"Планета Скарсида" - читать интересную книгу автора (Казанцева Марина Николаевна)

Глава 19

— Это есть тот самый тоннель, куда улетают души умерших? — спросил Заннат, летя со своим светоносным Спутником по узкой извивающейся воронке, в конце которой расширялось отверстие.

— Ты же знаешь, я не ангел. — ответил тот. — Я Живая Душа, которая по какой-то твоей внутренней потребности приняла именно такой вид. Я знаю ничуть не больше тебя об этой стороне Вселенной. Я никогда об этом не задумывался и теперь мне точно так же интересно, как и тебе.

— О, да! Я всё забываю, что это сон. — пробормотал Заннат, ощущая страшную скорость, с которой они уносились в глубину этой бездонной тёмной глотки.

— Конечно. Но для тебя он есть самая настоящая реальность.

— Ты знаешь, у нас есть такие занятные аттракционы. Людям кажется, что они плывут в лодке по бушующему океану, брызги в лицо, качает их, а на самом деле это всего лишь система рычагов, хитро спрятанная на дне бассейна, а вода всего лишь голограмма. А брызги из пульверизатора, и шум волн — запись.

— Ты кошмарный скептик. — признался ангел.

— Ты точно не мой осёл? Он любит поиздеваться надо мной.

— Какой осёл?! — удивился Спутник. — Нет здесь никакого осла!

Внезапный удар потряс обоих. Движение замедлилось, потом их стало медленно сносить назад. Нечто невидимое препятствовало полёту.

— Это что такое?! — закричал Заннат.

— Я думаю, это переход в иное измерение! — прокричал ангел. — Конечно, это лишь абстрактный образ, но суть в том, что оно реально — в пределах сна, созданного твоим подсознанием!

— И что же делать?!

— Прорываться! Рисуй себе образ разрушающейся преграды!

Заннат последовал совету и напрягся, представляя, как в этой невидимой плёнке образуется маленькая дырка, она расширяется, края её сворачиваются, и вот образуется проход. Ничего подобного не произошло, но движение возобновилось. Скорость возрастала, а белое окно впереди словно бы уплывало прочь.

— На самом деле мы никуда не летим. — сообщил ангел. — Это лишь воображаемый полёт — надо же подсознанию облечь свои представления в видимую форму.

Произошёл внезапный рывок, и обоих путешественников выбросило в окно воронки, как из жерла пушки.


Картина вокруг поражала воображение. Безсолнечный мир, похожий на сон безумца. Здесь были только два цвета — мрак и серость. Чудовищно искривлённые титанические стволы деревьев, сухие чешуйчатые лианы, вздыбленные корни — всё это загромождало видимое пространство и высоко уходило вверх. Путешественники оказались заключёнными в эту своеобразную клетку, полную мусора. Воздух был пыльным и горьким, от него саднило в горле.

— Это здесь? — спросил Заннат, закрывая нос полой рубахи. Ему стало жутко — неужели в таком месте могут жить души?

— Не думаю. — ответил Спутник, оглядывая нагромождения мёртвых растений. Он тронул пальцем один массивный ствол, и тот неожиданно осыпался сухой трухой. Всё вокруг начало обваливаться, как очередь домино.

— Здесь пахнет отчаянием и безнадёжностью. — проговорил ангел. — Это кладбище надежд. Весь этот сушняк есть пыль души. Если не хочешь в ней погрязнуть, соберись с силами и соверши рывок.

— Куда?

— Да не куда, а зачем. Ты же хотел отыскать душу своего ребёнка.

— А почему нельзя просто получить желаемое?

— Спроси себя об этом — не я, а ты препятствуешь себе.

— Мой осёл мне говорил, что Спутник должен обеспечить Спящему ту обстановку, что тот желает видеть.

— Ага, а ты откуда знаешь, что я твой Спутник, а не ангел? Ты сам загнал себя в ловушку своими умствованиями. Вот почему обычно второй раз одного и того же человека не допускают к Чаше Сновидений: он становится больно умным и всё пытается разглядеть подвох, оттого второй его сон гораздо хуже первого.

— То-то мне показалось, что Пространственник смотрел на меня с сожалением. — пробормотал Заннат, выпутывая ногу из цепких объятий лианы. Сухая верёвка вцепилась в его штанину и никак не желала отцепляться.

— Конечно, он понимал, что ты во власти иллюзий, и думаешь, что тебе сейчас устроят сказку. Для этого, мой друг, надо верить, как ребёнок.

