"Хроники Навь-Города" - читать интересную книгу автора (Щепетнёв Василий Павлович)

Глава четвертая (начало)

Петух, обыкновенный деревенский петух, кричал раз от раза громче и громче. Но никто не откликался. Окрест один-одинешенек, вот и надрывается: вдруг кто мимо летит, отзовется?

Отзываются обыкновенно лисы, но петуху, видно, было уж все равно: чем одиночество, лучше лиса.

Фомин приоткрыл глаза. Никакого петуха. Никакого кукареканья. Просто пришло время вставать, а он еще сызмальства внутренние часы сопрягал с природой — петухом, громом, дождем. Не он один — все, кто родился на Марсе, любили окружать себя собаками, водопадами, вьюгами, пусть только воображаемыми. Все веселее машинных стонов.

Ничего, сейчас он и въявь получает впечатления самые разнообразные. И даже сверх того. Без вурдалачьего воя можно бы и обойтись. Но нет: полюбите Землю черненькой, беленькой ее каждый полюбит. Петушок по утрам исправно будит — и славно. В конце концов, есть ведь и полезности на этой Земле. Например, хухрики, исключительно приятные бытовые растения. Не хуже ватерклозета.

Как всякий уроженец Марса Фомин особенно тщательно следил за физической формой. Юношеское стремление превзойти коренных землян силой и выносливостью ушло, но привычка осталась. Отжался от пола, помахал сабельками, левая на три четверти, правая — четыре четверти, потом наоборот, сто приседаний, двести прыжков. Обет такой.

На сто двадцатом прыжке он услышал шаги. Замок с умом строили. Акустика потрясающая. Наемные убийцы запросто не подойдут.

Но тут — не убийцы. Шаги хоть и спешные, но уверенные. Так не тати ходят — хозяева.

Он угадал: рыцарь-послушник, по виду совершенно трезвый, убедившись, что гость к приему посетителей готов, с необычайной торжественностью провозгласил:

— Баронесса Т’вер!

Фомин изобразил соответствующий случаю поклон. Хотя — какой случай? Так запросто баронессы по утрам к рыцарям не ходят. Лишь что-то чрезвычайное могло привести сюда хозяйку замка.

Жестокое время — утро. Баронесса вечером выглядела если не молодой, то уж, во всяком случае, энергичной женщиной в полном расцвете сил, сейчас же перед ним была старуха.

— Я к вам с просьбой, — сказала она с порога.

— Чем могу служить? — только и оставалось ему ответить.

Разыгрался аппетит, захотелось поторговаться, вырвать у небесов тысячу-другую марок? Не получится. Слово рыцаря дома Кор дано обеим сторонам.

— У меня… У нас неприятности. Я прошу, чтобы вы взяли на себя Бремя Свидетельства.

— Разумеется, — отказаться он просто не мог. Не полагалось отказывать в таких просьбах.

— Невеста моего сына, принцесса Ки-Ева этой ночью скончалась. Нас ждут в гостевых покоях.

Та-ак… Начали гладью, а кончим… Известно чем. У нас, рыцарей, завсегда так: идем тою дорогой, где более всего злодейств да несправедливостей, рогатин да ловушек. Ищем подвига, чтобы превозмочь собственное несовершенство. Иначе что ж за рыцарство? А и смалодушничаешь, свернешь на легкий путь, судьба не отстанет, подложит подарочек вдвое зубастее прежнего. В рыцарство нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть его сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по каменистым тропам. Примерно так говорит покровитель нашего Дома.

Гостевые покои располагались в южном крыле гостинца. Замок изнутри казался больше, чем снаружи. Эффект Кронина-Кафки. Вчера в одну сторону шли-шли, сегодня в другую… Умели же строить: замку восьмая сотня лет, а как новенький.

Маленький отряд — рыцарь-послушник впереди, в центре баронесса, а он — арьергард. Замыкающий. Прикрывающий… ну, скажем, спину. Очень ценное свойство.

Оказалось, что баронесса, растеряв за ночь моложавость, энергичность не только сохранила, но и приумножила — шла шагом уверенным, твердым. Шагом хозяйки. Кстати, если принцесса умерла и свадьба расстроилась, так оно и есть. Молодой барон остается… кем он остается? Маменькиным сынком, если по-простому. Воевать может, управлять — нет. Отметим. Но с выводами торопиться не будем.

