"Принцесса Зефа" - читать интересную книгу автора (Белякова Евгения Вадимовна)

3.

Повторять два раза Тропу не пришлось. Я был рад избавиться от общества Тримса и от неаппетитных подробностей методов производства этого желе, поэтому выскочил из медотсека и сразу же напоролся на какую-то сатану. Сатана зыркнула на меня узким черным глазом, глухо зарокотала и потопала прочь. Было в ней метра три роста, брела она, согнув мощные костистые плечи, и воняло от нее паленой шерстью. Позади болтался скрученный в жгут пучок хвостов, неприятно царапающий по полу.

Такого я еще не видел. Прадедушка Зефа? Домашнее животное Рема?

Раздумывать было некогда, и я побежал по коридору, чувствуя, как неприятно ноет сердце. Ниши в стенах мигали аварийным красным. Вибрации под ногами выдавали произведение какого-то сложного маневра, "Ромерру" явно сейчас неподвластного.

Проклиная мориев с их манией героических побегов, я ворвался на мостик.

– Мы не сдадимся! – хрипло орал Зеф, тыкая хлыстом куда-то в ухо съежившемуся пилоту. – Мы будем убегать до последнего!

Пилот втягивал голову в плечи и жал кнопки наугад. Зеф для него был страшнее смерти. У дверей, совсем по-человечески пригорюнившись, сидел Троп. При взгляде на него у меня сердце кровью облилось – не думал я, что наш боевой офицер способен впасть в такую хандру. У него аж губы побелели, странно выделяясь на смуглом лице. Перед Тропом стоял настежь распахнутый короб алтаря. Оплавленные ремни валялись рядом. Я заглянул в алтарь. Пусто.

Рем, завидев меня, пробрался сквозь стволы елок и, взяв под ручку, ласково, но настойчиво отконвоировал к Зефу.

Зеф оставил в покое пилота, повернулся.

– Андрей, – неожиданно спокойно сказал он. – Мы все умрем. Наша обязанность – сохранить твой генетический материал.

И сунул мне в руки какую-то банку.

В это же время экран за его спиной раздался и сквозь шумы продрался облик некого осиянного золотистым светом джентльмена, в натянутых на пухлые ляжки белых лосинах.

– Как недостойно, – скучливо сказал джентльмен, – как неестественно жить так, как вы живете…

Его явно одолевал аристократический сплин. Он и в панель управления тыкнул с таким скучающим и брезгливым видом, словно Зевс в кружку с прокисшей амброзией.

Где-то под нами грохнуло так, что я не удержался на ногах, приложившись затылком о ближайшую сосну. В глазах потемнело.

– Дельвинары, – хрипло сплюнул где-то рядом Рем, и по его интонации я не сразу разобрался – название ли это расы или отборный морийский мат.

На меня рухнул клубок искрящих проводов, пилоты дружно загалдели.

Осиянный джентльмен взирал на нас с экрана с сонным отеческим видом. У него на затылке что-то дымилось.

Зеф подхватил меня за шкирку, приподнял и проникновенно выдал:

– Все зависит от тебя. Торопись!

И опять всучил мне эту банку.

– Что за раса? – орал я, подталкиваемый Ремом к выходу. – Что им надо? Стихи? Частушки? Троп, очнись, у нас же есть левый борт…

Меня не слушали. Механическая дверь плавно сомкнулась за спиной, и я оказался в маленькой комнатке, затейливо расцвеченной в голубые и зеленые морские тона.

Здесь было удивительно тихо и спокойно. Хоть садись и медитируй.

Рем встал у двери в позе гладиатора и обвел комнату радушным жестом.

– Наши боги отказались от нас, – заявил он. – Но мы сохраним геном Принцессы для будущих поколений вопреки их гневу.

Глаза его светились патриотическим безумием.

– Зеф пошел против воли богов, – благоговейно добавил он.

Снова грохнуло. Синеватое свечение одной из стен погасло, остальные тревожно замигали.

– И что мне делать? – глупо спросил я, рассматривая банку.

Рем на секунду принял свой обычный вид и коротким жестом изобразил то, что от меня, собственно, требовалось.

До меня дошло.

– Неет, – взвыл я. – Я за экстремальный секс, но экстремальный онанизм не вписывается в мою систему ценностей!

Рем подумал немного, а потом решительно двинулся ко мне.

– Я помогу, – утешил он.