— А, чёрт! — Заннат в раздражении топнул ногой, желая стряхнуть лиану, и неожиданно ступня провалилась в дыру. Он задёргался, отчего всё стало обваливаться и осыпаться под землю. Дыра расширялась, и Заннат начал соскальзывать туда.

— Ангел, помоги мне! — закричал он.

— Я бестелесый. — с большими глазами ответил тот. — Желай вырваться, иначе затянет! Подумай, какой кошмар ждёт тебя — вечно бродить среди этой трухи!

— А в реальности что будет? — уже вися на краю дыры и цепляясь за остатки проклятой лианы, просипел Ньоро.

— В реальности полный коллапс сознания! Дышащий труп! Ты думаешь, это всё шуточки с Чашей Сновидений?!!

Ужас подхватил Занната своими чёрными когтями и вознёс над морем сухих останков надежд, ангел воспарил следом.

— Выше, выше, стремись! Гони себя, прорывай границы измерения! — кричал Спутник. — Только так!

Страх пришпоривал Занната, и он ракетой взвился в беспросветную черноту, что покрывала этот кошмарный глюк сознания. С хлопком прорвалась невидимая пелена, и оба проскользнули в образовавшийся портал.


Некоторое время полёт проходил нормально, потом снова возникло препятствие. Тоннель свернулся, перекрыв оба конца, и преобразовался в глухую сферу.

— Такие трудности встречают бедные души на своём пути? — пожалел умерших Заннат.

— Ничуть. — отрезал ангел. — У них как раз всё получается с первого раза, ведь эта дорога для мёртвых, а не для живых. Тебя потому так и бросает, что среда отталкивает тебя. Она просто не может понять, куда тебя девать. Тут происходит сортировка душ. Самые тяжёлые и грязные сразу оседают на стенки тоннеля, и их засасывает в соответствующее измерение. А те, что легче, летят дальше. Души детей самые лёгкие, поэтому до них трудно добраться. Я же говорил тебе: любовь и вера, а ты всё пытаешься объяснить доводами рассудка!

— Ты говоришь, как проповедник.

— А ты посмотри, что вокруг тебя творится.

— Что это? — изумился Заннат, видя, как сфера неумолимо сжимается. Если так будет продолжаться дальше, она его скрутит в горошину!

— Она пытается создать измерение лично для тебя, закуклить непонятное явление и таким образом избавиться от проблемы.

— Кто она?

— Смерть. — просто ответил ангел.

Давящий мрак надвигался со всех сторон, сжимая сердце, не давая выдохнуть вдруг ставший плотным воздух. Кровь закипала в висках, ноги онемели.

— Но ты же говорил, что видел, как додоны преодолевали смерть. — тревожно сказал Спутник, превращаясь в маленькую сияющую фигурку, парящую среди мрака.

До Ньоро наконец дошло. С усилием он вытянул руку и упёрся ладонью в пульсирующую стену. Он послал в неё заряд Силы, отчего та содрогнулась и со стоном лопнула.


— Это здесь? — спросил Заннат, прежде ответа понимая, что это совсем не то, что ему надо.

Вместе со своим Спутником он оказался стоящим на крыше здания, похожего на тюрьму, зато отсюда было хорошо видно.

Пейзаж вокруг был ничуть не лучше, чем бездна отчаяния, которая едва не затянула его.

Это было похоже на город привидений. Всё было нереальным — по обе стороны улицы, уходящей в бесконечность, стояли самые разнообразные строения: от пустующих небоскрёбов, крыши которых терялись в мутной мгле, до сельских домиков, средневековых ратуш, полуразваленных рыцарских замков, бедных хибар и лачуг. Здесь царило смешение всех эпох, и только дорога была ровной, гладкой, похожей на стекло. Несколько минут всё было пусто и тихо, а затем стал нарастать звук — как будто грызлась огромная стая голодных собак. Потом стали возникать видения. Прямо в воздухе образовывались призрачные фигуры — они хаотично двигались по дороге. Потом стало видно, что и домах есть движение: неясные тени выглядывали из окон, скользили из двери в дверь, переходили от дома к дому.

