала Марк подумал, что Эритро зла и несправедлива. Но по некотором размышлении уже не был в этом столь уверен. Многие землевладельцы западных провинций были настроены вполне дружественно к намдалени и “императору” Метрикию. — Ты, Ситта, тоже мог бы встать на их сторону, если бы не мои солдаты, — заключил трибун. Эритро усмехнулась. — Не поддерживай ее, — сказал Зонар. — Чтобы я пожал руку бандитам? Сел за один стол с еретиками? Пусть лучше этот дом, пылая, обрушится мне на голову, чем я преклоню колени перед Драксом, его сворой и марионеткой-императором. Нет уж. Я страшно рад, что могу уйти с тобой. Поместье и без того сгорит, подумал трибун горько. Оборонительные сооружения вокруг поместья, дополнительный отряд хатришей Пакимера — все это будет бессильно остановить намдалени, вздумай Дракс бросить на легионеров все свои силы. А крупные соединения намдалени были уже рядом. Разведчики Пакимера доносили, что колонна островитян должна пересечь Аранд не сегодня-завтра. Значит, нужно снова отступать, на сей раз в южном направлении, в сторону холмов. Скавр вышел из дома. Семейство Зонара продолжало спорить о том, какие из вещей взять, а что бросить. Мимо проходили стада — мычащие коровы, блеющие овцы. Пастухи отгоняли стада, чтобы не мешать выступающей в поход армии. — Давай, живей, шевелись! — кричал старший пастух. — Нет, Стор, не давай им сейчас пить. У нас будет для этого много времени потом, когда все уйдут. Гай Филипп наблюдал за пастухом с растущим уважением. — Вот кто мог бы стать неплохим офицером, — заметил он трибуну. У Марка блеснула идея. — Так почему бы не сделать из него офицера? Кто лучше него может возглавить твоих партизан? Старший центурион уставился на Марка удивленно. — Клянусь богами, тройная шестерка lt; Оба римлянина обменялись улыбками. В Видессе, в отличие от Рима, шестерки были худшими бросками — имперцы называли их “демонами”. Фраза Гая Филиппа заключала в себе одну из тех маленьких деталей, которые все еще делали легионеров в Империи чужаками. — Эй! — крикнул Гай Филипп. — Ты мне? — спросил старший пастух, не поворачивая головы. — Подожди. Он быстро разделил два стада, направив их в разные стороны, чтобы они не мешали друг другу пастись. Когда это было закончено, он подошел к римлянам и кивнул им с завидным достоинством. — Чем могу быть полезен? Марк заговорил было, но запнулся, не зная имени пастуха. — Тарасикодисса Симокатта, — представился тот. Римляне моргнули, услышав столь длинное имя. Пастух добавил: — Все зовут меня просто Расс. — И правильно делают, — прошептал Гай Филипп, но по-латыни. Скавр тоже подумал об этом, однако заговорил сразу о деле: — Когда мы встретились впервые, ты говорил, что собирался поднимать на чужаков округу. Расс снова кивнул. — Так тебе приходилось держать в руках оружие? — Немного. Лук, топор. Копье. Меч — почти не приходилось. — Любишь сражаться? — спросил Гай Филипп. Ответ был быстрым и определенным: — Нет. Старший центурион просиял. Это выражение удивительно не гармонировало с его суровым, обветренным лицом. — Ты был прав, Скавр. Мне, пожалуй, подойдет этот парень. — Гай Филипп поверялся к Симокатте. — Хочешь, чтобы намдалени пожалели о том, что вообще появились на свет Божий? Расс долго изучал лицо центуриона. Постепенно физиономия старшего пастуха приобрела точно такое же хитрое, лукавое выражение, точно в зеркале. У этих двоих — бородатого видессианского пастуха и старого римского ветерана — очень много общего, невольно подумалось Марку, Приманка была слишком лакомой, чтобы Расс отказался отщипнуть хотя бы кусочек… — Расскажи мне об этом побольше, — попросил Расс. Гай Филипп улыбнулся. Двумя днями позднее старший центурион глядел куда как более мрачно. Ранним утром, поднимаясь вместе с легионом на холмы, он оглянулся назад, на поместье Зонары. — Надо было поджечь дом, — сказал он Марку. — Это поместье — отличный укрепленный пункт. Не стоило оставлять его Драксу. — Знаю, — отозвался трибун. — Но если бы мы подожгли его, то что подумали бы об этом местные землевладельцы? Если мы жжем их дома, то что, спрашивается, они выигрывают, присоединившись к нам? Мы должны оставлять их дома в неприкосновенности. Иначе они станут смотреть на нас как на еще один отряд варваров, таких же скверных, как намдалени. — Может, и так, — сказал Гай Филипп. — Да только не слишком мы им понадобимся, если открыто покажем свою слабость. Скавр только хмыкнул. К сожалению, в этих словах было слишком много правды. Разрушить поместье Зонаров и восстановить против себя землевладельцев? Или подарить это поместье Драксу в качестве отличной базы? Что принесет больше вреда? Вопрос был обоюдоострым. Хотелось бы Марку найти точный ответ в этой ситуации, когда тактика должна перевесить стратегию. — Ничего, время от времени на ошибках учатся, — утешил Гай Филипп, когда Скавр поделился с ним своими сомнениями. Затем добавил: — Конечно, если ты сделаешь — Ты всегда умел снять тяжесть с моего сердца, — сухо сказал Марк. На севере, в горле долины, которая принадлежала Зонару, Скавр заметил движение. — Мы вовремя унесли ноги. Намдалени тут как тут. Как ты думаешь, нас хорошо прикроют? — Арьергард Тарасия? Исключено. Он не выдержит фронтальной атаки. — В голосе старшего центуриона звучали твердая убежденность и вместе с тем искреннее сожаление. Гай Филипп подозвал к себе солдата: — Эй, Флор, приведи-ка сюда этого пастуха Расса. Я хочу, чтобы он кое-что увидел. Римлянин отдал честь и побежал выполнять приказание. Юный Тарасий Зонар отказался присоединиться к легионерам, когда те отходили к холмам. — Нет, — сказал он еле слышным от волнения голосом. Болезнь оставила красные пятна на его скулах. — Я останусь и буду сражаться здесь. Моей жизни и без того отмерен короткий срок. Погибнуть за свою землю — это славный и быстрый конец. Куда лучше, чем угаснуть в постели от скучной хворобы. Родные не сумели отговорить его, а Скавр даже и не пытался: согласно учению стоиков, человек решает сам, когда и как ему лучше расстаться с жизнью. Десяток солдат из дружины Зонара решили остаться с Тарасием. Расс Симокатта вернулся вместе с легионером. — В чем дело? — спросил он старшего центуриона. — Просто стой здесь и смотри, — сказал ему Гай Филипп. Входя в долину, солдаты Княжества, опытные воины, выстроились в атакующую боевую линию. Они не хотели рисковать понапрасну и попасть в засаду. Затем они увидели, что лагерь легионеров пуст, и ускорили продвижение. На холмах они, несомненно, уже заметили отступающих римлян. Захватчики подошли к поместью Зонара почти вплотную, когда Тарасий и его солдаты выскочили из яблоневого сада и бросились в атаку. Сабли сверкали на солнце, лошади неслись вперед под ударами шпор. На большом расстоянии все казалось крошечным и безмолвным: картина с натуры, на которой каким-то образом передвигались изображения. Вот один островитянин упал с коня, за ним другой… После мгновенного замешательства намдалени вступили в бой. Все больше и больше латников окружали маленький отряд Тарасия кольцом сверкающих клинков. Симокатта смотрел то на юного Зонара, то на его родных. Лицо Ситты было, казалось, высечено из камня, прорезанного глубокими скорбными трещинами. Старый землевладелец пристально наблюдал за неравным боем. Время от времени его руки сжимали узду, как бы повторяя удар сабли. Его жена и дочь безмолвно обнялись. Эритро горько плакала. В бессильной ярости старший пастух стискивал кулаки. Битва у поместья уже почти закончилась… — Что ты видишь? — спросил Гай Филипп. — Отважного человека, — тихо ответил Симокатта. — Вероятно. Но кроме того, ты увидел дурака. В гневе Симокатта