"Стамуэн" - читать интересную книгу автора (Казанцева Марина Николаевна)

Глава 3. Ночное наваждение

В лагере был переполох. Берелли так и не появился. Но, это ещё полбеды. Когда, отчаявшись его найти, Мариуш Кондор пришёл к выводу, что случилось несчастье, он хотел связаться с консульством. И тут обнаружил, что передатчик разбит вдребезги. А далее выявился ещё более непонятный факт: у всех машин оказались пробитыми баки. Экспедиция осталась без транспорта и без связи. Мариуш рвал и метал. Он подозревал всех и каждого.

— Ну ничего, — уговаривала его Эдна, ходя следом. — в консульстве догадаются, когда в определённый час мы не выйдем на связь.

— Нет, вы не понимаете всего трагизма ситуации! — кипятился профессор. — У нас не хватит воды, чтобы дождаться, когда они изволят сначала понять, как вы говорите, а затем прибыть за нами!

Это было совершенной правдой: питьевой воды едва хватило бы до послезавтрашнего дня — всего две десятилитровых канистры. Ещё вчера Франко Берелли должен бы отправиться с фургоном к Ахаггару, чтобы привезти новый запас. Он каждые три дня катал по пустыне и отлично ориентировался на местности. Даже непонятно, как он вообще мог куда-то уйти и заблудиться. Теперь же вода оказалась стратегическим продуктом.

Профессор тут же поставил двоих студентов для охраны запасов. Он назначил суточную норму каждому. И были эти нормы так скромны, что стало ясно: душ отменяется.

— А где берут воду местные жители? — поинтересовалась Эдна. Она всё ещё не представляла себе масштабов бедствия.

— Они ходят за ней в одну пещеру, — нехотя признался переводчик.

— Так и мы пойдём за ней! — воскликнула неунывающая врач.

— Не всё так просто, — пробурчал Маркус. — Если у нас кончится вода до того, как нас найдут, я подумаю о такой возможности.

Самым важным вопросом на сей момент оказались поиски пропавшего куда-то экспедитора.

Вечером все участники экспедиции собрались за столом под навесом — они сидели на раскладных стульчиках, только Кондор никак не мог успокоиться и мерил землю быстрыми твёрдыми шажками.

— Прежде всего я требую, чтобы не было никакой паники! Паника лишь усугубит наше положение! — потребовал он, решительно рубя воздух своей загорелой сухощавой рукой.

Профессор остановился и осмотрел присутствующих. Никто не паниковал, но все внимательно его слушали. Он возобновил свою беготню вокруг тента.

— Второе. Никаких самовольных отлучек!

Профессор снова остановился и внимательно обозрел окрестности, словно ожидая набега конных туарегов с первобытными копьями наперевес и автоматами Калашникова за плечами. Большинство сидящих тут же с опаской посмотрели в безмолвную вечернюю пустыню.

С уходом дня резко похолодало, и синие тени от барханов выглядели очень подозрительно. Вдали, почти у самого горизонта, виднелась одинокая скала. Белесое небо на западе и густая тьма на востоке. Множество, невообразимое множество звёзд в бездонном небе физически ощутимо подавляли рассудок. Пустыня казалась враждебной и полной страшных тайн, а старый Стамуэн — жилищем привидений.

— Третье, — твёрдо внушал профессор. — завтра делимся на пары и прочёсываем каждый камень в обозримом пространстве. Раскопки на время прекращаем. Охрана воды круглосуточная.

Все побрели прочь, по своим палаткам. Страх, поначалу захвативший студентов, рассеялся. Ну, подумаешь, несколько дней придётся обойтись без душа!

Вилли остановился и достал, пока никто не видит, из кармана маранатас. Зеленовато-серая пластинка при свете звёзд едва мерцала. Если пристально смотреть на выступающий узор, то начинает чудиться, что камень глубок и в этой глубине перемещаются тени. Похоже, что эта вещица — единственное, что есть интересного в этом умирающем от дряхлости и неуязвимом для влияния культур Стамуэне. Может, это не что иное, как древние деньги, оставленные тут кем-то из приезжих? Тогда Вилли плохо сделал, что скрыл от профессора этот маранатас. Но, Маркус велел помалкивать и, судя по его испугу, неспроста!