Чем больше Заннат наблюдал, тем яснее становилось заметно, что эти тени принадлежат человекоподобным существам. Постепенно проявлялись их лица, в которых уже не было ничего человеческого — страх, злоба, ненависть и адское вожделение отражались в этих выпученных глазах и оскаленных ртах, из которых торчали клыки. Твари походили на упырей, вышедших на охоту. Они непрерывно шныряли из дома в дом, словно что-то искали. Толпа становилась всё больше, и чудовища стали замечать друг друга — оказалось, что они слепы. Лапы со скрюченными когтями жадно хватали мутный воздух, но стоило им зацепиться за соседей, как упыри жадно хватали добычу. Вскоре всё видимое пространство стало наполняться пронзительными воплями, криками боли, рычанием, визгом, воем. Твари раздирали друг друга, распарывали животы, вырывали кишки, отгрызали конечности, сдирали друг с друга шкуры, выдирали глаза. Из окон вываливались растерзанные тела, падали на сухую землю и далее останки с непостижимым упорством ползли в толпу, чтобы в кого-нибудь вцепиться. Из дверей выносило потоки изувеченных тел, те сливались в сплошную массу, в которой продолжалась борьба.

В самый разгар дикого сражения над улицей пронёсся долгий, низкий, дрожащий звук колокола. Он повторялся раз за разом — однообразно, уныло, тягостно. Толпа немного притихла и стала расползаться по краям дороги, образуя две плотных стены, в которых слились и жертвы, и истязатели. Множество выпученных глаз уставились в дальний конец дороги, где что-то двигалось и откуда доносился гул колокола.

Некая процессия медленно и торжественно шла по дороге. Это были одетые в монашеские одежды всё те же вурдалаки. Они несли на плечах шесты, а на шестах было укреплено что-то вроде трона, на котором восседал в кардинальском одеянии цвета крови простой упырь.

Немного не доходя до того места, где остановились Заннат и его Спутник, шествие остановилось, и твари, несущие трон, замерли, выпучив алчные гляделки. Упырь в кардинальском облачении поднялся с места и что-то хрипло прокаркал в толпу, после чего началось уже настоящее избиение, перед которым прежнее было просто игрой.

Из-за престола выкатывались волны палачей в рясах, воющих от восторга и вожделения, они накидывались на толпу, врезаясь в неё, как волки в овечье стадо. Монахи врывались в дома и выбрасывали из окон изувеченные тела, они бесчинствовали повсюду, накидывались на умоляющие о пощаде жертвы и непрерывно убивали. Вдоль дороги по обеим сторонам выстроились кресты с распятыми и горели синим пламенем костры. Крутились колёса, непрерывно работали виселицы, слетали головы, сыпались отрубленные руки, наполняя глубокие рвы по обе стороны дороги, по которой текла река крови. И вот по этой густой жиже пошли полчища новых истязателей самого разнообразного вида.

В первых рядах шли нацисты в высоких фуражках, элегантных френчах и начищенных сапогах. Их надменные бледные лица были неподвижны, а глаза смотрели в никуда. Они возглавляли шествие, а за ними шли цари и правители всех эпох. Был в этой толпе Нерон со своей арфой, был Калигула, был Ирод с налитыми кровью глазами. Казалось впавшему в прострацию Заннату, что видел он среди них рябое лицо с рыжеватыми кавалерийскими усами, и видел лысую головку. Шли люди совсем не щегольского вида — в потёртых кожанах и галифэ, и тут же пыточных дел мастера в красных колпаках. Шли старцы с бледными глазами и рыцари в ржавых от крови латах. Молча эта толпа стала расходиться и вливаться в дома, обрушиваться на толпу, стоящую по сторонам. В мрачное небо стали подниматься огромные столбы чёрного дыма, криков уже не было, слышалось только лязганье металла, удары, хруст ломающихся костей, чавканье и хлюпанье.

Вся бесконечная дорога представляла собой сплошное месиво, в котором непрерывно что-то шевелилось: утопая в крови, упыри резали друг друга. Сгинули в этой реке и нацисты, и монахи, и все прочие — не отличить было одного от другого, и только торжественный кортеж стоял незыблемо и неподвижно посреди дороги. По горло в крови стояли носильщики, тупо глядя перед собой, словно чего-то ожидая, и только монстр на троне бесновался — сквозь пену из его рта прорывались неясные вопли. Кажется, ему всё было мало, и он понукал своих слуг продолжать резню. Тогда носильщики повиновались — они сбросили с плеч шесты и медленно двинулись в разные стороны, к домам и горам искалеченной плоти. Платформа была сброшена, и красный кардинал к своему собственному изумлению упал в багровую жижу. Оттуда немедленно высунулись руки и утянули главного палача.

Борьба под поверхностью кровавой реки продолжалась — шло неистовое бурление. Но тут открылись люки прямо посреди дороги, и вся жидкость стала утекать в эту своеобразную канализацию. Вскоре дорога освободилась от крови, остались только растерзанные тела, которые продолжали шевелиться. Это был подлинный ад, в котором все убивали всех. Кардинал скрылся под кучей нападающих, и к ним спешили со всех сторон новые участники. Было там что-то, что привлекало всех убийц, и палачей. Наконец, куча распалась, и из неё выскочил победитель — тот самый лысенький в полувоенном френче. Он потряс жезлом кардинала, потом подбежал к поверженному креслу и забрался в него.

