"Сувенир, или Кукла на цепочке" - читать интересную книгу автора (Маклин Алистер)

Глава 8

Как ни странно, но когда на следующее утро или, точнее, в то же утро зазвенел будильник, в небе сияло яркое солнце. Я принял душ, побрился, оделся, спустился вниз I! так хорошо позавтракал в ресторане, что силы мои полностью восстановились и я мог поприветствовать улыбкой и любезным «с добрым утром» последовательно администратора, швейцара и даже шарманщика. Минуту или две я постоял у отеля, оглядываясь с видом человека, ожидающего, когда же появится его тень, но там, как видно, наступило некоторое замешательство, и я в одиночестве дошел до места, где оставил полицейскую машину. Хотя при свете дня мне уже не чудились повсюду тени, я на всякий случай осмотрел мотор. Однако никто пока не положил туда взрывчатки, так что я благополучно тронулся с места и прибыл в штаб-квартиру де Граафа на Марниксстраат, как и обещал, ровно в десять. Полковник де Грааф, с ордером на обыск, ждал меня пи улице. Тут же был и инспектор Ван Гельдер. Они поздоровались с вежливой сдержанностью, как люди, считающие, что у них просто зря отнимают время, но они слишком хорошо воспитаны, чтобы высказать это вслух. Мы сели в полицейскую машину, гораздо более роскошную, чем та, которую предоставили мне. За рулем сидел шофер.

— Вы по-прежнему считаете вашу поездку на склад Моргенстерна и Моггенталера желательной и необходимой? — поинтересовался де Грааф.

— Сейчас даже более, чем когда-либо. — Почему вы пришли к такому мнению? Что-нибудь случилось?

— Ничего не случилось, — солгал я и показал на свою голову. — Иногда на меня просто находит…

Де Грааф и Ван Гельдер быстро переглянулись.

— Находит? — осторожно переспросил де Грааф.

— Я имею в виду предчувствия.

Снова быстрый обмен взглядами, выражающий их мнение о полицейских офицерах, действующих на столь научной основе. Затем де Грааф сказал, благоразумно изменив тему:

— Мы подослали туда восемь переодетых полицейских офицеров в обычном фургоне. Но вы говорите, что не стоит всерьез обыскивать склад?

— Нет, как же, стоит… Вернее, я хочу прикрыться обыском. А настоящая цель — найти накладные с данными обо всех поставщиках сувениров.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — сказал Ван Гельдер серьезным тоном.

— Что ж, надейтесь, — ответил я. — Вам это сделать гораздо легче, чем мне.

Они промолчали. А поскольку наш разговор начинал приобретать неприятный оттенок, то молчали мы всю дорогу.

Прибыв на место, мы остановились позади ничем не примечательного серого фургона и вышли. Тотчас же из фургона вылез человек в темном костюме и приблизился к нам. С точки зрения маскировки, костюм явно подкачал, я признал бы в нем полицейского даже на расстоянии пятидесяти ярдов.

— Мы готовы, сэр! — доложил он де Граафу.

— Давайте сюда ваших людей!

— Слушаюсь, сэр. — Полицейский указал наверх. — А что вы скажете об этом, сэр?

Мы посмотрели в направлении, куда он указывал. В то утро дул порывистый ветер, не очень сильный, но достаточный для того, чтобы раскачивать, как маятник, яркий предмет, подвешенный на балке для подъема грузов, находившейся перед фасадом здания. На темном фоне он выглядел как-то жутко.

Вне всяких сомнений — это была кукла и, причем, очень большая, длиной более трех футов, одетая в неизменный и безупречный по шитью голландский национальный костюм. Длинная полосатая юбка кокетливо развивалась по ветру. Обычно к блоку подъемной балки подвешивалась веревка или проволока, в данном случае кто-то предпочел воспользоваться цепью. Кукла крепилась к цепочке — это мы видели даже с такого расстояния — с помощью крючка, и крючок тоже имел весьма зловещий вид — он был немного маловат для шеи, которую обхватывал. Очевидно, зацепить его стоило усилий, и шея куклы с одной стороны оказалась деформированной так, что голова склонилась набок и почти касалась правого плеча. Понятно, что на цепочке висела всего лишь кукла, но эффект был потрясающий. И это почувствовал не я один.