Они пришли к угловой башне. У входа нес караул стражник Замка. При виде приближающихся взял «на караул» и замер, выпучив глаза. Кажется, и дышать перестал. Детина — хоть в Императорскую Гвардию. И вымуштрован соответственно.

Гостевой покой оказался весьма изолированным местом. Местом, где почетный гость может проводить время по собственному разумению, не боясь обеспокоить хозяина. Или местом, где можно вдали от любопытных глаз держать почетного же пленника. Не убежишь…

В нижнем покое их встретила свита принцессы. Мрачное, суровое и решительное выражение застыло на каждом лице. У лиц главенствующих — больше суровости, у лиц подчиненных — мрачности. Семеро из одного стручка, но все горошины — разновесные. А ведь была их дюжина, кажется, это число назвал Большой Сол? Должно быть, тут — самые необходимые.

Один, впрочем, выпадал из гармоничного ряда. Похоже, местный. И, похоже, маг, хотя и не рядится в мантию и островерхий колпак. Одежда обыкновенная, обывательская, на поясе — чернильница, за ухом — перо.

— Сэр Дии-Ол, я хочу представить вам доблестного рыцаря Кор-Фо-Мина из дома Кор. Принимаете ли Вы его Свидетелем?

Сэр Дии-Ол едва ответил на поклон Фомина. Ничего, мы это переморгаем. Старинный род, и… да, точно. Сэр Дии-Ол не только Старший Рыцарь своего Дома. Он — рыцарь-маг. Или даже маг-рыцарь. Рыцарей с магическими способностями немало, но подлинных магов — раз и обчелся. Сэр Дии-Ол — как раз этот «раз».

— Свидетелем… Хм… — К смеси выражений добавилось новое. Капелька уксуса. Фомин подосадовал. Откажется принимать как Свидетеля — придется рубиться. Не хочется. Не для того так долго завязывались узелки отношений со Степью, чтобы одним махом их разрубить.

Сэру Дии-Ол рубиться не хотелось тоже, и он процедил:

— Я принимаю доблестного рыцаря Свидетелем, — и поклонился чуть ниже, чем в первый раз.

Вот и договорились. Он меня уважает. Я его уважаю. Дипломатия поклонов в действии.

— Тогда мы можем приступить к осмотру места, — вежливо проговорил человек с пером за ухом.

— Это мой библиотекарь, мастер Бец-Ал-Ел, — голос баронессы был сух и бесстрастен.

Фомин поклонился магу много глубже, нежели Старшему Рыцарю Степи. С мастером он намеревался увидеться в любом случае, а вышло — смерть свела.

— Я знаю доблестного рыцаря, пусть и заочно, — вернул поклон маг.

— Ну, раз мы все теперь знаем друг друга, то… — Сэр Дии-Ол круто развернулся и промаршировал к двери.

Спиральной лестницей они поднялись выше. Сейчас, как и положено на крутой лестнице, последней шла баронесса. Этикет, этикет…

У Верхнего покоя караул несли гости — два стража Степи. Сабли в ножнах, но видно — мигни только, и начнут крошить круглоглазых бледнолицых, пойдут клочки по закоулочкам. Их с детства на то натаскивали — убей чужого, и чувствовалось — сдерживаются они из последних сил.

Ничего. Нас вон с детства готовили совсем к другому. Человек человеку — друг, товарищ и брат, а подоспела нужда — и сабельки отковали, и махаться выучились, и кровушки напроливали вдоволь. Может, и побольше, чем эти оба-два из того же стручка.

— Что видели? — на степном наречии спросил сэр Дии-Ол стражников.

— Ни мышонка, ни сверчка, ни ветерка, — ответили они хором. Восточная поэтика.

Переводить сэр Дии-Ол не стал. Верно, полагал: кто языка Степи не знает, тот объяснений не достоин. А кто знает — тому объяснения не нужны.

Старший рыцарь Степи шевельнул бровью, и стражники распахнули дверь — тяжелую, в ладонь толщиной, окованную Тяжелым Железом. Такую дверь только тараном ломать, но здесь, на узенькой площадке, какой таран? Разве лбом… Лбы у нас того… соответствуют… Таран, который всегда с собой.