В этот миг раздался удар колокола, и вся картина стала растворяться. Участники великой битвы снова превращались в тени, а те становились всё тоньше и прозрачнее, и совершенно исчезли, оставив всё, как в начале: пустынная серая дорога, безсолнечное небо и дома.

— Это ад? — спросил Заннат у своего Спутника.

— Не знаю. — пожал тот плечами. — Я думаю, сюда попадают души садистов, убийц, палачей.

— Это воздаяние?

— Нет никакого воздаяния, Заннат. — резко отозвался ангел. — В том-то всё и дело! Это лишь религиозная доктрина, что есть наверху кто-то мудрый и справедливый, кто воздаст каждому по заслугам и по справедливости. На самом деле всякая справедливость — это миф. У каждого своя справедливость, и согласно ей он строит свой внутренний мир. Подонок, убивающий старушку ради пары купюр объясняет свои действия какой-то справедливостью. Маньяк, истязающий ребёнка, находит какие-то свои, извращённые доводы. Диктатор, отправляющий миллионы в топку, мотивирует свои приказы высшим смыслом. Это их мир, каким они его видят. Так что, после смерти они в него и попадают. Не кто-то их туда определяет, а они сами. Нет бессмертия, только замкнутый цикл, в котором, как в колесе, они проживают бесконечно свои же собственные страсти. Это личный ад каждого, в котором их преследует страх, что с ними сделают то же, что они делали другим. Здесь маньяки и убийцы, палачи и кровавые диктаторы. Им больше не с кем соперничать, как с подобными им же.

— В этом аду не хватает одного человека. — сказал Заннат.

— О, здесь ещё многих не хватает!

— И всё же ему тут место.

— Ты не видел прочих миров. — сказал ангел.

Над пустынной дорогой раздался продолжительный, дрожащий звук колокола, и по обочинам дороги начали собираться тени.

— Так происходит без конца. Снова и снова. Век за веком. Никакого покоя. — произнёс Спутник. — Ты собираешься отсюда уходить?

— В какое измерение мы попадём дальше?

— Не знаю. — ответил ангел. — Не я, а ты здесь командуешь парадом. Я ничего тебе не показываю — ты ведёшь меня.

Заннат ничего не понял, но оставаться здесь и видеть новый виток кровавой драмы, в которой все участники — монстры, он не хотел. Он пожелал покинуть это удушливое измерение, и оба путешественника по нереальным мирам взмыли над землёй. По мере поднятия открывалась обширная картина — та улица была не единственной, а всё плоское пространство, уходящее в бесконечность, было занято нескончаемым городом. Уже плыли по большим и мелким улицам кортежи с тронами — большие и мелкие диктаторы стремились к власти. На краткое мгновение они возвышались над себе подобными, чтобы потом быть утопленными в крови. Начинался новый виток нескончаемой гонки за власть.

Их было бесконечно много — целая Вселенная жестокости и безумия. Что будет, когда однажды этот пространственный мешок, полный трупного яда, прорвёт, и вся гнусность человеческая рекой потечёт в живые миры? О, сколько чудовищ породила эта несчастная и грешная планета! Неудивительно, что прочие миры избегают контакта со странным зверем, который называется человек.

* * *

Воронка извивалась, её неровные тёмные стены проносились мимо, словно рёбра, выпирающие из-под шкуры гигантского животного, а свет впереди словно бы и не приближался. Мало того, Занната и его провожатого снова начало сносить вбок, к дышащей поверхности воронки.

— Тебя опять заносит. — заметил Спутник.

— Не могу ничего поделать. — в отчаянии отозвался Ньоро делая героические усилия, чтобы снова вернуться к центр воронки. Ничего не получалось, и его так-таки и кинуло на стену. В тот же миг там раскрылся жадный тёмный рот и проглотил обоих путешественников.

— Отчаяние родителей, утративших своих детей. Ну, тебя точно не может это миновать. — сказал ангел, оглядывая бесконечную равнину медно-красного цвета, по которой бродили одинокие люди. — Ты хочешь снова погрузиться в это? Отсюда удрать гораздо труднее, чем из ада маньяков и убийц. Это тоже ад, но только тут страдают невинные.

— Да? — с болью спросил Заннат.

— Вот именно. Теперь ты понимаешь, что за штука эта ваша мифическая справедливость?

