"Красный Кристалл" - читать интересную книгу автора (Казанцева Марина Николаевна)

Глава 7

Быстрый поток катил свои прозрачные воды меж двух поросших голубым мхом скал. Дальше начинались серые базальтовые стены — ущелье было глубоко и узко. Вода, бегущая по синеватой гальке, мелка и холодна. Ущелье уходило далеко, стены его поднимались, и, кажется, далее реально было ждать тупика.

Лён нашёл ещё одно удивительное место, где вода брала начало из скалы — вытекала прямо из широкой и низкой щели, в которой царила тьма. Он шёл по каменистому бережку, почти прижимаясь к отвесной скале, а сверху свешивались длинные бороды мха и пятнами сидели в мелких щелях лишайники — тут было влажно и ветер не доставал. Сияр сложил широкие крылья и ступал прямо по воде — ему было тут слишком тесно.

Глухая стена возвышалась дальше — высокая вершина возносилась над каменными берегами, словно воткнутая неведомым великаном преграда, за которую не всем дано проникнуть. Как будто кто-то могучий вонзил в коренную породу гигантское копьё, рассёк глубокую артерию, и образовалась глубокая рана, по которой несчётное количество веков из пробитого сосуда течёт прозрачная земная кровь. Над головой едва не сходились стены, с которых медленными струями стекал туман, а под ногами тихо пела вода — своеобразное очарование вселяла эта диковинная загадка местности.

Уже сутки ехал Лён по этой извилистой норе, где лишь в полуденное время светило солнце, а в остальные долгие часы царила тень. Было удивительно то, что сверху совершенно невозможно было разглядеть длину этого разлома — его скрывали густые леса, растущие по краю. Лён видел, поднимая голову и вглядываясь вверх, похожие на иглы вершины сосен, что свешивались с края пропасти. Местами стены наверху сближались, закрывая доступ свету, а местами смыкались, срастаясь, длинные моховые бороды, что висели по обе стороны щели.

Глубокое молчание, словно траурная завеса, висело в этой сырой мгле и разрежалось только тихим шёпотом воды да слабым постукиванием гальки под копытами коня. И вот молодой волшебник достиг конца этой длинной каменной ловушки, когда уже начал не на шутку тревожиться: как долго будет тянуться эта щель? Сияр не может расправить крылья, чтобы взлететь, ему даже негде развернуться, чтобы пойти назад.

И вот конец пути перед глазами: высокий каменный клин, вонзившийся в землю, из-под которого выбивались с лёгким шумом водяные потоки и начинали свой долгий бег по длинному ущелью. Никто века не пил прохладной влаги из чистого русла, где камни были свободны от обычного осадка — в речке нет ни рыбы, ни водных насекомых, ни мелких рачков, ни водорослей.

— Вперёд, Сияр, — сказал всадник, посылая галопом своего удивительного жеребца и втайне опасаясь, что ошибся — как бы не разбиться о стену, словно глупой мошке, что летит в стекло, надеясь погреться у вечерней лампы.

У лунного коня сомнений не было — он верил в своего хозяина. Сияр набирал скорость, легко несясь по дну ущелья и вздымая копытами воду. За два скачка до каменной преграды он пронзительно заржал, словно пытался растревожить тысячелетний сон обросших бородами стен. Длинный прыжок, одновременный вскрик коня и всадника, мгновенная вспышка тьмы и…

Ущелье то же, но нет и следа реки — галька сухая, словно не видела воды со времён вселенского потопа. Нет и следа русла, только слой гладких синеватых голышей меж двух высоких стен ущелья. Но сверху не заглядывают в темноту островерхие вековые ели, а по стенам вместо пышных моховых бород — лишь бледный лишайник. Но по уступам притулились мелкие птичьи гнёзда. Судя по их состоянию, они давно покинуты, да и птиц не видно и не слышно.

— Перенос совершился — это ясно, — сказал всадник, оглядываясь по сторонам. Он хотел ещё что-то добавить, но конь перебил его:

— Он умер, — мрачно заметил жеребец, и Лён увидел, что остановило Сияра.

