"Дети Мафусаила" - читать интересную книгу автора (Хайнлайн Роберт)

Часть II

1

Корабль, такой одинокий в черной бездне, продолжал свой путь, и каждый новый световой год почти не отличался от предыдущего. Внутри же наладилось некое подобие привычной жизни.

«Нью-Фронтирс» имел почти цилиндрическую форму. Когда он не находился в режиме ускорения, то вращался вокруг продольной оси, создавая эффект псевдогравитации, максимально проявляющийся у внешней обшивки. Каюты, расположенные там, были жилыми, а внутренние, в которых гравитация значительно ослабевала, служили кладовыми и прочими подсобными помещениями. Пространство, находящееся между первыми и вторыми, было отведено под мастерские и гидропонные фермы. Рубка, конвертер и основные двигатели располагались вдоль главной оси корабля.

От обычной конструкция его отличалась прежде всего гигантскими размерами. По сути это был целый город, рассчитанный на население в двадцать тысяч человек, — предполагалось, что к моменту прибытия на Проксиму Центавра экипаж увеличится вдвое.

Но, несмотря на громадную величину корабля, для ста тысяч человек он все-таки был тесноват.

Родичи мирились с этим, пока не завершили подготовку к массовому анабиозу. Комнаты отдыха на нижних уровнях переоборудовали в кладовые — ведь спящему необходима лишь одна сотая пространства, потребного бодрствующему, — и, наконец, корабль стал достаточно просторен для тех, кто не пожелал ложиться в морозильные камеры. Вначале желающих было немного: долгожители очень боялись смерти именно оттого, что потенциально могли прожить необычайно долго, — и многим из них анабиоз живо напоминал вечный сон. Но мало-помалу дискомфорт, доставляемый теснотой, угнетающее, бесконечное однообразие изменили их настроения, и анабиозные камеры обрели должную популярность. Вскоре они едва успевали удовлетворить всех желающих.

Бодрствующие же занимались самым насущным: обслуживанием техники, гидропонных ферм и вспомогательного оборудования, а главное, ухаживали за спящими. Биомеханики вывели сложные эмпирические формулы, описывавшие разрушение тела в анабиозе, и разработали методики его предотвращения. Эти методики учитывали самые разные факторы — ускорение, температуру, метаболический возраст, массу тела, пол. Благодаря использованию внутренних помещений с пониженной гравитацией перегрузки при ускорении, а значит и потенциальные пролежни и синяки, сводились до минимума. Но все приходилось делать вручную: переворачивать, массировать, контролировать содержание сахара в крови и сердечную деятельность, тестировать, проводить процедуры, предотвращающие переход замедленных процессов в организме в необратимые. На корабле имелось лишь несколько анабиозных камер, а аппаратура для контроля состояния отсутствовала совсем. Забота о десятках тысяч спящих легла на плечи их бодрствующих родичей.

Элеонора Джонсон встретилась со своей подругой Нэнси Уэзерэл в столовой № 9, называемой постоянными посетителями «клубом». Те, кто ее избегал, именовали столовую № 9 менее лестно. Большинство завсегдатаев были молоды и шумливы, единственным из старших, часто ее посещавшим, был Лазарь. Его шум не раздражал, даже доставлял удовольствие.

Элеонора прямо спикировала на свою подругу и чмокнула ее в затылок.

— Нэнси! Проснулась! Вот здорово!

Нэнси отстранилась:

— Привет, привет. Осторожно, кофе мой не разлей.

— Как? Ты не рада?

— Ну, конечно, рада. Но не забывай — я-то виделась с тобой только вчера. К тому же, я еще не проснулась как следует.

— Давно тебя разбудили?

— Часа два. Как твой малыш?

— Замечательно! — Элеонора просияла. — Ты его не узнаешь: растет как на дрожжах, меня скоро обгонит. И все больше похож на своего отца.

Нэнси сменила тему. О погибшем муже Элеоноры друзья старались не упоминать.

— Ну, а ты чем тут без меня занималась? По-прежнему, с детьми?

— Да… То есть нет. Я веду группу, в которой мой Хьюберт. Он недавно в школу пошел!

— А почему бы тебе не пропустить часть всей этой канители? Если ты все время будешь бодрствовать — скоро состаришься…

— Нет, — запротестовала Элеонора, — как же я лягу спать, пока Хьюберт не станет самостоятельным?