повернулся к своему собеседнику, но старший центурион говорил с таким возбуждением, на какое только был способен. Марк никогда еще не видел своего флегматичного старшего офицера в таком волнении. — Подумай об этом, Расс, крепко подумай. Скоро ты сам возглавишь своих людей в битвах против намдалени. У них не будет ни опыта, ни хорошего оружия, какое было у солдат Тарасия. Что сделал Зонар? Он выскочил из укрытия, вместо того чтобы сражаться под его защитой. Он атаковал отряд, превышающий его по численности во много раз. А следовало бы — наоборот. Он отважен? И что хорошего принесла ему отвага в этом последнем бою? Конных видессиан в долине больше не было… — Наша задача — жалить противника и причинять ему всевозможный вред. В наши задачи не входит попусту терять своих людей. Старший пастух долго молчал, прежде чем ответить: — Ты очень жестокий человек, римлянин. — Возможно. Я занимаюсь этим грязным ремеслом вот уже тридцать трудных лет. Поверь мне, я знаю, что к чему. Я показываю тебе то, чем ты займешься завтра. Ты будешь это делать. Симокатта замахнулся кулаком, больше от отчаяния, чем от злости. Гай Филипп увернулся и шагнул вперед, точным и аккуратным движением сжав руку пастуха и завернув ее у него за спиной. Симокатта раскрыл рот от боли. Старший центурион тут же выпустил его и хлопнул ладонью по спине. — То, что ты думаешь обо мне сейчас, — это твое личное дело. Послушай доброго совета. Он поможет тебе когда-нибудь спасти шкуру. Симокатта коротко кивнул и ушел. — Он нам подходят, — сказал Гай Филипп, глядя в спину удаляющегося Расса. — Неужели тебе нужно было обойтись с ним так грубо? — спросил трибун. — Думаю, да. Новички всегда приходят в солдатскую науку с ворохом глупых идей в глупой голове. Горький опыт последних трех лет заставил Марка добавить: — Здесь не слишком много места остается для сердечности и мягкости. — Знаешь, что я думаю о сердечности и мягкости? — Старший центурион сплюнул в пыль. — Вот что я об этом думаю. В конце концов, не Ахилл взял штурмом Трою. Скавр изумленно воззрился на старшего центуриона. Если Гай Филипп, который едва умел писать по буквам собственное имя, привел в пример сюжет из Илиады, то старый Гомер и впрямь был величайшим поэтом! Неплохо изучив обычную тактику Дракса, трибун полагал, что барон постарается захлопнуть все проходы на юг, но не станет серьезно думать о нападении на холмы. Однако барон — возможно, считая победу совсем близкой, — проявил куда больше агрессивности, нежели рассчитывал Скавр. Дракс не только возвел на склонах холмов и в горле долины деревянные укрепления (которые к тому же могли служить и наблюдательными пунктами), но и одновременно с тем разослал по всей холмистой возвышенности разъезды своих конников. Островитяне грабили и сжигали все на своем пути. Они буквально дышали легиону Скавра в затылок. Марк и без недовольных взглядов, которые то и дело бросал на него Ситта Зонар, понимал: с захватчиками нужно кончать как можно скорее. Если небольшие конные отряды намдалени могут преспокойно грабить и убивать крестьян — то какой смысл видессианам поддерживать легионеров? Все равно от римлян никакого толку… Уделив этой безотрадной теме несколько минут неприятных размышлений, Скавр отправился на поиски Лаона Пакимера. Хатриш только что выстроил небольшую крепость из земли и палочек и теперь разрушал ее, бросаясь большими спелыми виноградинами. — Хорошо бы настоящие крепости намдалени падали так же легко, — заговорил Марк. Игрушечная катапульта Пакимера уже почти довершила разрушение. — Да, куда проще работать, когда в тебя не летят копья и стрелы, — согласился Пакимер, прицеливаясь более тщательно. Он коснулся ремешка, и маленькая катапульта выстрелила большой ягодой. На насыпь упала щепочка. Марк ждал. Нетерпение его росло. А хатриш снова заряжал свою игрушку. Наконец он поднял на Марка глаза, и на рябом лице Пакимера появилась хитрая улыбка. — Ты вот-вот лопнешь? При виде такой наглости трибун рассмеялся: — Еще нет. — Я боюсь услышать то, что ты хочешь сказать. Моим ребятам настала пора отработать взятое в Кизике, так? Да, да, не отпирайся. По глазам вижу. Ну, какую пакость для меня ты изобрел на этот раз? Марк принялся объяснять. Слушая, хатриш пощипывал свою неровную бородку, размышлял. — Пожалуй, можно попробовать. Нужен хороший проводник. — Симокатта даст тебе опытного человека. — Договорились. Через три дня? Скавр кивнул. — Вся трудность в том, — заметил хатриш, — чтобы не откусить слишком большой кусок. — Именно. Как обычно, Пакимер прекрасно понял, что от него требовалось. И, как водится, не слишком рвался следовать приказу. Заложив в катапульту еще одну ягоду, хатриш покачал головой: — Недостаточно круглая. Хочешь винограда, Скавр? Он засмеялся, когда Марк сделал вид, что не слышит. Скавра угораздило спрятаться за диким укропом. Маленькие бледно-желтые цветочки, покрывавшие куст, оказались такими пахучими, что глаза у Марка стали слезиться, как от рубленого лука. Трибун сильно прикусил губу, чтобы не чихнуть. Пока что еще ничего не происходило. Но раз чихнув, уже не остановишься, а это было бы, мягко говоря, нежелательно. Особенно когда сидишь в засаде. Нос чесался уже нестерпимо. Полдюжины конных хатришей ворвались в долину, изо всех сил подгоняя своих низкорослых степных лошадок. Время от времени то один, то другой привставал на стременах и пускал стрелу в намдалени — островитяне гнались за маленькими наглецами по пятам. Во главе конного отряда намдалени мчался молодой человек плотного сложения. Его звали Грас. Хоть он и был молод, но осторожности не чуждался. У входа в долину он остановил своих людей, остановился, сторожко оглядывая стены узкого ущелья. Однако Расс Симокатта и Гай Филипп выбрали удачное место для засады. Манипула Юния Блеза давно уже лежала в укрытии, ожидая приближения врага, но ни блеск оружия, ни неосторожное движение не выдавали присутствия солдат. Наконец Грас гикнул и махнул рукой. Сжимая меч, Марк ждал, пока все намдалени войдут в долину, а после кивнул буккинатору. Резко прозвучал громкий сигнал. С криком “Гавр! ” легионеры выскочили из-за кустов и понеслись с крутых склонов прямо на опешивших островитян. Двое латников в арьергарде повернули коней и попытались выскочить из долины. Это была не трусость: они хотели привести с собой подкрепление. Копье впилось в живот одного из коней. Животное рухнуло на землю, дико заржав и подминая под себя всадника. Второй намдалени был уже у самого горла ущелья, когда три легионера сдернули его с седла. Проклиная все на свете, Грас попытался построить своих людей кольцом. Но вот один из римлян бросился к ним наперерез, далеко опередив своих товарищей. Это был Тит Пуллион. Он крикнул: — За мной, Ворен! Посмотрим, кто из нас лучше! Из строя выскочил второй легионер. Луций Ворен помчался за своим давнишним соперником, ругаясь во все горло. Пуллион метнул копье с очень большого расстояния. Бросок был метким — копье вонзилось в бедро стоящего рядом с Грасом намдалени. Раненый закричал от боли и рухнул с лошади. Пуллион бросился вперед, чтобы прикончить его, но двое намдалени прикрыли собой раненого товарища. Тяжелое копье пробило толстое дерево римского щита. Острый железный наконечник ударил в металлическую пряжку перевязи и отбросил меч вправо. Когда Пуллион привычно потянулся за гладием, его рука встретила пустоту. Намдалени замахнулся на римлянина мечом. Пуллион перекатился на спину, прикрываясь своим поврежденным щитом. Осатанев, как берсерк, Луций Ворен бросился на островитян. — Не трогайте его, ублюдки, кровавые грифы, вонючие гиены! Пусть он и дерьмо, но римское дерьмо