Как удобно, что в загадочном квадратике есть маленькая дырочка. Можно носить этот талисман на шее. Вилли поспешил в палатку, куда уже залез его сосед — Джед Фальконе. Следовало перед танцами переодеться во что-нибудь почище.

Лунный серп ссохся и готовился вот-вот исчезнуть — скоро новомесячие. Старая шаария сидела на крыше своего дома и неотрывно смотрела на осколок убывающей луны. Она тихо раскачивалась и мерно повторяла, обращаясь к небу:

— Дух Нарождающийся, найди себе живую душу. Да запоёт Источник. Да соберутся Трое, чтобы встретить Четвёртого. Да прекратятся жертвы.

Внизу, в каменной хижине, свернулся в клубок и молча дрожал ребёнок. Он держал денежку у самых губ и безмолвно шептал ей свои просьбы и молитвы.

Профессор Кондор не имел ничего против того, чтобы молодёжь веселилась. Чем дольше они будут думать, что всё не так плохо, тем лучше. Сам он вдвоём с Маркусом рассматривал карты местности. Необходимо решить задачу: либо уходить завтра утром, что будет очень трудно, поскольку пешими они далеко не уйдут, а вода закончится раньше. Либо искать источники. Проводник Маркус склонялся к первой версии, а Кондор — ко второй.

— Не понимаю, в чём дело! — выговаривал он резким своим голосом. — Ведь местное население добывает воду! Почему мы не можем?!

— Я уже объяснял — табу! Мы можем прибегнуть к этому лишь в крайнем случае, да и то, если разрешат. — терпеливо объяснял проводник.

— Кто тут всем распоряжается? Давайте я схожу к нему и всё объясню! — не сдавался профессор.

— Да им дела нет до ваших нужд, — едва внятно проронил Джок. — Для них жизнь и смерть — вопрос философский, а отнюдь не насущный.

— Вы, Маркус, всё время говорите загадками. Прошу вас, объяснитесь, — резко потребовал профессор.

— Да что тут объяснять, — устало ответил проводник. — Воду тут добывают по каплям. За неё молятся богам. Ну кто вам добровольно уделит от своей малости? Всё, что случилось тут, это ваши проблемы.

— Чудовищно! — профессор схватился за голову. — Не понимаю, кто мог всё это сделать! Откуда дикарям знать, где у машин бензобаки. И что такое передатчик. Может, это Берелли сошёл с ума и всё испортил?

— Ну и куда же он в таком случае девался? — вступила в разговор молчавшая дотоле Эдна.

— Муру, — кратко обронил Джок Маркус.

— Что? — удивился Кондор.

— Есть древняя легенда, — изволил объяснить переводчик. — О мууру, то есть отброшенном. Человек, из которого удалена душа. Здешние мистерии замешаны на таком крутом колдовстве! И я слышал, что раз в столетие здесь разыгрываются такие драмы! Сам я состою лишь в отдалённом родстве с местными жителями, но про мууру ходят настоящие легенды. Говорят, что он может некоторое время походить на самого себя прежнего. И он выполняет приказания того, кто его сделал — он делает всё, что ему ни прикажут. А потом уходит и умирает.

— Вы верите в это? — скептически спросил профессор. — Я думал, вы образованный человек.

— Я агностик, — насмешливо ответил Маркус. — То есть, в богов не верю, но допускаю возможность их существования.

— Кто же этот мууру? — слегка дрожащим голосом спросила Эдна.

— Да кто угодно! — не сдаваясь под взглядом профессора, ответил Маркус. — Вы, профессор, даже я. Кто может знать, не имитирует ли собеседник своё собственное нормальное поведение!

— А других объяснений нет? — воинственно спросил Кондор, которому явно не понравилось подозрение проводника в том, что он, Кондор Мариуш, может быть мууру.

