"Первая волна мирового финансового кризиса" - читать интересную книгу автора (Сорос Джордж)

Заключение

Основная цель, которую я ставил перед собой при напи­сании этой книги, состоит в том, чтобы продемонстриро­вать важность и применимость понятия рефлексивности. Нынешний момент можно считать крайне благоприятным. Превалирующая парадигма — теория равновесия — и ее политическое следствие, рыночный фундаментализм, не только оказались неспособны объяснить происходящее, но и ввергли нас в хаос. Нам необходима новая парадигма. Од­нако парадигма, которую предлагаю я, — признание реф­лексивности — еще должна доказать свою ценность. До сих пор она не могла соревноваться с теорией равновесия, так как не была способна давать однозначные прогнозы. Вот почему экономисты не воспринимали ее серьезно. Теперь же, когда теория равновесия не смогла ни спрогнозировать ситуацию, ни дать ей объяснения, игровое поле несколько очистилось. Идея о том, что рефлексивность привносит элемент неуверенности в человеческие взаимоотношения в целом и в деятельность финансовых рынков в частно­сти, заслуживает некоторого доверия. Однако теория еще должна показать, на что она способна. Я дал все объясне­ния, которые только могу. Я применил мою теоретическую концепцию для практических инвестиционных решений. И все равно я считаю, что мог бы сделать больше, если бы, сопоставив мою концепцию со всем моим жизненным опы­том, попытался определить, что же ждет нас в будущем. Я заявляю о завершении прежней эры. На что же будет по­хожа новая эра?

Разумеется, об однозначных подходах не может быть и речи. Будущее зависит от того, какую политическую ре­акцию вызовет нынешний финансовый кризис. Тем не ме­нее мы можем определить проблемы и проанализировать возможную политическую реакцию. Мы также можем до­статочно определенно сказать, какой не будет новая эра. Период сокращения кредитования не будет столь же дол­гим, как период кредитной экспансии, начавшийся после Второй мировой войны. Процессы подъема-спада асимме­тричны: долгий и постепенно набирающий обороты подъ­ем сменяется коротким и резким падением. Соответствен­но, основное снижение объемов кредитования произойдет в ближайшее время. Стоимость жилья уже упала примерно на 10%, и в следующий год, вероятнее всего, упадет еще на 20% или больше. Полные обороты набрал отток заемных средств из хеджевых фондов и банковских балансов; эти процессы не могут продолжаться с таким же размахом и дальше. Они могут получить дополнительный негативный импульс от рецессии или присущих ей процессов, однако можно ожидать, что приблизительно в течение года ситуа­ция постепенно нормализуется. Завершение периода со­кращения объемов кредитования приведет к временному облегчению, однако вряд ли мы еще раз увидим кредитную экспансию на прежнем уровне.

Хотя рецессия в США сейчас (в апреле 2008 года) пред­ставляется неотвратимой, пока что нет причин ожидать, что она будет глобальной. В других частях мира развиваются мощные силы, которые смогут противодействовать рецес­сии в Соединенных Штатах и замедлению экономического роста в Европе и Японии. Тем не менее ход экономического развития может привести к политическим шагам, способ­ным нарушить нормальное развитие мировой экономики.

Следуя той же логике, я заключаю, что лопнувший сверх­пузырь не означает, что новых пузырей не возникнет. Напротив, новые пузыри уже формируются. Бегство от доллара привело к повышению спроса на сырье и энергию. Законодательство в области биотоплива привело к росту в области сельскохозяйственного производства. А рост курса ренминби привел к тому, что реальные процентные ставки в Китае стали негативными, что обычно приводит к воз­никновению пузыря, связанного с активами.

Я утверждаю, что закончился длительный период от­носительной стабильности, основанной на роли США как доминирующей силы и доллара как основной международ­ной резервной валюты. Я предвижу период политической и финансовой нестабильности, вслед за которым, я надеюсь, сформируется новый мировой порядок.