Прямо перед ним на сухой гальке лежали старые оголённые кости — это была явно лошадь, причём, сохранились остатки седла и упряжи. Воздух здесь сухой и, наверно, лошадь погибла давно и так лежала тут, медленно истлевая, никем не тронутая, кроме незаметно текущего времени. Скелет лежал как раз посередине дороги, перегораживая своим остовом путь — меж скал не оставалось места, чтобы обойти эти останки неведомой трагедии.

Сияр издал шумный вздох и поскрёб копытом по камням, словно отдавал неведомому собрату последнюю честь. Лён знал, как лунный жеребец относится к простым коням: он их любил, как младших братьев. Лунный жеребец был ещё молод, он выходил из последнего потомства коня Брунгильды — Светанго. Сияр понятия не имел о том, на какую жестокость способны люди по отношению к лошадям, о том, что в прежнем мире Лёна этих добрых и разумных спутников человека забивали на колбасу. Теперь же лунный конь искренне выражал скорбь по безвременно погибшему собрату: кости явно принадлежали молодому животному, иначе едва ли кто стал ездить на нём верхом, тем более, по остаткам седельной отделки видно, что всадник был небедный человек.

Исполнив танец скорби над останками собрата, лунный жеребец высоким прыжком перемахнул через кости и двинул дальше по ущелью.

— Отчего же он не ушёл? — рассуждала Гранитэль. — Неужели из этого каменного мешка нет выхода?

— Ну, мы-то в любом случае найдём выход, — отозвался Лён.

— Само собой, — согласилась принцесса.

— Ему помешало вот это, — снова заговорил Сияр, остановившись на повороте, когда узкая щель горного прохода в который раз свернула в сторону.

Посреди тропы стоял странный камень, отдалённо напоминающий человека с поднятыми вверх руками, причём в правой руке было что-то вроде меча — длинной узкой полосы явно иного происхождения, нежели камень.

— Конь не мог перепрыгнуть через него, — с негодованием поведал Сияр. — Слишком мало места для разбега!

— Да, растопырился он знатно… — пробормотал Лён, поражённый сходством каменного изваяния с человеком.

Кому-то было угодно высечь здесь, прямо на тропе, эту грубую статую. Конечно, молодой дивоярец мог легко преодолеть эту неожиданную преграду: просто совершить пространственный перенос. Да и Гранитэли это ничего не стоило. И даже Сияр мог взять прыжок с места и перемахнуть через эту фигуру, но для несчастной лошади, которая попала в ловушку между этим препятствием и высоченной стеной в конце расщелины такая задача была не по силам. Да, это была задачка: как лошадь вообще могла угодить в такую переделку?

Лён легко соскочил со своего коня, просто совершив быстрый перенос, поскольку сойти обычным способом на землю не позволяли узкие бока расщелины — в этом месте особенно близко сходились стены.

— Итак, что тут у нас? — проговорил он, приближаясь к каменной фигуре. Даже на первый взгляд совершенно ясно, что материал её отличен от стен. Он походил на кварц или каменную соль и был едва прозрачен, отчего в глубине проглядывалось нечто странное, как будто камень содержал в себе включение.

Внимательно оглядывая фигуру, Лён обратил внимание и на тот «меч», что держала в заросшей кристаллами руке эта фигура.

— Эге! А меч-то настоящий! — удивился он.

Действительно, длинная полоса, неровно заросшая друзами минерала, имела ровные края, продольный желобок — он слабо просматривался по всей длине — крестовину и острие.

— Давай посмотрим, — согласилась Гранитэль, и тут же тёмная полоса сама собой очистилась от наслоений — кристаллы осыпались мелкой пылью, высвободив потемневшую полосу металла. Минуту это всё держалось, но, едва Лён тронул пальцами металл, как он внезапно обломился и кусками упал на гальку.

— Металл состарился от времени, — произнёс Лён, внимательно осмотрев обломки. — Тут сплошные поры. А, может, его съела каменная соль. Такое может быть?

