Глава 23 Это стрелочник виноват!

И вот, значит, приняли мы христианство более-менее окончательно. Стали ждать коренных перемен. Тем более, что на новом календаре уже прощелкали круглые даты — 1000 лет рождества Христова, 1000 лет Распятия его. Уж за 1000-то лет должна была христианская наука устаканиться, обрести методическую четкость, практическую полезность и доходчивый смысл.

Представим себе, что должен был делать на пороге второго «миллениума» «пастырь добрый», денно и нощно заботящийся о своих блудливых овцах. Тут и думать нечего, — должен пастырь исправлять овечью нравственность. Подчинить себе князей и царей — овчарок нашего стада, отбросить все лишнее, отказаться от роскоши, ограничить военные аппетиты, оставить распри и жениховские притязания, прекратить мирское расходование бюджета, — направить все силы и деньги на конституционное внедрение христианской морали.

Вы понимаете, о чем я говорю?

Князья и митрополиты должны были не просто церкви строить и попов размножать, не просто замаливать собственный грех, не просто выпрашивать у Бога личное теплое местечко подальше от заслуженных сковородок! А лично ходить в рубище, презирать золото и камни, запрещать расходы на церковное строительство и украшательство, сваливать все ресурсы в единый православный котел!

— Тебе холодно, бабушка? Иди, мы тебе тулупчик подберем малоношенный, — мы все в таких ходим!

— Тебе, пацан, жрать нечего? Иди поешь нашего черного хлебушка да кислого яблочка, — мы все их едим — загорелые, кислые мощи Христовы!

Вот это была бы пропаганда братства в государственных масштабах!

И еще мы бы инквизицию завели — хорошую, добрую инквизицию.

Она судила бы не за болтливый язык и оскорбление церковной благости, а за конкретное нарушение конкретного морального кодекса.

Довел старух твоей волости до мусорных контейнеров — ступай на плаху!

Довел малолеток до голодных грабежей — пожалуй на костер!

Но при таком правосудии виноватыми наверняка оказались бы вожди, стрелочники. Им это было неприятно, и они передернули стрелки налево.

И мы пошли другим путем.

Мы разделили Слово и Дело.

Мы отдали Слово в монопольное использование церкви, а дело поручили грешным царям.

Мы стали раз за разом оставлять без наказания преступления против нравственности, и карать неотвратимо — за покушение на казенный кошелек.

Проповедь христианская оторвалась от наземной морали превратилась в облачную ширму, которую предписывалось безгранично расширять и неустанно золотить.

В 11 веке продолжилось безудержное храмовое строительство по всем городам и весям. Церковный Историк просто захлебывается скороговоркой, перечисляя новые церкви и монастыри, цокает языком в восхищении от настенных росписей и золоченых куполов, мозаичных полов и иконостасов.

Мы понимаем его восторг, — кто из нас не цокал так же в Эрмитаже, Лувре, Русском музее? Но мораль тут при чем? Забота о страждущих где?

Где-то там, на паперти в престольный праздник...

Это, как сейчас — говорить о газовом могуществе России, о безразмерных валютных запасах и душить коммунальными платежами обворованных старух-пенсионерок.

Короче, поповская партия восторжествовала, воссияла куполами, озолотилась валютными ризами и строительными подрядами.

Но народ-то ждал и себе хоть чего-нибудь?

Ждете? Получите: обыкновенное Чудо. Его и в карман не положишь, и глазами не увидишь, а только услышишь в рассказах церковных дикторов. Вот очередной набор чудес, случившихся келейно и исключительно во славу церкви.

Так называемую Великую церковь в Печерской Лавре строили и украшали греки. Когда один из мастеров принялся за мозаичный образ Пресвятой Богородицы в алтаре, кусочки мозаики вдруг выпрыгнули из коробок и, как «пазлы» улеглись на свои места, так что, образ Девы «сам собой вообразися»! Это сильно напоминает старый советский мультик про страну невыученных уроков. Там тоже буквы в домашних заданиях сами изображались.

Такое кино поразило не только мастера-живописца, но и кое-кого поважнее. Из-под новоявленной иконы вылетел голубь сизый, стал летать по церкви, шарахался от иконы к иконе, и, наконец, от ужаса сделался невидимым. По крайней мере, сбежавшиеся на крик художника монахи никого в церкви не обнаружили. Было объявлено о явлении Святого Духа. Киевляне поверили. Где еще было Духу являться, как не в главной княжеской церкви?!

Греки принесли на Русь свитки с образцами для рисования икон — утвержденные, канонические раскраски-переводнушки. Нас в детсаду по таким учили рисовать. Появился первый русский иконописец Алипий. Он, естественно, удостоился звания святого — как наш Церетели. Алипий нарисовал по заказу одного нового русского семь здоровенных икон для домашней церкви. Но благословения Господня на эту панораму не снизошло. А наоборот — «пал огнь небесный». Церковь запылала, сгорело все нажитое. Но иконы уцелели! Так, обуглились чуть-чуть по несущественным краям.

На вопль погорельца, что ж вы, мать вашу, там не небеси со спичками шалите в натуре! — сбежались сочувствующие. Стали разбирать пожарище — что плохо лежит, и наткнулись на уцелевшие произведения Алипия. Доложили Великому князю Владимиру Мономаху. Князь забрал огнеупорные образа к себе — до выяснения. Потом отослал одну икону — Пресвятой Богородицы — в новую каменную Ростовскую церковь. Чтобы и там чудесно было. Так и вышло.