— Да не бери ты в голову! Половина спящих — женщины, имеющие детей, — и я их ничуть не осуждаю. Да что там — а я? Для меня полет длится всего каких-то семь месяцев. До остального времени мне и дела нет никакого.

— Нет, — твердо отвечала Элеонора, — спасибо. Может, тебя такое устраивает, однако у меня на этот счет свое мнение.

Неподалеку расправлялся с синтетическим бифштексом Лазарь.

— Она боится пропустить что-нибудь интересное, — сказал он. — Я ее понимаю — я и сам этого боюсь.

Нэнси отступила.

— Ну, так заведи еще ребенка. Освободишься от скучных обязанностей.

— Для этого нужны по меньшей мере двое, — заметила Элеонора.

— Так в чем проблемы? Вот хотя бы Лазарь — чем не отец?

Элеонора с трудом сдержала улыбку. Лазарь покраснел.

— Кстати, — безразличным тоном сказала она, — я ему предлагала, но…

Нэнси фыркнула прямо в чашку с кофе и окинула обоих быстрым взглядом.

— Простите. Я не знала.

— Ничего, — отозвалась Элеонора, — просто я — одна из его внучек в четвертом колене.

— Но… — Нэнси боролась с искушением нарушить правило невмешательства в чужие дела. — Но это ведь даже кровосмешением не считалось бы! Или мне лучше не лезть, куда не просят?

— Да, наверное, — согласилась Элеонора.

Смущенно поерзав, Лазарь сказал:

— Рискую прослыть старомодным, однако должен заметить, свои принципы я приобрел еще в молодости. Не знаю, что там с генетикой, но я чувствовал бы себя ужасно неловко, если б женился на собственной правнучке.

— Ну, вы и в самом деле старомодны, — удивилась Нэнси. — Может, просто стесняетесь? Так и подмывает предложить вам себя и посмотреть, что получится!

Лазарь с изумлением посмотрел на нее.

— Так попробуй. Тебя ждет приятный сюрприз.

Нэнси холодно смерила его взглядом.

— М-м-м… — задумчиво протянула она.

Лазарь старался не отводить взгляда, но в конце концов не выдержал и опустил глаза.

— Извините, милые, — суетливо сказал он, — мне пора.

Элеонора ласково коснулась его руки.

— Не уходите, Лазарь. Нэнси — кошка, и ничего с этим не может поделать. Лучше расскажите о плане высадки.

— Чего-о? А куда это мы собираемся высаживаться? И когда? — удивилась Нэнси.

Желая поддержать свою репутацию знатока, Лазарь начал рассказ.

Звезда класса G-2, то есть солнечного, к которой они взяли курс несколько лет назад, теперь находилась на расстоянии около светогода, а точнее — в семи световых месяцах. При помощи параинтерферометрических методов исследования уже можно было сказать, что она имеет свою планетную систему.

Через месяц, когда до звезды останется половина светового года, корабль прекратит вращение и затратит на торможение целый год, чтобы приблизиться к ней с обычной межпланетной скоростью. Тогда планеты будут исследованы и, возможно, найдется такая, которая окажется пригодной для жизни. Поиск будет простым и быстрым, так как им подходят лишь планеты, отражающие свет, вроде Венеры или Земли. Далекие от светила, типа Нептуна или Плутона, никакой ценности не представляют, а раскаленные, как Меркурий, — тем более.

Если планеты земного типа в системе не окажется, придется снова приблизиться к звезде, чтобы использовать ее световое давление для продолжения поисков. Только с выбором курса на сей раз торопиться не придется: погони за ними не будет.

«Нью-Фронтирс», объяснил Лазарь, не будет садиться на поверхность планеты — корабль так велик, что его раздавит собственный вес. Если подходящее место найдется, корабль ляжет на околопланетную орбиту, а на поверхность отправятся шлюпки с исследовательскими группами.

