"Жребий Судьбы" - читать интересную книгу автора (Казанцева Марина Николаевна)

Глава 14. Три заколдованных принцессы

Свеча, горящая в тумане — блеклый, стылый свет. Слабое звяканье металла растекается над влажною землёй. Лёгкий звук воды, трепет крыльев невидимой совы, и пряный, резкий запах скошенной травы.

Конь, как лодка, плывёт среди густых, парящих в невесомости клубов — не видно ног, не слышно звона сбруи. Как будто мир исчез, заснул и утонул в безмолвии тумана. Всё утекает, всё уходит, пропадает. Лишь ты и бесконечный, безмятежный, бледно-равнодушный, стылый сон тумана.

Лён рывком поднял голову с мешка. Огляделся. Долбер крепко спал, накрывшись дорожным плащом и обхватив крепкими руками котомку под головой. Кажется, всё спокойно.

Уже третий день они ехали пустынной местностью, где только скалы да редкие травянистые клочки земли чередовались с унылым постоянством. Ни селений, ни троп — никакого признака жизни. Солнца не видать, пения птиц не слышно. Зверей тоже никаких нет — пустота. Но каждый вечер на землю опускались такие глухие туманы, что приходилось останавливаться на ночлег. Никакой костёр в таком плотном от влаги воздуха был невозможен, да и дров для розжига негде было взять. Так что путники ложились спать, наскоро перекусив сухарями из котомок — им выдали в дорогу запас пищи. Кто-то неведомый заботился о них, посылая в путь, и по малому количеству оставшейся провизии можно было ожидать, что скоро их тяжёлый путь придёт к концу. А там что будет.

Два дня назад, когда они проснулись на таком же маленьком клочке свободного от камней пространства и обнаружили друг друга, Долбер рассказал, что выздоровление его от раны происходило в каком-то странном месте — тихий, светлый лес, дупло, устеленное слоем сухой листвы. Ему приносили воду в листьях еноты, а белки кормили его орехами, пока он не окреп и не начал выходить и собирать грибы и ягоды. И каждое утро он обнаруживал перед своим убежищем корзиночку со свежим хлебом и крынкой молока. Рана его заживала легко — те же еноты приносили неизвестные листья и прикладывали к ране.

— Уж не в эльфийском ли лесу я был? — сказал Долбер.

И он не знал, сколько дней он пробыл там — ему показалось, что всего неделю. Но рана в боку затянулась, и только тонкий белый шрам показывал, куда именно ударила его стрела чёрного воина Дарнегура.

И вот теперь они едут третий день среди однообразной местности и гадают, что их ждёт впереди. С каждым днём туман начинал опускаться всё раньше — ещё засветло, и с каждым утром отступал всё позднее. Он искажал все звуки, он извращал запахи, он рождал галлюцинации — тогда казалось, что за очередной грядой скал путников ждёт тепло человеческого дома, но за поворотом их снова встречал лишь тот же непостижимый, ползущий струями из скал, туман-обман.

— Что это? — насторожился Лён, услышав доносящийся издалека (а, может, и не слишком) протяжный трубный звук.

— Какая-то тварь стонет. — предположил Долбер, зябко кутаясь в свой плащ.

— Надо останавливаться на ночлег. — проговорил Лён, видя, как ноги лошади затягиваются подвижными, словно бы живыми, струями тумана.

— Здесь, посреди открытого пространства? — поёжился Долбер. — Давай хотя бы дотянем до тех скал.

Он указал на группу тупых вершин, стоящих неподалёку. Кажется, они представляли собой некоторое возвышение и, значит, ночной туман среди них не так плотен.

Товарищи приблизились к избранному месту, спешились и вели коней на поводу, чтобы отыскать местечко посуше, как вдруг из-под самых ног лёнова коня раздались панические вопли:

— Эй, эй! Вы мне сейчас ноги отдавите!

— Кто здесь?! — громко и одновременно крикнули друзья.

Кто-то завозился внизу, и прямо перед путниками выплыла из тумана лошадиная голова. Гнедой вскинул губу и звонко заржал. Но даже поблизости туман искажал звук — похоже, именно это ржание услышали товарищи немного ранее.

Потом обнаружился и владелец лошади — худощавый молодой человек с растрёпанной причёской и бойкими тёмными глазами.

— Я пытался разжечь костёр. — дружелюбно признался он. — Но ничего не получилось — даже искра не высекается.

— А у тебя есть с собой дрова? — осведомился Долбер.

— Ну да, я припас, знал всё-таки в какое место иду. — ответил тот. — Кстати, меня зовут Фазиско Ручеро.

— Что же ты делаешь в таком месте, Фазиско Ручеро? — спросил Лён, устраиваясь на месте, поскольку гостеприимный путник поспешно освободил для них с Долбером местечко у своего неудачного костра.

— Конечно, иду к Ороруму. — ответил тот, доставая из своего мешка припасы. — А вы разве нет?

Он разложил на вышитом платке скромное угощение: яблоки, хлеб, тщательно завёрнутое в тряпочку сало и выставил фляжку с вином.