Первым зашел сэр Дии-Ол. Показал, что здесь и сейчас хозяин он. Временное посольство.

Не ожидая приглашения, баронесса вошла следом. Хоть и посольство, но временное.

Маг из вежливости посмотрел на рыцаря. Нет, третье место нам ни к чему — ни в стиле баттерфляй, ни вообще. Арьергард — оно почетнее. Он пропустил и рыцаря-послушника. Ему, ищущему И-Гору, нужно быть рядом с баронессой. А нам, нам…

Он почувствовал, как что-то давит и гнет его. Опять чистая психология, конечно. Нужно будет отдохнуть — месяца четыре посидеть с удочкой у реки, половить пескарей. Никого не рубить, есть только вегетарианскую пищу. А из скоромного, если уж совсем невмоготу станет, — акриды. Сейчас они большие, в ладонь…

Фомин шагнул в проем.

Место напоминало сонное царство. Четыре женщины спали, но сном тяжелым. Беспробудным. Две — на лежанках у самого входа, одна — на кушетке у кровати, и последняя — а вернее, первая — на кровати под балдахином. Принцесса Ки-Ева.

— Вот что я увидел, когда поднялся к моей повелительнице, — угрюмо сказал сэр Дии-Ол.

— Когда это было? То есть, когда вы вошли сюда? — вежливо спросил библиотекарь.

— Склянку тому назад. Статс-дама не спустилась в положенное время. Я подождал, думая, что причиной тому усталость и долгий сон, но, в конце концов, поднялся сюда. Как по-вашему, что это такое?

Баронесса слегка побледнела, но бледность ее казалась румянцем по сравнению с бледностью лежавших женщин.

— На первый взгляд… — Она подошла к кровати, наклонилась. — На первый взгляд они обескровлены.

— Это очень возвышенно: обескровлена. Мы в Степи люди простые и привыкли называть солнце солнцем, луну луной, а вампира вампиром.

— Вы забываетесь! — баронесса воскликнула не оскорбленно — предостерегающе.

Рыцарь-послушник схватился за рукоять меча. Ох, лучше бы ему этого не делать. Сэр Дии-Ол только усмехнулся. Таких, как этот юнец, он рубит вслепую, с закрытыми глазами.

— А что, собственно, привело вас к такому выводу? — поспешил вмешаться Фомин.

— Вы свидетель? Так и свидетельствуйте! Смотрите! Первым взглядом, вторым, третьим, каким угодно. — Он подошел к служанке, лежавшей у двери, откинул край одеяния. — Чем это еще может быть, как не укусом вампира?

Фомин приблизился. Да. Классический «поцелуй Носферату».

— Подождите, — мастер Бец-Ал-Ел поднял руку. — Подождите. Давайте не торопиться. Следы… Следы, они еще здесь… Я чувствую вибрации… — Он прикрыл глаза и постоял в молчании. Странно, но молчание это успокоило и баронессу, и ищущего И-Гора, и даже сэра Дии-Ол.

— Да, — сказал погодя библиотекарь. — Да, определенно здесь присутствуют вибрации, оставленные вампиром. Он… Он был один.

— Я и не утверждаю, что их была дюжина, — проворчал Дии-Ол, несколько успокоенный тем, что маг Замка подтвердил его слова.

— Он был здесь… Он был здесь в Час Червя, не так ли? — Бец-Ал-Ел вопросительно посмотрел на Дии-Ола.

— Я не… Сейчас. — Старший рыцарь Степи начал кружить по комнате. — Да, он был здесь в Час Червя. Первой жертвой была бедная Тау-Тин, — он указал на девушку на лежанке, — затем Мау-Тин. Потом настала очередь достопочтенной Ми-Си-Муу. И только умертвив их, вампир напал на принцессу Ки-Еву.

— Я вижу то же самое, — согласился библиотекарь.

Баронесса закусила губу. Факт, оскорбительный для Замка, но факт.

Фомин стоял в уголке и помалкивал. Его дело смотреть, слушать и запоминать.

— Но далее…

— Далее туман.

Оба мага смотрели друг на друга уже не враждебно, а, скорее, солидарно. Сейчас и здесь они были вдвоем против мира слепых и оттого чувствовали некое родство. Родство Дара.

