"Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах" - читать интересную книгу автора (Осараги Дзиро)

Паук-дзёро

Хаято Хотта никогда и вообразить не мог, что ему придется отправиться в Ако в качестве лазутчика дома Уэсуги. Однако, выслушав предложение Хёбу Тисаки, он сразу же решил его принять. Незадолго перед тем они с Пауком Дзиндзюро как раз беседовали о вассалах дома Асано, и Хаято настаивал на том, что, вопреки молве, планы мести никогда не осуществятся. Ему представлялось неким чудесным стечением обстоятельств то, что сам он оказался вовлечен в этот водоворот и мог теперь лично участвовать в событиях. Ему самому было любопытно, что будет дальше, и потому он без колебаний решил согласиться пойти на задание.

Ему выдали кое-какие деньги на расходы. Он также знал, что кроме него в Ако посланы и другие лазутчики. Ему объяснили, что все они должны были нарисовать на мизинце тушью родинку — это служило опознавательным знаком. Слушая инструкции, он пришел к выводу, что предводитель самураев дома Уэсуги, командор Хёбу Тисака, обладает поистине незаурядным умом и дьявольской изобретательностью. Придуманный им план был достоин восхищения. В быту Хёбу казался человеком неразговорчивым и незамысловатым: в свободное от служебных обязанностей время сажал и окучивал деревья в саду или возился с кошками, которых в усадьбе было не меньше полудюжины, если считать также и котят. Эти животные, пользуясь благосклонностью хозяина, делали в доме что хотели: без зазрения совести спали в парадной нише-токонома и драли когтями бумажные перегородки между комнатами. С людьми Хёбу тоже обращался неплохо, но чувствовалось, что в нем таится какая-то неведомая грозная сила.

Всего лишь два дня спустя Хаято покинул облюбованную кошками усадьбу и отправился в путь, замаскированный под обыкновенного странствующего торговца. Улица была залита утренним сиянием. Радуясь тому, что погода благоприятствует его новому заданию, Хаято шагал вниз по склону холма в сторону Ёсикавы. С самого начала, как только Хёбу заговорил с ним о предстоящем задании, он подумал, что такую работку неплохо предложить Пауку. Все равно Дзиндзюро собирался отправиться куда-нибудь подальше из Эдо, а в таком деле, как разведка, помощь его была бы неоценима. Хотя прошло уже слишком много времени и шансы застать Паука на условленном месте были невелики, Хаято решил на всякий случай заглянуть в храм Кухонбуцу. Там он намеревался посмотреть, не оставил ли Паук записки или другой весточки, по которой можно будет понять, в каком направлении его искать, если отправиться следом. Скорее всего, задание, на которое был послан Хаято, должно было заинтересовать Дзиндзюро.

На луговой траве еще лежала прохладная роса. Новые соломенные сандалии вскоре намокли и стали тяжеловаты, но Хаято не обращал внимания. Настроение у него было безоблачное, и душа полнилась каким-то новым чувством — неведомым доселе удовлетворением. С легким сердцем он шагал по дороге.

Следом за Хаято, отстав на полквартала, шел неизвестно откуда взявшийся незнакомец. Хаято не видел его, и незнакомец старался двигаться как можно осторожней, чтобы по возможности оставаться незамеченным. Без всякого сомнения, он следовал за Хаято, но с виду был не похож на переодетого сыщика. На нем были перчатки-тэкко,[92] гетры и соломенная шляпа, что придавало незнакомцу сходство с отправившимся в путешествие купцом. Крутой подбородок отсвечивал синевой после недавнего бритья.

Хаято обратил внимание на незнакомца только в Сэтагая, в харчевне во время обеда. «Странный тип», — подумал он, не заподозрив, впрочем, что этот человек может за ним следить. Через несколько минут он и думать забыл о незнакомце, отправившись дальше по дороге, что вилась вдоль длинного пологого склона холма среди желтых цветов сурепки.

Вскоре посреди поля, поросшего молодыми колосками пшеницы, замаячила на фоне синего весеннего неба крыша храма Кухонбуцу. Однако до храма предстояло еще далеко идти по дороге под палящим солнцем. Войдя в ворота храма, Хаято оказался в прохладной тени под густыми сочными листьями дерева гинкго.