лучше всей вашей вшивой банды! Ворен убил намдалени, который бросил копье в Пуллиона, отшвырнув легкий щит островитянина своим тяжелым пехотным щитом и пронзив бок врага мечом. Еще двое врагов решили, вероятно, что Пуллион мертв, и набросились на Ворена. Тот был более чем жив и яростно отбивался. Сейчас Ворену мог бы позавидовать сам Виридовикс. Однако и Пуллион оказался далеко не трупом. Достав из ножен меч, он отбросил бесполезный щит и вскочил на ноги. Римский гладий впился в бок лошади. Обливаясь кровью, животное покачнулось. Всадник обхватил коня за шею, желая удержать его на месте, однако это было уже бесполезно. — Ублюдок! — пропыхтел Ворен. — Отродье шлюхи! — рявкнул Пуллион. Они отбивались спина к спине, то и дело осыпая друг друга ругательствами. В этот момент остальные римляне уже подбежали к отряду Граса. Давление на спорщиков ослабло. Окруженные превосходящими силами легиона, падая один за другим под ударами копий и мечей, островитяне стали сдаваться. Грас, изнемогая от ужаса и стыда оттого, что попался в такую простую ловушку, пешим бросился на Марка. Лошадь намдалени пала. — Сдавайся! — крикнул трибун. — Провались ты под лед! — ответил Грас, едва не плача. Трибун поднял щит, сдерживая бешеную атаку. Граса как будто поддерживала та же ярость, что кипела в Пуллионе и Ворене. Он наносил удар за ударом, как заведенный. В своем гневе Грас почти забыл о защите. Несколько раз он открывался, однако Марк только теснил его. Трибун не хотел убивать командира намдалени. Маленькое сражение в долине было уже выиграно. Грас нужен был Скавру живым и в плену, а не мертвым и на свободе. Гай Филипп наклонился, подобрал увесистый камень и с близкого расстояния метнул его в противника Скавра. Камень со звоном отскочил от конического шлема намдалени. Грас покачнулся и чуть не упал на землю. Марк и старший центурион подхватили его, завернули ему руки за спину, повалили и обезоружили. — Хорошо кидаешь, — сказал трибун Гаю Филиппу. — Я понял, что ты не хочешь убивать его. Расс Симокатта переводил удивленный взгляд с трибуна и старшего центуриона на Пуллиона с Вореном. Те, сияя, принимали поздравления своих товарищей. — Кто вы такие, чужеземцы? — спросил пастух Скавра. — Вы оба сделали все, чтобы не убивать этого парня… — Он коснулся Граса носком сапога. — А те двое — настоящие сумасшедшие. Трибун бросил беглый взгляд на спорщиков-легионеров. Юний Блез как раз поздравлял их. Марк нахмурился. Младший центурион, казалось, не замечал очевидного. Скавр повернулся к Симокатте: — Сейчас ты увидишь, Расс, кто мы такие. — И крикнул, обращаясь к своим солдатам: — Пуллион, Ворен, подойдите-ка сюда. Солдаты обменялись понимающими взглядами. Подбежали к Скавру, замерли. — Надеюсь, ваши распри позади, — заметил трибун. — Сегодня вы спасли друг другу жизнь. Этого довольно, чтобы прекратить споры навсегда. Трибун говорил по-видессиански, чтобы старший пастух тоже мог его понять. — Да, — ответили легионеры в голос. На этот раз они говорили искренне. — Нет смысла долго разглагольствовать о том, что вы действовали мужественно и умело. Я рад, что вы оба целы. — Спасибо, — отозвался Пуллион, улыбаясь. Ворен тоже усмехнулся, глядя на своего старого соперника. — Никто не давал команды “вольно”, паршивцы! — рявкнул Гай Филипп. Легионеры вытянулись. Напряженное выражение вернулось на их лица. — Вы оба наказаны вычетом недельного жалованья за то, что вышли из строя во время атаки, — продолжал Скавр. На этот раз в его голосе не было мягкости. — Вы не только подвергли опасности друг друга, посмев перенести свои распри на сражение. Вы подвергли опасности своих товарищей. Чтобы этого больше никогда не повторялось, понятно? — Да, — тихо ответили оба солдата. — Что за игры вы тут затеяли? — обратился к ним Гай Филипп. — По мне, вы были не лучше двух бесноватых галлов, насосавшихся пива. Более сильного оскорбления для нарушителей дисциплины старший центурион просто не ведал. Ворен густо покраснел, а Пуллион переступил с ноги на ногу, как провинившийся мальчишка. Сейчас оба совсем не были похожи на яростных бойцов, которые неистовствовали на поле боя несколько минут назад. — Ну так что, Расс, — спросил трибун у Симокатты, — кто мы такие, а? — Стадо ублюдков, если вам так уж хочется, — с земли проговорил связанный Грас. — Эй ты там, заткнись! — сказал Гай Филипп беззлобно. Не веря собственным глазам, Симокатта смотрел, как римляне покорно принимают наказание. Старший пастух еще никогда не видел такого повиновения от солдат. Расс почесал голову, поскреб бороду. — Будь я проклят за эти слова, но я чертовски рад, что вы не сражаетесь против меня. Отрезанный от юго-востока, Марк с нетерпением ждал новостей с “большой земли”. Когда трибун уже потерял надежду что-либо узнать о событиях в столице, через намдаленские заставы пробился императорский гонец — усталый, оборванный невысокий человечек с лисьим лицом. Патрули хатришей обнаружили его и привели к трибуну. — Меня зовут Карбей Антакин. — Острые глаза гонца быстро и цепко обежали лагерь легионеров, не упустив, казалось, ни одной мелочи. — Рад тебя видеть, — сказал Марк, крепко пожимая его руку. — Очень рад. — Я тоже счастлив, что нашел вас, — ответил гонец. В его речи звучало быстрое стаккато столичного выговора. — Скачка была просто дьявольской. Проклятые игроки шарят по всей долине. Он назвал людей Княжества “игроками”, оскорбительным прозвищем, намекающим на их азартную религию. Намдалени отвечали имперцам, впрочем, таким же презрением, именуя их — за напыщенность — “индюками”. Римлянин подавил вздох. Он терпеть не мог всех этих религиозных разногласий, подчас кровавых. Помнил он и о том, что барон Дракс был чрезвычайно одаренной личностью во всем, что касалось подстав и двойной игры. — Позволь мне получить некоторое подтверждение тому, что ты действительно послан к нам Императором, — сказал он Антакину. — Ах да. Конечно. — Видессианин потер ладони. — Итак, какого мнения Его Императорское Величество Автократор Видессиан о вспыльчивых и страстных женщинах? Скавр сразу успокоился. Только Туризин мог воспользоваться таким “паролем”. Молодой Гавр делал это не в первый раз. — Горячие подруги приносят много удовольствия, но ужасно утомляют. — Похоже на правду, — усмехнулся Антакин. Смех у него был хороший. — Помню одну девушку по имени Пантия… Впрочем, это не имеет отношения к делу. Вернемся к главному. Как дела? — Замерли на мертвой точке. Намдалени больше носу не кажут в эти холмы. Особенно после того, как мы пару раз качественно надавали им по зубам. Но и я отсюда выбраться тоже не могу. Слишком много их внизу, в долине. А как Гавр? Не мог бы он прогнать их отсюда? Гонец сморщился. — Исключено. Автократор только что вышел из столицы во главе двух больших отрядов и отправился в Опсикион. Намдалени высадились там. — Проклятие. Великолепно! — сказал Гай Филипп. — Мы должны были догадаться… — Благодарение Фосу, это всего лишь пираты, а не сам князь Томонд, — сказал Антакин. — Кстати, к слову о пиратах… Они появились также и на побережье западных провинций. За три дня до того, как я отправился в путь, Леймокер вернулся из погони за корсарами. Четырех он отогнал, один корабль потопил. Держу пари на что угодно, их и тут рыскает парочка. — Милосердные боги… — огорченно проговорил Скавр по-латыни. Затем он снова перешел на видессианский. — В таком случае наши силы примерно сопоставимы со всей армией Автократора. — В общем, да, — ответил гонец. — По правде говоря, я буду счастлив доложить ему о том, насколько вы сильны. После… м-м… Будь трижды проклят Дракс, подумал Марк. Антакин заключил: — Но вы не