— Тут кое-что похуже, — ответила принцесса. — Под этими наслоениями скрыт человек.

На «лице» статуи, покрытом толстой коркой минерала, слабо просматривались неровности, которые можно было принять за нос и губы. А на месте глаз были два тёмных пятна.

— Странный способ захоронения, — дрогнувшим голосом сказал Лён, представив себе, сколько веков здесь должен стоять труп, чтобы обрасти слоем минерала.

— Это не захоронение, — ещё более удивилась принцесса. — Этот человек жив!

— Жив?! В этой глыбе?! Каким образом?!

— Я тоже изумляюсь! Но эта минеральная оболочка не что иное, как темпоральный скафандр! Там, внутри, замедлено время! Он может так стоять века!

— Ты можешь освободить его, Гранитэль?

— Конечно, я могу. Для меня нет в этом ничего невозможного.

После этих слов кора кристаллов на фигуре стала осыпаться, усеивая мелким белым песком камни под её ногами. Очень скоро вырисовались чёткие очертания действительно человеческой фигуры — судя по росту, это был мужчина. И вот тонкий слой белой пыли остался на его лице и одежде. Ещё мгновение, и лицо сморщилось, правая рука опустилась, левая поднялась, и человек громко чихнул в ладони. Остатки пыли слетели с его век, оставив только след на щеках, зато от движения пополз рукав с плеча. Вторым чихом сорвало верхнюю половину одежды, отчего хрупкие лохмотья полосками повисли на ремне незнакомца. От третьего чиха лопнула обувь: всё только казалось целым, на самом деле одежда истлела в камне и глазам Лёна предстал совершенно оборванный человек, неудержимо чихающий в ладони. Наконец, он свободно вздохнул и расправил спину. Запорошённые белой пылью веки поднялись, и открыли чёрные глаза, которые на фоне припудренного остатками соли лице смотрелись особенно ярко.

— Нет! Нет! — хрипло закричал человек, отшатываясь от Лёна и ища на поясе несуществующий меч.

— Я вам не враг, — спокойным голосом ответил Лён, стараясь произносить слова как можно чётче, а в голосе выразить расположение.

Ничего удивительного, что этот человек так напуган — простоять в камне много лет!

Но тот уже оглядывался с выражением дикого ужаса в глазах. Лицо его побледнело под белой пылью, а одежда от резкого движения стала облетать, как сухие листья. Видимо именно это привело незнакомца в сознание. Он вдруг принялся неуверенно себя ощупывать, проводить руками по оголившимся плечам, груди, разглядывать клочки одежды. И наконец поднял на неподвижно стоящего Лёна глаза, в которых появился разум.

— И сколько я так стоял? — спросил незнакомец.

Лён пожал плечами, поскольку не знал ответа на такой вопрос, но было ясно, что о незнакомце следует позаботиться — тот всего за одну минуту утратил почти всю одежду и теперь походил на потерпевшего кораблекрушение.

— Вы дивоярец? — спросил незнакомец, мельком взглянув на крылатого коня, стоящего за спиной Лёна, чем проявил осведомлённость о существовании Дивояра. Это понравилось Лёну гораздо больше, потому что у него снова возникла надежда узнать кое-что по своему вопросу.

— Да, такие лошади, как у меня, служат дивоярцам, — согласился он. — Но, сам я пока не подлинный дивоярец, скорее стажёр, потому что Дивояр ещё не вернулся на Селембрис. Вот когда небесный город прибудет в этот мир, тогда меня и представят Совету Дивояра.

— Это неважно, — мотнул головой незнакомец. — Раз у вас крылатый конь, то вы уже дивоярский маг.

Лён кивнул, соглашаясь: приятно всё же иметь дело со знающим человеком. А тот опять потрогал свою одежду, вернее остатки от неё. Незнакомцу явно было неприятно стоять почти голым перед прекрасно экипированным дивоярцем.

— И кто же с вами так поступил? — спросил тот.

