"Сын человеческий" - читать интересную книгу автора (Андреев Леонид Николаевич)Часть 5Отовсюду съехались увещеватели и заселили тесный поповский домишко. Приехал о. Сергий со своим дьяконом Агафангелом, но без жены – женщин на такое дело брать не годилось; поджидали с часу на час о. Эразма Гуманистова, школьного товарища попа Ивана, огромного старого пьяницу с львиными волосами и сизым носом. Появилась откуда-то засушенная старенькая попадья, словно для гостей ее вынули из зимней кладовки вместе с другими припасами, поила и кормила и ничего не понимала, но настроение имела тревожное. Особенно пугало ее то, что должны совершенно необычно приехать оба сына: старший – городской священник, и младший – семинарист Сашка. И целый день, не сходя со стола, бурлил самовар, и около него шептались и суетились люди, торопливо глотали чай и вздыхали, поглядывая на перегородку, точно за нею стоял покойник. А за перегородкою, прислушиваясь к тому, что делалось в этой комнате, и даже припадая изредка бескровным ухом к тоненькой двери, бесшумно похаживал неприступный о. Иван и пощипывал бороденку злобно, но неторопливо: торопиться было некуда. Не выходил из поповского дома и чахоточный дьякон: он окончательно потерял всякое соображение и только безнадежно взывал. Попробовали с самого начала послать его к о. Ивану разведчиком, но ничего из этого не вышло: о. Иван с первых же слов выгнал его и даже на пороге ударил дьякона в спину сухоньким костлявым кулаком. Это все видели, и дьякону, помимо всего прочего, было нестерпимо совестно; он подергивал плечами, как будто его кусало между лопаток, и иронически ухмылялся. Изредка кто-нибудь подходил к двери и осторожно стучал: – Не хотите ли стакан чайку, отец Иван? Нерешительное молчание и потом ответ: – Давай. В узенькую щель просовывалась сухая старческая рука, в самих пальцах которой чувствовалась злая готовность ко всяческому бою. Но всех радовал ответ о. Ивана, как будто ожил покойник или запросил пищи тяжело больной; и нежно предлагали: – Бараночек не хотите ли, отец Иван? Хорошие баранки. – Нет. – А войти можно? Мне бы, собственно, только на минутку, – умильно улыбался в стену о. Сергий. – Нет. Незачем. И только на второй день, очевидно, соскучившись без противников, поп разрешил о. Сергию войти. И, когда о. Сергий слегка боком втиснулся в приоткрытую дверь, дьякон даже скрипнул зубами от волнения. – Здравствуйте, отец Иван. – Здравствуйте, отец Сергий. И больше ничего. Помолчали. Еще помолчали; за стеной, у самой двери кто-то густо в землю сопел – видимо, подслушивал. Это приободрило о. Сергия. – А что, слыхали ль, отец Иван, – начал он весело и совсем издалека, – только не знаю я, правда это или нет, будто есть в Америке такие, которые называемые мурмоны или гурмоны… – Не знаю. – Как же, как же, есть! Мне соборный протодьякон рассказывал. И будто у них, не знаю только, правда это или нет, – заговорщически склонился он к самому лицу о. Ивана, – существует такое отчетливое понятие о таинстве святого брака, по которому можно иметь жен… даже до сотни. И вот думаю я… О. Иван сострадально покачал головой. – Ну и глуп же ты, отец Сергий. Учили тебя, учили, а хуже ты всякого мужика. Мурмоны! Сам ты мурмон! – Но по закону Магометову… – Молчи уж – ты и своего-то закона не знаешь. А тоже – по закону Магометову!.. – Да ведь он нехристь, Магомет. – А ты кто? Тоже нехристь. Только он откровенно все объясняет, а ты – плутуешь. – Зарапортовались, отец Иван, – сухо отозвался обиженный поп. – Ты что делаешь, когда солнце восходит? Храпишь, слюни носом пускаешь, а? А он тебе, как солнышко восходит, буря ли, непогодь ли – лезет на колокольню и самым громким голосом кричит: спать спите, а Бога не забывайте – новый день занялся. Это как по-твоему? – Ничего особенного. А что касается сна, так при ихнем многоженстве… – Ты понимаешь ли, чт? такое сон? Ничего ты, лысый, не понимаешь. А он в это понятие вник до самого существа. Спать, говорит, спите, проклятые, а Бога не забывайте! Что же касается жен, – о. Иван высокомерно взглянул на собеседника, – то жены нужны для потомства. – А по-моему, это блуд, неистовство плоти. – С тобой разговаривать, – рассердился о. Иван. – Ты это пойми: плохой тот хозяин, который семя держит в мешке, а не рассевает его