Казалось, сюда уже пришло лето. Солнце заливало сияньем безлюдный двор храма, нещадно пригревая преющую от жара зеленую траву. Белая бабочка, сидя на травинке, устало помахивала сухими крылышками, похожими на клочки бумаги.

Храм состоял из трех корпусов. В каждом из строений содержалось по три изваяния будды. Здания были ветхие, на покосившихся крышах сквозь черепицу пробивалась трава. Заглянув внутрь, Хаято почувствовал запах пыли и запустения. Будды в таинственном полумраке безмолвно поблескивали позолотой.

Но где же может быть весточка от Паука? Хаято внимательно осмотрел один за другим все три корпуса храма и наконец остановился у боковой стены того придела, что был от него справа. В куче записок с загаданными пожеланиями он обнаружил одну, написанную уверенной рукой мастера и, должно быть, совсем недавно сюда положенную: «Улица Фумбу-хоммати, Дзюбэй Марутая». К бумажке старым гвоздем был приколот околевший паук-дзёро величиной с большой палец. Паук уже совсем высох — наверное, Дзиндзюро сообразил поискать где-то под стрехой в паутине и прикрепить его в качестве тайного знака. Конечно, это означало приглашение явиться к Дзюбэю Марутая. Выходит, не зря он заглянул в храм.

Вздохнув с облегчением, Хаято решил дойти до Мидзонокути и далее двинуться на запад, спустившись по склону холма к кварталу Ацуги. Найти бы Дзиндзюро! Кто еще, кроме него, мог пробраться на потолок гостиной в усадьбе всемогущего Ёсиясу Янагисавы? Если бы только Паук отправился с ним в Ако, он бы мог подслушивать любые тайные переговоры, какую бы охрану там ни выставили, безо всяких проблем. Во что бы то ни стало надо будет убедить Дзиндзюро!

Внезапно Хаято заметил упавшую на забор тень. Обернувшись, он увидел торопливо удаляющегося в противоположном направлении человека и ахнул: без сомнения, это был тот самый подозрительный тип, которого он приметил в чайной в Сэтагае. Конечно, этот тип его выслеживал. Уж наверное, змея всегда свою змеиную дорогу отыщет…

Незнакомец между тем уходил все дальше.

«Ну ладно же!» — подумал про себя Хаято. Подняв валявшийся на дороге камень, он стряхнул с торчавшей в стене записки высохший остов паука.

Незнакомца уже нигде не было видно — он исчез без следа. Значит, всю дорогу он шел за Хаято по пятам, а теперь решил не показываться. Может быть, увидел, что его заметили, и счел за лучшее ретироваться? Предположив, что так оно и есть, Хаято решил не обращать на происшествие особого внимания. В тот вечер он выбрал для ночлега постоялый двор в Мидзонокути. Рассеянно обозревая с веранды второго этажа окрестности, он вдруг с удивлением заметил того самого незнакомца, который неторопливо шагал прямо к постоялому двору.

Теперь не оставалось никаких сомнений в том, что незнакомец охотился именно за ним. Надо было быть начеку. Не хватало только, чтобы его придушили во сне!

Выработав план действий, Хаято, чуть только стемнело, сказал хозяину, что уходит. Засветив фонарь, он направился по темной тропинке через тутовые заросли, внимательно прислушиваясь и поминутно оглядываясь — не идет ли кто сзади. Предчувствие его не обмануло — вскоре он услышал позади на ночной тропинке шаги. Очевидно, сыскные ищейки все же напали на его след…

Сейчас фонарь в руках мог стать для Хаято помехой. Однако потушить его значило бы дать понять преследователю, что он замечен. Перехватив фонарь поудобнее, он постарался по возможности освободить руки. Тем временем дорога углубилась в темный перелесок. Там, вдали, над опушкой смутно мерцали звезды. Справа от себя Хаято заметил меж деревьев придорожную часовню. Загасив фонарь, он направился туда, но, когда глаза привыкли к темноте, увидел, что на веранде часовни кто-то стоит. Вздрогнув от неожиданности, Хаято остановился.

— Сударь, — послышался голос из темноты.

Хаято узнал человека, который шел за ним сегодня целый день, и был совершенно ошарашен этим открытием. Выходило, что незнакомец каким-то образом опередил его…

— Огоньку не найдется? — спросил незнакомец.

