"Дети Мафусаила" - читать интересную книгу автора (Хайнлайн Роберт)

3

К концу дня подземное убежище, известное как Семейная Усадьба, было заполнено до отказа. Родичи продолжали прибывать из Иллинойса и Индианы по подземным туннелям. С наступлением темноты у входа в подземный бассейн началось сущее столпотворение — спортивные подводные лодки, тримобили, вроде того, какой был у Мэри, обычные машины, приспособленные для передвижения под водой. Все они были наполнены беженцами; некоторые из них едва не задохнулись, ожидая под водой очереди к пропускному шлюзу.

Зал заседаний был слишком мал, чтобы вместить всех. Постоянные жители Усадьбы освободили самое большое помещение — столовую, и убрали переборки, отделявшие ее от зала. Ровно в полночь на кафедру поднялся Лазарь.

— Ну что, — начал он, — давайте-ка устроимся поудобней. Кто там впереди, сядьте, чтобы и задние видели. Я родился в 1912 году, есть кто старше? — Выдержав паузу, он продолжил: — Кого выберем в председатели? Давайте, колитесь.

Последовало три предложения, но третий из выдвинутых, не дожидаясь четвертой кандидатуры, поднялся:

— Аксель Джонсон, от имени Семьи Джонсонов. Прошу снять мою кандидатуру и остальным предлагаю сделать то же самое. Лазарь вчера отлично справился с этим делом и рассеял туман, в котором мы чуть не заплутали, так пусть он ведет собрание и сегодня. Времени политесы разводить у нас нет.

Остальные кандидаты тоже взяли самоотвод, а других никто не выдвигал. Тогда Лазарь сказал:

— Хорошо. Прежде, чем начнем прения, я бы предложил послушать Старшего Поверенного. Возражений нет? Итак, Зак, что у тебя? Из наших — сцапали кого?

Заккур Барстоу был известен всем, поэтому сразу ответил:

— От имени Поверенных. Наш доклад еще не совсем готов, однако сведений об аресте кого-либо из родичей пока не поступало. Из девяти тысяч двухсот восьмидесяти пяти родичей, которые жили открыто, девять тысяч сто шесть уже сообщили, что находятся в безопасности. Это было десять минут назад. Они находятся либо в других Семейных Усадьбах, либо в домах родичей, не известных властям, либо в прочих безопасных местах. Предупреждение Мэри Сперлинг оказалось удивительно эффективным, если учесть то исключительно короткое время, которое прошло с момента его передачи до момента введения чрезвычайного положения. Однако мы все еще находимся в неведении относительно участи ста семидесяти девяти человек. Надеюсь, в ближайшее время они дадут о себе знать — во всяком случае, большинство. Многие из них, скорее всего, просто не имеют возможности с нами связаться.

— Зак, давай ближе к делу, — потребовал Лазарь. — Каковы шансы, что все они доберутся до укрытий безо всяких яких?

— Совершенно никаких.

— Это как же?

— Уже известно, что трое из них, под своими официальными именами, находятся в пассажирских кораблях, совершающих рейс на Луну. Те, о которых мы ничего не знаем, вероятно, тоже в сходной ситуации.

— Вопрос! — с места вскочил небольшого роста, взъерошенный человек и ткнул пальцем в сторону Старшего Поверенного. — Всем ли родичам, которым сейчас грозит арест, была сделана гипнотическая блокада?

— Нет. Но ведь…

— Я желаю знать, по чьей вине!

— Заткнись! — взревел Лазарь. — Ты нарушаешь порядок ведения! И мы здесь не для того, чтобы выяснять, кто в чем виноват! Давай дальше, Зак.

— Хорошо. Однако частичный ответ на поставленный вопрос я могу дать. Всем известно, что предложение хранить наши тайны при помощи гипноблокады было провалено на Совете, проголосовавшем за смягчение «Маскарада». И помнится, брат, задавший этот вопрос, приложил руку к провалу данного предложения.

— Неправда! И я настаиваю на…

— Закрой пасть! — Лазарь метнул яростный взгляд на возмутителя спокойствия, затем, приглядевшись к нему повнимательнее, добавил: — Браток, да ты же — явное свидетельство тому, что фонду надо было заниматься не долголетием, а селекцией! — Лазарь оглядел зал. — Высказаться сможет каждый. Но только в порядке очереди, установленной председателем. И если этот парень еще раз сунется, я вобью его зубы ему же в глотку! Как, я верно веду собрание?