— Что это означает — туман? — резко спросила баронесса.

— Это, моя госпожа, говорит о том, что вампир наделен силой… Огромной силой… Он способен заметать следы и делает это, должен признать, исключительно умело.

— С вашего позволения, мастер, — почти вежливо добавил сэр Дии-Ол, — косвенным подтверждением силы вампира служит число жертв.

— Совершенно с вами согласен, сэр. Обыкновенно вампир довольствуется флягою крови. Редко, перед тем, как впасть в спячку, он может выпить всю кровь — но от одного человека. А здесь… То, что обескровлены четыре жертвы, говорит, что здесь побывал кто-то очень опасный и очень могучий.

— Да. — Мрачность вернулась на лицо старшего рыцаря Степи. — Очень, очень могучий. У нас в Степи подобные давно перевелись.

— У нас, сэр Дии-Ол, они тоже — редкость. Последний Лорд Ночи пал от руки Ла-Ди-Гера, первого барона Т’Вер. Собственно, бесстрашный Ла-Ди-Гер и основал замок после того, как освободил землю от владычества Лорда Ночи. С тех пор, не скрою, в округе время от времени появляются вампиры — как и повсюду, где бывает ночь, — но долго они на поверхности не задерживаются. Серебра и осины на проводы в Навь-город не жалеем.

— В Навь-город? — быстро переспросил сэр Дии-Ол. — У вас есть путь в Навь-город?

— О нет, сэр, нет. Просто выражение: когда вампира пронзят осиновым колом, выпустят в него заряд серебряной дроби и закопают, говорят — он ушел в Навь-город.

— Мы вампиров сжигаем и говорим — вознеслись к Небесам.

— Да пусть проваливаются куда угодно, лишь бы по земле не ходили, — встрял в разговор рыцарь-послушник.

— Очень хорошо. Пусть. Но, получается, один из них не провалился. Один из них где-то рядом. Один из них убил мою госпожу и ее преданных слуг. На вашей земле. В вашем Замке.

— Да, в моем Замке, — признала очевидное баронесса. — Но в ваших покоях, сэр, э-э… Дии-Ол.

В коротенькое «э-э» она вложила столько презрения к степняку, что тот вздрогнул, как от пощечины.

— В наших покоях? Что вы хотите этим сказать?

— Охрану невесты моего сына несли вы и ваши люди, разве нет?

— Да, но…

— Каким образом вампир мог проникнуть в покой, если не через дверь, охраняемую преданными слугами принцессы Ки-Евы? Почему стражники живы и невредимы?

Сэр Дии-Ол открыл рот, подержал его открытым и — закрыл.

— Разве башня, которую мы предоставили вам, плоха? Разве это — шатер, продуваемый на все четыре стороны, в который любая крыса входит как в собственное жилище? — продолжила баронесса. Вспомнила, верно, прошлогоднее посольство.

— А разве в шатре хоть кто-нибудь смел потревожить покой гостя Степи? Разве гость Степи чувствовал голод или жажду? Разве не зарезали жирного барана для гостя и не дали ему кумыса вволю? Разве не получил в первый вечер гость халат с плеча Хана?

Теперь пришла очередь смутиться баронессе. Впрочем, смущение длилось самую малость.

— Каждый барон смотрит свой сон. Наши обычаи отличны от обычаев Степи. Перед свадьбой мы соблюдаем пост и ждем того же от почетных гостей. Пир, дары, веселье — все в свое время.

— Но разве вас тревожили недруги? Разве хоть волос пал с головы гостя в гостеприимном Шатре?

Баронесса овладела собой. Никаких эмоций, никаких порывов. Целесообразность и ответственность.

— Степь — наш друг и принимала нас по-дружески, как возлюбленный брат, щедро и сердечно. Мы всею душой открыты Степи и готовились наше благорасположение доказать делом, позвав принцессу Степи стать хозяйкою Замка. Случившееся — наше горе и наша беда. Мы разделяем гнев и скорбь с нашими степными братьями. Барон Т’Вер готов сам разделить скорбь с Ханом Степи.

Говорила она не столько для сэра Дии-Ол, сколько для Фомина, Свидетеля. Добрая воля Замка должна быть видна любому Дому, и не только Дому — Небесам. Можно бояться небесов, можно их ненавидеть, но считаться с ними должен всяк. Даже Степь.