Хаято хотел было ответить, что не найдется, но сообразил, что, если он сам только что задул фонарь, странно было бы утверждать, что у него нет с собой огнива. Левой рукой он протянул огниво незнакомцу, ожидая, что тот сейчас бросится на него. Мужчина поблагодарил и стал прикуривать трубку. Особо зловредных намерений с его стороны было не видно. Может быть, просто хочет познакомиться, набивается в попутчики? — подумал Хаято. Однако незнакомец опроверг его предположение, неожиданно сказав:

— Вы ведь, сударь, небось, меня уже давно заметили?

— Я — тебя? — настороженно переспросил Хаято. — То, что ты за мной с утра идешь по пятам?

— Угу, — кивнул незнакомец.

Ответ звучал вполне миролюбиво. Хаято с некоторым изумлением внимательнее вгляделся в своего ночного собеседника. Лицо у него было довольно приятное, с выступающим вперед подбородком и большими выпуклыми глазами.

— Послушайте-ка, господин Хотта! — обратился к нему незнакомец с излишней фамильярностью, удивив Хаято тем, что знает его имя. — Нам надо с вами кое о чем посоветоваться и договориться…

— О чем еще? Прежде хотелось бы спросить, сударь, зачем вы меня выслеживали? Вы же за мной от самого города шли. Не от городских ли властей пожаловали? — заметил Хаято, продолжая дивиться такому обороту событий.

— Хотите услышать ответ? — незнакомец взглянул Хаято в глаза и рассмеялся. — Да нет, не от них. То-то я гляжу, вы, сударь, все подвоха ждете, места себе не находите. Успокойтесь, я за вами следую по поручению господина Тисаки.

— Что?! По поручению Хёбу Тисаки? — воскликнул Хаято. — И зачем же он вас послал?

— А затем, чтобы, значит, тайно присматривать за вашей милостью и все как есть докладывать ему лично.

— Ну и ну! — невольно охнул Хаято. Выходило, что хитроумный Хёбу Тисака приставил к нему самому тайного соглядатая. Неспроста незнакомец шел за ним по пятам. Можно было только удивляться осторожности старого лиса, желавшего исключить всякую случайность.

Хаято вымученно усмехнулся:

— Значит, послал шпионить за шпионом? Так зачем же вы мне это все рассказываете? Какой же толк от такой тайной миссии, если мне уже все известно?

— Ну, вы, сударь, ведь и так уже меня засекли, — снова напомнил незнакомец. — А звать меня Кинсукэ Лупоглаз. Прошу любить и жаловать.

— Хм… Забавное у нас знакомство. И что вы теперь намерены делать?

— Вы уж не обессудьте, хочу вас попросить, чтобы взяли меня с собой. Сами понимаете, коли вы меня с самого начала засекли, никакой тайной слежки уже не получится — вот я и решил открыться. Что уж там, думаю, — остается только попроситься в попутчики. Так что вы в пути-то на меня поглядывайте и ничего дурного не делайте. Я до самого конца при вас и побуду. Его милость Тисака человек суровый: ежели узнает о моей оплошности, службы мне больше не видать.

— Ясно, — улыбнулся Хаято. — Честно говоря, мне это задание самому по душе, так что приставлять человека за мной приглядывать нет никакой надобности — все равно что заставлять человека поститься попусту, когда живот вовсе не болит. Что ж, я рад такому попутчику. Вместе идти веселее.

Кинсукэ Лупоглаз от таких приветливых речей, казалось, совсем успокоился и любезно предложил нести всю поклажу. На первый взгляд, малый был обходителен и услужлив.

— Ну что ж, пошли? А я ведь, признаться, тебя принял за ищейку. Хотел уж избавиться от такого хвоста — для того и пустился в лес на ночь глядя. Так что еще немного, и тебе бы не поздоровилось. Теперь вроде бы все выяснилось, так что давай, пожалуй, поищем постоялый двор для ночлега? — посмеиваясь, сказал Хаято своему новому компаньону. Они тронулись в путь.

Когда тени путников исчезли на опушке рощи и голоса их затихли вдали, одна из створок ковчега бога Инари[93] неожиданно отодвинулась, приоткрытая изнутри. Наружу высунулась приоткрывшая створку изящная белая рука. Кто бы мог вообразить, что в глухой лесной часовне прячется человек?! Да к тому же выглянувшее из ковчега лицо, которое провожало взглядом Хаято и его спутника, явно принадлежало женщине.