По залу прошелестел шепот, как одобряющий, так и негодующий, но возражений не последовало. Заккур Барстоу продолжал:

— Следуя совету Ральфа Шульца, Поверенные в течение последних трех месяцев пытались сделать так, чтобы все заявившие о своем существовании родичи подверглись гипноблокаде, и почти преуспели в этом…

Он остановился.

— Давай, Зак, не тяни, — буркнул Лазарь. — Мы в безопасности? Или нет?

— Нет. По крайней мере двое из тех, кого наверняка арестуют, гипноблокаде не подвергались.

Лазарь пожал плечами.

— Печально. Все, ребята, играм нашим конец. Один кубик сыворотки правды сведет весь наш «Маскарад» на нет. Это в корне меняет ситуацию — во всяком случае, изменит ее через пару часов. Что будем делать?

В рубке управления трансконтинентальной ракеты «Валлаби», совершавшей рейс в южное полушарие, вдруг ожил телеком и — щелк! — выбросил лист бумаги с сообщением. Второй пилот взял послание, прочел, перечитал еще раз…

— Шкипер, должен вас огорчить.

— Неприятности?

— Читайте сами.

Прочитав сообщение, капитан присвистнул.

— А, черт бы их взял! В жизни никого не арестовывал. Кажется, даже не видал ни разу… С чего же начнем?

— Доверяюсь авторитету командира.

— Ах, так? — с издевкой отозвался капитан. — Ну, раз доверяешься, тогда действуй.

— Что? Да я не то имел в виду! Именно вы уполномочены, как представитель власти! А я пока что вас у коммуникатора подменю.

— Ты меня не понял. Я уполномочен представлять, так что выполняй приказ представителя власти.

— Погоди, Эл! В контракте ничего не…

— Выполняй.

— Есть, сэр.

Второй пилот отправился на корму. Корабль уже вошел в атмосферу и по пологой траектории шел на посадку, так что можно было идти без помех. Про себя второй пилот размышлял, как выглядел бы арест в условиях невесомости. Вероятно, пришлось бы ловить арестуемого сачком для бабочек… Добравшись до кресла с нужным номером, он тронул пассажира за локоть:

— Мое почтение, сэр. В документах ошибка. Могу я попросить ваш билет?

— Отчего же, конечно.

— Вы не против пройти со мной в служебное помещение? Там мы сможем сесть и спокойно во всем разобраться.

— Пожалуйста.

Отведя пассажира в служебную каюту, второй пилот предложил ему сесть, затем спохватился для виду:

— Вот память дырявая… Оставил бумаги в рубке.

Он повернулся и вышел. Как только дверь за ним закрылась, пассажир услышал странный щелчок. Заподозрив неладное, он дернул дверь, но та оказалась заперта.

В Мельбурне за ним явились два проктора. Следуя под их конвоем через космопорт, пассажир выслушал немало насмешливых и недоброжелательных замечаний.

«Наконец-то попался один из этих!» — «Этот-то?! Ей-богу, вовсе не старый с виду». — «Эй, почем нынче обезьяньи семенники?! Да не пялься ты так, Герберт». — «А что?!» — «Да моя бы воля, я б им всем!..»

Его отвели к Главному Проктору, который с формальной любезностью предложил арестованному сесть.

— Что ж, сэр, — сказал Проктор с едва различимым местным акцентом, — если вы не окажете сопротивления и позволите сделать вам всего лишь один укол…

— С какой целью?

— Я уверен, вы, как лояльный гражданин, не станете оказывать сопротивления властям. Вам не будет причинено ни малейшего вреда.

— Это к делу не относится. Я настаиваю на объяснении. В конце концов, я — гражданин Соединенных Штатов.

— Естественно. Однако Федерация имеет в каждом из входящих в нее государств свою юрисдикцию, а в данный момент я действую от имени Федерации. Извольте закатать рукав.

— Я отказываюсь подчиняться и настаиваю на уважении моих гражданских прав.

— Взять его!

Для этого потребовались объединенные усилия четырех человек. Но, едва игла коснулась кожи арестованного, тот внезапно стиснул зубы; лицо его исказилось от боли. Теперь он перестал сопротивляться. Блюстители порядка ждали, когда подействует наркотик. Наконец Проктор аккуратно приподнял веко арестованного и сказал:

— Думаю, готово. Весу в нем не больше ста сорока фунтов, так что должно быстро подействовать. Где там список вопросов?