— Есть, — улыбнулся Маркус. — Вот вы нам их сейчас и приведёте.

— Мууру — это зомби? — продолжала озабоченно спрашивать Эдна.

— Нет. Зомби — мертвец. А мууру живой, только без души. Это кукла. Имитация личности.

Прибежал Вилли.

— Профессор, — выпалил он. — кто-то из наших отсутствует! И я не могу понять, кто именно!

— Что за чушь?! — возмутился Мариуш.

— Позвольте мне взглянуть, — внезапно встревожился проводник и выскользнул во тьму из-под тента. Оставшиеся трое переглянулись в свете керосиновой лампы.

— Вам не кажется… — начал было Кондор.

— Кажется, — зябко поёживаясь, ответила Эдна. — Чертовщина какая-то!

Из темноты беззвучно выскользнул Маркус и вплыл под свет висячей лампы.

— Ну и что? — насмешливо спросил профессор.

— Идите и посчитайте сами, — огрызнулся проводник. — В конце концов это ваши студенты!

Его тон вселил в руководителя экспедиции неясную тревогу, и он поспешно отправился к танцплощадке.

Небольшой пятачок утоптанной почвы возле старой, засохшей акации — тут они собираются каждый вечер и под яркими пустынными звёздами изображают под кассетник танцы. Слышался смех, разговоры. И никакой паники, которой так опасался профессор. Он встал под окаменевшим деревом и принялся считать присутствующих. Их должно быть одиннадцать — Валентай остался под навесом. Но, студентов оказалось десять. Тогда профессор принялся по памяти перебирать имена. Да вот же они все! Тогда для успокоения он снова их пересчитал. И снова один куда-то делся!

— Да что такое! — рассердился на себя профессор.

Он снова перебрал всех по именам. Все тут! Сосчитал, и опять их оказалось десять!

— Друзья, прошу вас всех встать в ряд, — потребовал Мариуш, чувствуя себя полным идиотом.

Студенты удивились, но повиновались. Кондор сосчитал их, указывая на каждого пальцем и называя имена. Все были здесь. И было их лишь десять.

«А, может, это я мууру?» — озабоченно думал про себя профессор, шагая обратно под навес.

Шаария устала призывать, она опустила голову и примолкла. Он должен был придти, но не пришёл. Старуха взглянула на небо: бледный и слабый месяц уходил. Сегодня последняя ночь для Призывающего, а у неё нет прежней силы. Она не успевает. И решилась на последнюю меру:

— Именем Призывающего…

У неё стиснуло горло, но она превозмогла себя и не пролила слёз.

— … жертвую своим именем.

Шаария встала, чтобы встретить Похитителя Имён.

— Жертвую своей сущностью…

Она приготовилась к удару.

— Моё имя…

Тихий звук шагов. Старая умолкла и широко раскрыла глаза, стараясь увидеть, где ступают Его ноги. Он шёл по песку. Шаария облегчённо вздохнула: она не успела произнести своё имя, она ещё поживёт.

Он стоял на земле Мёртвых обеими ногами. Его глаза закрыты. Ах, как давно она не обладала такой силой! Как давно шаария была слаба! Вот цена предательства! Слабость за слабость! Но сегодняшняя ночь всё изменит. Сегодня её последняя ночь. Ночь её силы. Вдруг шаария напрягла свои слабые глаза. Это же не Он! Это другой!

С неожиданной прытью старуха соскочил вниз — на камни перед хижиной. Подошла по дорожке к неподвижной фигуре и внюхалась. Да, это другой. А она-то ещё удивлялась, что её силы хватило! Шаария есть шаария. Это не Лгуннат!

— Говори, Призывающий, — неожиданно отозвался Другой.

Вот как?! Значит, их двое! И оба годятся! Вот это Новомесячие! Такое раз в десять тысяч лет происходит! А, может, ещё реже. Никто никогда не говорил, чтобы на Плач Призывающего нашлись сразу двое.