— Не могу врать своему спасителю, — проговорил незнакомец. — Я попался под горячую руку вашему собрату. Мы не сошлись во мнениях об одной вещице, и дивоярский волшебник предпочёл воспользоваться своей магией. Я вижу, вы ещё молоды и не знаете, как власть делает человека жестоким.

— Вы о дивоярце? — удивился Лён.

— Прошу не принимать на свой счёт, но я о дивоярцах. Не о всех, конечно, но сами подумайте: легко ли устоять перед своими возможностями в разрешении спора? Однако мы заговорились, и я забыл представиться. Меня зовут Лавар Ксиндара, я тоже некоторым образом волшебник, хотя и не дивоярец.

Человек учтиво поклонился, что выглядело при его голом виде очень забавно.

— А ваше имя, мой спаситель? — приветливо спросил он, поднимая на Лёна свои живые чёрные глаза.

— Меня зовут просто Лён, — ответил тот. — И никаких фамилий.

— Как так? — удивился Лавар Ксиндара.

— Моя фамилия здесь ничего не значит. Я покинул свой мир и переселился сюда. Когда я стану настоящим дивоярцем, я, возможно, получу какое-нибудь второе имя.

— А чем вам прежняя фамилия мешает? — удивился новый знакомец.

— Да ничем, — недовольно ответил Лён, досадуя на то, что Лавар так много уделяет этому внимания. Для Лёна его фамилия была связью с прошлой жизнью, которой больше нет места в его будущем. — Просто тут она звучит очень странно.

— И всё же? — полюбопытствовал Ксиндара.

— Косицын, — наконец, недовольно ответил Лён.

Собеседник немного подумал, пошевелил бровями, глянул на Лёна и неожиданно хмыкнул.

— В самом деле, смешно, — признался он, и оба человека расхохотались.

На вид Лавару Ксиндаре было около тридцати лет, и на подбородке его отросла мятая от долгого заключения бородка. Был он черноволос, но это стало видно потом, а пока волосы его покрывала белая пороша. Он непрерывно почёсывался, потому что пыль, оставшаяся от рассыпавшегося минерала, раздражала его кожу. У него не осталось при себе ничего, кроме поясного ремня, который держал остатки штанов. Некоторая измождённость в лице делала его на вид старше, а спутанные волосы не добавляли красоты, но в целом лицо его Лёну понравилось.

— И сколько же лет вы так простояли в камне? — спрашивал он, идя рядом с новым знакомцем и ведя за собой коня, чтобы протиснуться в узкой щели.

— Мне кажется, довольно долго, — по некотором размышлении ответит тот. — Вы говорите, что Дивояр уплыл к другим мирам? Так вот, в моё время он ещё плыл над Селембрис.

— Ого! — изумился Лён. — Дивояр ушёл пятьсот лет назад! Всё это время вы стояли в камне!

— Пожалуй, дольше, — подумав, ответил спутник. — Я, конечно, дивоярцам не указ, но в те дни, насколько помню, небесный город не собирался покидать этот край.

— Кажется, небесные маги вам не нравятся? — спросил Лён, пропуская Лавара вперёд, поскольку место особо сузилось.

— Не то, чтобы не нравятся, — неохотно ответил тот. — Сами понимаете, чего бы ради я стал признаваться в этом вам, без пяти минут дивоярцу? Просто нередко из-за своей неограниченной власти они склонны слишком упрощенно решать некоторые проблемы. Не все ведь волшебники и маги удостоились чести стать дивоярцами, не всем дано. У некоторых недостаточно способностей, у других несколько иная тематика, у третьих вообще свой взгляд на жизнь. А Дивояр — это жёсткая власть, она добивается нужных ей результатов своими способами. Оно, конечно, понятно: лес рубят — щепки летят, да больно уж обтёсывают круто!

— И вы пересеклись с кем-то по вопросам мироустройства? — догадался дивоярец.

— Вот именно! — воинственно ответил Ксиндара, словно продолжал свой давно начатый спор с невидимым оппонентом. После этого выпада он вдруг пошатнулся и опёрся исхудавшей рукой о каменную стену.