Сейчас я бы хотел объяснить один из постулатов моей концепции, которому до сих пор не уделял существенного внимания. Я говорил о постулате радикальной подвержен­ности ошибкам, согласно которому все созданные людьми ментальные конструкции так или иначе ошибочны, хотя эти ошибки могут выявиться уже после существования конструкции в течение какого-то времени. При этом они способны существовать на протяжении долгого времени. Я также говорил о фундаментальном различии между соци­альными и естественными науками. Различие, в частности, выражается в том, что машины или механизмы, действую­щие на основании законов природы, не могут их нарушать; философы называют такие механизмы «четко определен­ными». Электростанции должны производить энергию, двигатели внутреннего сгорания — определенным образом сжигать топливо, ядерное оружие — высвобождать энер­гию, таящуюся в ядре атома, и так далее. Социальные кон­струкции работают по-другому; они существуют, если в их правильности убеждено значительное количество людей, причем прийти к такому убеждению они могут благодаря аргументации, традиции или принуждению. Поэтому со­циальные конструкции никогда не могут стать «четко опре­деленными» ввиду органической неспособности их участ­ников принимать решение исключительно на основании знания. Любой существующий режим имеет неразрешенные противоречия, а следовательно, быстро может быть заменен на другой, порой совершенно противоположный.

Подобными абстрактными утверждениями я пытаюсь объяснить то, с чем сталкивался в своей жизни. Я рос в до­статочно стабильном окружении в семье из среднего клас­са. Затем я имел все шансы быть убитым нацистами, если бы мой отец не снабдил меня фальшивыми документами. Потом я застал начало коммунистических репрессий в Вен­грии. После этого я жил чужаком в Великобритании, же­лая находиться в стабильном и самодостаточном обществе. Я видел, как за пятьдесят лет до неузнаваемости изменились финансовые рынки, и, будучи никем в начале жизни, все же сумел чего-то достичь.

Анализируя события прошлого, я замечаю, как прихо­дят и уходят периоды стабильности. Сейчас я вижу, как за­канчивается сравнительно стабильный период. Я вижу, что принятые в настоящее время точки зрения страдают от не­последовательности. В этом нет ничего нового. По сути, это неизбежно, и от этого нет лекарства. Возьмем, к примеру, систему валютных обменных курсов. Каждый валютный режим имеет свои недостатки. Жесткая привязка одной валюты к другой слишком немобильна и может легко при­вести к краху; управляемые же курсы и ползучие привязки склонны менять сам тренд, который они призваны сохра­нять. Я люблю шутить, что валютные режимы чем-то на­поминают брачные узы: вы можете либо оформить отноше­ния со своим партнером, либо оставаться холостым — все равно вам будет казаться, что тот вариант, который вы не выбрали, был бы для вас лучшим. Давайте посмотрим на существующий мировой порядок. Есть какая-то непоследо­вательность в одновременном существовании глобальной экономики и политических решений, основанных на прин­ципах суверенитета. Такая непоследовательность была при­суща эре, которая ныне подходит к концу, но которая в свое время благодаря доминированию Соединенных Штатов и доллару как международной валюте смогла создать ощуще­ние стабильности. Однако произошло нечто, поставившее стабильность под большой вопрос. Политика администра­ции Буша поставила под угрозу политическое доминирова­ние Соединенных Штатов, а нынешний финансовый кризис напугал всю международную финансовую систему и силь­но уменьшил желание других стран держать свои резервы в долларах.

В моей модели подъема-спада условия, существенно от­личающиеся от видимого равновесия, характеризуют позд­ние стадии развития пузыря, вслед за которыми должен произойти возврат к нормальному, более уравновешенно­му состоянию. Сверхпузырь не вписывается в мою модель подъема-спада, так как для него не существует нормаль­ных, близких к равновесию значений, к которым должен произойти возврат. Мы стоим на пороге периода высокой неопределенности, при которой количество возможных ис­ходов существенно выше, чем обычно. Основная неопреде­ленность состоит в том, как будут отвечать власти США на сигналы, противоречащие их точке зрения.

Соединенные Штаты одновременно столкнулись с рецес­сией и отходом мира от доллара. Снижение цен на жилье, величина совокупного частного долга по ипотечным креди­там, потери в банковской индустрии и общая ее неопреде­ленность могут привести экономику к саморазвивающему­ся сокращению. Для борьбы с этой угрозой используется увеличение предложения долларовой массы. В то же время ослабление доллара приводит к инфляционному давлению, увеличивающему цены на электроэнергию, потребитель­ские товары и продовольствие. Европейский Центральный банк, основная функция которого состоит в сохранении стабильности цен, неохотно понижает процентные ставки. Это приводит к противоречиям между денежной политикой США и ЕС и оказывает дополнительное давление на евро. Курс евро растет быстрее, чем курс ренминби, что приводит к напряжению в торговле между Европой и Китаем. Ожи­дается, что ренминби догонит евро в росте — как для целей противостояния американскому и особенно европейскому протекционизму, так и для того, чтобы снизить инфляцию, связанную с импортом в Китай. Это, в свою очередь, приве­дет к увеличению цен в американских супермаркетах типа Wal-Mart и еще сильнее станет давить на и без того затрав­ленных американских потребителей. К сожалению, нынеш­няя администрация демонстрирует непонимание ситуации, в которой она находится.