— Жуткое зрелище! — Де Грааф был потрясен, это выражали и его тон, и выражение лица. — Почему? Зачем? Какая… какая цель скрыта за всем этим? Чье больное воображение смогло придумать такую непристойность?

Ван Гельдер покачал головой.

— Людей с больной психикой гораздо больше, чем мы думаем. Они есть всюду, и Амстердам — не исключение. Брошенный любовник, ненавистная свекровь…

— Да, да, им нет числа. Но ведь то, что мы видим, граничит с безумием! Выражать чувства подобным образом! — Он как-то странно взглянул на меня, словно в нем снова зашевелились сомнения относительно целесообразности нашего приезда. — Майор Шерман, вам не кажется странным…

— На все это я смотрю так же, как и вы. И тот, кто повесил ее, имеет полное право на первое освободившееся место в сумасшедшем доме. Но я приехал сюда не за этим.

— Конечно! Конечно! — Де Грааф бросил последний, долгий взгляд на раскачивающуюся куклу, словно ему было трудно оторваться от этого зрелища, а потом движением головы попросил нас следовать за собой и поднялся на ступени крыльца. Некто вроде портье провел нас на второй этаж, а затем и в контору, дверь которой сейчас гостеприимно распахнулась.

В противоположность складским помещениям, в конторе было просторно, чисто, уютно и современно. Красивый ковер, драпировка зеленовато-желтых оттенков, ультрасовременная мебель, изготовленная скандинавскими фирмами, уместная скорее в роскошной гостиной отеля, нежели в конторе, затерянной в районе доков.

В глубоких креслах сидели два человека— каждый за отдельным письменным столом, покрытым кожей. При нашем появлении они вежливо встали и пригласили присесть в другие, не менее удобные кресла, сами оставаясь стоять. Я был этому искренне рад, ибо таким образом смог лучше рассмотреть их, тем более, что они в равной мере того стоили.

Однако я позволял себе наслаждаться теплом их радушия всего несколько секунд и сказал де Граафу:

— Я забыл одну очень важную вещь. Мне нужно немедленно встретиться со своим знакомым. — Это было правдой. Не часто у меня внутри возникает чувство холода и тяжести, но когда оно появляется, я немедленно стараюсь реагировать соответствующим образом.

Де Грааф удивленно взглянул на меня.

— Такая важная, что вы про нее забыли?

— Всего не упомнишь, а это только сейчас пришло мне в голову. — Так оно и было.

— Может, позвонить…

— Нет, нет! Я должен встретиться лично.

— Вы не могли бы сказать нам, в чем, собственно, дело?..

— Полковник де Грааф!

Мгновенно поняв, он кивнул: конечно же он не допускал мысли, что я буду разглашать, государственную тайну в присутствии владельцев склада, тем более, что по их поводу у меня, видимо, имеются серьезные подозрения.

— Если бы я мог одолжить вашу машину… — продолжал я.

— Разумеется, — ответил полковник безо всякого энтузиазма.

— И если бы вы подождали, пока я вернусь…

— Вы слишком многого хотите, майор Шерман.

— Но это займет всего несколько минут.

Мне действительно потребовалось несколько минут. Я велел шоферу остановиться у первого же кафе, вошел туда и позвонил из будки телефона-автомата. Сперва раздались гудки, а потом послышался голос Мэгги. Я сразу почувствовал огромное облегчение.

— Это я.

— Доброе утро, майор Шерман! — Мэгги, как всегда, была вежлива и спокойна, что в данную минуту меня особенно обрадовало.

— Очень рад, что застал вас. Боялся, что вы уже ушли. А Белинда тоже дома? Не ушла?

На самом деле я боялся совершенно другого. Но сейчас было не время говорить об этом.

— Она еще здесь;—спокойно сказала Мэгги.

— Мне нужно, чтобы вы немедленно покинули отель. Когда я говорю немедленно, я имею в виду десять минут. Если удастся — пять.