Шаария достала из мешочка на шее амулет — Глаз Императора. Пробормотав все положенные в таком случае заклинания, она протянула амулет ко лбу Избранного. Да, теперь он — Избранный. Если, конечно, Глаз примет его. Если нет, то она ошиблась и все её старания напрасны. Что-то помешало ей. Ах, шаария!

Старуха привстала на цыпочки, потому что Он был высок, и осторожно потянулась. Нельзя заступить на землю даже кончиком пальца! Амулет выскользнул из её сухих искривлённых пальцев и мягко присосался ко лбу Избранного. А потом медленно втянулся в кожу и не оставил за собой следа. Избрание свершилось! Он принят! Она успела!

Старуха попятилась, ни на мгновение не забывая следить за ногами, и поклонилась до камней.

— Ты — Избранный!

Он ничего не отвечал. Повернулся и медленно направился на выход. Всё, теперь шаария может ещё пожить. Теперь Избранный нашёлся.

Ночь была в самом разгаре. Оживилась невидимая доселе всякая пустынная мелочь. Заполошно орали какие-то ночные птицы, пищали и бегали под самыми ногами мыши. Шуршали ящерицы. И странно тепло — пески как будто дышали остатками дневного зноя. Жар выпарился, осталось нежное томление, от которого всё живое словно ошалело.

— Может, они чувствуют землетрясение? Как бы змеи не приползли, — с опаской предположила Эдна.

— Они чувствуют, что скоро мы все тут сдохнем, — мрачно отозвался Маркус.

— Кончайте, пожалуйста, свою разлагающую демагогию! — возмутился профессор.

— Ну, я пойду к компании, — как ни в чём ни бывало проговорил Вилли и отчалил в темноту — к весёлому смеху.

— А я пойду ещё раз посчитаю, — осторожно сказала Эдна и покосилась на профессора. Он остро глянул на неё из-под кустистой брови и промолчал.

Казалось, ночи нет конца.

— Где ты всё время бегаешь? — весело спросил Джед Фальконе, против обыкновения выглядевший возбуждённым. — Сегодня какая-то необычная ночь!

Невысокий и неразговорчивый Джед в любой компании обычно отирался где-то сбоку. Популярностью у слабого пола он не пользовался — даже несмотря на довольно симпатичную внешность. Замкнутость Фальконе всегда работала против него.

— Более чем, — ответил Вилли, удивляясь про себя веселью товарища.

— Чем же она необычна? — добродушно поинтересовался подошедший Маркус.

— Да так… — уклонился от ответа Джед.

Все студенты и в самом деле были неестественно возбуждены, их настроение никак не соответствовало трагичности дневных событий. Все увлечены танцами и флиртом.

Из пустыни потянуло сладким запахом каких-то неизвестных цветов. Издалека доносился еле слышный львиный рык, что вызывало в маленькой компании молодых людей испуганные вскрики и хохот. Под ногами то и дело шныряли ящерицы и мыши. Это действительно была очень странная ночь. Казалось, тьма продлилась втрое дольше, чем ей положено, но и она близилась к концу. Утро безудержно наступало. Лишь в приближении раннего рассвета студенты угомонились и стали разбредаться по палаткам.

Вилли тоже направился к своему спальному мешку. Его сосед, Фальконе, уже улёгся на своё место и легко заснул. А Валентаю спать всё не хотелось. Он заглянул в палатку, не зная, забраться внутрь или ещё побродить. Мимо, небрежно отшвыривая ящериц носами высоких армейских ботинок, бесцельно брёл Маркус. Он явно не выглядел утомлённым и что-то в нём тоже было странно.

— Ещё немного, — мечтательно сказал проводник, — и рассветёт. Не спится?

Он смотрел своими слегка выпуклыми додонскими глазами на светлеющий восток, но Валентаю казалось, что переводчик рассматривает его.

— Будем потом, как вермишель, — ответил юноша, не зная, что ещё сказать.

— Ну что ж, — согласился Джок. — два часа у тебя ещё есть. Сегодня всё равно работ не будет.