— Простите, — пробормотал он, оборачиваясь к Лёну побледневшим лицом. — Давайте посидим немного.

Он явно устал, хотя и хорохорился, стараясь не показывать слабости.

Лён глянул вперёд и увидел, что стены глубокой щели неожиданно разошлись, открывая вид на цветущую местность. Там уступами сходили в долину зелёные холмы, вдали темнели леса, виднелись озёра, дороги, селения, а почти у горизонта просматривались городские шпили. Обнадёживающая картина — это было то, на что рассчитывал Лён, и не ошибся.

Новый знакомец уселся на камень, каких довольно было у выхода из длинной ловушки.

— Это не ваш конь там остался лежать? — спросил молодой дивоярец.

— Что? — поднял голову Ксиндара, и под его чёрными глазами отчётливо пролегли тёмные круги. — Мой конь?

— Он не сумел перескочить через вас, когда вы… — Лён не нашёл слов, чтобы описать то, что случилось с Лаваром.

— Бедняга, — вздохнул тот. — Незавидная судьба. Знаете, юноша, вы сделали для меня очень много. Вы вправе называться дивоярцем, поскольку справились с такой сильной магией, которой меня околдовал мой враг. Но далее я буду вам помехой, и так уж я вижу нетерпение в ваших глазах. Спасибо ещё раз, я, право, очень благодарен. Но более не задерживайтесь из-за меня — ступайте, а я уж как-нибудь отдохну да и пойду себе.

— Куда же вы пойдёте? — удивился Лён, который на самом деле никуда не спешил. — Ведь ваших родных в помине не осталось, и вас никто нигде не ждёт — столько лет прошло!

— О, да! — словно вспомнил человек. — Вы совершенно правы: мне некуда идти. Однако, жить-то надо как-то. Я всё же маг, хоть и не больно сильный. Для начала надо позаботиться о внешнем виде. А то, знаете, нельзя явиться к людям таким оборванцем.

Это уже было интересно: всегда приятно посмотреть, как волшебники делают себе новую одежду. Лён видел много раз как Брунгидьда легко меняла не только одеяние, но и самый внешний вид, становясь то старухой, то обыкновенной молодой женщиной, то воинственной валькирией. Магирус Гонда, хотя и не менял свой облик, был достаточно силён в переодевании. И вообще, для мага это умение было не самым лишним: в дороге довольно часто приходилось менять одежду, но Лён так и не сумел достичь этого умения. Под руководством Магируса он изучил строение и свойства разных тканей, красителей, швов, отделки — это была целая наука. Прекрасно знал и пассы, но результат оставлял желать лучшего: создать сермягу для скотника он сумел бы, но сделать нужную одежду, как легко этого достигал Магирус — это архисложно. Поэтому со вполне понятным любопытством молодой дивоярец смотрел, как собирается делать это новый знакомец.

Лавар Ксиндара потёр ладони, развёл руки и быстро провёл по своим плечам, груди и рукам. Он скоро махнул ладонями по бёдрам, коленям, обвёл босые ступни, и вот по поверхности его тела словно потёк воздух, через мгновение вместо рваных штанов возникли новые — из блестящего тёмного атласа, со множеством прошивок, вставок и шнуровкой. Ноги обулись в новые кожаные ботфорты с серебряной заклёпкой, на плечах наросла новая рубашка, а ту покрыл расшитый серебром камзол из чёрной замши и схватился кожаным поясом с широкой пряжкой, инкрустированной мелким бриллиантом. Поверх камзола лег широкий кружевной воротник и пышными складками устроился атласный галстук. И наконец, на голове Лавара образовалась фетровая шляпа с загнутым краем и пером. В завершение всего на боку его образовалась на перевязи шпага, а с другой стороны у пояса появился разукрашенный кинжал.

Через минуту перед Лёном стоял изысканно одетый кавалер, щеголеватость которого портили лишь спутанные пряди и неопрятная бородка.

— Да, тут бы не мешало гребешком пройтись, — проговорил Лавар, касаясь волос. — А бороду вообще бы стоило сбрить. Ну ладно, оставим это на будущее.