— Вот, что есть.

— У нас и того меньше. — со вздохом отозвался Долбер, выкладывая к общему столу жалкие остатки сухарей. — А что такое Орорум?

— Так вы вовсе не к нему? — оживлённо спросил Фазиско, совершенно очевидно, радуясь знакомству.

— Нет, мы просто заблудились. — осторожно ответил Лён, не желая объяснять цели своего пути, к тому же и цель ему была неизвестна, а подозрительнее этого нет ничего.

— А у вас нет кресала? — спросил попутчик.

— Кресала нет. — вздохнул Лён. — Мы пользуемся вот этим.

Он протянул палец к дровам, и из пальца вылетела искра. Полешки тут же вспыхнули и загорелся ровный костерок.

— Ух ты! — восхитился Фазиско. — Мои новые знакомые — волшебники! Хорошая примета!

— Ну так что там с Орорумом? — осведомился Долбер, который не пожелал признаться, что он вовсе не волшебник.

И узнали они из объяснения Ручеро вот что: данная местность называется долиной Орорум, что означает «гористая» — это оттого, что она вся усеяна невысокими скалами, а местами сланцевыми платформами. Говорят, что раньше, в далёкие-далёкие времена Орорум был вовсе не долиной, а высоченной горой. Но вот чем-то не приглянулась эта гора одному древнему великану Рдлды-Елды и он во гневе расколол эту большую гору и раскидал на мелкие осколки. Так и появилась долина вместо горы. А не понравилась ему эта гора за своё волшебное свойство. Видите ли, вершина Орорума обладала волшебным свойством: она помогала вспоминать забытое и пробуждала память. Вот Рдлды-Елды и хотел вспомнить, куда он задевал испечённый накануне каравай хлеба. Шёл он шёл к вершине горы целую неделю, весь измаялся. А как пришёл да прислонился к камню, так и вспомнил про каравай, что сам же его и съел. Тут он ужасно рассердился и давай крушить скалы руками. Всё пораскидал до самого основания и только тогда успокоился. Ну, бестолковый великан ушёл, а люди распознали, что вершина Орорума теперь лежит на земле. Им же проще — не надо в горы лезть.

Вот и Фазиско нынче идёт к камню. Есть у него одно дело: сказала ему мама, что он ей не родной сын, а приёмный. Что подобрала она его на дороге, и было ему лет пять — самый несмышлёный возраст. Одет он был в богатую рубашечку, какие простолюдины не носят. Заподозрил тогда Фазиско, что купеческая семья Ручеро ему по званию не слишком подходит, потому что на рубашечке сохранились королевские вензеля.

— Думаешь, обронила тебя королевская семья, пока каталась в карете? — усомнился Долбер.

— Нет, я полагаю, что меня украли из дворца, завезли в другое королевство и бросили на дороге на погибель. — признался новый попутчик. — И я хочу узнать о своих ранних воспоминаниях. Мать сказала, что я назвал ей своё имя — Фазиско, а фамилию приёмные родители мне дали свою — Ручеро.

Поскольку Лёну с Долбером особо было некуда идти — своей настоящей цели они не знали — то они решили довериться Жребию и увидеть, куда путь выведет. Так до полуночи они коротали возле костерка, развлекаясь рассказами и сказками — новый их знакомый был по-купечески общителен и знал множество занимательных историй. Потом все трое завернулись в дорожные плащи и мирно уснули. А утром, едва сошёл туман, путники сели на своих коней и поскакали к вершине Орорума, лежащей на земле. Фазиско уверял, что сможет по известным ему приметам отличить эту вершину от обыкновенных камней, в изобилии усеивающих долину.

Травяной покров закончился, и поверхность земли стала сплошь каменистой. Теперь уже путники пробирались пешком среди нагромождений гигантских глыб. Коней пришлось оставить позади, поскольку они просто собьют себе копыта по такой дороге.

— Эти разломы как раз и есть остатки подошвы горы. — объяснял попутчикам Ручеро, ловко прыгая с камня на камень. Парень он был симпатичный, с быстрой речью и весёлыми глазами, но на принца никак не походил — уж простите! Скорее всего, мама придумала про эту рубашечку с вензелями, а приёмный её сын был обыкновенным подкидышем.

— Ты веришь в то, что такую гору можно раскидать руками? — спрашивал Долбер, который был гораздо медлительнее ловкого Фазиско, и не поспевал за ним.

— Конечно! — убеждённо отвечал тот и продолжал углубляться в каменные джунгли.

Они уже думали, что новый знакомый их просто обманул, как за очередной кучей камня обнаружилась чистенькая круглая площадочка, посреди которой стояло высокое каменное кресло. Такое кресло в самом деле подходило больше великану, но не настолько большому, чтобы он мог раскидать такую громадную гору, какой был Орорум — уж больно велика была долина.

— Вот, она, вершина Орорума. — почтительно прошептал Фазиско.

Он вдруг оробел и не решался сесть на кресло.

— И что? — здесь можно действительно узнать своё прошлое? — поинтересовался Долбер.

— Нет. Здесь пробуждаются воспоминания.