— Но ведь мерзавцы, лишившие их детей жизни, тоже горят в своём аду!

— Эти люди того не знают и не видят. К тому же, большинство из них себя, а не кого-то казнят за гибель своих детей. Это твой ад, Заннат.

— Неужели и в смерти нет забвения? — с мучением в голосе спросил он, глядя с высоты на бродящих людей, как они рыдали, заламывая руки.

— Это самоубийцы. Они не выдержали. — спокойно ответил ангел, и Заннат содрогнулся от его хладнокровия.

От бесконечной плоскости несло жаром — там было пекло, в котором горели и не сгорали люди.

«Меня спасла работа. — подумал Заннат. — Этот проклятый Спацаллани, который нагрузил меня своим Лабиринтом. Ему я должен быть благодарен, что не брожу сейчас по этому бесконечному полю страдания.»

Они взмыли в багровые небеса и вырвались обратно в бесконечную кишку тоннеля. По всей поверхности воронки проходили волны судорог, дышали рты чуть приоткрытых устьиц — это ждали своей добычи множество пространств. На глазах у Занната бледная тень подлетела к стене и была поглощена.

— Что там? — спросил Заннат, указывая на круглое окно, которое продолжало освещать своим бесстрастным светом внутренность тоннеля. — Там рай?

— Не знаю. — задумчиво ответил Спутник. — Я никогда там не был. Я думаю, там новая реальность. Однажды придёт час Вселенной, когда все подвалы душ забьются содержанием так, что будет больше не вместить. Куда тогда пойдёт эта сухая труха, которая копилась тут с начала мира? Нам это не открыто. Но что-то ожидается, что-то непременно будет. Секунда за секундой, час за часом, век за веком истекает срок Вселенной. Это чудовищно огромные песочные часы, в которых каждый миг — песчинка. Всему приходит конец, даже бесконечности. Что будет с этой гигантской библиотекой, в которой собраны судьбы всех веков? А ведь ты видишь только пыль своей планеты. Представь себе бесчисленное множество миров, бесчисленное множество галактик, невообразимое количество планет, у каждой из которых свой тоннель! Ты представляешь, какой груз несёт Вселенная, копя в себе балласт бесчисленного множества бессмертных душ? Кто породил их, кто их пустил в круговорот? Или это неизбежное свойство Космоса, непроизвольно рождающего в себе субстанцию мысли? Ты думал когда-нибудь о митохондриях, которые без отдыха трудятся в каждой клеточке твоего организма, снабжая тебя энергией для каждого мига твоей жизни? Испытывают ли они какие-нибудь чувства? Страдают ли, любят ли? Что думают о смерти? Оценивают ли они поведение своей Вселенной — тебя, Заннат? Ведь ты для них — великий и непостижимый Космос!

Нет, такие мысли никогда не приходили в голову Заннату. Он всегда ощущал себя целостным существом. Думать о чувствах клеток, составляющих твой организм — что за безумие!

— Я думаю нередко, размышляю. — продолжал ангел, забыв о своём спутнике и глядя в белое окно, откуда лился свет. — Что будет дальше, когда всё кончится? Однажды ведь придёт конец. Однажды Вселенная умрёт. Куда она денет все души своих детищ? Куда уйдут Живые Души со всем богатством информации, накопленной за миллиарды лет? Что будет за той гранью, которая завётся Смерть? Вам проще, вам — смертным существам. Ваш срок так мал, что вам практически нечего терять. А я, который видел рождение и смерть галактик? Я, который видел бесчисленное множество миров и прожил бесконечно много жизней? Кому сгодится всё то множество знаний, накопленных с начала мира? Куда уйдут ответы, для которых нет вопросов?

Заннат молчал, потрясённый скорбью существа, которому, как полагал он, не о чем скорбеть.

— Мне нечего тебе сказать, ангел. — наконец ответил он. — Я знаю только свою маленькую боль, но что значит боль умирающей букашки, когда бесчисленные армии сталкиваются в воротах смерти? Это просто вскрик атома, теряющего электрон, когда галактики взрываются при встрече.

— Ты прав. — согласился Спутник.


Бледное устьице, едва заметное на поверхности гигантской воронки, раскрылось и поглотило увлекшихся беседой путешественников.

Бесконечная равнина, чуть освещённая спокойным голубоватым светом. С высоты полёта казалось, что вся она как будто выложена полупрозрачными круглыми камнями. Но по мере снижения стало ясно, что это вовсе не камни, и они не прилегают плотно друг ко другу — между ними есть пространство. И наконец, став на эту гладкую поверхность, Заннат и ангел обнаружили, что это парят в прозрачном воздухе надутые шарики — они реяли на тонкой нити, которая удерживала их над равниной. Куда ни посмотри, везде такие шарики — миллионы, даже ещё больше.