– Я не хочу так умирать! – орал я, вырываясь из его рук. – Рем!

Ну и силы у этих мориев, доложу я вам. На Земле я хлюпиком не считался, хотя и здоровяком не был. Среднего крепкого сложения, да с подготовкой Академии, свалить мог практически любого, но против Рема приемов не было. Клубки мышц у него располагались там, где у нормальных людей – уязвимые места, а кожаная с металлическими пластинами форма защищала от неожиданно-удачных попаданий.

Сам Рем явно не понимал, чего это меня так корчит, поэтому держал почти бережно, насколько это было возможно при его дури.

Обшивка стен на моих глазах порозовела и побежала вниз быстрыми капельками, жарко стало как в аду. Где-то явно что-то горело.

– Мужчины так не умирают! – орал я, перекрикивая нарастающий гул.

Да, раз уж так получилось, я предпочел бы умереть с гранатометом наперевес, или еще как-нибудь красиво, чтобы пришедшие на похороны девочки могли поахать от восторга.

Стать примером для подражания будущим поколениям онанистов я не желал.

А мама вообще заставляла меня спать в пижаме…

Рем что-то рыкнул мне на ухо, и переводчик радостно высветил:

– Расслабься.

Тут же над нами лопнул вентиляционный люк, и оттуда посыпались жареные упитанные крысы.

– Я инженеееер!!! – завопил я, смахивая крысу с головы. – Я гений! Я могу все-е-е!!!

Из-под Рема меня выволокло тяжелой жесткой рукой. Искры полились сплошным лиловым потоком, и через них меня протащило, цепляя за провода и острые углы.

Мостик практически умер. Не светилось ни одной панели. На песчаном полу дымились обломки пластика и битый плексиглас.

Недавно примеченный мной пилот лежал на своей панели, сложив ярко-алые влажные руки.

Остальных я разглядеть не успел. Осиянный джентльмен все еще торчал на нашем экране, снисходительно поигрывая пальцами.

– Ну, сука… – сказал я по-русски, выискивая под раздолбанными панелями нужные мне провода.

Нашлись. Недаром я две недели тут отирался. Нашлись. И в гнезда стали, как миленькие.

"Ромерр" дрогнул.

И рубильники нужные нашлись, и схемы оживший компьютер выбросил нужные, и расчеты выплюнул с задержкой лишь в секунду.

Хлопнув ладонями по нужной кнопке, я раскинулся в кресле, наблюдая за озадачившимся господинчиком.

Я знал, что он сейчас видел – наш полуразбитый корабль развернулся, накренился и попер вперед. Расстояние – доплюнуть можно. При известной сноровке.

– А мы еще и рванем, – злорадно пообещал я. – Идем на таран!

Черт, мне так весело не было с последней игры в регби на болоте Самоа. Полузащитника тогда съел местный крокодил. Там все жрут, что ни попадя.

– Ахтунг-ахтунг, в воздухе Покрышкин!

Я вам покажу, гады, как заставлять человека умирать с банкой для спермы в обнимку.

Лицо Зефа выражало спокойное любопытство. Он ни хрена не понимал. Он стоял рядом и любовался моим затылком.

Дельвинар оказался сообразительнее.

Он воздел тонкие ручки в жесте ужаса и пробубнил:

– Остановись, землянин. Мы будем тебя слушать.

Ну, я и остановился. Делать-то больше нечего.

Пока Тримс растаскивал раненых, молодецки закидывая их себе на плечо, обслуга расчищала мостик от обломков и спешно высаживала новые елочки, а на корабле тушились пожары, я выведал у дельвинара причину нападения.

Дельвинары – мирная раса, сказал мне Гокко, тот самый аристократичный хлыщ. Давным -давно познали они наслаждение равноправия, и с тех пор живут, аки в подмышке спящего всевышнего (он так и сказал). Ни войны, ни смуты не омрачают сладкое течение их равноправной и честной жизни.

Омрачает сладкое течение то, что в космосе полно идиотов, которые живут неправильно.

Гокко кивнул на мориев.

– Они подчиняются богам, – страшным шепотом сообщил он мне и закурил сигарку затылочным ртом. Голова у него снова задымилась. – Они так несчастны… Рабы и рабовладельцы. Униженные и уни… уничи…

В общем, есть только одна имеющая право на существование система – воля народа, где каждый равен один другому.