Снова Богоматерь способствовала рождению Чуда. Каменная церковь внезапно рухнула, а Богоматерь под развалинами снова уцелела. Вот, дама! — ничем ее не возьмешь! — ни огнем, ни камнем, ни плотницкой плотью...

Ошарашенные ростовчане перенесли святой образ в деревянную церквушку по соседству. Надо ли сообщать, что церковь вспыхнула синим пламенем? И что Богоматерь даже дымом не поперхнулась?

О чудесном хет-трике заголосили по всей Руси. А мне думается, в этом случае нас снова надули — подменили причину следствием. Ведь не о чудесных приключениях нарисованной Девы надо вздыхать! Опасаться ее следует! Куда ни занеси картину — сразу — то пожар, то катаклизм! Нам такие социально-опасные чудеса ни к чему!

Отец Макарий перечисляет иконы, привезенные на Русь греками в первые годы православия. Среди них упоминаются даже такие, которые будто бы написал сам Апостол Лука. То есть, можно считать, что они строго подлинные, практически — портреты, нарисованные с натуры. Лука был врачом, он лично знал и, возможно, лечил Христа и Богоматерь, слышал рассказы Учителя о его небесном Отце. Более того, Лука был первым человеком, встретившим Спасителя после распятия на дороге в Еммаус. Как врач он не мог не оценить последствий Распятия для тела Христа. Так что, Лука был прекрасно знаком с анатомическими пропорциями своих портретируемых... — чуть не сказал «натурщиков».

Макарий рассказывает, где эти иконы ныне находятся. В недавнем 19 веке они почти все были целы. Правда, за последние 100 лет произошло много плохого, гораздо более разрушительного, чем сосновый огонь и обрушение куполов.

Тем не менее, несколько священных досок наверняка уцелели в пожарах, революциях, оккупациях. Опасная Богоматерь Алипия у Макария числится за Ростовским Успенским собором, а Богоматерь Луки — «Владимирская» — за Успенским собором Московского Кремля. Я очень был обеспокоен сохранностью этих замечательных зданий. Как-то несколько лет назад, сидя на лавочке в Успенском-Кремлевском соборе, разговорился со смотрительницей храма-музея.

— Ну, как у вас тут? — спросил я.

— А что? Ничего, нормально, зарплату не задерживают.

— А с пожарной безопасностью как?

— Все в порядке, — насторожилась ученая дама, — а вы почему спрашиваете? — Она покосилась на мои руки, где, впрочем, находился обычный музейный билет, а не красная книжка.

— Ну, это же отсюда по рассказам патриарха Никона ударил в Кремлевский дворец огненный луч?

— Отсюда! — расслабленно засмеялась женщина, — вон там, над склепом митрополита Ионы стоял Никон, а призраки других святых уговаривали его вернуться на патриарший престол. Отсюда они грозили огнем царю Алексею Михайловичу.

— И Пресвятая Владимирская Богородица вместе с ними? Кстати, где она?

— Пока в Третьяковке. Но, может, ее Патриарх все-таки выпросит у Президента...

В Третьяковке оказалась и Богоматерь Алипия. Так что, по уровню пожароопасности хранилище живописных шедевров теперь самое напряженное место в России...

В новейшие времена Владимирская Богноматерь содействовала военным победам, а сейчас и вовсе — дошла до каждого желающего. Ювелирторг распространяет в Интернете такую занятную рекламу:

«Мужская подвеска в виде копии иконы Владимирской Богоматери выполнена из розового, желтого и белого золота 585 пробы. Надпись на окладе «Пресвятая Богородица, спаси нас». Средний вес ювелирного изделия составляет 5,3 грамма. Высота изделия (вместе с ушком) равна 40 мм. Товарный знак «OLIN» (Россия)». Там же обозначена цена — 121 у.е. И там же приведен знакомый евангельский курс — по 30 сребренников за уй.

Вот, оказывается, почему этот курс продержался так долго — он попал в свой новозаветный размер!

Но все-таки, мужики, будьте осторожны с этой «мужской подвеской»! А то как рухнут с неба белокаменные кирпичи, или вспыхнет пожар Московский — только Богоматерь и уцелеет!..

Древние русские иконы устойчивы не только к огню и камнепадам. Они и с водной стихией справляются неплохо. В правление Всеволода I Киевского случилось Чудо на празднике мучеников Бориса и Глеба. Народ в этот день бросил работать, и с семьями, приодевшись, двинул из Киева в Вышгород — к мавзолею убиенных братьев. Одному обеспеченному парню было вломы пыль месить за двадцать верст. Так он уселся с женой и младенцем в лодку и дал команду править против течения.

Праздник отгуляли нормально, но на обратной дороге жена киевлянина задремала и уронила младенца за борт. Он камнем пошел на дно. Уж и ныряли, и кричали, и молились святому Николе, да все без толку. «Огорченные родители» вернулись домой.

В ту же ночь, перед заутренней пономари киевского Софийского собора пришли готовить храм к службе и услышали писк из-под иконы святого Николы. Там обнаружился мокрый младенец. О подкидыше доложили митрополиту, который велел учинить всенародный розыск.

Пришли осмотреть младенца и «огорченные родители». Они его, конечно, сразу опознали и забрали восвояси. А икону св. Николая с тех пор стали называть Николой Мокрым. Во времена Макария она еще висела в особом притворе на хорах киевского Софийского собора. Хотя, лучше бы ей находиться на пляже — у спасателей.