— Смотри-ка, ангел. — приблизясь к одному такому шарику, удивился Заннат. — Там спрятан ребёнок!

Действительно, в шаре спал, свернувшись в клубок, ребёнок. Во всех шарах были дети.

— Это же души, ждущие отправки для рождения! — приглушённо воскликнул Ньоро, боясь нарушить покой этого святого места.

— Ты думаешь? — с сомнением спросил ангел, глядя в другой шарик. — А это что?

В том шарике спала девочка, никак не напоминающая младенца — ей было лет пять. И вообще, как оказалось, помимо младенцев было много детей разного возраста — не старше десяти лет.

— Я думаю, ты достиг своего, — сказал Заннату ангел, поднимая на него свои голубые глаза. — Здесь должен быть твой ребёнок. Это умершие дети.

— Как я боялся, что он и после смерти испытывает страдание. — проговорил Заннат, глядя на шарик, в котором спал мальчик лет четырёх, так похожий на его Рики.

— Как будешь искать его? — спросил Спутник, обводя взглядом бесконечно простирающееся поле шариков.


Здесь не было никакой системы, никаких разделительных признаков — все дети, всех возрастов и национальностей спали в шариках. На них не было одежды, чтобы можно было определить эпоху их смерти. Заннат и ангел бродили среди тихо реящих хранилищ и рассматривали каждое. Похоже, так бродить им предстояло очень долго.

— Ну что же ты? — спросил Спутник, видя, что Ньоро остановился и думает.

— Должен же быть где-то край у этой равнины. — ответил тот. — Где-то должен быть рубеж, где происходит прибытие.

Они опять поднялись вверх и полетели над полем, далёкие края которого утопали в дымке.

— Мы можем так лететь очень долго. — сказал Спутник. — При том, возможно, будем удаляться от нужной стороны. Ведь здесь во все стороны всё одинаково.

— Но ведь за всё время существования планеты людей было конечное число. — упорствовал Заннат. — Значит, и умерших детей должно быть конечное число.

— Ты собираешься тут оставаться миллионы лет? — кротко спросил ангел.

— О, нет! — пришёл в ужас Ньоро. — Это ещё хуже, чем потеря сына!

Он сосредоточился, прислушался к себе, представил лицо Рики, каким помнил его в тот последний миг, когда видел его живым. Он почти нашёл его, так неужели желания вновь обрести своего ребёнка не исполнится?! Ведь это сон, волшебный сон, в котором нет невозможного! Ведь это было то, о чём он думал, когда выпил волшебной воды из Чаши снов!

Лёгкий треск и шлепок о пол, и тут же в тишине хранилища раздался плач.

Заннат открыл глаза и увидел, что на полу сидит Рики. Ребёнок недоумённо озирался, тёр глаза кулачками и обиженно плакал. На нём была его рубашечка в полоску и те же шортики. Малыш поднялся, огляделся и тут увидел двоих людей, замерших в изумлении.

— Папа? — неуверенно пролепетал он, забыв про слёзы. — Папа, я трогал рыбок. Я больше так не буду.

— Осторожнее, не испугай. — прошептал ангел, останавливая Занната от крика.

— Ну что ты, Рики. — глотая слёзы, сказал тот. — Подумаешь — рыбки! Это неважно.

Он осторожно обнял сына, стараясь не сорваться в неуправляемый порыв.

— А это что? — спросил ребёнок, высвобождаясь из объятий и указывая на шарики.

Заннат не нашёлся, что ответить, и в дело вмешался ангел.

— Это магазин, где покупают мальчиков и девочек. — сказал он с такой улыбкой, что Рики засмеялся. Он прекрасно знал, что детей не покупают в магазинах, а находят под дверью, куда их приносит аист.

— Уходим? — счастливо спросил Заннат, держа ребёнка на руках и обращаясь к ангелу.

— Давай! — охотно согласился тот.

— Мы домой? — обрадовался ребёнок.

— Пожалуй, нет. — задумался Заннат. — Не сразу.

— Хорошо. — тут же согласился мальчик.

Заннат поднял глаза к потолку, невидимому за рассеянным светом, и ничего не произошло.

— Что такое? — не понял он, ещё раз сосредоточился, и снова не взлетел. Он поднёс к глазам руку и попытался выделить огонёк Силы. Ничего не вышло — Живой Энергии не было. Ни капли.