— Покинуть отель? Вы хотите сказать…

— Да, да! Сложить вещи, рассчитаться и уйти! И даже близко к нему не подходить! Поезжайте в какой-нибудь другой… Нет, нет, не будьте идиоткой! Не в мой, конечно! В какой-нибудь приличный отель… Меняйте такси, сколько нужно, и смотрите, чтобы за вами никто не увязался. Потом позвоните полковнику де Граафу и оставьте для меня номер вашего нового телефона. Только называйте цифры в обратном порядке.

— В обратном порядке? — Мэгги, видимо, была удивлена. — Значит, полиции вы тоже не доверяете?

— Не знаю, что значит ваше «тоже», но я не доверяю никому. Как только устроитесь, найдите Астрид Лемэй. Она будет дома — адрес у вас есть— или в клубе «Балинова». Скажите ей, что она должна немедленно отправиться с вами и там оставаться, пока я не извещу, что опасность миновала.

— Но ее брат…

— Джордж может оставаться на месте. Ему ничего не угрожает… — Позже я уже не мог вспомнить, было ли это утверждение шестой или седьмой из моих крупных ошибок, совершенных в Амстердаме. — Она — другое дело. Если она будет возражать, скажите, что вы, согласно моим указаниям, обратитесь в полицию насчет Джорджа.

— Почему в полицию?..

— Неважно. Ей ничего не нужно объяснять. Она так напугана, что одно упоминание о полиции…

— Но это жестоко, — сухо отрезала Мэгги.

Это гуманно! — выкрикнул я и резко бросил трубку. Через минуту я снова был на складе. Теперь я мог лучше познакомиться с его владельцами. Они вполне соответствовали расхожим представлениям иностранцев о внешнем облике типичных жителей голландской столицы — очень крупные, очень толстые, с красными лицами и грубыми чертами. Если при нашем знакомстве их лица покрылись паутинкой добродушно-приветливых морщинок, то теперь от этого выражения не осталось и следа. Очевидно, де Грааф не вытерпел даже нескольких минут моего отсутствия и приступил к делу. Я не стал упрекать его, и он, в свою очередь, тактично воздержался от вопроса, как у меня дела.

Моргенстерн и Моггенталер продолжали стоять в тех же позах, в которых я их оставил, в замешательстве и страхе, уставившись друг на друга, будто ничего не понимая. Наконец, Моггенталер, державший в руке нашу бумагу, уронил ее с видом человека, который начисто отказывается верить своим глазам.

— Ордер на обыск!.. — Тон, каким была произнесена фраза, вмещал в себя множество оттенков, от высокой патетики до душераздирающей трагедии, и исторг бы слезы из статуи, а будь Моггенталер раза в два меньше и тоньше, он вполне сошел бы за Гамлета. — Ордер на обыск в фирме «Моргенстерн и Моггенталер»! 150 лет оба наши семейства были уважаемыми… нет, почтенными торговцами Амстердама и вдруг… — Он нащупал кресло у себя за спиной и, упав в него, словно оцепенел. — Ордер на обыск!

— Нашу фирму собираются обыскивать! — вторил ему Моргенстерн. Он тоже ощутил потребность опуститься в кресло. — Подумать только, Эрнст, нашу фирму собираются обыскивать! Это ее самый черный день… Боже мой! Какой стыд! Какой позор! Ордер на обыск!

Моггенталер махнул рукой в бессильном отчаянии.

— Валяйте, обыскивайте.

— А вам не хотелось бы узнать, что конкретно мы ищем? — вежливо спросил де Грааф.

— А зачем нам знать? — Моггенталер попытался хоть на мгновение возмутиться, но потрясение было слишком велико. — За сто пятьдесят лет…

— Только, прошу вас, не волнуйтесь, господа, и не принимайте все так близко к сердцу. Я вполне понимаю ваши чувства и, со своей стороны, считаю, что мы гоняемся за фантомами. Но поступил официальный запрос, и мы обязаны предпринять официальные действия. Нас информировали, что вы незаконным путем получаете бриллианты…

— Бриллианты?! — Моггенталер, не веря ушам, уставился на компаньона. — Ты слышишь, Ян? Бриллианты? — Он сокрушенно покачал головой и обратился к де Граафу: — Если вы их найдете, отсыпьте и мне немного…

Этот мрачный сарказм не произвел на де Граафа никакого впечатления.