Помощник передал ему бумагу.

— Гораций Фут, вы меня слышите?

Губы арестованного шевельнулись; казалось, он хотел что-то сказать, но из открытого рта хлынула струя крови.

Проктор взревел и, запрокинув голову арестованного, быстро его осмотрел.

— Хирурга! Он язык себе почти что откусил!

Капитан лунного шаттла «Мунбим» вертел в руках только что полученное сообщение.

— Эт-то еще что за фокусы? — ощерился он на второго помощника. — Объясните-ка, мистер!

Второй помощник сосредоточенно разглядывал потолок. Кипя негодованием, капитан, далеко отставив от себя бумагу, принялся читать вслух:

— «…меры предосторожности, гарантирующие неспособность задержанного причинить себе какой-либо вред. Предлагается привести его в бессознательное состояние, не производя при этом действий, способных вызвать подозрения относительно характера ваших намерений».

Капитан отбросил листок.

— Да я им что — надзиратель из Ковентри?! Что они там о себе возомнили?! Указывать мне, что я должен делать с пассажирами моего корабля?! Да ни за что на свете! Ни один закон не может заставить меня… Или как там насчет законов?

Второй помощник молча смотрел в потолок. Капитан перестал расхаживать по каюте.

— Начхоз! Где начхоз?! Почему его никогда нет на месте?!

— Я здесь, капитан.

— Вовремя, нечего сказать!

— Я все время был здесь, сэр.

— Отставить пререкания! Вот — ознакомьтесь и действуйте.

Передав документ начальнику хозчасти, капитан вышел.

Корабельный механик под надзором начхоза и врача кое-что изменил в системе кондиционирования одной из кают. Под действием небольшой дозы усыпляющего газа два беспокойных пассажира тут же забыли все свои заботы.

— Еще один рапорт, сэр.

— Оставьте на столе, — устало сказал Администратор.

— Советник Борк Вэннинг шлет свои поздравления и просит аудиенции.

— Скажите, что я очень сожалею, однако сейчас слишком занят.

— Но он настаивает на аудиенции, сэр.

— В таком случае, — вызывающе ответил Администратор Форд, — можете сказать ему, что достопочтенный Борк Вэннинг пока что не вправе наводить в этом кабинете свои порядки.

Секретарь не отвечал. Администратор устало коснулся лба кончиками пальцев и продолжал:

— А впрочем, Джерри, ты ему этого не говори. Будь дипломатичен, но ни под каким видом его не впускай.

— Слушаю, сэр.

Оставшись в одиночестве, Администратор взялся за поступивший рапорт, бегло проглядел «шапку», дату и входящий номер:

А, дьявол, да когда у них кончится этот словесный понос? Неужели ни один служащий без этого не может? Администратор, пропустив несколько строк, продолжал читать:

Эту часть рапорта Администратор перечел дважды, затем пробежал глазами остальное, вычленяя главное.

Форд хлопнул отчетом о кучу бумаг, громоздившихся на его столе рядом со старомодным пультом. Кретины безмозглые! Не узнать отрицательного результата, когда он перед самым носом — и еще имеют наглость психографами называться!

От внезапно нахлынувших усталости и отчаяния он спрятал лицо в ладонях…

Лазарь постучал по столешнице рукоятью бластера и рявкнул:

— Не мешать оратору! Продолжай, — обратился он к говорившему, — покороче только.

Бертрам Харди кивнул.

— Еще раз повторяю: эти мотыльки-однодневки, что мельтешат вокруг, не обладают ничем, достойным нашего с вами уважения. Потому с ними надо бороться исподтишка, коварно, вероломно, а когда наше положение упрочится, заявить о себе с позиции силы! Больше мы не обязаны заботиться об их благе: охотник убивает жертву без предупреждения. И…

Из задних рядов донесся шум. Лазарь снова постучал по столу и вгляделся в зал, ища нарушителя. Харди упорно продолжал:

— Теперь нам всем ясно, что так называемое человечество раскололось на два лагеря. С одной стороны, Homo vivens,[8] то есть мы с вами. С другой — Homo moriturus. Их век прошел, как прошел век динозавров, саблезубых тигров и бизонов. Нам не пристало впредь скрещивать свою живую кровь с их кровью, как не пристало бы, например, жениться на обезьянах. Так давайте же смиримся с ними на время, подсунем им любую ложь, наговорим с три короба о вечной молодости — но лишь затем, чтобы выиграть время; чтобы тогда, когда наши расы — что неизбежно — сойдутся в последней битве, победа оказалась на нашей стороне!