В итоге падение цен будет продолжаться. Люди начнут отказываться от домов, стоимость закладных по которым превышает стоимость самих активов; все больше финансо­вых организаций станут объявлять себя банкротами, вслед­ствие чего будут усиливаться и рецессия, и отказ от доллара. Администрация Буша и большинство экономических про­гнозов не учитывают того факта, что рынки могут толкать сами себя вниз точно так же, как они делают при росте. Их ожидания, что жилищный рынок сам определит дно паде­ния, сбудутся гораздо позже, чем они рассчитывают. Все закончится тем, что администрации, находящейся под вла­стью идеологии рыночного фундаментализма и не готовой поделиться властью с Конгрессом, придется использовать деньги налогоплательщиков. Сейчас администрация предо­ставила право решения конфликта Федеральной резервной системе. Это непомерная ноша для организации, призван­ной решать вопросы ликвидности, а не состоятельности за­емщиков. Осуществив операцию по спасению Веаг Stearns и внедрив недавнюю процедуру по кредитованию первич­ных дилеров под залог ценных бумаг, ФРС повысила ри­скованность собственного баланса. Я ожидаю, что будущая администрация сделает больше. А до тех пор я предвижу значительное политическое шатание и множество измене­ний. Управлять процессом или играть лучше рынка будет крайне сложно.

Выпуская в свет эту книгу, я полон дурных предчувствий. Я боюсь возникновения конфликта интересов — между мной как автором этой книги и теми, кто ее прочитает. На финансовом рынке царит состояние, близкое к панике. Люди хотят знать, что их ждет. А я не могу этого сказать, по­скольку не знаю этого сам. Я хочу рассказать о совершенно другом — о состоянии человека.

Нам всем приходится принимать решения, не имея для этого достаточной информации. Мы смогли обуздать силы природы, и это делает нас сильными. Наши решения име­ют огромное значение. Мы можем сделать много добра или много зла. Но мы так и не научились управлять сами собой. И поэтому наша жизнь наполнена неуверенностью и смер­тельным страхом. Мы должны лучше представить себе си­туацию. Сложно признать неопределенность как данность, и мы постоянно подвергаемся искушению избежать ее. Но попытка одурачить себя и других приводит к еще большим проблемам.

Я посвятил свою жизнь тому, чтобы лучше понять окру­жающую реальность. В этой книге я говорил о финансовых рынках, поскольку они являются лучшей лабораторией для тестирования моих теорий, и я очень торопился с изданием книги, так как именно сейчас становится очевидным, что неверное понимание происходящего привело нас к огром­ным проблемам. Это должно научить нас смотреть действи­тельности в глаза. Разумеется, я не утверждаю, что именно в концепции рефлексивности содержится универсальная истина. Истина находится вне нашего познания — теория лишь исследует роль неверных представлений в формиро­вании хода событий. Вряд ли это серьезно интересует людей в ситуации, когда на финансовом рынке царит неразбери­ха. Но я надеюсь, что читатели смогут уделить моей теории хотя бы немного внимания. Со своей стороны, надеюсь, что смог адекватно передать мое видение происходящего на фи­нансовых рынках.

А закончить я хотел бы просьбой к читателям. Пусть для вас это будет не окончанием книги, а началом совместных усилий, направленных на лучшее понимание человека и его поведения. Мы получили контроль над силами природы, а как теперь научиться лучше управлять самими собой? Ка­ким образом новая парадигма финансовых рынков сможет заменить существующую? Как должен регулироваться фи­нансовый рынок? Как следует реформировать междуна­родную финансовую систему? Как бороться с глобальным потеплением и распространением ядерного оружия? Как выстроить новый, лучший мировой порядок? На эти во­просы нам всем придется искать ответ. Я надеюсь принять участие в оживленном обсуждении.