Сохранив, таким образом, свое реноме, Лазарь направился в лабораторию, где родичи продолжали исследования в области геронтологии и обмена веществ; он надеялся встретить там Мэри Сперлинг. После колкостей Нэнси Уэзерэл он особенно нуждался в дружеском обществе. Если уж жениться заново, то, пожалуй, Мэри подходит ему больше всех остальных. Конечно, всерьез он о женитьбе не думал: он чувствовал, что их брак выглядел бы смехотворно, отдавал бы лавандой и древними кружевами…

Мэри Сперлинг, не решившись лечь в анабиоз, заглушила страх смерти активной деятельностью: добровольно пошла в лаборантки и стала принимать активное участие в исследованиях продолжительности жизни. Биологического образования она не получила, зато имела ловкие руки и светлую голову, и за время полета сделалась отличной ассистенткой доктора Говарда Харди, руководителя исследований.

Лазарь застал ее за работой с бессмертной тканью куриного сердца, ласково именуемой сотрудниками лаборатории «миссис Орлик». «Миссис Орлик» была старше всех родичей, за исключением разве что Лазаря — этот растущий кусок натуральной плоти Семьи получили от института Рокфеллера еще в двадцатом столетии. Уже тогда ткань росла и развивалась, и предшественникам доктора Харди удавалось поддерживать ее жизнедеятельность на протяжении двух с лишним веков благодаря методике Кэррела-Линдберга-О'Шога. Итак, «миссис Орлик» процветала и по сей день.

Говард Харди настоял на том, чтобы взять ткань и аппаратуру, поддерживавшую ее жизнь, с собой в резервацию, а после — на «Чили». «Миссис Орлик» отлично приспособилась и к условиям «Нью-Фронтирс» и сейчас весила около шестидесяти фунтов — слепая, глухая, безмозглая, однако живая.

Мэри немного подрезала ее.

— Привет, Лазарь. Не подходи пока: контейнер открыт.

Лазарь издали наблюдал за ее работой.

— Мэри, а почему эта дурацкая штука до сих пор не сдохла?

— Ты неверно поставил вопрос, — ответила Мэри. — Спроси лучше: с чего бы это ей подыхать? И что мешает ей жить вечно?

— Вот сдохла бы она к чертям собачьим, — раздался позади голос доктора Харди, — тогда бы мигом была решена задача!

— Еще неизвестно, — мигом отозвалась Мэри. — Тут все дело в железах, которых у «миссис Орлик» нет.

— Ишь ты! Вам-то откуда знать?

— Женская интуиция. Откуда вам знать, что у нее есть, а чего нет?

— Верно. Вот поэтому у меня — огромное преимущество перед вами и вашей интуицией.

— Может быть, может быть, — лукаво ответила Мэри, — однако вы не забывайте: я знала вас еще до того, как вы научились пользоваться горшком.

— Типичная женская логика! Дорогая моя! Этот кусок мяса кудахтал и откладывал яйца, когда никого из нас и на свете не было, тем не менее он вообще ничего не знает! — Он с ненавистью уставился на предмет спора. — Знаешь, Лазарь, я с удовольствием обменял бы эту гадость на пару карпов — самца и самку.

— А зачем обязательно карпов?

— Похоже, карпы никогда не умирают. Их ловят, едят, они могут подохнуть с голоду или от какой-нибудь заразы, но от старости, насколько я знаю, никогда.

— Почему же?

— Именно это я и хотел выяснить перед тем, как мы отправились на этот идиотский пикник. Кишечная флора у них не совсем обычная — возможно, она как-то влияет… Но, сдается мне, суть в том, что они никогда не перестают расти.

Мэри что-то пробормотала себе под нос. Харди саркастически спросил:

— Что вы там опять бурчите? Снова ваша интуиция?

— Я только сказала, что амебы тоже не умирают. Вы же сами всегда говорите: современная амеба жила и пятьдесят миллионов лет назад. Но амебы не растут до бесконечности, и никакой кишечной флоры не имеют!

— Кишка тонка! — сказал Лазарь.

— Очень остроумно. То, что я сказала, — сущая правда. Они не умирают — просто делятся и живут дальше.

— Не знаю, как насчет кишок, — нетерпеливо вмешался Харди, — а некая структурная аналогия может быть. Но как я буду работать без подопытных животных? Да, кстати! Лазарь, очень хорошо, что ты зашел. Я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— Давай, пока я добрый.

— Ты сам представляешь интереснейший случай. Наверное, ты знаешь, что не подходишь ни под одну из наших теорий и опровергаешь их безжалостно. Такое тело просто грех отправлять в конвертер! Не буду от тебя скрывать: мне бы очень хотелось посмотреть, что у тебя внутри.