— Тогда давай, садись и начинай вспоминать. — подбодрил Ручеро Лён.

Тот забрался на каменное сидение, положил руки на каменные подлокотники и закрыл глаза.

Некоторое время всё было тихо, потом Фазиско слегка побледнел, приоткрыл рот и тяжело задышал.

— О, великий Орорум. — проронил он. — Я в самом деле принц!

Он открыл глаза и спрыгнул с кресла.

— Я думал, это просто байки. — растерянно признался он. — Но я действительно видел себя в королевских покоях, со мной разговаривал отец-король, меня целовала королева.

— А имён их ты не услышал? — остро поинтересовался Долбер.

— Нет. — покачал головой Фазиско. — Я не выдержал, это нелегко. Орорум давит, он угнетает.

— Тогда я попробую. — поспешил занять место Долбер.

Он тут же забрался на сидение, так же положил руки на подлокотники и закрыл глаза. Лён с сомнением смотрел на него, поскольку подозревал, что Долбер тоже не прочь объявить себя королевским сыном.

Как и Фазиско, Долбер тут же почувствовал дурноту. Долго он не выдержал и вскоре сполз с сидения.

— Нет, я не принц. — ответил он на расспросы товарищей.

Но, кое-что Орорум ему открыл. Долбер вспомнил, что до жизни у Фифендры он был крестьянским сыном. Отец его был человеком жестоким и однажды наказал ребёнка за то, что тот играючи спалил сарай со свиньёй. Мужчина отвёл сына в ведьмин лес и бросил, а там уже его и приютила Фифендра, вырастила в справного парня и пристроила в хорошие руки. Вот почему у Долбера не оказалось никаких магических способностей — причина, по которой его отвели в лес, была иная — обыкновенная человеческая жестокость.

— Только имя моё оказывается, вовсе не Долбер. — с удивлением признался он. — Камень сказал, что раньше меня звали Александер, а Долбером меня назвала Фифендра, когда не обнаружила во мне толка.

— А ты, Лён? Решишься? — спросил Фазиско, с интересом глядя на молодого мага.

— Я ничего не забывал. — ответил тот. — Забвение, насланное Фифендрой, прошло само собой.

— Смотри, пожалеешь: был у Орорума и не спросил. — предупредил Фазиско.

Тогда Лён нехотя забрался на каменное кресло. Не очень ему нравилась эта затея — не терпелось пуститься в путь, найти Лембистора и избранника Жребия. Может, это будет достаточно плохой человек, чтобы его не жалко было отдать демону.

Виски слегка сдавило, а воздух сделался тяжёлым. Перед глазами вдруг вспыхнула картина: как будто Лён идёт по прекрасному замку, похожему на счастливый сон. Ступени словно торопят его, так что он не успевает даже разглядеть, что по сторонам — только остаётся ощущение чего-то необыкновенного. Но вот приближаются широкие створки двери, целиком вырезанной из полупрозрачного нефрита. Сами створки похожи на крылья бабочки, а проём двери весь обложен самоцветами. Открылись двери, и в глаза Лёну ударил нежно-розовый поток утреннего света. Да, утреннего, потому что когда он двигался по коридору, то за его широкими окнами пламенела ранняя заря. И вот он входит в небольшое круглое помещение, оглядывается и видит, что дверь таинственно исчезла. В комнате вообще нет ни входа, ни выхода — только четыре высоких прямоугольных витражных окна, а в центре стоит золотисто-розовый камень. Но Лёна больше всего интересуют окна. Витражи содержат изображения человеческих фигур, и выглядят они настолько натурально, что кажется, изображение смотрит на гостя странного дворца.

Вот Лён подходит и протягивает руку к первому из них. Пальцы касаются прохладного стекла, и человек на витраже вдруг приходит в лёгкое движение: он смотрит на Лёна ярко-синими глазами и чуть улыбается. Его волосы кажутся седыми, но на самом деле они — пепельные. На человеке красивая одежда и плащ из черно-бурой лисицы. И Лён вдруг понимает, что видит не кого иного, как Гедрикса! Говорящий-Со-Стихиями! Но его уже влечёт ко второму окну.

И второе изображение ему знакомо. Он помнит этот лазоревый кафтан с широкой вышивкой серебром, эти волосы цвета терракот, эти васильковые глаза. Да это же царевич Елисей! Он смотрит на Лёна и во взгляде царевича возникает узнавание. Он помнит Лёна! Он тоже говорил к стихиям! Ветер, Солнечный свет и Месяц — вот те, кто откликался на зов его!

А вот и третье окно. Кто же в нём? Неужели Иван-Коровий — Сын? Но нет, там изображён кто-то незнакомый. Глаза у него не синие, а цвета дикой вишни, прекрасные волосы — ярко-каштановые. Одет он не в синее, не в чёрное, а во всё коричнево-красное, словно источает огонь. Он всматривается в Лёна, словно хочет понять, кто перед ним. Но Лёна уже влечёт к четвёртому окну. Он снова видит фигуру, но не успевает рассмотреть — ему вдруг делается плохо. Его душит что-то, воздух сделался тягучим, виски ломит так, что нет сил терпеть. Лён делает усилие и соскальзывает с кресла.