похожи на людей, потерпевших поражение. — Надеюсь, — фыркнул Гай Филипп презрительно. В этот момент в офицерскую палатку вошел Лаон Пакимер. Он как раз успел услышать последнюю фразу. — Вот уж точно, — сказал хатриш. В его глазах сверкнули веселые искорки. — Потому что тебя твои солдаты боятся больше, чем Дракса. Барон может всего-навсего убить их, а ты… О, ты можешь их отругать. Старший центурион снова фыркнул, но без неудовольствия. — Ты ехал по землям, занятым намдалени, — обратился Марк к Антакину. — Как относится к ним местное население? — Любопытный вопрос. — Антакин посмотрел на трибуна с уважением. — Думаешь поднять восстание? Его Величество говорил, что у тебя довольно ума и хитрости. Ну что ж. Крестьяне и многие землевладельцы готовы поджарить игроков на медленном огне. Крестьяне ненавидят их за грабежи, а знать — за отнятые поместья. Дракс отбирает у магнатов земли и передает угодья своим людям. — Гонец плотно сжал губы. — Но вот в городах, боюсь, происходит нечто противоположное. Дракс, конечно же, берет налоги и с горожан. Но куда меньше, чем те платили Видессу. Горожане рассчитывают, кроме того, что намдалени защитят их от йездов. При этих словах Лаон Пакимер еле заметно покачал головой. Уловив это движение, Антакин удивленно поднял бровь. К большому облегчению Скавра, хатриш не стал объяснять значение своего жеста. И все же трибун легко догадался, что к чему, и волосы на голове встали у него дыбом. — Ладно, а если врагов придет больше, чем мы думали, когда устраивали засаду? — Этот вопрос задал высокий тощий крестьянин в штанах из грубого домотканого полотна и толстой кожаной куртке. Он неуверенно сжимал в руках рогатину, с которой в мирное время хаживал на медведя. Гай Филипп призвал на помощь все свое терпение. Эти видессианские новобранцы не обладали ни римской дисциплиной, ни горячим желанием драться — подобно иберийцам, сплоченным Серторием в могучую и опасную партизанскую армию. И все же эти две сотни человек, сгрудившихся сейчас около старшего центуриона, были добровольцами. Они пришли из долин или с гор, предпочитая взять в руки оружие. Старший центурион ответил: — Чтобы объяснить, что в таком случае нужно сделать, не нужен я. Кто скажет? С десяток рук взметнулись вверх. Первым поднял руку Расс Симокатта. Гай Филипп сделал вид, что не замечает старшего пастуха Зонара. — Ну, давай, ты. Да, ты, седой. Седовласый мужчина встал, сжал руки за спиной и наклонил голову, словно отвечая учителю — как делал это в далеком, уже забытом детстве. У его ног лежал легкий охотничий лук. — Если их будет слишком много, мы останемся в укрытии и не выдадим себя, — сказал он застенчиво. — Именно! — одобрил Гай Филипп. — И нечего стыдиться. Если счет не в вашу пользу, если врагов слишком много, не вздумайте шутить с намдалени. У них отличные доспехи и оружие, и они отлично знают, как с ними обращаться. Совсем как я. — И лениво усмехнулся. Марк, наблюдавший за уроком, увидел, как будущие партизаны помрачнели: вспомнили небольшую “демонстрацию силы”, учиненную Гаем Филиппом несколько дней назад. В полной экипировке и вооружении старший центурион пригласил четверых добровольцев напасть на него с оружием. Любых, на выбор. Схватка длилась недолго. Развернув копье, Гай Филипп древком ударил в солнечное сплетение одного из нападавших (тот согнулся пополам), увернулся от другого, норовившего достать серпом, и обрушил древко на его голову. Копье переломилось пополам. Извернувшись, как змея, старший центурион позволил третьему видессианину ударить дубинкой по своему щиту, а затем стукнул “врага” краем окованного бронзой щита в подбородок. Нападающий еще оседал на землю, а Гай Филипп с мечом в руке уже встречал четвертого противника. Видессианин нападал с коротким копьем. Парень был достаточно отважен, чтобы замахнуться, но Гай Филипп грациозно, словно танцуя, отбил удар щитом и легонько кольнул крестьянина мечом в грудь. Двое видессиан лежали без сознания, еще один беспомощно простерся на земле. Четвертый, бледный, как мел, трясся мелкой дрожью. Недурной результат для одной минуты боя. В ту ночь из лагеря удрало около дюжины добровольцев. Но для тех, кто остался, старший центурион оказался куда лучшим учителем, чем надеялся Скавр. Гай Филипп обучал будущих партизан с таким рвением, какое далеко не всегда вносил в свои повседневные обязанности. За долгие годы служба стала привычной и немного прискучила, как любая работа. Новая роль учителя словно возвращала его назад, в юность. Старший центурион погрузился в эту деятельность с невиданным энтузиазмом. Во всяком случае, с того дня, как Марк познакомился с Гаем Филиппом в легионе, Скавру еще не доводилось видеть своего старшего офицера таким увлеченным. Между тем ветеран объяснял своим ученикам: — Нападайте первыми. Вносите как можно больше паники. Разрушайте все, до чего дотягиваетесь. И уносите ноги как можно скорее. Иногда не так уж плохо бросить по дороге оружие. Безоружными удирать легче. Боги! Святотатственный совет — попробовал бы римский легионер бросить оружие отступая… Однако для партизан это имело смысл. — Если вы будете безоружны, то кто, спрашивается, разберет, кто вы такие на самом деле: партизаны или мирные крестьяне? — А если нас будут преследовать? — спросил кто-то. — Рассыпайтесь в разные стороны. Как только окажетесь вне поля зрения, сразу останавливайтесь. Ходите по полю, срывайте колосья. Делайте вид, что заняты этим уже целый день. Враги промчатся мимо, не обратив на вас внимания. — Гай Филипп весело улыбался. Эта улыбка была совсем не похожа на его обычную циничную усмешку. — Вы получите большое удовольствие. Марк даже поковырял пальцем в ухе. Он едва мог поверить услышанному. Старший центурион, закаленный и жесткий профессионал, — это он уверяет, что от солдатской работы можно получить “большое удовольствие”? М-да. Всегда приятно снова окунуться в воспоминания о своей юности. Но Гай Филипп, похоже, вторично впал в детство. Во главе отряда намдалени на юг двигался Руэльм, сын Ранульфа. Он направлялся к холмам, где до сих пор бурлило сопротивление барону Драксу. Руэльм даже на миг не мог считать себя подданным какого-то там “императора Зигабена”. Это кусок для видессиан — пусть жуют, коли уж они так любят политические игры. На краткий миг Руэльм остановился, чтобы зажечь факел. Сумерки уже сгустились, но он продолжал идти вперед. Если все будет удачно, он присоединится к Баили около полуночи. Это радовало. Когда Руэльм выступил из Кизика, он предполагал, что придется провести в пути лишний день, но брод через Аранд, который показал один оборванец-видессианин, сберег немало времени. Брод стоил золотого, да и у оборванца был такой вид, словно он в последние годы не слишком много видел денег. Вокруг факела кругами летал ночной мотылек. Ночь была тихой и очень теплой. Руэльм слышал слабое шуршание легких крылышек. Из темноты вынырнула летучая мышь, схватила мотылька и исчезла прежде, чем человек успел ее разглядеть. Руэльм обвел знак Солнца-Фоса у груди, чтобы отогнать дурное предзнаменование. Его солдаты повторили этот жест. Намдалени называли летучих мышей “цыплятами Скотоса”. Чем еще, как не покровительством темного бога, можно объяснить их странное ночное зрение? Летучие мыши быстро и безошибочно находили дорогу в полной темноте. Холмы приближались. Лес становился гуще. Руэльм никогда не видел такой обильной, такой богатой и пригодной для земледелия почвы, как здесь. По сравнению с суровыми землями Княжества это настоящий рай. В кустах на краю дороги вдруг запел жаворонок. Ему ответил долгий свист. Руэльм удивился: жаворонок — дневная птица. Не