Он провёл ладонями по волосам и огладил бороду, и тут же вместо свалявшихся прядей появились ухоженные локоны, а бородка сама собой подстриглась и укоротилась, превратившись в эспаньолку.

— Ну, как? — молодецки притопнул маг.

— Здорово, — не удержался от похвалы Лён при виде нового облика Лавара. Он протянул руку и потрогал ткань камзола — до того она была хороша на вид. К удивлению Лёна пальцы не ощутили ткани, а встретили только кожу руки!

— Лир-от! — невольно воскликнул Лён, закрыв левый глаз, и тут же увидел нового знакомца в прежнем виде: оборванного и растрёпанного.

— Это же просто видимость, — с укоризной сказал тот. — Я просто создаю иллюзию. Я вообще мастер иллюзий, такова моя профессия. Никто, кроме дивоярцев не в состоянии разглядеть подделку, а для простых людей даже создаётся иллюзия ощущения.

— Простите! — не удержался от смешка Лён.

— Вот именно: простите, — проворчал Ксиндара. — Теперь я снова ощущаю себя голым.

— Я виноват, — всё так же смеясь, ответил Лён. — Не надо было говорить «лир-от», теперь ваша маскировка на меня не действует. Позвольте мне немного загладить мою вину и предложить вам скромное гостеприимство.

Он видел, что Лавар Ксиндара очень голоден и вообще чувствует себя неважно, хотя и принимает бравые позы. Куда отпустишь голого человека, у которого давным-давно погибла лошадь?!

— Я очень сожалею, но мои умения в создании одежды не достигли даже вашего уровня, — признался он. — Я ещё довольно слаб в бытовой магии, особенно в практической части. Мои учителя считают, что я в этой области просто туповат.

— Ну вы шутник, приятель… — пробормотал Ксиндара, большими глазами уставясь на что-то за спиной Лёна. — Наверно, смеётесь над убогим.

Удивлённый дивоярец обернулся и увидел, что позади сама собой образовалась добротная полотняная палатка, натянутая на аккуратные колышки, с приветливо распахнутым пологом.

«Гранитэль постаралась!» — догадался он. Наверно, принцессе пришёлся по душе этот человек, раз она постаралась сделать то, что Лёну пока ещё не по силам — он действительно был слаб в бытовой магии. Он мог бы сотворить подушку и одеяло, но никак не шатёр!

— Не царские хоромы, но всё же… — как ни в чём ни бывало, сказал он, приглашая голодного Ксиндару к палатке и надеясь, что там хотя бы есть на что присесть. А то придётся объяснять малознакомому человеку, что делать мебель он пока не научился. Ох, вот бы тут Брунгильда чего сотворила! А уж Магирус какой умелец!

Внутри, однако, всё было выше всех похвал. Конечно, не царская палатка, но весьма достойно, иначе полуголый человек, весь иллюзорный блеск которого в мгновение испарился, мог бы почувствовать себя неудобно.

Пол застелен ковром, по углам стоят светильники с ароматическим составом, низкий стол, накрытый тяжёлой парчовой скатертью, два кресла с мягкой обивкой и два походных ложа, застеленных меховыми одеялами. На одном из них лежит комплект одежды — как раз такой, что сотворил себе мастер иллюзий. Совершенно ясно: это работа Гранитэли.

— Я восхищён, — пробормотал Ксиндара, сразу впившись взглядом в нарядную одежду.

— Беретё назад свои слова про дивоярцев? — смеясь, спросил Лён, поскольку явное стремление нового знакомого к внешнему блеску было слишком заметно.

— Беру! — с готовностью ответил тот и направился к постели.

Лён отвернулся, чтобы не мешать человеку одеваться, и посмотрел на стол: там сами собой образовывались блюда, полные самой соблазнительной снеди. Кажется, Гранитэль решила устроить пир, так что скромная скатёрка-самобранка так и осталась в сумке.