Я заерзал на кресле, машинально ища глазами вазочку с желе, нашел только банку, оставленную озадаченным Ремом, и отвернулся.

– А кто у вас главный? – спросил я, чтобы хоть как-то заглушить голод болтовней.

Гокко посмотрел на меня глазами-плошками и задумался.

– Главный, – я очертил руками большой круг. – Тот, кому народ себя доверил.

– Зачем? – простодушно спросил Гокко.

– Чтобы решить, кто что должен делать.

– Каждый занимается своим делом, – с достоинством произнес дельвинар и посучил толстыми ляжками. – Я очищаю космос от угнетенных. Мой папа сажает репу.

У меня горло давно пересохло без прохладного ананасового вкуса. Я откашлялся, сцепил пальцы в замок.

– Это несправедливо! – возмутился я. – Твой папа всю жизнь сажает репу? Может, он хотел в открытый космос, черт… Может, он хотел ядерную физику преподавать…

– Он хотел, чтобы в мире царило равновесие, – с достоинством ответил Гокко. – Поэтому я здесь.

Я помотал головой.

– Бесполезно же… Вот если бы ты являлся представителем от всех таких пап, то смог бы продвинуть политическую программу, обеспечившую вам более быстрое достижение цели. Разработать статью бюджета на военные нужды… допустим, за счет… что у вас там не особо нужное есть из производства?

– Дешевый текстиль, – с отвращением сказал Гокко и любовно огладил свои сияющие лосины.

– Вот за счет него. Создать партию, в которую входили бы представители пап из разных регионов, чтобы ни один папа не остался обделенным по причине равноправия… И через годик-другой вы создадите отличный флот для борьбы с неравноправием! Все абсолютно добровольно – соберете взносы, обучите армию. А потом! Ведь нечестно будет, если только папы добьются своей цели! Есть же еще и мамы, которые тоже чего-то хотят… И они тоже добьются своего, если соберут партию, и внучки, и дочки… Многопартийная система изъявления народной воли – идеально…

Я размечтался и аж вспотел от усердия. К тому же, очень мне эта ситуация напоминала экзамен в Академии. Там же удалось улучшить жизнь целой расы! Пусть и теоретически.

Моя беседа была прервана появлением двух одинаковых на лицо молчаливых мориев, которые захлопнули на мне наручники и увели на нижние палубы корабля, в темную узкую камеру, защищенную плазменными прутьями.

В камере я оказался не один. Там уже сидела та самая угрюмая сатана, согнувшись в три погибели.

– Привет, – сказал я, настраивая переводчик.

– Здорово, – по-русски сказала сатана, хлюпая носом.

– Я Андрей.

– Я бог А, – созналась сатана.

Бог А оказался неплохим парнем. Высидев с ним пару часов в одной камере, я услышал его невеселую историю и проникся.

Когда-то боги мориев жили себе на вершинах высоких гор, кушали нежное мясо, играли в карты на органы, с удовольствием совокуплялись с драконами, и вообще, наслаждались, как могли. Золотое времечко было.

Но потом мории узнали, что боги существуют и принялись им поклоняться. Боги были совестливыми, и не могли отказывать мориям в маленьких радостях жизни, учитывая то, что ради жертвоприношений те народ косили пачками.

– Неудобно как-то, понимаешь, – застенчиво сказал бог А и вздохнул. – Он тебе воз кишок, а ты ему фигу… Некультурно отказываться…

Время шло, боги обнаружили, что им теперь некогда играть в карты, совокупляться и кушать мясо. Они круглосуточно пахали на мориев. Поливали дождиком их поля, ворочали им горы, дарили то секрет пюре из мозгов, то неевклидову геометрию.

И тогда боги решили покинуть свои чертоги. Собрались, собрав в узелки самое необходимое – по паре носок, полотенчику… И снялись с места.

Мории ужасно обозлились. Они собрали жрецов, снабдили их курениями и благовониями и отправили на поиски богов.

Жрецы приперлись, разложили свои алтари и подарки, и с месяц матерились, взывая к совести богов.

Боги швырялись в них камнями и грозили потопами, но жрецы были непреклонны. Они обещали полное повиновение, симбиоз, любовь и дружбу. Умильно улыбались и размахивали головами жертв.

Боги подумали и сдались. Расселись каждый по своему алтарю, жрецы взгромоздили их на спины и доставили по назначению, пообещав комфорт и нормальное питание.