— Ангел, я не могу выбраться отсюда. — глухо сказал он, в тоске оглядывая бесчисленное поле с шарами, в которых спали дети.

— Почему? — полюбопытствовал тот. — До сих пор же получалось. Просто захоти.

— Я очень хочу, но ничего не получается.

Он посмотрел на своего Спутника и вдруг всё понял:

— Сон кончается, да?

— Это реальность, Заннат. — сказал тот, странно глядя на попутчика.

Тот ничего не понял, кроме того, что не в состоянии покинуть это место, где спали неопределённо долгим сном души умерших детей. Вот его ребёнок, на его руках, но что же дальше? Он не хотел оставаться тут, среди этих колыбелей, он хотел обратно в свой мир, к людям, хотел вынести своего сына отсюда, чтобы всё было, как раньше!

— Помоги мне, ангел! — взмолился Заннат.

— Ты знаешь, я не ангел. — ответил тот.

— Помоги мне, кто бы ты ни был, чёрт возьми!

— Не уверен, что мне это надо. — сказал Спутник, и Заннат поразился его неожиданно острому взгляду.

— Это вообще не в моих интересах. — продолжил ангел. — Действовать себе в ущерб не в моих правилах.

Он приблизился почти вплотную, и Заннат вдруг понял, что знает ангела, только не помнит, кто он.

— Я мог бы оставить тебя здесь. — с усмешкой продолжил тот. — Но не оставлю. Однажды ты понял меня, а я ничего не забываю.

Спутник схватил Ньоро за плечо, и в тот же миг блеснула ослепительная вспышка, и всё исчезло.

* * *

— Заннат, проснись. Заннат, проснись. — повторял кто-то жалко и тоскливо.

— Что такое?

Он открыл глаза и увидел себя стоящим возле Чаши и держащимся руками за её край.

— О, наконец-то! — всхлипнул Цицерон. — Я уж думал, ты не придёшь в себя!

Но Заннат не отвечал, поражённый переменой, произошедшей с этим местом.

Никакого храма не было, как не было гладкого зеркального пола, сотворённого Пространственником. Плоская вершина горы выглядела старым камнем. На месте колонн торчали, как обломки зубов, сухие останки, а вокруг них — мелкая щебёнка. И только старая чаша стояла на щербатой ножке — в ней ещё оставалось на дне немного воды.

— Нас обманули, Заннат. — скорбно сказал осёл. — Это был не Пространственник и вообще не додон.

— Кто же это был? — всё ещё не придя в себя от потрясения, спросил Ньоро.

— Кто бы ни был он, он нас провёл. Так ловко обманул! Вот эта вода, это вовсе не волшебная вода, как эта посудина не Чаша Сновидений. Он добавил в воду яд квабаджи, и мы выпили с тобой наркотик. Ты впал в торчок, а со мной он поговорил.

— Кто? — дико спросил Заннат.

— Твой враг, я полагаю — Рушер. — уныло признался Цицерон.

— ?!!!

— Вот именно. Он посмеялся надо мной. Он рассказал, как выследил нас. Заннат, я идиот.

И Цицерон рассказал всё, что узнал за то время, пока его товарищ находился в полной отключке.

Выпив воды, осёл погрузился в транс, из которого его вывел голос.

— Проснись, Цицерон, и слушай меня внимательно. — сказал голос.

Яд квабаджи, как известно, обладает сильнейшим психотропным свойством, так что, принявший его внутрь будет повиноваться всем приказам. Осёл открыл глаза и увидел, что всё исчезло — всё, что на их глазах сотворил Пространственник. Остался только этот человек, нисколько не похожий на додона. Он начал говорить, а Цицерон слушал, как и было ему приказано.

Рушер обнаружил беглецов очень скоро: они сами выдали себя на первой же планете, куда перенеслись. Напрасно осёл увлёкся справедливой местью, напрасно устроил безобразие на туристическом лайнере. После отбытия двоих друзей с космического корабля был послан сигнал бедствия, который поймали киборги Рушера — слухачи, ловящие передачи на всех известных в галактике волнах связи. С планеты квабаджи приятели сами возвестили о себе, оря в передатчик на всю галактику. Так Рушер узнал о такой дельной вещи, как спрад — наркотик, добываемый со спин лягушек. Вот этой вещью он и воспользовался, подмешав её в воду, когда развёл в глазах двух доверчивых туристов мистический спектакль — на самом деле это была чистейшей воды иллюзия. Под конец, досыта наиздевавшись над неподвижным Цицероном, он велел по своём уходе сделать следующее: разбудить Занната. Поскольку тот находился в гипнотическом сне, то будет повиноваться любому приказу. Что Цицерон и сделал.