слишком ли поздно для нее? Первая стрела пролетела в тишине. Латник позади командира выругался от неожиданности и боли, когда она впилась ему в бедро. На миг Руэльм замер, ошеломленный. Здесь не могло быть никаких врагов. Римляне, видессиане, банды хаморов (вместе с их девками и висящим на юбках пацаньем) давно уже были прижаты к холмам. Еще одна стрела просвистела мимо его лица. Она прошла так близко, что оперение коснулось щеки. Внезапно Руэльм встряхнулся. Теперь он снова был воином. Отбросил факел как можно дальше — кем бы ни были эти ночные бандиты, не стоит освещать себя, точно живую мишень, — и выхватил меч. Темные тени выскочили из засады и побежали навстречу. Вслепую Руэльм нанес удар. Он все еще плохо видел в темноте без факела, но почувствовал, как острие задело плоть. Позади него солдат, который был ранен первым, закричал — его сдернули с седла. Крик сразу же прервался. По ночному лесу прокатились голоса видессиан. В них слышались торжество и (намдалени был готов поклясться в этом) страх. Темнота придала схватке какой-то незнакомый, кошмарный оттенок. Развернув коня, чтобы подойти на помощь солдатам, Руэльм увидел, наконец, своих врагов — множество черных теней, скользивших вокруг отряда. Их было невозможно пересчитать и почти немыслимо поразить оружием. — Дракс! — крикнул он и ощутил горький привкус страха на губах: ему ответило только двое. Чьи-то руки ухватили его за ногу. Он лягнул нападавшего. Сапог скользнул по воздуху — бандит отскочил в сторону. Руэльм ударил шпорами лошадь. Она заржала, взвилась на дыбы. Хорошо выдрессированная, как и всякая лошадь латника, она ударила передними копытами, обитыми железными подковами, и череп нападавшего треснул, как расколотый орех. Кровь и мозги брызнули на лоб Руэльма. Затем лошадь дико закричала и повалилась набок. Соскочив с павшего коня, Руэльм услышал крик: — Бей его в колено, во имя Фоса! В дорожной пыли шуршали босые пятки и сапоги. Все больше людей сбегалось к намдалени, точно стая шакалов. Все еще шатаясь после неудачного падения, он озирался по сторонам, как затравленный волк. Дубина ударила его по металлической бляхе, висевшей поверх кольчуги на груди. Оглушенный, он упал на колени, а потом рухнул ничком. Кто-то выхватил меч из его ослабевших рук. Быстрые жадные руки рвали застежки кольчуги. Руэльм застонал и потянулся за кинжалом. — Берегись! — закричал кто-то. — Он еще жив! Послышался смешок. — Сейчас мы это исправим. Все еще мутно глядя перед собой, он почувствовал, как грубые пальцы сжали его горло. — Чисто овца, — сказал видессианин. Руэльм захрипел, но его хрип тут же оборвался — милосердный клинок вонзился ему в сердце. Баили из Экризи вызвал Скавра для переговоров. Марк шел в сопровождении Ситты Зонара и Гая Филиппа. — Здесь, Муниций. — Трибун остановился. — Будешь ждать здесь со своим взводом. Молодой офицер отсалютовал Марку. Они находились на расстоянии хорошего полета стрелы от того места, где ждали Баили и еще двое намдалени. — Привет, — сказал Скавр, подходя к ним. — О чем вы хотели поговорить с нами? Баили больше не был тем изысканно одетым и вместе с тем хладнокровным и суровым воином, который доставил прокламацию Дракса несколько недель назад. — Ты, негодяй!.. — прорычал он. Его кадык дрожал. — За два медяка я бросил бы тебя на съедение воронам! Я думал, ты — человек чести. Баили сплюнул Скавру под ноги. — Коли это не так, зачем ты рисковал и пришел на эту встречу? Мы с тобой враги, правда. Но зачем же так люто ненавидеть друг друга? Не вижу никакой необходимости. — Чтоб ты провалился под лед, к Скотосу! Ты и твои красивые речи! — сказал Баили. — Мы принимали тебя и твоих солдат за честных наемников. За людей, которые хорошо работают на тех, кто им хорошо платят. Мы не знали, что вы умеете наносить подлые удары в спину. Убийства в темноте, искалеченные лошади, кинжалы под лопатку в таверне, кражи — все это сводит с ума… — Почему ты обвиняешь в этом нас? — осведомился Марк. — Прежде всего, тебе ли не знать, что римляне таким образом не воюют. Будь это так, ты не стоял бы здесь и не вел со мной разговоры. Между прочим, ты загнал нас на эти холмы. Мы просто не в состоянии делать все то, что ты нам приписываешь. — Похоже, это в долинах кое-кто вас не слишком жалует, — заметил Гай Филипп так непринужденно, словно говорил о погоде. Баили готов был взорваться. — Хорошо же! Хорошо! Давайте, натравливайте на нас глупых крестьян!.. Мы выкорчуем это змеиное гнездо, даже если придется вырубить все деревья и сжечь в долине каждый дом! И тогда мы вернемся, чтобы разделаться с тобой. Будешь умолять о легкой смерти. Гай Филипп промолчал, только дернул бровью. Для Баили это могло что-то означать. Но Марк знал старшего центуриона куда лучше и понял: тот не слишком обеспокоен угрозами намдалени. — У тебя есть еще что-нибудь, Баили? — спросил трибун. — Только это, — тяжко ответил намдалени. — У Сангария вы воевали отважно и честно. После битвы, когда шли переговоры об обмене пленных, ты тоже был великодушен. Ты не изменил этому даже после того, как переговоры обернулись совершенно не так, как хотелось тебе. Зачем же теперь?.. Искренность заслуживала прямого ответа. Подумав с секунду, Марк сказал: — Хорошо работать на тех, кто мне хорошо платит, — это превосходно. Но не в этом я вижу свою основную задачу. Моя основная задача заключается в том, чтобы не позволить зданию Империи развалиться. Оно должно сохраняться целым. Я собираюсь оберегать его любой ценой. Марку было приятно увидеть открытое одобрение во взгляде Гая Филиппа. Однако он понял, что для Баили его слова были лишены всякого смысла. Римское упрямство не имело в этом мире никаких аналогов. Ни хитрые видессиане, ни легкомысленные добродушные хатриши, ни гордые и прямые намдалени не могли оценить его в полной мере. — Любой ценой? — повторил Баили следом за трибуном. — Ну и как, по-твоему, отблагодарит тебя видессианская знать за то, что ты научил ремеслу убийц здешних крестьян? А, чужеземец? Будут ли счастливы эти высокомерные имперцы, когда поймут, что ты сделал воинов из холопов, у которых навоз не обсох на сапогах? — Баили глянул прямо в лицо Зонару. — А ты, негодяй… Когда ты пойдешь собирать подати — как, будешь ли ты чувствовать себя в безопасности, проезжая мимо куста, достаточно густого, чтобы за ним мог скрываться человек? — Я буду в большей безопасности, чем в тот день, когда твои бандиты напали на меня в моем же лесу, — парировал видессианин. Но Марк видел, что Зонар в задумчивости подергал себя за бороду. — Есть такая притча про человека, который бросился в огонь, потому что ему стало, видите ли, холодно. Что ж, пусть будет так. Когда ты потеряешь свою непутевую голову — а это случится очень скоро — тебе будет некого винить, кроме самого себя. — Баили повернулся к Скавру. — Недавно мы похоронили твоего гонца. Кажется, его звали Антакин. Если он знал его имя, значит, последние слова не были блефом. Бедняга Антакин… Интересно, сколько же гонцов было перехвачено до того, как Антакин добрался до легиона? — Да? — переспросил Марк безразличным тоном. — Что ж, vale. Прощай! Баили хмыкнул. Он явно ожидал чего-то большего. — Идемте, — обратился Баили к своим спутникам, которые гневно смотрели на трибуна. — Мы его предупредили, а это — больше, чем он заслуживает. Четко, почти как легионер, намдалени повернулся на каблуках и пошел прочь. Когда Скавр, Гай Филипп и Зонар шли к отряду Муниция, старший центурион изо всех сил пытался сохранять твердокаменный вид и не усмехаться. — Этот бедный дурак Баили будет нашим самым лучшим вербовщиком. Лучшего и желать нельзя. Ничто так не