— Мы думали, что ты уж помер! — раздался в тишине взволнованный голос Долбера. — Зачем так долго терпел?

— Что ты видел? — с нетерпением спросил Фазиско.

— Не пойму. — ответил Лён, садясь и потирая ноющие виски. — Только это вовсе не прошлое. Я видел что-то непонятное.

Он не хотел рассказывать товарищам о своём видении и отделался общими фразами.

Три путника поспешили удалиться от Орорума.

— И что теперь? — спросил у Фазиско Долбер. — Вернёшься к своим родителям или будешь искать настоящих?

— Я отправляюсь в путь. — просто ответил тот. — Раз я принц, мне стоит поискать принцессу. Я верю в чудо и знаю, что найду свою судьбу.

В его простых словах было подлинное благородство, Ручеро так уверовал в судьбу, что даже манеры его изменились. От Орорума вышел совсем иной человек. Он больше не напоминал услужливого приказчика, а приобрёл свободные движения высокородного человека. Видимо то, что он увидел, перевернуло его внутренний мир.

«Да, Орорум — это далеко не шутка.» — подумал Лён, вполне понимая такое преображение недавнего знакомца.

А Долбер-Александер как раз немного сник. Его надежда на благородное происхождение не подтвердилась. Надо же — подкинуть в лес ребёнка из-за дохлой свиньи!

Долина Орорума давно осталась позади, а вместе с ней и туманы. Теперь дорога была свободна и просматривалась далеко вперёд.

Леса Селембрис — есть ли что прекраснее и диковиннее их? Мощные громады, напоминающие застывшие морские валы густо-зелёного цвета. Величественные скалы, поросшие сосняком, богатырские дубравы, возвышающиеся на холмах. И реки — чистые реки, светлые русла, пышные берега. Как же хорошо тут, как необыкновенно чудно! Век не покидал бы я тебя, моя Селембрис!

Казалось, радостям пути не будет конца. Все трое прекрасно проводили время: охотились, купались, сидели у костра. Но вот дорога постепенно стала повышаться, уходить от реки и взбираться на крутой безлесый холм.

— Давайте осмотрим с высоты местность! — предложил Фазиско и первым поехал по тропинке.

Кажется, они опять забрались на скалу, только поросла она не лесом и даже не кустарником, а множеством мхов и сухих лишайников.

«Совсем как у Наганатчимы» — подумал Лён. Но воздух здесь был иной — гораздо легче и свежее.

— Вот это раз. — заметил Долбер. — Похоже, здесь когда-то было жилье.

Вершину холма действительно занимали грандиозные развалины. Камень давно обвалился, не оставалось ни одной целой стены, ни одной башни. Можно было только предполагать, как выглядели когда-то эти постройки.

— Нечего нам тут делать на ветру. — заметил Долбер, немного походив по развалинам. — Давайте возвращаться.

Но неугомонный Фазиско уже успел обойти бывший замок стороной и тут оттуда донёсся его крик. Товарищи поспешно бросились ему на помощь.

— Что это?.. — ошеломлённо проговорил Долбер при виде страшной картины.

Подоспевший Лён тоже испугался, а Фазиско вообще безмолвствовал.

На холме, в стороне от развалин, вросла в землю плоская наклонная скала, и вот в этой скале утопали, как в воде, три фигуры. Три девушки. Одна ушла в камень по пояс, вторая — по грудь, а третья — по шею.

Поначалу товарищам показалось, что это просто статуи, но тут крайняя — та, что погружена в камень по шею, открыла глаза, и троих путников пробрала дрожь. В её взгляде было страшное мучение, как будто она терпела пытку. Она едва ли осознавала, что видит перед собой людей. Глаза её некоторое время туманно смотрели вдаль, потом опять закрылись.

— Так они живые! — в ужасе воскликнул Долбер.

На этот голос открыла глаза вторая — та, что погрузилась в камень по грудь. Голова её медленно повернулась на шее, словно это движение стоило ей огромных усилий.

— Кто вы, путники?.. — с трудом проронила она, словно и язык её, и горло окаменели.

— Скажите, девушка, кто с вами так поступил? — едва не плача, обратился к ней Фазиско.

— Мы три сестры-принцессы. — медленно проговорила она. — И нас заколдовал злой волшебник. Он требовал от нашего отца руки одной из нас, но ни одна не согласилась. Тогда он отомстил нам. Уже две сотни лет мы тут стоим и погружаемся в камень, и нет человека, который бы освободил нас.

— Но что нужно сделать? — спросил Лён, до глубины души потрясённый видом подлинного кошмара. До сих пор ему не приходилось видеть на Селембрис подобного злодейства.

— Убить его. — проронила девушка, и ненависть исказила её прекрасные черты страшнее самого страдания.

— Убить его. — проговорила голова, торчащая из камня.

Тут третья открыла глаза, и пустынный холм огласил долгий вопль мучения. Она, по-видимому, была младшей — настолько юным казалось её лицо.