– Не хочу я так больше! – жаловался бог А, бродя по узкой камере и размахивая хвостом, похожим на плетку. – Я ему никто! Он не имеет права так со мной обращаться! Сидишь в алтаре-сидишь… хоть бы заглянул! Нет, травы напихает, подожжет – дело сделано! Отмазался! Я, между прочим, личность… Но разве он это понимает? Нет, конечно! Главное – адепт! Вот, поглядите, у меня бог за спиной…

От его шагов пол камеры подрагивал.

– Ты все можешь? – на всякий случай уточнил я. – Посмотри в будущее, меня там… того? Подрочат и казнят?

Бог А шумно почесал под мышкой, повел мускулистыми смуглыми боками.

– А куда они потом без инженера? – хмыкнул он. – Ты… того… в картишки играешь?

До вечера мы играли с богом А в карты, притом он явно жульничал, но так радовался каждой своей победе, что я решил его не уличать.

Все бы хорошо, но нас одолела одинаковая хандра. Я страдал от сжимающего сердце голода. Сердце, не желудок! Это вам на тот случай, если сразу не поняли.

Мне казалось, от меня руку или ногу отгрызли и в открытый космос бросили – так привык к этому желе, что аж руки тряслись, а к глазам то и дело подступал жар.

Бог А тоже ерзал, кряхтел, порыкивал и видно было, что он тоже весь на иголках.

– Придет же… – не выдерживал он. – Прибежит… с травками своими, фимиам тут курить…

– Интересно, капитану пленников навещать не положено? – злился я, шлепая картами. – Кто им жизнь спас?

– Кто ему карьеру сделал? – бурчал бог А. – Да если бы не я…

– А если бы не я!.. Два раза бы уже Зефу в аду гореть.

– Там очень холодно, – деликатно заметил бог А.

Ближе к ночи он совсем раскис. Я-то еще кое-как держался, а этот смялся в огромный неприветливый ком и застыл.

– Ладно тебе, – попытался утешить я. – Он же тоже расстроился, что ты убежал.

Бог А выпустил из кома остроконечное ухо и прислушался.

– Я его на мостике видел…

– Расстроенный? – с надеждой спросил бог А.

– Еще какой, – успокоил я.

Нам принесли еду. Мне – фиолетовое варево с осколками костей, богу – кулек орехов.

Понюхав варево, я понял, что мне конец. Пахло тухлыми баклажанами,

– Надо что-то делать, – сказал я. – Поможешь?

Бог А зыркнул черными узкими глазами.

– Я личность! – гордо сказал он. – Я не подчиняюсь смертным.

Пришлось грохнуть миску с супом об пол.

– Во славу бога А-а-а-а-а!!! – завыл я. – Гляди – жертва.

Бог обреченно вздохнул.

Каюсь – я не хотел ничего плохого. Я хотел жрать и проверить системы корабля, пока мории не наткнулись на еще кого-нибудь. С первым дело обстояло сложнее, чем со вторым. Желе я есть не мог, подозревая, из чего оно сделано. Проще всего было перепрограммировать автоматические синтезаторы пищи на земную еду, чем я и занялся, как только бог А выпустил меня из камеры, переодев в кожано-металлическую форму. Ближайший синтезатор пищи сподобился накормить меня пресноватыми булочками, но на третьей сломался и принялся плеваться какими-то чернилами. Не приспособлен он был явно.

В технических отсеках "Ромерра" царило запустение. Где-то мигало, где-то молчало, а где-то и вовсе дымило. Я налаживал энергообеспечение, то и дело озираясь по сторонам – занесет еще кого из этих умников… Умники не появлялись. Мории вообще были фаталистами с претензиями на героизм. Подумаешь, тащимся на ноль целых хрен десятых двигателя… зато гордо.

Позже я узнал об одной их легенде, которая отчасти объясняла такой менталитет. Некий средневековый герой сразил одним взмахом палицы полтысячи врагов, побежал радостный домой, споткнулся, свернул шею и помер.

Мории сделали из этой легенды неожиданный вывод: не фига ничего делать. Бегать не фига и врагов сражать тоже не фига. Потому что это явно все хитро взаимосвязано.

Теория "лишнего поступка" называется. Рем просветил.

Я к таким "лишенцам" не относился по понятным причинам, поэтому старательно наладил энергоснабжение корпуса, восстановив защитное поле, и отправился восстанавливать еще и справедливость.