вдохновляет, как вид твоего родного дома, разграбленного у тебя на глазах и подожженного. Можно добавить также несколько трупов твоих соседей. После этого у человека, как правило, появляется вполне ясное представление о том, чью сторону принять. — Пожалуй, — рассеянно отозвался Марк. Угроза Баили расправляться со всеми, кто станет поддерживать партизан, обеспокоила трибуна куда больше, чем он показал намдалени. Одобряя действия Гая Филиппа, когда тот начал формирование партизанских отрядов, Марк не заходил в мыслях дальше завтрашнего дня: он хотел всего лишь побольнее ужалить Дракса. Безусловно, партизаны изрядно допекли врага. Об этом можно было судить по искренней досаде Баили. Но намдалени — будь он проклят! — прав: крестьяне, поднявшие оружие на воинов Княжества, не забудут, как обращаться с копьем и мечом, когда война закончится. Много ли времени им понадобится, чтобы понять: ненавистный им хозяин или имперский сборщик налогов умеют истекать кровью не хуже намдалени?.. Зонар, должно быть, прочитал мысли трибуна. — Я не жду, что меня зарежут из-за угла — ни завтра, ни послезавтра… — Я рад, — ответил Марк. В конце концов, в Видессе, как и в Риме, богатые землевладельцы были слишком могущественны. Не помешало бы, в конце концов, немного ослабить их хватку. В былые годы, когда Империя опиралась на свободных крестьян-землевладельцев, она была сильнее. Сейчас у нее не осталось иной опоры, кроме провинциальной знати, а та вечно грызлась с чиновниками и Императором. От внешнего врага державу защищали не слишком надежные наемники, вроде тех же намдалени… Или римлян, усмехнулся Марк. Однако вечером, когда Марк поделился своими сомнениями с Пакимером, тот лишь посмеялся. — И ты еще был недоволен, когда я натравил на них йездов. — Это не одно и то же. — А, ерунда, — отмахнулся хатриш. Трибун так и знал, что Пакимер не поймет его. — Знаешь, как надо поступать? На свою половину весов клади груз потяжелее, а после просто уповай на лучшее. Согласно ортодоксальному учению, Фос в последней битве непременно одолеет своего злейшего врага Скотоса. Народ Пакимера, становление которого происходило в эпоху хаоса, вызванного вторжением варварских орд, был настроен далеко не столь оптимистично. По вере хатришей. Добро и Зло находились в постоянном неустойчивом равновесии, и каждый из двух богов обладал равными шансами на победу. Для имперцев — да что там имперцы-“индюки”! Даже для намдалени! — это было чудовищной ересью. Однако хатриши, свободолюбивые и независимые, держались своих взглядов, невзирая ни на что. Марк лишний раз порадовался своему равнодушию к теологии. Гай Филипп отнесся к мнению Пакимера весьма уважительно. Маленький рябой командир легкой кавалерии, как правило, не ошибался. Поковыряв в зубах, Гай Филипп осведомился: — Ты лучше разбираешься в этой проклятой имперской политике, Скавр. Как ты думаешь, станут имперцы смотреть на нас как на кровожадных бандитов после того, как мы стравили их людей с намдалени? — Думаю, испугаются только те, у кого есть резон бояться собственных крестьян. — Марк с любопытством смотрел на ветерана. Как правило, подобные заботы старшего центуриона не одолевали. — Почему тебя это беспокоит? — В общем, особой причины нет… — проговорил старший центурион. Однако смущенная улыбка выдала его. Марк терпеливо ждал ответа. Наконец Гай Филипп сказал нечто совершенно неожиданное: — В конце концов, между западными провинциями и Аптосом гуляют йезды и фанатики Земарка. Не думаю, чтобы беда докатилась дотуда. — До Аптоса? Римляне зимовали в этом городе после разгрома у Марагхи. Это было больше года назад. С тех пор как они покинули маленький городок, Скавр почти забыл о его существовании. Гай Филипп, похоже, успел десять раз пожалеть о том, что вообще открыл рот. Скавр подумал было, что он больше вообще не скажет ни слова, но старший центурион продолжил: — Там была вдова местного землевладельца… Как там ее звали? Да, Нерсе Форкайна. Очень славная женщина. У нее ведь и без того забот полон рот. Ей надо воспитать сына, а еще — йезды, “священная” война Земарка против всех на свете… Думаю, ей ни к чему лишняя головная боль. — Ты прав, — серьезно сказал Марк. Гай Филипп хитрил — и довольно неловко, — когда делал вид, будто забыл ее имя. Трибун был уверен: все, что касалось вдовы Форкия, Гай Филипп помнил до мелочей. Небось мог бы даже назвать, какие камешки она носила в сережках. Но старший центурион так сросся со своей ролью женоненавистника, что вряд ли признался бы в перемене своего мнения. Даже самому себе. Топор с короткой рукоятью мерно бил по осине. Под сильными ударами щепки летели во все стороны. Когда дерево покачнулось, дровосек Бренний удовлетворенно хмыкнул. От долгого употребления рукоятка топора была гладко отполирована. Она привычно лежала в мозолистых руках. Бренний обошел дерево с другой стороны и добавил несколько коротких ударов, после чего вернулся к прежнему месту и снова хмыкнул. Да, он сумеет повалить это дерево туда, где когда-то стояла молодая береза. Года три назад ее вырвал с корнями ураган. Уложив дерево на эту маленькую прогалину, Бренний без труда разрубит ствол на части. Ветер принес с собой резкий запах пожара. Бренний еще раз хмыкнул, на сей раз сердито. Где-то хорошо поработал Траллий-угольщик. Дома в деревне пылали. С далекого расстояния был слышен женский плач. Перекрикивались намдалени. И вдруг, точно по волшебству, перед ним появились трое солдат Княжества. Они неслись по лесной дороге. — Эй, ты!.. — крикнул один из них. Бренний ухмыльнулся, но незаметно, себе под нос. Все трое намдалени были хорошо вооружены длинными копьями и облачены в доспехи. Дровосек снова поднял топор. Дерево затрещало. Еще несколько ударов, и оно рухнет. — Придержи швартовы! — крикнул островитянин. Бренний в своей жизни видел разве что пруд, и потому морской жаргон был ему непонятен. Однако общий смысл выражения до него дошел. Дровосек опустил топор, исподтишка внимательно разглядывая намдалени. Двое из них вполне могли бы сойти за видессиан, если бы не выбривали себе затылки и отрастили бы бороду. Третий, с густой копной волос, глядел на Бренния ясными глазами глубокого зеленого цвета. Все трое были высоки и сильны — выше дровосека самое малое на голову. Но в плечах он был шире, а на руках видессианина бугрились мускулы, оставленные многолетней тяжелой работой. — Что вам нужно? — спросил он. — У меня много работы. И ее еще поприбавилось — вашими молитвами. Старший намдалени провел по лбу рукавом зеленой куртки, стирая сажу и пот. — Что, предпочел бы нас не видеть? Бренний посмотрел на него как на идиота. — Естественно. Островитянин еле заметно улыбнулся. — Что ж, мы тоже не в восторге от того, что две телеги с провиантом сожжены, а три охранника при них убиты. Случайно не знаешь, кто сделал это грязное дело? Скажи — и я хорошо заплачу. Дровосек пожал плечами и развел руками. Намдалени издевательски повторил его жест. — Тем хуже для всех вас. Если не найдем бунтовщиков, проучим всех. Тогда узнаете, что бывает с теми, кто укрывает бандитов. Бренний снова пожал плечами с деланным равнодушием. — С тем же успехом ты мог толковать с топором этого чурбана, — сказал светловолосый намдалени. — Да и то топор небось, рассказал бы больше. Зеленые глаза сверлили Бренния. Полоска металла, защищающая переносицу, делала лицо похожим на соколиное. Наконец намдалени резко дернул уздечкой и повернул коня назад. Его товарищи последовали за ним. После нескольких ударов дерево упало как раз туда, куда направлял его дровосек. Он принялся обрубать толстые ветви. Благословен будь Фос за то, что солдаты не