Глава 19 Жития отдельных святых

Время шло, обитатели Печерского монастыря менялись, киевское золото текло в обитель рекой. С каждого удачного похода, с каждых высокопоставленных похорон братство получало десятки гривен золота, сотни гривен серебра. Гривна, — вы понимаете, — была тогда не мелкой денежкой, а увесистым слитком.

Обитель сияла куполами, но главного результата, — ради чего когда-то начали рыть землю первые отчаянные монахи, — она не давала. Не было страждущим стопроцентного исцеления от земной Любви. Приходилось решать проблему по-старинке, вручную, в одиночку.

Вот, заболел «похотью плоти» преподобный Иоанн Многострадальный. Лечение начал с диет. По три дня ничего не ест. Напряжение только возрастает. Он неделю воздерживается от еды. Не пьет, в смысле — воду. «Томление» продолжается. Иоанн уже не решается спать. На вопрос окружающих, что тебе снится? — отвечает выпученными глазами и размашистым крестом. Три года бессонницы иссушили парня до самых до окраин. Но окраины усыхать не пожелали. Иоанн убрался в опустевшую пещерку Антония. Казалось, это святое место — должно помочь ему? Нет. Не помогло.

Иоанн надел вериги чуть ли не везде. Стал выходить на мороз. Нет облегчения! «Мучительная страсть» не отступала.

Тогда к процессу подключились потусторонние силы. В Антониевых пещерах покоился прах «великого девственника» Моисея Угрина. Покойник взмолился к Господу скорбным шепотом. Очень просил прекратить ночные безобразия. Битва с плотью мешала ему покоиться с миром.

Бог сжалился и подсказал рабочий рецепт. Вот он. Запоминайте.

Нужно зимой, в конце нашей языческой Масленницы вырыть яму почти в полный рост, влезть в нее так, чтобы над землей торчали только голова и руки, засыпать себя руками по горло. И так торчать весь Великий пост. Это 49 дней самой лютой погоды. Чтобы не покончить с плотью окончательно, позаботьтесь о команде, которая будет-таки вам еду-питье подносить, поправлять ушанку, разводить под затылком костерок, рассказывать на ночь случаи из студенческой жизни. Удерживать ваши руки от рытья вглубь.

Иоанна наконец отпустило на конец.

Но другие продолжали мучиться. Не нашлось у Бога средства группового исцеления — так, чтоб сделать рождаемость в «малом стаде» ниже смертности. Над этим ему предстояло еще тысячу лет потеть.

Теперь проблема разрешилась, но не истязанием плоти, а литературным маневром. Оказывается, дело было не в грешности нас, как таковых, а в несвоевременности Слова Божьего, в предательской неоднозначности русского языка – великого и ужасного. Нас просто запутали в определениях.

В Начале — до татарского нашествия – у нас вовсе не было Слова, мы вообще никак не называли полезный инструмент. Отсюда и неожиданность «томления», непреодолимость «плотской напасти». Но вот, татары преподали нам гулкое трехбуквенное имя, — и дело пошло на лад, русских набралось на целую Куликовскую битву. Потом татар прогнали, и стали стесняться тела еще сильнее. Заменили художественный термин названием его первой буквы – «хер», но тут же стали стесняться и этого. Следующий эрзац – «хрен» — и вовсе сбил наших женщин с пути истинного, сосвсем они запутались в этих рычагах. Дело всеобщего просвещения застопорилось, рождаемость рухнула, православное поголовье стало стремительно сокращаться.

Оказалось, все так просто! — а вы говорите, монастырь!

Теперь наш Бог отдыхает, созерцательно попустительствует православному вырождению...

Но это случилось намедни, а до этого история одиночных иноческих подвигов тянулась все крещеное тысячелетие.

Преподобный Николай Святоша — сын приличных родителей (отец его Давид Святославович был черниговским князем) прибыл в Печерскую обитель в 1106 году. Избыть проклятую озабоченность пытался черной работой, три года работал на поварне, рубил дрова, таскал воду. Еще три года стоял в воротах охранником. Потом был взят подавать еду в трапезной. Ничего не помогало, и преподобному посоветовали спасаться в уединении. Белая кость давала себя знать, поэтому и «спасение» Святоши было изысканным. Он посадил под окнами кельи великолепный сад. Работал там, не покладая рук. Еще заметили, что он все время что-то нашептывает. Оказалось — молитву Иисусову. Видно, приходилось Святоше не легче, чем Иисусу на кресте. Так Николай Святоша боролся с лукавым 36 лет и, наконец, победил — скончался 14 октября 1142 года. На погребение его собрался весь Киев. Вещи и книги бывшего князя достались монастырю.

Известны и другие «иноческие подвиги», за которые страдальцам присвоены специфические звания. Но, как и в области мирских наград, со временем эти звания обесцениваются, подвиги мельчают и выглядят обычными случаями из нынешней московской или киевской жизни.

Прохор Чудотворец «Лебедник» — питался только хлебом на лебеде;

Нестор Летописец — этот, — согласен, — книгу великую написал;

Марк Гробокопатель — прославился непрерывным рытьем подземных могил для усопшей братии. Братия, как известно, только множилась;

Федор и Василий — «вкусившие невинную смерть» от князя Мстислава; — так у нас любой в преподобные попасть может;

Григорий — сочинитель канонов;

Онисифор Прозорливец;

Пимен Многоболезненный — 20 лет страдавший хворью и окончательно исцелившийся со смертью;

Спиридон и Никодим просфорники — 30 лет отдавшие ремеслу монастырского пекаря и «другие», не упомянутые за скромностью достижений.

Борьба за духовное очищение шла за монастырским забором с переменным успехом, тем не менее, других средств нам не разрешали. И монастыри множились на Руси вполне успешно. Их было построено в 11-12 веках по нескольку в крупных городах, всего насчитывалось, пожалуй, несколько десятков. Они различались убранством, богатством, популярностью, обеспеченностью в голодные годы и холодные зимы. Только устав у них был практически единый — по образцу Киево-Печерского. Да «спасение» они предлагали однотипное — негарантированное, зависящее не от святости стен, а от субъективных свойств самого спасаемого.