— У вас сегодня праздник? — осведомился Ксиндара, одевшись в штаны, рубашку с кружевами, новые ботфорты и оставив камзол и плащ со шляпой лежать на кровати.

— Просто отметим знакомство, — Лён старался не выдать своё удивление перед гостеприимством Гранитэли. Он тоже скинул верхнюю одежду, поскольку в палатке было довольно тепло, и пригласил гостя к столу.

— Да, это вам не просто видимость, — проговорил тот, беря в руки вышитую салфетку и проявляя явное знакомство со столовыми приборами, в чём Лён как раз особенно силён не был. Раньше ему не приходилось обедать в такой изысканной обстановке: дома он питался кое-как, а под дубом у Брунгильды вообще процветала полная демократия. Разве что Магирус немного привил своим ученикам застольные правила. Теперь он видел, как гость легким жестом развернул салфетку и положил её на колени, а не заткнул за воротник.

— Вы, кажется, не простолюдин? — спросил он, видя, как Лавар уверенно взял в руки нож и вилку и вопросительно поднял глаза, словно ожидал, что дивоярец на правах хозяина сам разделил прекрасно зажаренную и источающую аромат утку. Но тот не догадался, и Лавар ответил, чуть пожав плечами:

— Да, как сказать… В общем, мне ничего не известно о моём подлинном происхождении. Я много поскитался по свету, много видел. Позвольте, я разделаю это чудесное жаркое? Я так голоден, что признаюсь: готов съесть свою салфетку!

Он ловко отделил от утки крылья, ножки и тёмное грудное мясо, разложив куски на блюде.

— Лавар, я не особо голоден, — поспешил признаться Лён, чувствуя, что допустил какую-то оплошность. — Этот стол я приготовил для вас. Сам бы я довольствовался чем-нибудь меньшим, я привык жить проще. Ешьте со вкусом, не обращайте на меня внимания.

— Простите мне мою несдержанность, — тут же извинился гость.

— Мы не при мадридском дворе, — заметил Лён при виде того, как Лавар скромно кладёт себе одно крылышко. — Берите всё, а я лишь для приличия составлю вам компанию.

— Ну ладно, — согласился гость.

А дальше он с удивительной быстротой принялся разделываться с птицей. Ловко и аккуратно он при помощи ножа и вилки очистил кости, так естественно и просто уничтожив целую утку! Потом с позволения Лёна взялся за мясной пирог, разделал его на дольки с большим искусством, при этом не забывая участия в застольной беседе. Также красиво и легко он разделал фрукты: яблоки, сливы, груши, и изящной двузубой вилочкой принялся брать с тарелочки куски. Вино он оценил: это была выдержанная мадера. В конце обеда, когда блюда сами исчезли со стола, появилась пузатая бутылка тёмного стекла и две гранёных стопочки в серебряной оправе, весьма изящные. Возникла также серебряная вазочка с засахаренными фруктами и орехами.

— Вы знаете толк в гостеприимстве, — похвалил хозяина гость, пробуя ликёр и закусывая его орешками. По-моему, за последние пятьсот-семьсот лет я так славно не кушал. Жизнь снова мне кажется прекрасной.

— И в чём же вы не сошлись с вашим врагом? — спросил Лён.

— О, можно подумать, что нужно старательно искать причины, по которым дивоярец мог бы наслать на тебя проклятие! — шутливо ответил гость, потом озабоченно потрогал волосы и бородку и проговорил:

— Всё же это мне не нравится, такое ощущение, словно голова у меня в глине. Мой седельный мешок вместе со всеми вещами, наверно, сгнил вместе с моим конём, мир праху его, и все мои туалетные принадлежности пропали. Нет ли у вас, дорогой хозяин, лишнего гребешка в запасе?

Лён уже машинально протянул руку к своей сумке, чтобы достать тот единственный гребешок, что был у него: ту эльфийскую вещицу, назначения которой он не знал, как вдруг заметил за своим гостем, на постели, большую замшевую дорожную сумку, которой раньше там не было.

— Вы не это ищете? — невозмутимо спросил он, указывая на находку.