В лесу было темно. В эту безветренную ночь почки на деревьях набухали, собираясь вскоре раскрыться и зазеленеть молодой листвой. Створка ковчега бесшумно задвинулась, и можно было подумать, что та белая рука и блестящие глаза были всего лишь полуночным видением… Но нет, чья-то фигура уже маячила в полутьме на траве подле часовни, и это была не лиса.

Молодая женщина, с виду похожая на почтенную купчиху в дорожном одеянье, выбравшись из ковчега, расправила подол кимоно и поспешно пустилась в том же направлении, куда ушел Хаято со своим спутником, будто стремясь их нагнать. Казалось, ее нисколько не пугает ночной лес. Судя по всему, вовсе не от страха она укрылась на ночь в глухой часовне.

Дорога шла по склону небольшого холма. Ночной небосклон был усеян россыпью звезд, меж тем как земля была погружена во мрак. Роща проступала сквозь мглу посреди полей, как черная гусеница. Хаято и Кинсукэ не могли уйти далеко. Вскоре уже можно было расслышать их голоса. Дорога нырнула в узкую расселину, прорезавшую глиняные склоны холма и уходившую вниз по склону. У подножья холма Хаято и Кинсукэ пытались зажечь фонарь. Женщина как ни в чем не бывало решительно направилась прямо к ним.

— Добрый вечер! — звонко сказала незнакомка, и голос ее прокатился эхом в расселине.

Кинсукэ, вздрогнув от неожиданности, с вытянувшимся от напряжения лицом, тут же посветил в ее сторону фонарем.

— Ох! Чего пугаете?! — пробурчал он. — Вы так внезапно появились — мне аж не по себе стало… Ну, да ладно уж… — заключил Кинсукэ миролюбиво, рассмотрев в мягком, колеблющемся свете фонаря незнакомку, которая оказалась хороша собой.

— Куда путь держите? — добавил он.

Женщина приятным голоском отвечала:

— Этого я сейчас сказать не могу. Нельзя ли пока что пойти вместе с вами? Я иду навестить больного, да что-то страшновато одной…

— Угу, — проворчал Кинсукэ. — Это можно, пожалуйста, ничего особенного. Верно я говорю, сударь?

— Верно, — подтвердил Хаято, не сводя глаз с женщины. — Если нам по дороге, пойдем вместе. А куда вы сейчас?

— Куда? Вообще-то в Ацуги, — кокетливо отвечала незнакомка, рассматривая своими живыми шаловливыми глазками Хаято.

Совершенно очарованный прекрасной попутчицей Кинсукэ, вращая глазищами навыкате, хотел было предложить поднести багаж незнакомки, но оказалось, что у нее с собой нет никаких вещей, кроме бамбукового дорожного посоха.

— Как же это вы, сударыня, рискнули в одиночку идти ночью? — обратился Кинсукэ к женщине, чтобы завязать разговор. — Здесь и мужчине-то гулять удовольствия мало…

— Осторожно! Тут камень — не споткнитесь! Не ровен час поранитесь! — заботливо приговаривал он.

Хаято криво ухмыльнулся, слушая его воркованье. Однако и в самом деле с появлением симпатичной спутницы на мрачной дороге через поля стало как-то веселее. Незнакомка охотно беседовала о том о сем с Кинсукэ. Из ее разговора выходило, что она живет с мужем в Усигомэ, где они держат лавку — торгуют разными изделиями из соломы. Но то жилье будто бы у нее не основное, а настоящий ее дом в Ацуги.

— И кто же у вас заболел? — осведомился Кинсукэ.

— Да моя младшая сестра.

Слушая всю эту болтовню, Хаято пришел к выводу, что барышня не так проста и на обычную купчиху мало похожа. Если она из купеческого дома, то почему, например, отправилась ночью в дальний путь пешком, а не вызвала носильщиков с паланкином? Да и не только это. Если подумать хорошенько, очень странным представлялось, что она шла одна, без провожатых. Однако расспрашивать сейчас о чем-то ему было неохота. Наверное, думал Хаято, эта вялость оттого, что он порядком устал и страшно хочет спать. Не говоря ни слова, он шагал по ночной дороге.

— А вы куда направляетесь? — спросила женщина.

— Мы-то? Да к большой дороге на Камигату.[94]

— О, путь не близкий! Смотрите-ка, луна вышла!