по полю. Это, брат, не я, это Магомет сказал. О. Иван сочинил слова Магомета, но не заметил этого и победоносно задрал бороденку кверху. – Покайтесь, отец Иван, – попросил о. Сергий. – Возьмите ваше слово назад. Подумайте: шестьдесят лет жили честно, благородно, сколько детей накрестили, сколько покойничков схоронили, внуки у вас есть, каково внукам-то; а жена-то ваша? Ведь если ей сказать про ваши планы… В комнату неслышно протискался дьякон и мрачно стал у порога, – оба попа сделали вид, что не заметили его. – По деревне гул идет, – продолжал о. Сергий слезливо, – бесчинство началось: не только бабы, но и мужики всякого смысла лишились. Вступился дьякон. – Это от граммофона, – мрачно сказал он. – Тут ничего не поделаешь. Совесть не выдержала, колесом пошла. – Ну ты тоже! – недовольно отозвался о. Сергий. – Сам ты колесо. – А почему сдох щенок? Господи, и на кого Ты нас покинул, – взмолился дьякон, – моченьки моей не стало, лучше бы мне у груди матери помереть, чем дожить до такого… Куда теперь идти? Одна дорога, что в кабак, что воровать. – Соблазн! – вздохнул о. Сергий. – Заранее говорю: вяжите меня, пока я не начал, – мрачно гудел дьякон, не отходя от притолоки, похожий на телеграфный столб, – истощился я и гляжу беспредметно; и вскоре потеряю окончательный смысл. О. Сергий указал рукой на дьякона. – Глядите, чт? наделали, отец Иван. Аще, сказано, кто соблазнит единаго от малых сих… – От малых сих, – мрачно подтвердил дьякон. – Тому… – Тому, – вторил дьякон. О. Иван вскочил и затопал по полу мягкой туфлей. – Не желаю! – крикнул он. – Довольно посмеялись надо мною – кости повысушили. Не желаю! Вон! Пришлось уйти. И опять в тишине бурлил самовар, и опять в тишине громко тянули чай с блюдечек и громко вздыхали. Дьякон попробовал было излиться перед о. Сергием, но тот строго пригрозил ему пальцем, и тишина восстановилась. Постучали осторожно к о. Ивану в дверь: – Огня не надо ли? Не понадобилось; так и проходил о. Иван весь вечер в темноте, натыкаясь на стулья. Хотя дьякон жил рядом, но, ввиду тревожного времени, решил остаться ночевать; и попадья об этом просила. И уже когда укладывались все, о. Иван потребовал к себе попадью, – вышла она совсем запуганная и ничего не понимающая. – Бритву просит, – заплакала она. – Ужели резаться? – приподнялся с дивана полураздетый о. Сергий. – Голову брить хочет, – ответила попадья и горько зарыдала. Стало страшно, и уже раздетый для сна дьякон начал вновь одеваться. – Не-ет, – бормотал дьякон возмущенно. – Нет, это что ж такое? Нет… – Откуда у нас бритвы? У нас бритв нету, – упавшим голосом сказал о. Сергий. – Это он от злости, – пояснил Агафангел, знаменский дьякон. – Для противления. О. Иван, подслушивавший сквозь дверь, что говорится, сердито постучал пальцем жену и громко, так, чтобы все слышали, приказал: – Завтра утром Машку к писарю пошли – у писаря бритва есть. И долго, когда все уже спали, ходил по комнатке, ядовито усмехался и ликовал: вот обрею завтра голову – тогда попробуй возьми. Посмеивался. Но вдруг совсем ясно, как в зеркале, увидел свою голову обритой, и стало невыносимо страшно. Попробовал в темноте свои волосы – вот они, сухонькие, мягкие и, когда их так пробовать, совсем чужие. Отец Иван зажег лампу, но страх не проходил: комната была чужая. Он первый раз видел эту комнату; он никогда не был в этой комнате, он не знал этой комнаты совсем; а за стеною страшно и незнакомо храпел дьякон, которого уговорили остаться. Подобрал поп подрясник, похожий на халат, и тихонько, мимо спящих, пробрался к попадье. – Спишь? – шепотом спросил он. – Нет, – шепотом ответила попадья. – А я думал – спишь. – Нет. Долго придумывал: как бы устроить так, чтобы посидеть возле близкого человека. Попадья ожидала – в молчании и страхе. – Ты вот что… ты принеси-ка мне чего-нибудь поесть. Огня не зажигай – не надо. – Да как же без огня – я себе лоб расшибу. – Ну, ну, не расшибешь. Сидел на кровати и долго ел что-то, не разбирая вкуса. – Колька завтра приедет? – И Коля и Сашенька. Ты что это, отец, а? Что с тобою, а? – Ну, ну, молчи. Пожевал-пожевал в темноте беззубыми деснами, попалось что-то твердое, должно быть, корка, – сердито выплюнул. Вздохнул и тихонько мимо спящих побрел к себе… Поп Иван, поп Иван, – куда ты идешь? |
||
|