Сэр Дии-Ол размышлял. Что делать? Обвинять Замок после заявления баронессы было не только неловко — глупо. В ответ на гибель принцессы баронесса обязалась отправить наследника в Степь — чего же боле? Око за око, плоть за плоть. Принять ее слова? Но тогда… Тогда рано или поздно всплывут вопросы — действительно, как проник вампир в покои? Почему осталась невредимой стража? Вопросы, на которые искать ответы потом будет поздно.

— Мы должны самым внимательным образом осмотреть покой, — наконец, ответил он. Тоже очень дипломатический ответ: никаких возражений на него быть не может, и в то же время предложение баронессы остается безотзывным. После решим. По воле Хана Степи.

— Я совершенно согласен, сэр Дии-Ол, — сказал библиотекарь. — Это наша обязанность — понять, каким путем проник сюда вампир. И как он выбрался отсюда.

По форме — полное согласие со степняком, по сути же — обвинение того в провокации. Если без обиняков — в убийстве Ее Высочества принцессы Ки-Евы.

Старший рыцарь Степи не уловил двусмысленности заявления Бец-Ал-Ела. Или сделал вид, что не уловил: тонкие намеки бессильны перед прямодушием. Он просто простер руку, призывая мага Замка Т’Вер приступить к делу.

Фомин молча следовал за магами.

Они осмотрели каждый угол, каждый закуток, заглянули в клеть хухриков, под ложе принцессы, под кушетку статс-дамы, под лежанки служанок, открыли дорожные сундуки, сорвали со стен гобелены в поисках потаенных ходов, осмотрели решетки на окнах.

Ничего, что могло бы пролить свет на путь вампира.

— Окна зарешечены Тяжелым Железом, меж решеток пропущены серебряные цепи. Слюда целая. Стены сплошные, без следов проникновения. Пол дубовый, сплошной. Потолок сплошной.

Ложе принцессы находится в четырех шагах от полуденного окна. Принцесса Ки-Ева, облаченная в спальные одежды, найдена под балдахином головою к окну. На шее слева — след Носферату. Кожа бледна, члены подвижны, без признаков скованности. Глубокий обзор показывает… — Здесь мастер Бец-Ал-Ел посмотрел на сэра Дии-Ол.

— Показывает, что принцесса была утомлена долгою дорогой от стольного града Степи до замка Т’Вер, — быстро проговорил степняк.

— Показывает, что принцесса была утомленна долгою дорогой, — покорно согласился мастер Бец-Ал-Ел, но покорность его была покорностью моря, принимающего в себя все — плоты и суда, реки и дожди. Принимающего покорно, но возвращающего лишь своею волей.

— Смерть принцессы наступила в Час Червя. В двух шагах к закату от ложа принцессы обнаружено тело статс-дамы, — продолжил мастер Бец-Ал-Ел, — чья шея также отмечена следом Носферату. Статс-дама Ми-Си-Муу находилась… находилась на четвертом месте беременности. — Он опять посмотрел на сэра Дии-Ол, но тот лишь наклонил голову, подтверждая сказанное.

— Служанки Мау-Тин и Тау-Тин, охранявшие сон своей госпожи, также пали жертвою вампира. Нет никаких признаков сопротивления, из чего явствует, что вампиру удалось подчинить себе волю четырех человек разом либо действовать так тихо, что в то время, пока он насыщался кровью своей жертвы, остальные спали крепким сном.

Каким путем пробрался вампир в покои и каким выбрался, узнать не представляется возможным. Следует лишь указать, что стены, потолок, пол и окна не несут на себе абсолютно никаких следов проникновения.

Сэр Дии-Ол подтвердил заключение мастера Бец-Ал-Ела, заключение, во всяком случае, снимающее с него обвинение в небрежности и беспечности. Силы Тьмы нанесли удар, Силы Тьмы и в ответе. О двери предпочли забыть. Потом, возможно, и вспомнится, но — потом.

— Мы объявим о случившемся в полдень, — проговорила баронесса. — Скорбь наша безмерна, и гости, приехавшие разделить с нами радость, разделят горе.

— Я… Я прошу мою госпожу позволить мне дать обет найти и покарать вампира, где бы он ни был и кем бы он ни был! — воскликнул в порыве воодушевления ищущий И-Гор.