Лазарь фыркнул:

— Я полностью в твоем распоряжении! Только тебе придется завещать меня своему преемнику — сам ты вряд ли доживешь. А хочешь — поспорим, что никому никогда не придется посмотреть, что у меня внутри?!

Подходящая планета в системе нашлась — молодая, зеленая, очень похожая на Землю. Да и вся планетная система напоминала Солнечную: небольшие землеподобные планеты неподалеку от звезды, а на периферии — огромные, под стать Юпитеру, гиганты.

Астрономы никогда не могли дать толкового объяснения устройству Солнечной системы. Они метались между теориями ее происхождения, которые рушились одна за другой, и «надежными» математическими доказательствами того, что такая система вовсе никогда бы не могла возникнуть. И вот сейчас родичи воочию видели пример того, как явление, с первого взгляда парадоксальное, оказывается общепринятой нормой.

Результаты прямого наблюдения с небольшой высоты вдохновляли и огорчали одновременно: на планете была разумная жизнь. Цивилизация.

Там были города — даже из космоса различались громадные сооружения странного вида и непонятного назначения.

Беглецам, возможно, пришлось бы продолжить свои скитания, однако аборигены, похоже, не заселили всей планеты. Раз так — на ее обширных континентах, может быть, найдется уголок для небольшой колонии. Если, конечно, их согласятся принять.

— Честно говоря, — признался капитан Кинг, — я ничего подобного не ожидал. Ну, может, еще первобытные дикари, разные хищные звери. Но я почему-то всегда был убежден, что цивилизованными могут быть только люди. Придется соблюдать крайнюю осторожность!

Кинг сформировал отряд разведчиков с Лазарем во главе. В его практической сметке и стремлении выжить капитан уже убедился. Кинг хотел возглавить отряд лично, но понятие о долге руководителя заставило его отказаться от этой мысли. Зато Слэйтона Форда никто не стал удерживать на борту. Его — да еще Ральфа Шульца — Лазарь назначил своими заместителями. С отрядом отправились специалисты разных областей: эколог, биохимик, геолог, стереограф, несколько психологов и социологов, один из которых был признанным авторитетом по структурной коммуникационной теории Маккелви. Его задачей был поиск возможностей для контакта.

Но никакого оружия.

В этом Кинг отказал им наотрез.

— Предприятие, конечно, рискованное, — объяснил он Лазарю, — но любое применение силы — пусть даже в целях самообороны — неминуемо вызовет враждебность со стороны туземцев. Этого допустить нельзя! Не забывайте: вы послы, а не солдаты.

Лазарь сходил в свою каюту и, вернувшись, отдал Кингу бластер. О том, что в набедренной кобуре под килтом имеется другой, он не счел нужным упоминать.

Кинг уже собирался отдать приказ к погрузке, но тут появилась Дженис Шмидт — заведующая яслями для детей с врожденными уродствами. Пробравшись к шлюпке, она заявила, что ей необходимо переговорить с капитаном.

Только профессиональная сиделка и могла в такой момент добиться внимания капитана: непоколебимость Кинга разбилась о ее настойчивость.

— Так что же все это значит? — хмуро спросил он ее.

— Капитан, я должна поговорить с вами об одном из моих подопечных.

— Ваше поведение возмутительно! Ступайте в мой кабинет и подождите, а для начала обсудите свою проблему с главным врачом.

Она подбоченилась:

— Нет, сейчас! Это — разведотряд, верно? Я должна кое-что сообщить прежде, чем он высадится на планету.

Кинг хотел было что-то сказать, но передумал.

— Постарайтесь короче.

Дженис не собиралась говорить долго. Она лишь хотела сообщить, что Ханс Уэзерэл — один из ее подопечных, — молодой человек лет девяноста, благодаря гиперактивности щитовидной железы совсем юный с виду, слабоумен, однако не идиот, всегда апатичный по причине нервно-мышечной недостаточности, настолько слабый, что не может даже есть самостоятельно, обладает повышенной телепатической чувствительностью. Он заявил, что знает об этой планете все. О ней ему рассказали его друзья, которые там живут и ждут его к себе в гости.