Аплодисментов не последовало, но Лазарь видел, что многие колеблются. Хотя слова Бертрама Харди шли вразрез с привычным для них образом мыслей, слова эти, казалось, были словами самой судьбы. Впрочем, в судьбу Лазарь не верил. Он верил в… впрочем, какая разница? Чего ему очень сейчас хотелось, так это переломать братцу Бертраму руки.

Ева Барстоу попросила слова.

— Если Бертрам действительно имеет в виду то, что он сказал, я лучше буду жить в Ковентри, с асоциалами, — заявила она. — Но как бы то ни было, он внес предложение, и если оно меня не устраивает, я должна предложить что-нибудь свое. Однако я не приму ни одного плана, по которому мы должны будем выжить за счет наших недолговечных собратьев. Скажу больше: теперь мне совершенно ясно, что даже само существование людей-долгожителей — наше с вами существование — убивает дух наших сородичей! Наше долголетие, наши богатейшие возможности заставляют их считать свои лучшие стремления напрасными и скоропреходящими. Любые стремления — кроме борьбы с надвигающейся смертью! Само наше присутствие в этом мире лишает их сил, разрушает все их представления и вселяет в простого человека панический страх перед смертью. Я предлагаю такой план. Мы объявим о своем существовании, расскажем о себе всю правду и потребуем нашей доли планеты. Небольшой уголок, где мы могли бы жить отдельно от всех. Если наши несчастные собратья пожелают обнести его высокой стеной на манер Ковентри… Что ж, может, нам и вправду лучше поменьше с ними общаться.

Шум одобрения заглушил редкие возгласы сомневающихся. Поднялся Ральф Шульц.

— Не подвергая сомнению замысел Евы, хочу предупредить: человечество не пойдет с легкостью на предложенную нами самоизоляцию. До тех пор, пока мы не покинем этой планеты тем или иным способом, люди не смогут о нас забыть. Современные средства связи…

— Значит, надо перебраться на другую планету, — ответила Ева.

— На какую же? — вскричал Бертрам Харди. — Венера? Так я лучше в паровом котле поселюсь! Марс? Голый и бесплодный…

— Мы приспособим его, — настаивала она.

— На это даже нашей жизни не хватит. Нет, дорогая Ева, решительность твоя, конечно, достойна всяких похвал, однако смысла в этом ни на грош. В Солнечной системе для человека годится только одна планета — наша.

Слова эти натолкнули было Лазаря на какую-то мысль, однако она тут же ускользнула. Что-то… что-то такое; он об этом слышал как будто вчера… или несколько раньше? Это было каким-то образом связано с его первым космическим полетом более ста лет назад… Гром и молния! Эти штучки, которые выкидывает иногда память, с ума могут свести!

И тут его осенило: звездолет! Он ведь почти готов и висит где-то между Землей и Луной!

— Ребята, — протянул он, — прежде чем начать обсуждение переезда на другую планету, надо бы рассмотреть все возможности.

Лазарь выждал, пока на его слова обратят внимание присутствующие.

— Вам когда-нибудь приходило на мысль, что вокруг Солнца собрались еще не все планеты?

Тишину нарушил Заккур Барстоу:

— Лазарь, ты серьезно об этом думаешь?

— Еще как!

— Не похоже что-то. Может, тогда объяснишь толком?

— А как же, — Лазарь обвел взглядом зал. — Там, наверху, болтается звездолет; в нем полно места, и построен он специально, чтобы летать к другим звездам. Почему бы не взять его, да не поискать себе подходящий огород?

Бертрам Харди оправился первым:

— Не могу понять: то ли нашего председателя осенило, то ли он над нами издевается, однако, если он говорил всерьез, то я отвечу; мой аргумент против возрождения Марса станет в десять раз убедительнее по сравнению с этой дикостью. Я так понимаю: безнадежные идиоты, действительно собирающиеся в полет, намерены лететь лет этак сто. К тому времени, может быть, внуки их и наткнутся на что-нибудь стоящее. А может, и нет. В любом случае — меня это не интересует. Я не собираюсь провести сотню лет в железной цистерне, да вряд ли и проживу так долго.