— О, кто вы юноши?! — зарыдала она, протягивая руки к трём товарищам. Её тело оставалось неподвижным, и только руки и голова могли двигаться.

— О, леди! — вскричал Долбер, припадая к этим тонким ладоням. — Что мы можем для вас сделать?!

— Убейте его. — проговорила она, с нежностью глядя на красивого молодого человека, что со страстью бросился перед ней на колени.

— Но где он прячется? — спросил Фазиско, готовый немедленно идти и уничтожить того подлого негодяя, который так жестоко обошёлся с принцессами.

— Он в полнолуние приходит сюда и спрашивает нас, кто согласится стать его женой. — ответила первая, черноволосая красавица с гордым лицом и карими глазами.

— Тогда он обещает всем нам избавление. — добавила вторая, с длинными волнистыми волосами тёмно-русого цвета.

— Но лучше умереть, чем стать его женой! — гневно воскликнула третья — нежная блондинка с серыми глазами.

— Сегодня полнолуние. — заметил Долбер. — Это наше дело, Лён. То, за чем мы вышли в путь.

— Да, я думаю, что нас вела судьба. — взволнованно согласился Фазиско, который едва ли понимал, что именно имел в виду его товарищ.

— Ты понимаешь, что это нереальная история? — тихо спрашивал Лён, отведя в сторонку Долбера. — Мы попали в сказку. Никто не может проторчать две сотни лет в камне и сохранить чистой голову.

— Ну и что! — вознегодовал Долбер, увлечённый перспективой стать избавителем принцессы и, как положено в сказках, жениться на ней. — Ты слишком здравомыслен! Я с самого начала заметил, что ты всё озираешься и прислушиваешься. Чего ты ждёшь, Лён?

— Я жду появления Лембистора. — ответил тот. На роль жертвы, как я понял, приспособлен тот сказочный негодяй, который заключил в камень этих принцесс. Но само-то королевство не сохранилось. На что ты рассчитываешь, Долбер? Ты даже загодя имя себе придумал благородное — Александер!

— Да, — горько ответил он. — На самом деле папаша меня кликал Ванькой. Но я помню, как ты однажды сказал мне, что я стану королём. И я поверил, Лён.

Тот в досаде кусал губы. Надо же было, так поддаться влиянию момента, чтобы пообещать Долберу, что он станет королём! Ничего удивительного, что тот уверовал в способности Лёна! Кто тебя дёргал за язык, дивоярец?

— Чем ты будешь сражаться с колдуном? — едва сдерживая нервный смех, спросил он. — У тебя нет оружия.

Долбер спохватился, его лицо вытянулось от огорчения, он стал оглядываться в наступающих сумерках. Вокруг лежали старые развалины, камня на камне не оставалось, а немного в стороне была скала с тремя заключёнными в ней принцессами. Возле крайней, той, что погрузилась по шею, полулежал принц в изгнании — Фазиско Ручеро. Он нежно беседовал с черноволосой красавицей, и та отвечала ему. Кажется, у этой пары дело сладилось. А вот юная блондинка в страхе озиралась по сторонам. Очевидно, она боялась наступления темноты и прихода колдуна. Средняя же не сводила глаз с Лёна. Даже находясь в камне, она умудрилась соблюсти гордую посадку головы. Всё остальное было ей недоступно, но этот царский поворот поистине лебединой шеи не мог не привлекать внимания, и Лён тоже почувствовал волнение. Надо же, на него смотрит принцесса, явно призывая его взглядом, а он ведёт себя, как чурбан. Ну и что, что это сказка, ведь на Селембрис сказка — реальность. Пусть в ней свои законы, но ведь когда он был Иваном-Коровьим Сыном, разве вся сказочная атрибутика казалась ему ненастоящей? Более того, она была устрашающе реальна!

— Спроси Ручеро, у него есть какое-то оружие? — сказал Лён Долберу.

— У него-то есть. — мрачно ответил тот. — Я сам видел у него под плащом длинный кинжал. Принц всё-таки, хоть и краденый — ему без оружия никак нельзя.

Он отмахнулся от товарища и побрёл куда-то в сторону с холма. Кажется, его надежда стать спасителем принцессы прогорала, и Долбер чувствовал себя несчастным.

— Гранитэль, что делать? — взмолился к перстню Лён. Теперь ему уже не казалась такой дикой идея Долбера стать королём. Ведь это же Селембрис, здесь есть зоны подлинно сказочных событий, а в сказках Емелюшки женятся на королевнах.

— Подожди немного. — ответила та тихо. — Раз Жребий призвал его, то не напрасно.

Вскрик со стороны заставил Лёна обернуться. Это был голос Долбера — тот напряжённо застыл на склоне холма, глядя куда-то вниз. А в следующий момент повернул к товарищу искажённое лицо.

Что там такое?

Под горой находилась большая свалка — вся сплошь из лошадиных и человеческих скелетов вперемешку с проржавевшими и расколотыми доспехами, сломанными копьями и мечами. Разбитые черепа с остатками волос скалились в пасмурное небо. И, судя по зубам, всё это были раньше молодые люди.