приняли всерьез слова светловолосого латника и не захотели “потолковать” с топором: темно-красные, уже засохшие, пятна на рукоятке были оставлены отнюдь не древесной смолой… — С чего им вздумалось отступать? А я почем знаю? — сказал Скавру разведчик из отряда Пакимера, такой же недисциплинированный, как любой другой хатриш. — На все “почему” отвечают колдуны и маги. Я больше занят вопросом “что” и “где”, вот я и говорю тебе: намдалени сворачивают лагерь. Трибун сунул руку в кошель и вручил хатришу золотой. Какова бы ни была причина отступления врага, а хорошие вести заслуживают награды. Монета исчезла в кошеле хатриша прежде, чем Скавр хлопнул себя по лбу. — После Кизика ты должен платить мне, а не наоборот. — Ничего, она и так не пропадет, — заверил хитрый хатриш. Трибун вскочил на лошадь и вместе с разведчиком поехал на наблюдательный пост. Скавр никогда не был хорошим наездником и не уставал благословлять стремена, которые позволяли ему не падать с седла. Беглый взгляд с вершины холма — и Скавр убедился в том, что разведчик прав. Намдалени Баили стояли в брошенном лагере легионеров, который те некогда разбили возле усадьбы Зонара. Теперь намдалени покинули долину. Марк успел еще увидеть, как последняя колонна выходит из долины, двигаясь в северном направлении. Даже с такого далекого расстояния Скавр разглядел: ряды намдалени были плотно сомкнуты. Лучший аргумент в пользу дисциплины — враждебное окружение. Наблюдая за отходом Баили, Скавр не сразу заметил, что небольшой гарнизон все еще удерживает хорошо укрепленный дом Зонара. Это положение сохранялось и в последующие дни. Гарнизон поддерживала защитная линия, которая неплохо сдерживала легионеров. Основная ударная группа намдалени ушла, но островитяне все еще крепко сидели в своих укреплениях. Конные разведчики сумели проскользнуть мимо деревянных крепостей намдалени. Вскоре они донесли, что основные части островитян спешат на северо-восток, к Гарсавре. Получив это известие, Лаон Пакимер засиял таким самодовольством, что Марку захотелось дать ему по морде. — Видишь, даже йезды могут приносить пользу, — заявил командир хатришей. — Что одному беда, то другому удача. Скавр хмыкнул. Он втайне надеялся на то, что солдаты Княжества разобьют йездов. С другой стороны, если в этих боях Дракс ослабит себя, сердце Скавра тоже не разорвется. Марк не собирался сидеть сложа руки, пока его враг был занят стычками с йездами. Если бы несколько крепостей намдалени пали, легионеры открыли бы себе дорогу к побережью. Холмы — хорошее убежище, но здесь ничего не решалось. Плодородные долины куда лучше могли прокормить любую армию. Марк был по горло сыт перловкой и горохом. Да и эти запасы подходили к концу. Разумеется, Зонар хотел бы, чтобы его поместье было первым из освобожденных укрепленных пунктов. Но трибун был вынужден отказать ему: подходы к поместью были слишком открытыми, а само здание — чересчур хорошо укреплено. Зонар резко тряхнул головой. — Чересчур хорошо укреплено… Пожалуй, без этого комплимента я бы как-нибудь обошелся. Марк выбрал несколько более подходящих целей. Для себя он подобрал крепость, построенную совсем недавно. Она располагалась в пяти километрах от поместья Зонара. Эта долина стала одним из основных очагов партизанской войны. Схватки между партизанами и гарнизоном намдалени вынудили многих крестьян спасаться бегством. Теперь намдалени убирали урожай сами. Наблюдая за ними из укрытия в миндальной роще, трибун заметил, что они неплохо справляются с сельской работой. Наконец, выбрав подходящий момент, Пакимер послал вперед несколько дюжин всадников. Те со свистом и гиканьем понеслись в долину, прямо на поле, топча колосья и бросая факелы налево и направо. Другие направились к небольшим стадам овец, пасущихся у самой крепости, и погнали их в сторону холмов. С расстояния в пятьсот метров Марк услышал яростные крики, доносившиеся из крепости. На стенах забегали, засуетились люди. В разбойников, хозяйничающих на поле, полетели бесполезные стрелы. Затем через глубокий ров был переброшен широкий деревянный настил. По мосту проскакали латники. Стук копыт громким эхом отдавался в долине. Марк осторожно раздвинул листья и начал считать всадников. Тридцать восемь, тридцать девять… Разведчики доносили, что в крепости было примерно пятьдесят защитников. Когда овцы в панике разбежались кто куда, хатриши перестроились, готовясь встретить врага. Ловко пользуясь подвижностью степных лошадок, они осыпали своих тяжеловооруженных врагов дождем стрел. Скавр увидел, как один намдалени схватился за голову и медленно сполз с седла. Двое хатришей бросились к островитянину, который немного вырвался вперед. Наблюдая за схваткой из укрытия, трибун прикусил губу. Как еще убедить хатришей в том, что они не могут выстоять против намдалени в ближнем бою?.. Прикрывшись щитом, намдалени зарубил хатриша, подбирающегося к нему слева, а затем умело нанес удар мечом через плечо и швырнул второго противника на землю с рассеченной рукой. Остальные намдалени приветствовали удачный поединок радостными криками. Наконец, рейдовый отряд понесся к холмам — он был “охвачен паникой”. Легкие лошадки не могли развить нужной скорости. Казалось, теперь им не уйти от резвых жеребцов намдалени. Дико крича и размахивая тяжелыми копьями, островитяне настигали дерзкого врага. Скавр видел, как расстояние между намдалени и крепостью постепенно увеличивается. Марк повернулся к манипуле, которая вместе с ним провела весьма неуютную ночь среди миндальных деревьев. — Бегом! — закричал он. Отряд выскочил из укрытия и со всех ног бросился к крепости. Солдаты несли вязанки хвороста, чтобы заполнить ров. Римляне были уже на полпути к цели, когда намдалени, наконец, заметили их. Всадники были слишком поглощены преследованием, а горстка защитников внутри крепости наблюдала только за своими товарищами, которые вот-вот должны были догнать хатришей. Один из солдат на стене испустил вопль ужаса. Трибун был уже достаточно близко, чтобы увидеть, как у намдалени от удивления поотвисали челюсти. Защитники бросились к мосту, чтобы поднять его прежде, чем легионеры достигнут крепости. Скавр оскалил зубы в улыбке. Он и не надеялся на такую удачу. Толстые дубовые доски были тяжелыми, а закованные в латы всадники глубоко вдавили мост в мягкую почву. Намдалени пыхтели и ругались от натуги, но мост еле шевельнулся, а сапоги римских легионеров уже застучали по доскам. Марк бросился вперед, стараясь не смотреть вниз, в глубокий ров. Намдалени со сломанными ногтями и черными от грязи руками бросил свое бесполезное занятие и ступил на мост. Марк выдернул из ножен свой длинный галльский меч. Этот мост был достаточно широк для троих или четверых. Прежде чем остальные намдалени успели присоединиться к своему товарищу, Скавр атаковал его. Муниций был уже слева от трибуна, еще один римский солдат — справа. Намдалени защищался отважно, но схватка, где трое бились против одного, могла длиться лишь несколько секунд. Намдалени упал, пронзенный в горло и живот. С громкими радостными криками легионеры перевалили через тело врага и затопили крепость. Несколько островитян пытались оказать сопротивление, но большинство опустило руки. К этому времени латники, преследовавшие хатришей, окончательно поняли, что попали в ловушку. Они развернули лошадей и, нещадно пришпоривая их, отчаянно понеслись к крепости. Хатриши тоже повернули коней. Теперь из преследуемых они стали преследователями. Но намдалени, у которых ставка была куда больше, чем два десятка степняков, даже не отвечали на вызов хатришей. Между тем стрелы похищали то одного, то другого