— И что гораздо важнее, вы держите машину для шлифовки алмазов, — добавил он.

— Мы от пола до потолка забиты этой техникой! — выразительно сказал Моргенстерн. — Можете убедиться.

— А накладные?

— Все, все… Вы увидите все, — устало отмахнулся Моргенстерн.

— Благодарю вас за готовность пойти нам навстречу, господа! — Де Грааф кивнул Ван Гельдеру. Тот поднялся и вышел, а де Грааф продолжал доверительным тоном: — Я заранее прошу извинения за напрасную, как я уверен, трату времени. Откровенно говоря, меня больше интересует та ужасная штука, которая болтается на цепочке у вас над входом… Какая-то кукла…

— Что? — переспросил Моггенталер.

— Кукла. Большая кукла на цепочке.

— Кукла на цепочке? — У Моггенталера был ошарашенный и в то же время испуганный вид — подобное сочетание выражений на лице требует немалого искусства.

— Над входом нашего склада? Ян?..

Сказать, что мы взбежали вверх по лестнице, значило бы впасть в преувеличение — ни Моргенстерн, ни Моггенталер не отличались особой резвостью, тем не менее на подъем мы потратили совсем немного времени. На третьем этаже мы нашли Ван Гельдера и его людей, уже занявшихся делом, и, по приглашению де Граафа, Ван Гельдер присоединился к нам. Я надеялся, что его подчиненные не будут особенно утруждать себя поисками, так как был уверен, что они все равно ничего не найдут. Они наверняка не почувствовали запаха гашиша, которым гак плотно вчера было залито помещение, теперь оно благоухало цветочным дезодорантом. От него, на мой вкус, пахло ничуть не лучше. Однако я не спешил делиться своими наблюдениями.

Кукла со свернутой шеей, висевшая теперь к нам спиной, все еще покачивалась на ветру. Поддерживаемый Моргенстерном, Моггенталер явно не испытывал наслаждения от рискованного предприятия, поймал цепочку у самого крючка и, притянув к себе, не без труда снял с него куклу. Держа куклу на вытянутых руках, он долго разглядывал ее, а потом, покачав головой, взглянул на Моргенстерна.

— Ян, тот, кто придумал эту скверную шутку, свидетельствующую о больной психике, сегодня же покинет нашу фирму!

— Не сегодня, а сейчас же! — поправил компаньона Моргенстерн. Его лицо скривилось от отвращения не от вида самой куклы, а от того, как с ней обошлись. — Такая красивая кукла…

Моргенстерн ничуть не преувеличивал — кукла действительно была прекрасна — и не только, и даже не столько из-за великолепно сшитого и отлично сидевшего на ней платья — несмотря на изуродованную крючком шею, лицо ее поражало красотой. Настоящее произведение искусства. Все краски — цвет черных волос, карих глаз, румяных щек составляли полную гармонию, а черты лица были к тому же так тщательно и тонко вылеплены, что даже не верилось, что перед нами лицо куклы, а не человека с его неповторимым своеобразием. И не один я это почувствовал.

Де Грааф взял куклу из рук Моггенталера и внимательно рассмотрел ее.

— Красавица! — пробормотал он. — Настоящая красавица! И как сделана, словно живая! Того и гляди — заговорит. — Он взглянул на Моггенталера. — Известно, кто автор этого шедевра?

— Я сам такую впервые вижу. Она не из наших. Совершенно уверен. Надо, конечно, уточнить у старшего по этажу, но точно, она не из наших.

— А какой цвет лица! — продолжал де Грааф. — Как у живого человека. И, несомненно, она сделана с живой натуры, с какой-то красивой девушки, хорошо знакомой художнику. А вы что скажете, инспектор?

— Вы, несомненно, правы, — заявил Ван Гельдер.

— У меня даже возникает чувство, будто я уже где-то видел это лицо, — продолжал де Грааф. — А вы, господа, не встречали похожую девушку?