Возникла неловкая пауза: рыцарь-послушник не должен давать поспешных обетов, тем более — перед лицом чужих.

— Я обращусь ко всему рыцарству с просьбой объявить охоту на вампира, — ответила, наконец, баронесса.

Это был не столько ответ И-Гору, сколько жест в сторону Степи. Еще один тонкий дипломатический ход. У Степи нет теперь ни малейшего повода выказать недовольство.

Один повод — только повод. Два повода — уже причина. Причина мира и причина войны. Если Степь не станет союзником, как ожидалось, пусть не будет и врагом. Для этого стоит послать Хану и богатые дары — те, какие должны были быть посланы в том случае, если бы свадьба состоялась. Для этого стоит послать и молодого барона.

Фомин задумался. Что, если следствие — отсылка барона в Степь с повинной — и было причиной случившегося? Что, если баронесса просто не хочет отдавать власть? Не первый случай в этом мире. И в других мирах тоже.

Но мало иметь мотив — нужно иметь возможность совершить убийство. А баронесса совершенно не похожа на сытого вампира. Она и на голодного вампира не похожа. Хотя вампиры — дело темное. Полиморфизм, способность к трансформации, нейроиндукция… И это лишь то, что знает он, бывший бортинженер, а ныне рыцарь. И на том спасибо. Знание — сила, а силой в этом мире никто делиться не хочет.

— Вас что-то беспокоит, доблестный рыцарь? — Мастер Бец-Ал-Ел пристально вглядывался в лицо Фомина. Нет, мысли маги читать не умеют. Кажется. Где кончается правда о магах и начинается легенда о магах, не знают сами маги. Или знают, но скрывают. Маги — они как шахматисты. Новички, третьеразрядники, кандидаты в мастера и гроссмейстеры. Чего мудреного — двигать деревяшки, а поди ж ты…

— Самая малость, мастер. Не могу понять, каким образом все-таки вампир проник в покой. И каким образом вышел.

— Силы тьмы, доблестный рыцарь, могущественны, но не всесильны. Объяснение непременно существует, но мы пока слишком близки к истине и видим лишь часть ее. Стоя вплотную к стене, увидишь ли Замок? Нужно отойти, увеличить расстояние, чтобы увидеть истину целиком. Иногда для этого достаточно мгновений, иногда и всей жизни мало.

Опять дипломатический ответ.

— Я прошу доблестного рыцаря сэра Дии-Ол проследовать в мой кабинет. — Баронесса, очевидно, решила, что пора от дипломатии явной перейти к дипломатии тайной. А посторонние ей ни к чему. Тем более — свидетели. — Вас же, доблестный рыцарь Кор-Фо-Мин, мастер Бец-Ал-Ел ознакомит с нашей библиотекой.

Фомин поклонился. Что ж, обижаться не на что, приглашение в библиотеку — знак доверия высочайшего. В чужую библиотеку попасть куда труднее, чем в чужую постель.

Опять дружным отрядом шли они по длинным коридорам.

У дверей кабинета баронесса еще раз напомнила о том, что до полудня следует хранить молчание. Понятно, нужно обсудить со степняком детали, а уж в зависимости от них и выдвигать ту или иную версию.

— Покорнейше прошу следовать за мною, — позвал маг Фомина. Рыцарь-послушник увязался за ними. Компанейская душа!

Библиотекою оказалась небольшая комната во втором уровне.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Сесть было где — три больших кресла стояли полукругом. Должно быть, для ведения умных бесед. Стол с письменным набором, полки с цистами. Храм знаний.

— Я рад видеть вас здесь, доблестный рыцарь. Жаль, встреча наша омрачена смертью.

— И я рад видеть вас, почтенный мастер. И тоже печалюсь, что встретились мы при таких обстоятельствах.

— Это невероятно! — В рыцаре-послушнике кипела энергия. — Невероятно! Вампир в замке!

— Это действительно ужасное происшествие, — со вздохом ответил библиотекарь.

— Мастер Бец-Ал-Ел, если баронесса объявит охоту на вампира, я хочу, чтобы вампир пал от моей руки. — Рыцарь-послушник просительно смотрел на библиотекаря. — Может быть, в ваших свитках можно отыскать подсказку, которая поможет отыскать его?