— Плохая это сказка, дивоярец. — прошептал Долбер и начал спуск с горы.

— Куда ты? — окликнул его Лён.

— Пойду, найду себе оружие. — ответил тот, не оборачиваясь. — Не может же не остаться хоть одного целого меча.

Он стал пробираться среди скорбных останков, разворачивая руками сухие скелеты и приподнимая расколотые щиты. А Лён в ужасе смотрел на него и сожалел о том, что не столь давно посмеялся в мыслях над мечтой товарища непременно спасти принцессу и стать королём. Решимость Долбера была столь велика, что он не колеблясь полез в эту гору мёртвой плоти и разбитых надежд, чтобы отыскать себе оружие. Оружие, которое однажды не спасло жизнь какому-то из принцев. А на гербах, покрытых засохшей кровью и нанесённой ветром и непогодой землёй, красовались сплошь золотые львы, драконы, вепри, орлы и олени — благородная геральдика.

— Постой, я помогу тебе. — вызвался Лён.

— Не мешай. — шёпотом ответила Гранитэль, и он повиновался.

Вот Долбер откинул в сторону один из остовов, у которого даже сохранилась рука, закованная в металлическую перчатку — её пальцы всё ещё сжимали рукоять меча.

— Вот меч. — сказал он, вытаскивая целый клинок. Но даже с вершины холма было видно, что лезвие меча иззубрено.

— Подожди, — сдержанно сказал Лён, когда товарищ краем плаща стал прочищать забитые выемки на лезвии.

Он вытащил свой дивоярский клинок, и под горой слегка рассеялись сумерки от его света. Как тогда, в триумфально-комической сказке про спящую принцессу, когда они вчетвером решились противостоять войску вурдалаков, Лён провёл своим мечом по ржавому клинку. И вот чудо совершилось вновь: меч воссиял, восстановился, обрёл прежнюю красу.

— Держи. Это не кладенец, но это твой меч. — сказал товарищу Лён. — Храни его, раз ты решил стать королём.

— Здесь лев на рукоятке. — с гордостью ответил Долбер. — Пусть я не Александер, но стану им. Мой меч содержит льва.

Товарищи возвратились обратно к камню. Принцессы с тревогой посмотрели на них, но ничего не сказали. Очевидно, они поняли, что юноши видели кладбище героев, но те молчали, ничем не подавая вида, что знают об участи других спасителей. Оба не хотели тревожить мужество Фазиско. Что ни говори, а тому тоже в новинку роль принца.

— Когда он придёт? — спросил Лён среднюю, поскольку та не сводила с него напряжённого взгляда.

— Скоро. — ответила та. — В полночь замок восстановится из руин, и он придёт, чтобы снова говорить с нами. Моё мужество иссякло, и, если бы не вы, я хотела нынче сдаться и обрести свободу сёстрам ценой своей погибели.

— Фазиско, уходи. — сказала голова в камне молодому принцу Ручеро. — ты не победишь его.

— Нет, любовь моя. — нежно ответил тот, гладя её по бледной щеке. — будь что будет, я сражусь.

— Фазиско, там, под горой, кладбище героев. Я устала оплакивать надежду. Уходи, милый, оставь нас нашей участи. Я буду вспоминать тебя и хоть по одному не плакать горькими слезами.

— Мы сделаем это. — с блестящими глазами отвечал ей принц.

Над горой плыли мрачные тучи, края которых горели призрачным огнём, освещаемые сверху невидимой луной. Задул холодный ветер, тревожа сухие мхи и вздымая волосы принцесс. Мертвенно-синие тучи расползлись, и в окно проглянула яркая и полная луна. Тогда над горой разнёсся долгий стон, как будто земля пробуждалась от сна. Руины вдруг заходили ходуном, камни стали перемещаться сами собой, словно какая-то неведомая сила тащила их по земле, несла по воздуху. Крупные серые блоки выдирались из земли, и вырастало основание башни. Огромные камни взлетали вверх и ложились друг подле друга, смыкаясь плотно. Замок стремительно рос вверх, обзаводясь бойницами, лестницами, зубцами башен. И вот он стал — огромный, мрачный, неприступный. Тогда на башне пробило полночь — гулкий тяжкий звук обрушился на землю. И в тот же миг ворота замка со страшным скрипом распахнулись и оттуда, тяжело звеня упряжью, вышел мощный угольно-чёрный жеребец, неся на себе высокого всадника.

Забрало скрывало лицо колдуна, длинный чёрный плащ его свисал до самых копыт коня, а в руках он держал меч, истекающий мертвенно-синим огнём.

Все три героя, оцепенев, смотрели на это страшное явление.

— Ну что. — просипел из-под забрала отвратительный голос. — Опять принцы? Будем биться? Где ваши скакуны? Ах, вы без скакунов?! Наверно, какие-нибудь лавочники или деревенские олухи? Наслушались сказок и решили стать королями?

Он дико захохотал, сходя с коня, и сделал своим тяжёлым мечом крутящее движение перед собой.