И в самом деле, сумрак в лесу, уходящем вдаль в бескрайние просторы ночи, стал бледнее и окрасился в бледно-желтые тона. Подавляя зевоту, Хаято подумал, что, должно быть, скоро наступит рассвет.

Стрельнув на Хаято своими прелестными глазками и заметив, в каком он виде, женщина посочувствовала:

— Вы, наверное, очень устали…

— Да уж! — впервые членораздельно произнес Хаято, но, будучи отнюдь не расположен к разговору, снова погрузился в молчание.

Лупоглазый Кинсукэ тоже, как видно, притомился от болтовни и уже еле ворочал языком. Наконец все трое окончательно замолкли и теперь молча брели по лесу. Они шли не слишком торопясь, так что едва ли можно было подумать, будто за ними кто-то гонится. Однако Хаято был совершенно выбит из колеи двумя неожиданными встречами и все не мог успокоиться, ломая голову над странным стечением обстоятельств. Тем не менее, сказал он себе, что бы там ни надумала их попутчица, хорошо бы найти какую-нибудь деревню и там остановиться. Непременно надо поспать до утра, а Кинсукэ велеть, чтобы покараулил. От недосыпа ему казалось, что вдали ночное небо уже посветлело и только вокруг них клубится густой таинственный сумрак.

— Ой! — вдруг не своим голосом воскликнул Кинсукэ, чем-то несказанно удивленный.

Хаято молча оглянулся и посмотрел на обочину, где стоял Лупоглаз.

— Ну не странная ли особа?! — ошарашенно заметил тот.

Тут и Хаято заметил, что таинственная незнакомка уже почти растворилась во мраке. Он взглянул в том направлении, куда, наклонившись, сейчас всматривался Кинсукэ.

Там, насколько хватало взора, террасами спускались по пологому рыхлому склону вплоть до самой лесистой лощины рисовые чеки. Их попутчица стремглав бежала вниз и уже почти достигла леса, в котором, вероятно, рассчитывала скрыться.

— Что это она вдруг?

— Что-что… Да кто ее знает! Не сказала ничего и вдруг бросилась наутек, — растерянно пояснил Кинсукэ и принялся громко окликать беглянку:

— Эй! Эй!

Голос Кинсукэ далеко разнесся в ночи, прокатившись эхом по холмам. Печальный зов, увенчавший это нелепое ночное происшествие, вызвал у Хаято приступ смеха. Тем временем незнакомка уже скрылась из виду, поглощенная лесной чащей в лощине. Конечно, она и не подумала обернуться на призывы Кинсукэ, который все еще что-то обиженно кричал ей вслед.

— Да ладно уж! Может, хватит? Пошли! — со смехом бросил Хаято.

— Нет, но разве не странно? Ну что за женщина! Чудачка какая-то!

— Небось, лиса-оборотень.

— Да? — Кинсукэ, похоже, всерьез принял эту версию, порядком оробел и, подойдя к Хаято поближе, тихонько переспросил: — Неужто впрямь лиса?

Хаято наивность парня понравилась.

— Ну, может и не настоящая лиса, но что-то в том же роде. Должно быть, неспроста она явилась к нам, а?

Кинсукэ все еще пребывал в смятении чувств, тоскуя по прекрасной беглянке, когда в отдалении мелькнул свет фонаря и чьи-то шаги донеслись из темноты. Они обернулись и и стали всматриваться во мрак. Хаято, завидев мерцание фонаря, сосредоточился и шепнул:

— Ты ничего не говори. Отвечать на вопросы буду я.

Фонарей было два. Двое слуг, похоже, светили под ноги господину, — возможно, какому-нибудь чиновнику сыскного ведомства. Путники быстро приближались.

Подойдя вплотную, они подняли фонари повыше, осветив Хаято и его спутника.

— Путешествуете? — осведомился старший.

— Так точно, — смиренно ответствовал Хаято.

— Вам тут никто не встречался? Барышня одна не проходила? Такая приличная с виду…

— Да вроде бы нет, — спокойно ответил Хаято к удивлению своего спутника.

— Это вы тут кричали?

— Просим прощения, мы. Уж больно стало тоскливо одним ночью.

— Вот как? — озадаченно посмотрел на него чиновник и бросил: — Ладно, идите!

Хаято молча поклонился и, перед тем как уйти, спросил:

— А та барышня, что вы упомянули, она кто?

— Разбойница, — был ответ.