— Подожди, — перебил его Лазарь. — Где Энди Либби?

— Здесь, — поднялся тот.

— Счетчик, выйди-ка вперед и скажи: ты не прикладывал лапку к конструированию этих кораблей для полета к Центавру?

— Нет. Ни к этому, ни к первому.

— Тогда все ясно, — обратился Лазарь к собравшимся. — Если Счетчик не занимался корабельным двигателем, то звездолет не так быстроходен, как мог бы. Счетчик, родной, займись-ка ты этим поскорее. Кажется, решение задачки нам скоро пригодится.

— Но, Лазарь, вы думаете…

— А что, теоретически это невозможно?

— Вы сами знаете, что возможно, однако…

— Тогда займи делом свою башку!

— Э-э… хорошо.

Либби покраснел — щеки его запылали едва ли не ярче рыжей шевелюры.

— Минуту, Лазарь, — сказал Заккур Барстоу, — предложение твое мне нравится, и надо бы его обсудить поподробней, вопреки неудовольствию брата Бертрама. Даже если брату Либби не удастся найти способ увеличить ускорение — а по-моему, так оно и случится: в механике полей я кое-что понимаю. Пусть даже так — столетний срок меня не пугает. С помощью анабиоза[9] и посменных вахт большинство из нас сможет дожить до конца перелета. Это…

— А с чего это ты так уверен, что нам разрешат воспользоваться кораблем? — не унимался Харди.

— Берт, — холодно сказал Лазарь, — если у тебя язык зачесался, то я на то и председатель, чтобы у меня слова просить. Ты даже не делегат от Семьи, и я тебя предупреждаю в последний раз.

— Как я уже сказал, — продолжал Барстоу, — в том, что звезды будут осваивать именно долгожители, есть своя закономерность. Мистики сказали бы, нам это на роду написано. — Он сделал небольшую паузу. — А насчет звездолета, о котором говорил Лазарь, — может быть, нам его и не отдадут, однако Семьи имеют достаточно денег, и если нам понадобится звездолет, пусть даже не один, мы вполне можем его построить. По-моему, разумнее всего рассчитывать, что нам дадут это сделать — другого варианта у нас, похоже, нет. Возможно, это единственное решение проблемы, не связанное с уничтожением Семей.

Последние слова Барстоу выговорил мягко и медленно, с глубокой печалью в голосе. Собравшихся будто сковало морозом. Большинство из них вовсе не были готовы к такому обороту — и происходящее казалось им чем-то вроде дурного сна. До сих пор им даже не приходило в голову, что возможна ситуация, в которой не удастся найти решение, приемлемое для большинства «недолговечников». Заявление Старшего Поверенного о своих опасениях по поводу возможного истребления Семей и допущение того, что на них могут открыть самую настоящую охоту, — напомнило каждому о том, о чем и подумать было страшно!

— Так вот, — прервал Лазарь гнетущую тишину, — прежде, чем подробно обсуждать этот вариант, давайте и другие предложения послушаем. Кто там, давайте, колитесь.

Сквозь толпу пробрался человек и что-то шепнул Заккуру Барстоу. На лице Старшего Поверенного отразилось крайнее удивление. Поднявшись на помост, он подошел к Лазарю и зашептал ему на ухо. Лазарь тоже застыл в изумлении, а Барстоу чуть не бегом направился к выходу.

Лазарь оглядел зал.

— Что ж, — сказал он, — пожалуй, стоит устроить перерыв. Даю вам время обдумать ваши предложения, а заодно оправиться и перекурить.

Он потянулся к сумке.

— Что там стряслось? — спросили из зала.

Лазарь закурил сигарету и глубоко затянулся. Выпустив дым, он ответил:

— Поживем — увидим. Но теперь минимум полдюжины планов из тех, что тут предлагались, отпадают начисто. Ситуация изменилась. Насколько — пока сказать не могу.

— Что это значит?

— Ну-у, — протянул Лазарь, — кажется, с Заком Барстоу только что пожелал говорить сам Администратор Федерации. Он назвал его по имени и связался с Усадьбой по секретному семейному каналу.

— Ка-ак?! Это невозможно!

— Верно, родненький. И все же ребеночек будет.