— Тебе конец, тварь. — с ненавистью сказал Фазиско и вдруг кинулся со своим кинжалом навстречу колдуну. Тяжелая рука приподнялась, чтобы одним ударом снести купеческого сына и припечатать его к камню. Но, Ручеро ловко упал на землю и перекатился, потом вскочил и бросился колдуну на спину, яростно коля его своим кинжалом. Удары вызывали тучу искр, но ни один не пробил доспехи. Тогда Фазиско попытался просунуть лезвие между шлемом и воротом врага. Опять ничего не получилось — колдун был защищён не столько металлом, сколько магией. Вот он с рёвом ярости двинул рукой, и отважный Ручеро отлетел, как от удара торцом бревна. Он рухнул наземь, но легко перевернулся — как кот — вскочил на ноги и крикнул:

— Бейте его, братцы!

Всё это произошло так быстро, что два товарища едва успели придти в себя.

— Пусти меня! — вырвался из рук Лёна Долбер и с воплем кинулся на колдуна.

Чудовище схватило его одной рукой за горло и приподняло над землёй, хохоча и издеваясь:

— Деревенский принц, куда тебе против моей силы? Иди навоз таскать, или лучше пойди и разбери ту помойку, что осталось после тех героев, что родились не в бане, а под королевским балдахином. Мне смешно, я даже брезгую тобой.

Он бросил Долбера на землю и даже отряхнул перчатку. И зря. Потому что Долбер моментально ударил своим мечом по этой руке. Сверкнула молния, и под недоумённый возглас колдуна кисть его руки вместе с металлической перчаткой отпала и со звоном упала наземь. Он поднёс к глазам искалеченную руку, из которой лилась тягучая чёрная кровь.

— Бей ещё! — кричал Фазиско. Он бросился на помощь и вцепился сзади в шею колдуну. Но меч Долбера угас.

— Я чувствую присутствие силы. — сказал колдун. Он сбросил с шеи Ручеро, как надоевший шарф, перешагнул через Долбера, как через полено, и двинулся к Лёну.

— Кто ты, покажись. — сказал он, выставляя перед собой меч. Сияние меча тревожно колебалось.

— Моё лицо на виду. — ответил Лён. — Ты покажись.

— Ты безоружен? — удивился колдун, видя, что в руках противника нет ничего. — Пфуй, на этот раз мне достался ничтожный враг. Я не буду с вами драться, я убиваю только принцев, а марать свой меч кровью простолюдинов не желаю. Хорошего пинка — вот что вам надо, чтобы вы укатились с моей горы. Пойду лучше уговаривать принцесс.

С этими словами он скинул с головы свой шлем, и глазам Лёна предстало чудовищно уродливое лицо. Ни бровей, ни ресниц — над маленькими красными глазами нависают крутые надбровные дуги. Широкий нос, вывороченные губы, бугристые щёки — и всё это покрыто чёрной кожей, но не человеческой, а толстой, сетчатой, чёрной свиной кожей. Зато волосы у колдуна были хороши — длинные, чёрные, густые. Он поднял к лицу свою обрубленную руку, дунул на неё, и на глазах у Лёна из обрубка вновь выросла рука.

— Вот так-то. — со смешком сказал колдун. — Мы бессмертны.

Лён понимал, что это жертва — эту тварь ему предоставил Жребий, чтобы он решил, достойно ли отдать его Лембистору. Но где Лембистор? Однако не в этом дело. Не слишком ли хорош для демона этот колдун? Подарить ему бессмертное тело? Нет, думается, это слишком хорошо для Лембистора, где бы тот ни прятался.

Он вытащил из воротника свою иголку и выставил вперёд. С ровным гулом из кулака вырос необыкновенной красоты клинок и воссиял гневным белым светом.

— А-ааа! — вдруг вскричал противник, отшатываясь. — Это же Каратель!

— Ты знаешь, что это? — спросил Лён, наступая.

— Да, принц! Не надо!

— Так что же это? — спросил принц.

— А то не знаешь! Меч Джавайна!

— Что ты за тварь? — спросил Лён, приближая Каратель к самым глазам колдуна.

— Я из другого измерения. — не смея лгать, ответил тот, красные глаза его неотрывно смотрели на пылающее лезвие меча.

— Зачем ты здесь?

— Я похититель душ, я забирал души принцев, которые являлись на спасение принцесс. Я заключил контракт с одним колдуном, и он предоставил мне своё тело. Я уйду, я расторгну договор, только не трогай меня.

Лён резко протянул руку и сорвал с колдуна его чёрную маску вместе с париком, и открылось лицо испуганного человека. Был он гораздо уродливее своей маски — та по крайней мере была хоть страшной, а это лицо было отвратительным — всё в гниющих язвах, в которых копошились черви. А на плешивой голове торчали редкие волосики.

— С меня достаточно. — с отвращением сказал Лён и замахнулся своим мечом.

— Постой-ка! — Вскричал кто-то рядом, и из-под руки его выскользнул Фазиско. — Постой, пусть он сначала освободит принцесс!

— Убей его! — донёсся крик от камня.