Хаято и чиновник переглянулись.

— Как так? Женщина? — спросил на сей раз Кинсукэ.

Хаято, сочтя, что и так уже сказано достаточно, одернул его:

— Идем, идем!

Когда они отошли уже на порядочное расстояние, и свет фонарей остался далеко позади, Кинсукэ вздохнул:

— Ну и удивился же я!

— Да уж! Надо же такое! Вот лиса! Я-то с самого начала заподозрил, что с ней что-то не так, — сказал Хаято, дивясь благодушному настрою Кинсукэ. Только теперь он сообразил, что загадочная разбойница просто заметила отблеск фонарей раньше их и поспешно обратилась в бегство. Вот уж, поистине, безумная выдалась ночка. Правда, теперь уж точно можно было сказать, что началось путешествие с приключениями.

Желтый диск луны, поднявшись над лесом, отбрасывал длинные черные тени на дорогу, по которой шагали Хаято и Кинсукэ. Оглянувшись, они увидели, как лес, в котором скрылась незнакомка, погружается в туманную дымку, отливающую серебром. Фонари служивых мелькали далеко впереди, на открытом склоне холма. Взглянув в ту сторону, Кинсукэ презрительно прищелкнул языком.

Добравшись до Сумбу, Хаято оставил своего спутника на постоялом дворе, а сам отправился разыскивать Паука Дзиндзюро и вскоре обнаружил указанный им дом.

— Куда же вы, сударь, запропали? Я уже начал беспокоиться! — приветствовал его Дзиндзюро как ни в чем не бывало. Улыбаясь, он выслушал рассказ о новом задании Хаято и планах путешествия в Ако.

— Я уж об этом деле наслышан… Народ-то любопытствует. Поговаривают, что, скорее всего, они там, в Ако, будут оборонять свой замок до последнего и все лягут костьми. А вы, значит, сударь, уже в самой гуще событий — прямо в омут головой… Да, не ожидал! — усмехнулся Дзиндзюро. — А этот ваш Тисака… Так, вроде, их командора зовут?.. Ему, видать, палец в рот не клади. Этот в деле промашки не допустит.

Возможно, оттого, что характеры их были в чем-то схожи, Паук с особым интересом слушал рассказ о Хёбу Тисаке и подробно расспрашивал Хаято, сколько ему лет да каков он с виду, есть ли особые приметы, как ведет себя в быту. Услышав, как Хёбу, отрядив Хаято лазутчиком в Ако, послал за ним приглядывать своего человека, а Хаято с тем человеком свел знакомство и устроился с ним вместе ночевать на постоялом дворе, Дзиндзюро от души рассмеялся.

— Потеха, да и только! Начальник-то ваш, его милость Тисака, небось, об этом и ведать не ведает. Нет, люди так устроены, что доверять им нельзя… Однако ж вам повезло — обзавелся хорошим попутчиком, — заключил он.

Как и предполагал Хаято, стоило ему только предложить Пауку вместе отправиться в Ако, как тот не раздумывая согласился.

Итак, все складывалось удачно. Если Дзиндзюро отправится с ними, от него одного толку будет больше, чем от сотни или даже тысячи помощников. Поскольку в Ако вот-вот должны были отправиться посланцы сёгуна, чтобы потребовать сдачи замка, следовало поторопиться, чтобы их опередить. Дзиндзюро ничего собирать было не нужно, и потому решили отправиться на рассвете. Однако до вечера еще оставалось много времени. За окошком весеннее солнце заливало сияньем молодую листву ивы, склонившейся надо рвом.

— Выйдем куда-нибудь перекусить, что ли, — предложил Дзиндзюро, и они отправились на поиски харчевни.

— Так может, и приятеля вашего прихватим? — предложил Дзиндзюро.

Вместе они отправились на постоялый двор, где остался Кинсукэ. Хаято зашел в дом, чтобы позвать нового приятеля, а Дзиндзюро пристроился в тени под ивой и принялся озирать окрестности. Постоялый двор стоял прямо на большой дороге: прохожие сновали взад и вперед. Поглядывая на путников, Дзиндзюро не обратил внимания на человека, стоявшего в отдаленье у входа в какую-то лавчонку и давно уже наблюдавшего за ним самим. Это был не кто иной, как таинственная ночная незнакомка, о которой Хаято еще не успел ему рассказать. Она тоже добралась до Сумбу.