— Невероятно! — обрадовался гость, тут же отыскав в суме нужный предмет и принялся расчёсывать свои длинные чёрные волосы. — Я начинаю ощущать себя человеком!

А Лёну как раз не понравилось то внимание, которое взялась уделять едва знакомому человеку Гранитэль. Надо же, сам он сколько шлялся по лесам, спал на земле, с седлом под головой, укрываясь потной попоной! Расчёсывался пятернёй, утирался рукавом! А Лавар уже добыл из сумки зеркало и разглядывал себя.

— Н-да, на принца в изгнании я не похож, — с сожалением сказал он. — Не мешало бы умыться.

— Мне тоже жаль, — ответил Лён. — Когда-то тут, наверно, тёк ручей, а теперь всё сухо. Вот доберёмся до реки, тогда и искупаемся.

Гость с видимым сожалением кивнул, словно всё же надеялся, что дивоярский маг сейчас организует ему баню или на худой конец таз с водой и мылом — кажется, он уже вошёл во вкус и начал привыкать к чудесам.

Вечер ещё только неторопливо затягивал фиолетовым покрывалом восточную часть неба, и Лён не торопился спать. Если бы не эта встреча, он бы несколько часов как покинул бы этот надоевший скальный коридор, который тёмной норой зиял за палаткой, высоко вознося свои отвесные стены. Кончался он как-то слишком внезапно: словно гигантская бритва срезала его от верха до самых корней, что скрывались глубоко в земле, потому что сейчас под ногами Лёна была почва.

Он походил по плоской вершине горы, от которой вниз вёл пологий склон, поросший травой. Долина ещё была освещена солнцем, и вид её радовал глаза. Лёгкие дымки выдавали места поселений, и посевы выделялись разноцветными лоскутами среди пышной зелени. Край цвёл.

Сияра нигде не было видно: наверняка лунный жеребец опять отправился летать в ночное небо, где уже проявились самые яркие звёзды. Единственное, что беспокоило Лёна — это то, что по-прежнему не было видно луны. Он привык к тому, что на Селембрис Луна всегда была на небе, и вечером её было видно ещё до полного захода солнца.

Немного походив по горке, он вернулся в палатку, собираясь по милости нежданного гостя провести эту ночь в тепле и комфорте.

Лавар Ксиндара уже мирно спал на своей постели. Лён сбросил одежду на пол и повалился поверх одеяла. Некоторое время он лежал и глядел в потолок. Потом протянул руку и проверил свою сумку. Перед вечерней прогулкой он незаметно наложил на неё заклятие и теперь проверял: не пытался ли гость поинтересоваться содержимым. Всё было в порядке: тот не прикасался к потрёпанной торбе — у Лавара по милости Гранитэли теперь была своя сума со всем необходимым. Лёну хотелось знать, что за вещицы подложила Гранитэль этому щеголю. Зеркало — надо же! Она подарила ему зеркало!

Он не спрашивал принцессу о причинах такой щедрости, а она не спешила объяснять, словно у Гранитэли имелись свои причины, в которых она отчитываться перед Лёном не собиралась. Впервые он вдруг почувствовал, как призрачна и ненадёжна их дружба. Да и дружба ли? Ведь Гранитэль, хоть и не брала себе ни разу тон наставника, тем не менее, не раз указывала Лёну на его слабости и недостатки. Не потому ли она ни разу не сделала для него такого щедрого жеста, как сегодня для бродяги Лавара Ксиндары? А сделает ли, если он попросит? Не потому ли она так скупа на чудеса, что хочет, чтобы Лён сам освоил хоть ту же бытовую магию, без которой доныне прекрасно обходился? Пожалуй, из всех наставников она была самым суровым — ведь и Магирус, и Брунгильда всегда спешили тут же досыта накормить Лёна пирогами, а ранее даже снабжали его одеждой. Не потому ли, что считали его неспособным к бытовой магии? Магирус не скрывал, что считает Лёна боевым магом, а валькирия вообще не оглашала планов в отношении своего самого способного ученика. Если он таков, то каковы другие?