— Охота на вампира хороша, когда вампир в начале пути. Вчерашний мертвец. Перевернуть кладбищенские плиты, провести испытание Аргента — ничего лучше, чем рыцарская охота, не придумаешь. Но этот… вряд ли охота даст что-либо.

— Почему?

— Что есть вампир? Мертвое, прирастающее живым. Живое, прирастающее мертвым, окружает нас: зерно превращается в колос, желудь в могучий дуб, корнями своими питающийся в царстве Нави. Но бывает и так: из мертвого желудя растет мертвый дуб, и корни его тянутся к нам. Можно и нужно оборвать корешок, но дуб останется там, в глубине…

Библиотекарь достал из ящичка письменный прибор и бумагу.

— Смотрите, ищущий И-Гор, вот схема места трагедии. — Он быстрыми движениями начертил план. — Смотрите и размышляйте. Вы были там, вы слышали все, о чем мы говорили. Думайте, делайте выводы. В одном древнем трактате мудрец учит: отбросьте невозможное, и тогда то, что останется, как бы оно ни было невероятным, будет ответом на ваш вопрос. — Он протянул лист рыцарю-послушнику.

Тот взял его.

Фомин заглянул через плечо застывшего в раздумьях рыцаря-послушника.

Тайна запертой комнаты. Главное — приметить слона. То есть — вампира.

— Право… Право, не приложу ума… Вампир проникнуть в покой просто не мог.

— Но он там был, — мягко ответил Бец-Ал-Ел. — Думайте. Ответ придет. Сегодня, завтра, через год… Я дам вам свиток черного мудреца Кии-Н’Га, который, надеюсь, поможет вам в ваших исканиях. Черный мудрец пишет о снежных вампирах и о каменных вампирах, о том, как можно их уничтожить, и о том, кто может их уничтожить… Присядьте сюда, к столу, вам будет удобнее.

Рыцарь-послушник схватился за свиток так, как утопающий хватается за бревно.

Библиотекарь вернулся к Фомину.

— Одно мгновение, доблестный рыцарь. Так… Я наложил заклинание тишины, теперь наш разговор не отвлечет ищущего И-Гора.

— Ищущий И-Гор очень впечатлителен, — заметил Фомин.

— Да. В его годы это естественно. Происшедшее он воспринимает как позор Замка. Но разве позор — не выпить реку? не поднять скалу? не остановить бурю?

— Последствия для Замка могут быть серьезными.

— Конечно, — вздохнул библиотекарь. — К счастью, присутствие небесов отведет гнев Степи. Куда хуже было бы, если бы после свадьбы умер молодой барон.

— Но с чего это ему умирать?

— Не знаю. Просто слишком уж часто мужья степных принцесс оставляют своих жен вдовами. А вдовы ищут опоры в отеческом доме.

— Император не позволит Замку отойти к Степи.

— Сейчас не позволит. Но Степь терпелива… Впрочем, вам, доблестный рыцарь, наши мелкие злодейства скучны.

— Мне они не кажутся мелкими, — честно ответил Фомин.

— А крупные злодейства надоедают еще быстрее… Давайте отвлечемся от них хоть ненадолго. Я давно искал встречи с рыцарем дома Кор. Насколько мне известно, вы ведете свою историю со времен Межпотопья.

— Даже и не историю. Мы там жили. Вернее, тогда. А потом — отправились в долгий полет. Вернулись, а здесь… — Фомин повел рукой, показывая, что он нашел — здесь.

С самого начала они не скрывали — кто они и откуда. Да и зачем скрывать? В мире, где император объявлял себя сыном Солнца, хан — сыном Ветра, а маркизы, графы и бароны роднились с молниями и вулканами, рассказы о Межпотопье воспринимались как само собой разумеющееся. Создание легенды. Восхождение на пьедестал.

— Насколько я понимаю, вы в родстве с небесами?

— В нашем мире такого деления не было. Или почти не было, — поправился Фомин. — Я родился на планете Крови, мы ее называли Марсом, но остальные рыцари нашего Дома — уроженцы Земли.

— Марс… — задумался библиотекарь. — Понятно, отчего Небесы выбрали вас своим посредником. А Навь — был ли в ваше время Навь-город?