— Давай убираться обратно на Скарсиду. — жалобно сказал осёл. — Вернёмся к Моррису и Инге.

— Это невозможно. — с большим трудом произнёс Заннат, уничтоженный этим чудовищным поражением, которое нанёс им Рушер. Но более всего он страдал при мысли о том, как тот жестоко воспользовался его душевной раной.

— У меня больше нет Живых Сил. — сказал он онемевшему от изумления ослу. — Он выманил их у меня во сне. Я тратил Силы на иллюзию. Я видел сон, в котором я нашёл своего погибшего ребёнка. И только теперь я понял, кто был Спутником в моём сне, кто был ангелом.

— И кто же?

— Рушер. Он внушил мне, что я путешествую среди пространств душ. Он делал для меня преграды, которые я пробивал при помощи Сил, потому что в конце концов я должен был найти и вернуть себе своего ребёнка.

— А. - сказал осёл, которому была неизвестна эта давняя трагедия Занната.

Они медленно поплелись вдоль края горы, глядя вниз и ища спуска. Осёл пребывал в печали, а сердце Занната обливалось кровью.

— Смотри. — сказал Цицерон. — Когда-то тут действительно была звёздная гостиница. Всё было: и дворец на горе, и чаша, и Портал. Только это было очень, очень давно.

Здесь, на планете Живых Кристаллов, не было ни дождей, ни сильных ветров ни вредных примесей в атмосфере, так что всё здесь сохранялось намного дольше. Камни разрушило время, но это действие было очень-очень медленным.

Под горой виднелись останки стены и груды камня подозрительно правильных очертаний — это явно было нечто искусственное в отличие от живописного хаоса естественной среды планеты. И кучи щебня на горе были остатками колонн. И вся эта плоская вершина когда-то была зеркально-гладкой. Только двум путешественникам не стало от этого легче. Они застряли на планете, где не было ни воды, ни еды. У них не имелось никакой связи, потому что Рушер дочиста обобрал Занната.

— Он сказал напоследок: ждите, за вами прибудут. — добавил осёл, глядя с горы вниз. Спуститься вниз не было никакой возможности.

Детский плач позади заставил обоих подпрыгнуть на месте. Обернувшись, Заннат увидел, как из-за груды щебня выбирается ребёнок в полосатой голубой маечке и синих шортиках. Он ревел, размазывая по пухлощёкому лицу обильные слёзы и пыль.

— Папа! — тут же просиял он, увидев Занната. — Я думал, ты меня бросил!

— Что ты, что ты, малыш… — забормотал, бросившись к нему, Заннат.

У него шла кругом голова, и он не понимал, что происходит.

— А где Лили? — требовательно спросил ребёнок, тут же забыв плакать. — Где Тина? Мама где? Я есть хочу!

Все эти вопросы посыпались мелким горохом, и Заннат понятия не имел, что отвечать на них. Он никак не мог поверить, что это его сын. Как могло такое произойти?! Неужели он в самом деле побывал во всех этих мёртвых пространствах? Неужели он вырвал ребёнка у смерти? Неужели Живые Силы могут это?!

«Нет ничего невозможного» — вспомнил он слова ангела. Слова Рушера.

Враг обманул Занната, провёл его, заставил растратить Силы, но взамен вернул ему Рики.


— Когда домой пойдём? — сердито спросил ребёнок, и Заннат умилялся каждой его гримасе, потому что они убеждали его в том, что это не призрак, не искусственно состряпанное существо, а его сын, его Рики. Ребёнок так был рад вниманию отца, что принялся выбалтывать все тайны его дома: про телефонные разговоры матери с подругами и где она прячет свои драгоценности, про флирт Лили с садовником, про то, где Линда прячет бутылку, про страсть Тины к тотализатору в интернете. Всё это изумляло Занната, но каждое слово, услышанное им от малыша, убеждало в том, что он подлинно его сын — никто не мог знать так много о жизни семьи Ньоро.

— Надо же! — поражался Цицерон. — Как у вас всё не просто! А я-то думал, что частная собственность в древнем Багдаде это и есть настоящая проблема!

Мальчику надоело кататься на осле по пустынной вершине горы. Они ему и сказки рассказывали, и песни пели, но что делать дальше не знали. Наконец, все трое умаялись и с наступлением ночи легли поспать.

Как только два человека и один осёл мирно засопели, прислонившись к куче щебня, воздух над ними слегка заструился, и трое спящих мгновенно испарились с места, где когда-то был Источник Сновидений.