намдалени, и большие кони оставались без седоков. — Нажми еще раз! — крикнул Скавр. У легионеров было куда больше рабочих рук, чем у намдалени. Они быстро подняли мост. Еще один рывок… римляне разразились громкими криками. Мост поднялся, и крепость снова была отделена от поля глубоким рвом. Мост был сделан прочно: Скавр не услышал, чтобы треснула хотя бы одна доска. Намдалени, отрезанные от укрепления, остановились в замешательстве. Луки хатришей быстро напомнили им о том, что стоять на месте — самая скверная тактика из возможных. Мрачно оглядываясь назад, они помчались на север — видимо, рассчитывая соединиться с основными силами Дракса. Пакимер махнул Марку. Тот ответил столь же легкомысленным жестом. Атака прошла лучше, чем можно было даже мечтать. Марк провел ночь в захваченной крепости, ожидая донесений от своих офицеров. Вестник от Гагика Багратони прибыл сразу после заката. Он сообщил, что васпуракане одержали столь же легкую и решительную победу. Юний Блез также рапортовал об успехе, хотя и заплатил за это более высокую цену: его солдаты вступили в жестокий бой с намдалени, а те бились как дьяволы. — Какая-нибудь ошибка? — спросил Марк. — Блез слишком рано полез в атаку, чума на него! — ответил разведчик-хатриш, нимало не смущаясь тем, что критикует действия офицера другого отряда. — Намдалени развернулись и ударили прежде, чем он добежал до крепости. Однако он храбрец. Проскочил под копьем и свалил врага! — Хатриш подергал себя за ухо, припоминая что-то. — Да, чуть не забыл. Твой приятель Апокавк потерял мизинец на правой руке. — Бедняга, — сказал Скавр. — Как он это перенес? — Он-то? Страшно зол на самого себя. Просил передать тебе, что сдуру начал рубить вместо того, чтобы колоть. Он в последний раз совершает подобную ошибку, так он и сказал. Осталось только получить донесение от Гая Филиппа. Марк не слишком беспокоился. Крепость, которую собирался атаковать старший центурион, находилась гораздо дальше остальных. Но рано утром всадник принес весть о полном провале. Рассказ о неудаче был более чем уклончив. Скавр так и не добился всей правды, пока не встретил два дня спустя самого Гая Филиппа. Все легионеры были выведены из захваченных укреплении. Там были оставлены видессианские гарнизоны — личные отряды крупных землевладельцев и нерегулярные партизанские соединения. — Бывает, — пожал плечами старший центурион. — Хатриши, как положено, вылетели в поле с гиканьем-хихиканьем, визжали и свистели, чертям тошно было. Однако эти ублюдки в крепости запаслись катапультами. Об этом мы, естественно, ни сном ни духом не ведали, пока в нас не полетели камешки. Неплохо стреляли! Двух лошадей сплющили, один булыжник смахнул голову всаднику, да так чисто!.. Это здорово охладило боевой дух. Поэтому ложное отступление быстро превратилось в настоящее. — Гай Филипп поскреб ложкой жаркое. — Не могу их винить за это. Мы сидели под персиковыми деревьями до темноты, а потом тихо снялись и вернулись в лагерь. Некоторые солдаты жрали зеленые персики и заработали себе славный понос. Болваны. Несмотря на эту неудачу, Скавр знал: в целом операция завершилась успехом. У него сильно забилось сердце при радостной мысли о том, что он может, наконец, перебраться на равнину. Все лето они прожили на холмах впроголодь. Конечно, отряды Дракса, объединившись, могут разбить легионеров. Но у Дракса было сейчас довольно и других хлопот. Лютня издала настолько фальшивую ноту, что даже нечувствительное к музыке ухо Скавра отметило ее немузыкальность. Сенпат Свиодо сделал вид, что хочет выбросить инструмент. — Хотел бы я снова оказаться в горах, — сказал молодой васпураканин. — Здесь слишком влажно. Невозможно хорошо настроить ее. Ах ты, моя милая, — нежно пропел он, обнимая лютню, как Неврат. — Тебе бы струны из чистого серебра. — И добавил, смеясь: — Надо было мне отложить на это деньги. Тогда ты, наверное, сейчас не предала бы меня, упрямая проказница. С горячим энтузиазмом Сенпат пустился в рассуждения о преимуществах и недостатках разных струн. Марк тщательно скрывал скуку: даже чудесная музыка и общество доброго, веселого Сенпата не могли заставить его интересоваться темой беседы. Да и целый день пешего перехода был довольно утомителен. Поэтому трибун даже обрадовался появлению Луция Ворена. — Ну, что опять? — спросил Марк. — Что сотворил Пуллион на этот раз? Ворен моргнул. — Ничего. Мы теперь с ним друзья навеки. Сейчас мы вместе стоим в карауле у восточных ворот. Там торчит йезд, который хочет говорить с тобой. — Кто? — Скавр захлопал ресницами. Сенпат уже неплохо понимал по-латыни. Он разобрал имя врага. Лютня издала резкий звук и замолчала. Трибун скрипнул зубами. — О чем этот йезд хочет поговорить со мной? — Не знаю. Стоит у ворот, на луке белая тряпка. У него нет копья. И шлема тоже нет, кстати говоря. На вид грязный бродяга, — сообщил Ворен с презрением. Марк обменялся с Сенпатом быстрым взглядом. На лице васпураканина застыло странное выражение враждебности и недоумения. Скавр чувствовал то же самое. — Веди его сюда, — сказал он. Ворен отдал честь и убежал. Несмотря на то что солдат — довольно едко и зло — описал жалкую внешность йезда, Марк все же ожидал увидеть более внушительную фигуру. Какого-нибудь командира, возможно, с макуранской кровью в жилах… Он думал, что сейчас появится высокий, худой, красивый человек с тонкими пальцами и печальными влажными глазами — как у того капитана, который защищал Клиат от Маврикия Гавра… Но вместе с Вореном притащился щуплый кочевник, ничем не отличающийся от любого хамора на службе Империи. Ни один солдат даже не обернулся, чтобы посмотреть ему вслед. И вместе с тем его присутствие здесь, недалеко от Кизика, было ударом ножа в горло Империи. Йезд тоже не был в восторге от того, что находится в лагере своих врагов. Он нервно озирался по сторонам, как бы высматривая возможность унести ноги. — Ты — Скавр? Ты — вождь? — спросил он на ломаном, но вполне понятном видессианском. — Да, — ответил трибун каменно. — А ты кто такой? — Севабарак, двоюродный брат Явлака, вождь клана Ментеше. Он послал меня тебе. Спрашивать: сколько денег у тебя. Думаю так: тебе нужно много-много денег. — Почему, позволь узнать? — осведомился Марк. Он все еще не желал иметь никаких дел с йездами. Но Севабарак вовсе не обиделся. Казалось, разговор начал его развлекать. — Как правильно сказать… Вдребезги. Да. Мы вдребезги разнесли этих больших людей в железе. Мы делали лучше, чем ваша гнилая Империя. — Загибая пальцы на руке, кочевник начал перечислять: — У нас есть: Дракс, Баили, этот… Как его звать? Он называет себя “империя”. — Император, — машинально подсказал Скавр. Сенпат Свиодо, стоявший позади Марка, ошеломленно вытаращил глаза. “И Зигабен тоже, он в плену у йездов”, — мелькнуло в голове у Марка. Севабарак махнул рукой: — Неважно, как его звать. Он у нас. Тургот, Сотэрик, Клосарт… А, нет! Клосарт умер. Два дня умер. Ну вот, у нас полный ночной горшок намдалени. Ты их хочешь — плати много-много золото. Иначе… — Глаза кочевника стали ледяными. — Посмотрим, долго ли будут жить под пыткой. Некоторые — месяц. Марк пропустил угрозу мимо ушей. Сейчас ему в руки плывет идеальная возможность получить на золотом блюде подавленный мятеж и Дракса собственной хитроумной персоной — с перебитым хребтом. Если легионеры не будут зевать, то и йездов сумеют еще выбросить из этих плодородных равнин и с побережья… И раз уж речь зашла о золоте… — Пакимер! — закричал трибун… Такая удача ему и не снилась. Трибун готов был покорно проглотить все торжествующие “Я же говорил тебе” Пакимера, лишь бы заполучить это золото. |
||
|