Валентай ничего не ответил — разговор был явно беспредметным. Он забрался в палатку и плотно закрыл вход.

Маркус никуда не ушёл. Он притащил из-под навеса стульчик и уселся неподалёку. Сдвинул шляпу на лоб и погрузился в созерцание наступающего рассвета. Время от времени он настороженно оглядывался. Пару раз к его ботинкам из толстой кожи подползали змеи, поднимали узкие головки, водили ими из стороны в сторону и снова уползали. Маркус спокойно смотрел на них и сам не заметил как заснул. Всё стихло.

«Однажды, однажды… — запел во сне голос. — Однажды-однажды родилось Яйцо.

— Что это было за яйцо?

— Не яйцо, а Яйцо. Слушай. Мира не было, был только Мрак. Пустота то есть.

— И что было в пустоте?

— В пустоте кружили Бездны. И не было никого: ни человечков, ни зверей…

— Речки тоже не было?

— Даже Солнца не было! Яйцо было одиноким, только оно не знало об этом, потому что было не у кого спросить. Но, оно само было миром. Мир в себе!

— Что это?

— Не знаю. В нём были образы вещей, а не сами вещи.

— А откуда мы взялись?

— Спи, а то ничего не узнаешь.

— Сплю…

— Потом появился Образ Мысли, но это ещё была не Мысль. Спишь? Спи. И стало Образу тесно, хотя Образ Мысли занимает ещё меньше места, чем Образ Вещей. Мысль развернулась и ударила в одну сторону хвостом, а в другую — жалом.

— Это была змея?

— Нет, ещё не Змея. И она развалила своё убежище на четыре части. И выпала в Ничто. В Пустоту. Там не было места даже для самой крохотной козявки, даже для мельчайшей частицы вещества. И Образ Мысли испугался, потому что почувствовал страх одиночества. Он принялся торопливо выкидывать из скорлупы образы вещей, наделяя их Сущностями. И первыми вышли додоны. То есть мы.

— Мы…

— Да. И только потом появились боги.

— Зачем?

— Так захотелось мысли. Она всё никак не могла избавиться от своего страха и думала, что ей нужны собеседники.

— А с нами ей было скучно?

— Мы — сами по себе, а мысль — сама по себе. И только потом появились те, кого называют Живые Души.

— Кто они?

— Вот это и есть настоящая тайна. Знаю только, что без них мир был бы одиноким, как Образ Мысли, пока она не стала мыслью.

— А потом кто вышел?

— Это был не Кто, а Что. Только об этом ты услышишь не скоро. Спи давай.»

«А потом был Конец всех Сущностей. Его имя не называется. Смертные называют его Смертью. Пищей ему служат живые души. Когда пища иссякнет, Смерть тоже умрёт. Додоны были бессмертны, а умерли. Боги были вечны, а сгинули. А Смерть не вечна, но живёт. Она, как змея, жрёт саму себя. От ненависти извивается и кусает лицо Мироздания. Она оттягивает свой конец, еле дышит, а пьёт души. Страшно ей, убогой, бесится она от голода и всё боится, что пищи ей не хватит. Всё проклинает мысль, поскольку не знает, что с ней станет после смерти. Куда ушли додоны? Почему молчат боги?

Сегодня Ночь Призывающего. Скоро Ночь Пищи. Тошно! Ох, тошно!»

Спящий застонал. Никто не слышал его — все спали. Рассвет медленно занялся, но Солнце задерживалось. Потом оно разом выскочило на полдиска и осмотрелось. Лик его был красен и гневен. Медленно распаляясь, Солнце выбралось над линией горизонта и залило поверхность земли мрачным багровым светом. Вся живая мелочь суетилась — кто убегал, кто прятался.

Спящий снова издал тихий стон. Глаз Императора раскрылся внутри его лба и огляделся. Он увидел Солнце и, не мигая, уставился на него.

«Чего тебе?»

Солнце высокомерно промолчало.

«Где я?»

Никто не ответил. Глаз закрылся.