Высадка десанта была отложена до тех пор, пока Кинг с Лазарем не проверят полученную информацию. Судя по всему, Ханс ничего необычного в случившемся не находил. То немногое из его рассказа, что поддавалось проверке, имеющимся данным не противоречило, но он никак не мог понять, чего от него хотят, когда просят описать «друзей» поподробнее.

— Да просто люди! — отвечал он, удивляясь непроходимой тупости собеседников. — Такие, как дома были. Хорошие. На работу ходят, в школу, в церковь. У них дети, они развлекаются. Они вам понравятся, правда!

Определенно он мог сказать одно: его ждут друзья, а значит, он тоже должен лететь.

Так Лазарю, против собственной воли, пришлось включить в отряд Ханса Уэзерэла, его носилки и Дженис Шмидт в придачу.

Вернувшись из экспедиции, Лазарь имел долгий конфиденциальный разговор с Кингом, а доклады специалистов тем временем тщательно анализировались и сопоставлялись.

— Совсем как Земля, капитан, даже тоска берет. И одновременно так от нее отличается, что с ума можно сойти! Все равно, что глянуть в зеркало и увидеть отражение без носа и с тремя глазами. Неприятно, знаете ли…

— А туземцы?

— Сейчас, сейчас. Сначала мы быстро осмотрели светлую сторону, чтобы сориентироваться в обстановке, и ничего такого нового не заметили. Потом я направил шлюпку вниз — куда Ханс указал — на пустырь недалеко от центра одного ихнего города. Сам я никогда бы в таком месте садиться не стал — лучше бы для начала оглядеться, да глаз никому не мозолить. Но вы сами велели делать, как он скажет.

— Действовать по своему усмотрению вам тоже никто не запрещал, — заметил Кинг.

— Так-то оно так… В общем, мы сели, и пока техники брали почву и воздух на анализ, возле шлюпки целая толпа собралась! Такие… Впрочем, стереографии вы уже видели.

— Да. Поразительно похожи на человека!

— Какого дьявола, похожи! Взаправдашние люди. Хоть и не земляне, конечно. Ох, не нравится мне это.

Кинг не спорил. На снимках были запечатлены двуногие существа, семи-восьми футов росту, двусторонне симметричные, явно обладающие внутренним скелетом, с ярко выраженной головой и самыми обычными глазами. Как раз глаза и были самой притягательной, почти человеческой чертой: огромные, глубокие, трагичные, примерно такие бывают у сенбернаров.

Остальные же черты их лиц не отличались привлекательностью. Взглянув на беззубые, неправильной формы рты с раздвоенной верхней губой, Кинг отвернулся, подумав, что ему придется очень уж долго привыкать к этим тварям, прежде чем он сможет чувствовать к ним хоть малейшую симпатию.

— Продолжайте.

— Мы открыли люк, я вышел вначале один. В руках у меня ничего не было, я старался выглядеть как можно дружелюбнее. Трое туземцев вышли вперед — то есть, скорее, бросились — однако ко мне интереса не проявили, будто ждали кого-то другого. Тогда я приказал вынести Ханса. Капитан, вы бы видели — они над ним захлопотали, как над братом родным! Даже больше, это было что-то вроде триумфального возвращения короля! С остальными они вежливо обходились, конечно, но Хансу явно отдавали предпочтение.

Лазарь поколебался.

— Капитан… Вы в переселение душ верите?

— Не то чтобы… Но достаточно спокойно к этой байке отношусь. Однажды мне довелось прочесть отчет комиссии Фроулинга.

— Да мне бы и в голову это не пришло, но как иначе объяснить прием, который они Хансу устроили?

— Да на кой черт его объяснять. Давайте дальше. Как по-вашему, сможем мы здесь высадиться и поселиться?

— Ну, тут и сомневаться нечего, — ответил Лазарь. — Ханс ведь на самом деле может с ними общаться — телепатически. Так вот, он сказал: боги позволили нам тут остаться, и туземцы вовсю готовятся нас принять.

— Как?!

— Вот так. Ждут, мол, с нетерпением.

— Отлично.

— Думаете?

Только тут Кинг заметил тревогу на лице Лазаря.

— Но вы ведь привезли доклад, благоприятный во всех отношениях, — отчего же теперь кукситесь?

— Черт его знает. И все же я предпочел бы незаселенную планету. Знаете, капитан, дешево — да гнило…