— Нет, нет! Вы не понимаете! — Ручеро протянул руку между Лёном и колдуном. — Пусть он сначала освободит принцесс!

— Лембистор, ты, что ли? — насмешливо спросил Лён.

— Да, я! Я заслужил это тело! Я дрался! Я хороший! Не убивай его! Послушай, колдун, соглашайся на сделку. Освободи принцесс, и тебе оставят жизнь.

— Он не человек. — возразил Лён.

— Он человек, очень плохой человек! — убеждал Фазиско-Лембистор. — Мне подходит. Я подлечу эту гадкую рожу. Я всё же тоже маг.

— В нём уже есть демон. — резко ответил Лён.

— Я прогоню этого самозванца! — вскричал Лембистор. — Ещё какие-то уроды из другого измерения! Принцев им подавай! Хамы! Моё это тело! Вылезай, мерзавец!

— Убей!!! — кричали принцессы.

— Милая, погоди! — отозвался Лембистор, держась за колдуна. — Я сейчас! Мне только нужно договориться с этим дивоярцем. Ну что, чародей, освобождаешь девочек? Твоя песенка спета! Давай, расколдовывай принцесс, тогда тебя помилуют!

— Я не могу. — ответил демон, лёжа на земле и неотрывно глядя на угрожающий ему Каратель. — Они заговорены на мою смерть.

— Тогда умри. — сказал Лён.

— Не-еет!!! — завопил Лембистор, но меч сверкнул и опустился, разрубив тело колдуна на две половины. Те зашипели, стали обугливаться и превратились в две плоских шкурки.

— Не вышло. — сказал Фазиско, утирая слёзы. — Ну что ты за партнёр, Лён! С тобой невозможно ничего достичь! Настоящий дивоярец: ни с кем не советуется, никого не спрашивает, не признаёт ошибок, ни в чём не раскаивается! Как увидит демона, так один разговор: мечом рубить! А я старался! Яблок им припас, дров натаскал, к Ороруму их сводил, принцесс достал, негодяя отрыл такого, что лимб по нему рыдает горькими слезами!

— Так ты всё знал? — спросил Лён. — То-то я заметил, что ты всегда в курсе всех дел прежде меня. Как получилось, что Жребий предоставил тебе преимущество?

— Конечно! — язвительно ответил Лембистор. — Ведь я же вызывающая сторона! Я отыскивал тебе самых вредных и плохих людей. Ганин Тотаман — замечательное тело. И даже эта сволочь с гнилой рожей. Вот только с сэром Гентом я промахнулся, просто позарился на его смазливенькое личико. Ведь я тоже не лишён стремления к прекрасному.

— Так не Жребий, а ты выбирал объект? Так мы с тобой ничего не достигнем — ты всегда шельмуешь. Перестань путаться у Жребия на пути, пусть он сам выберет кого надо.

— Смотрите! — закричал со стороны Долбер, и два недруга обернулись на его крик.

Камень рассыпался, оседая песком, а из его недр освобождались три принцессы. Они оглядывались, трогали себя руками, хватались за лица. Они смеялись, плакали и обнимались. Их платья были серыми от въевшейся в них каменной пыли, но станы стройные, как стебли роз.

— Фазиско! — кинулась к Ручеро старшая, глядя на него сияющими глазами.

— Увы, милая, — ответил тот, отстраняя от себя её руки. — Ничего не вышло. Но, я приду к тебе, Корделия! Помни обо мне. Однажды я вернусь! Верь мне!

С этими словами он побежал прочь и скрылся за башней.

— Мой принц. — сказала средняя, приближаясь к Лёну и восхищённо глядя на него. — Вы лучший из всех, что приходили на эту гору.

— Я не принц. — ответил он, качая головой.

— Вы принц, потому что вы победили колдуна.

— Нет. — ответил он и отстранился. — Мне жаль, принцесса, но я не из этой сказки. Я просто мимоходом. Вы найдёте себе более достойного избранника.

Он отошёл, убрал меч и стал ждать, когда Долбер объяснится со своей принцессой. Но, там тоже, кажется, было не всё в порядке.

Долбер нежно протянул к принцессе руки.

— Не трогай меня. — мрачно отвечала та, глядя на него искоса и отряхивая платье.

— Отчего же? — изумился Долбер. — Разве я не дрался за тебя?

— Ты не принц. — заявила прямо королевская особа. — Я не могу стать ни крестьянкой, ни столбовой дворянкой. — добавила она, усмехнувшись.

— Она всегда была дурой. — сказала Корделия, глядя на свою младшую сестру. — Пойдём, Роксана, тебе тоже не повезло. Будем сидеть в башне и ждать своих принцев.

Она кивнула на прощание Лёну и направилась вместе с сестрой в замок.

— Постойте, девочки, я с вами! — голосом капризной барышни прокричала младшая. — Я есть хочу!

— Всё. Приключение окончено. — сказал Лён поникшему Долберу. — Я бы сам не желал тебе такой принцессы. Я думаю, твой жребий ещё впереди. Уходим?

— Уходим. — ответил повеселевший друг.