Проще говоря, я пошел к Зефу. Я даже речь придумал – да, я землянин. Я страшен. Проходя через плазменные прутья, я нарезаюсь в лапшу, а потом склеиваюсь обратно. Я настолько страшен, что сразил бессмертного бога А – доказательство валяется в камере. Я даже умею сочинять стихи. Я самоубийца. Я ужасен. Я требую пилотируемый шаттл, запасы энергии, известные мориям карты космоса, информацию с их компьютеров и рулон нормальной туалетной бумаги.

Я тащился по коридорам на подгибающихся от страха ногах. Я стискивал зубы, но шел дальше.

Другого выхода у меня не было, да и бог А предупредил, что больше двух часов изображать труп не намерен – за разбитую тарелку супа-то…

Ночь превратила "Ромерр" в заколдованный замок. За стенами коридоров призрачно постукивало, дневное освещение сменилось бордовым, ниши закрылись полупрозрачной пленкой, за которой виднелись очертания спящих ветвей.

Странно, что эта раса чувствительна к эстетике, при их-то замашках. Но любовь к красивому видна во всем – в наличии на военном крейсере зимнего сада, в древесных арках технических залов, в разложенных на полках красноватых камнях и манере красить волосы в разные цвета…

Я отвлекся и пришел в себя только перед дверью каюты Зефа. Поборов желание постучать и проблеять: "разрешите войти", я приложил ладонь к мембране идентификатора, и он опознал меня – приглашающе пискнул.

Шагнув внутрь, я провалился в темноту, наткнулся на что-то металлическое, что-то повалил и что-то задел.

В ответ в глубине комнаты зажегся алый огонек. Зеф полулежал на полу, прикрытом спальным жестким ковриком, и смотрел на меня в упор.

Его желтые монгольские глаза сузились, загоревшись не хуже фонариков, мышцы на обнаженном гладком торсе напряглись.

Хотите верьте-хотите нет, но при виде него я впал в какую-то бессознанку, перепутав все, что можно и все, что нельзя.

Главное – от едва уловимого запаха ананасов.

– Я землянин, – начал я. – Я убиваю богов. Одного убил. Больше не пробовал, это был мой первый опыт с богами…

Зеф лениво царапнул лежащий рядом с ним хлыст, подцепил его пальцами.

– Если Троп против, я могу его вернуть. Поменять, – пожал я плечами. – Бога на шаттл? Идет?

– Спроси Тропа, – медленно сказал Зеф, поигрывая хлыстом.

– Ага. Ну, тогда я пойду к Тропу.

– В свадебном платье? – насмешливо сказал Зеф, кусая хлыст.

Я мысленно поклялся самолично запихать бога А в троповский ящик и присыпать сверху перцем.

Черный кожаный комбинезон с металлическими вставками и треугольным капюшоном – свадебное платье?

Зеф поднялся, зажег еще несколько алых огоньков и вынул из синтезатора стакан с мутноватым синим напитком.

– На Дельве полтора часа назад началась гражданская война, – сказал он. – Ты настоящий землянин, Принцесса.

– Да просто кто-то не согласился с этим парнем, – пробормотал я, – а у него военный корабль "Звездопад"-класса… Чуть "Ромерр" не разнес…

Зеф приподнял стакан в одобрительном жесте.

– А ко мне зачем пришел?

– Мне еда не понравилась в камере, – выдал я, засовывая руки в карманы комбинезона – от смущения.

– Соскучился по желе?

Да, я сам дурак, но клянусь – я не хотел ничего плохого, а получилось – хуже не придумаешь, потому что Зеф равнодушно уронил стакан, обхватил меня, наклонил тяжелую голову и сказал на ухо:

– Значит, у меня будет лучшая Принцесса, порождение ужасной Земли… Подчинить себе такого монстра может только высокий мужской пол.

Тут я пожалел о том, что дельвинару не удалось втереть мориям идеи равноправия, и понял, что шаттла мне не добиться даже в обмен на связку мертвых богов.

– Будешь моим… инженером? – таким же хриплым шепотом спросил Зеф.

– Платье только сниму, – мрачно сказал я.

Итак, я инженер "Ромерра", Принцесса капитана Зефа и по совместительству ужасное порождение Вселенной. Для починки "Ромерр" пришлось посадить на необитаемой, как нам казалось, планетке… Но это совсем другая история.