— Подземные заводы, убежища, метрополитен, — начал перечислят Фомин. — Но все это являлось составной частью обычных поселений…

— А муты?

— Тогда люди с генетическими девиациями либо жили, как и все остальные, либо помещались под надзор в специальные учреждения.

— Они уживались в обществе?

— Ну… Вообще-то отмечалось, что они склонны к агрессии против собственного вида. Я не медик.

— Понятно, понятно… Не удивляйтесь, доблестный рыцарь. Межпотопье — моя страсть. Я пытаюсь восстановить хронологию, изучаю уцелевшие свитки — увы, их мало, очень мало. Поэтому и обрадовался случаю порасспросить вас, доблестный рыцарь.

— Расспрашивайте, — согласился Фомин. Обрадовался, в библиотеку позвали. Лошадь ведут на свадьбу не пиво пить, а воду возить.

— Какое у вас было принято летоисчисление?

— Новая эра. Произвольный ноль, дата рождения мифического Иисуса Христа.

— Ну почему же мифического? Вполне… нет, о нем мы поговорим позже, если будет такое желание. Лучше расскажите мне о времени, близкому вам. О событиях значения всеобщего, событиях-маяках. — Держался библиотекарь так, словно не с рыцарем разговаривает, а с равным. Здоровый народный демократизм. Это хорошо.

— Одна тысяча девятьсот четырнадцатый год — мировая война. Семнадцатый год — революция в России. Тридцать девятый год — Вторая мировая война. Пятьдесят седьмой — первый спутник. Шестьдесят первый — человек в космосе, Юрий Гагарин. Шестьдесят четвертый — Леонов и Феоктистов высаживаются на Луну. Шестьдесят девятый — экипаж Комарова на Марсе. Девяносто четвертый — первое возвращение с Венеры и последняя мировая война. Двадцать девятого декабря двухтысячного года, простите, родился я. А седьмого ноября две тысячи двадцать шестого года — первый старт к звездам, я — бортинженер. Полет к Маленькому Муку, коричневому карлику в шести световых месяцах от Солнца. Слетали. Расчетное время полета — четыре года. Вернулись — и нашли, что нашли.

— Так, так. И когда же, по-вашему, вы вернулись?

— Судя по всему, со времени нашего отлета прошло около восьми тысяч лет.

— А небесы? Думается, они ведут точный счет годам?

— Мне тоже так думается. Только они предпочитают спрашивать, а не рассказывать.

— Ну да, ну да… По моим подсчетам, если они могут заинтересовать вас, сейчас идет восемь тысяч сорок шестой год от рождества Христова. Второй потоп случился в две тысячи девяносто седьмом году. Судя по всему, Земля столкнулась с астероидом.

— Но… Но разве космический флот не мог отвести угрозу?

— Космический флот вместе со всеми внеземными поселениями восстали против Диктатуры Земли — так в документах небесов. Не удивлюсь, что именно небесы и подправили траекторию астероида. Молчание их красноречиво.

— Астероид…

Об астероидной угрозе много говорили еще в конце двадцатого века, но с появлением пространственных двигателей угроза эта разделила судьбу оспы, голубого кита и Аральского моря. Хотя море собирались воссоздать.

Получается, астероидную угрозу воссоздали раньше.

— Еще вопрос, доблестный рыцарь: до… — Библиотекарь сверился с листком, на который он записывал слова Фомина. — До одна тысяча пятьдесят седьмого года никто не наблюдал небесов? Или навь?

— Ходили всякие слухи, но никто всерьез их не воспринимал. Летающие тарелки, снежные люди…

— Все-таки слухи были, — удовлетворенно произнес библиотекарь. Затем встал, подошел к полке с цистами. — Я ведь не из досужего любопытства спрашиваю, доблестный рыцарь. Просто пытаюсь понять. Не сходятся у меня концы с концами. Не то чтобы совсем не сходятся, скорее, все время появляются новые концы. Лишние. Лезут и лезут. Позвольте познакомить вас с отчетом Ильзе. Это очень древняя рукопись, датируется приблизительно двухтысячным годом, и говорится в ней о Марсе. Сама рукопись хранится в Императорской библиотеке, ее скопировал по моей просьбе мастер Маар.

Фомин развернул свиток…