Мы все медленно покачали головами — в том числе и я. Я вновь ощутил холод внутри и свинцовую тяжесть. Только на этот раз ощущение было гораздо сильнее. Мало сказать, что кукла пугающе походила на Астрид Лемэй, точность и правдоподобие деталей создавало впечатление, что перед нами сама мисс Лемэй.

Минут 15 спустя, после тщательного обыска, давшего, как и предполагалось, отрицательный результат, де Грааф попрощался с владельцами на крыльце склада, а я и Ван Гельдер скромно стояли рядом. Моггенталер снова сиял, а Моргенстерн покровительственно и удовлетворенно улыбался. Де Грааф горячо пожал им руки.

— Еще раз тысяча извинений! — Он заливался соловьем. — Сведения, как всегда, оказались не очень точны. И наш визит не будет нигде зафиксирован. Накладные возвратят вам, как только заинтересованное лицо убедится в отсутствии предполагаемых поставок бриллиантов. Всего доброго, господа!

Мы с Ван Гельдером, в свою очередь, попрощались с ними, и я особенно горячо пожал руку Моргенстерн}/, подумав при этом, как хорошо, что он не умеет читать мысли и, к своему несчастью, родился на свет, не обладая моими способностями, в частности — чувствовать близость опасности и смерти. Ведь именно Моргенстерн был тем высоким и толстым человеком, который первым покинул зал ночного клуба «Балинова» вслед за Мэгги и Белиндой.

Всю обратную дорогу мы молчали. Точнее говоря', молчал я, а де Грааф и Ван Гельдер обменивались впечатлениями. Казалось, их гораздо больше интересовал эпизод со сломанной куклой, чем причина, заставившая меня добиваться нашего визита на склад. Это ясно свидетельствовало о том, как они ее расценивают. Мне не хотелось вмешиваться в разговор и подтверждать правильность их предположений. И поэтому я молчал. Вернувшись в Управление, де Грааф предложил:

— Кофе? У нас тут работает девушка, которая варит самый вкусный в Амстердаме кофе.

— Придется отложить это удовольствие. Боюсь, у меня очень мало времени.

— Значит у вас есть какие-то планы? Нет. Мне надо полежать и — подумать.

— Тогда почему же…

— Почему я приехал сюда? Потому что у меня к вам две небольшие просьбы. Выясните, пожалуйста, не передавали ли мне какого-нибудь сообщения по вашему телефону?

— Вам? По моему телефону?

Должен позвонить человек, с которым я встречался, когда покинул склад. Я уже дошел до того, что сам не отличал, говорю правду или лгу.

Де Грааф понимающе кивнул, снял трубку, быстро переговорил с кем-то и, записав длинный ряд букв и цифр, передал листок мне. Буквы не имели никакого смысла, цифры означали номер телефона в отеле, куда перебрались девушки. Только читать их нужно в обратном порядке.

Я положил листок в карман.

— Спасибо. Придется это расшифровать.

— А вторая просьба?

— Вы не могли бы одолжить мне бинокль?

— Бинокль?

— Хочу понаблюдать за птичками, — объяснил я.

— Ну, конечно! — подчеркнуто согласился де Грааф. — Надеюсь, вы не забыли, что мы должны работать в тесном контакте?

— Нет, а что?

— Вы не очень-то, смею заметить, расположены с нами сотрудничать.

— Когда у меня будет хоть какая-то информация, я обязательно поделюсь с вами. Не забывайте, вы работаете над делом больше года, а я здесь — неполных два дня. Повторяю, мне надо полежать и подумать.

Я не лег и не стал думать. Вместо этого я отыскал телефон, находившийся на приличном, по моему мнению, расстоянии от полицейского управления, и набрал номер, который дал мне де Грааф.

— Отель «Туринг»! — послышался голос на другом конце провода.

Я знал этот отель, но никогда в нем не бывал. Мой роскошный счет не позволял останавливаться в отелях такого разряда, но именно нечто подобное я бы сам выбрал для девушек.

Я сказал:

— Меня зовут Шерман. Пол Шерман. Сегодня утром у вас остановились две молодые девушки. Соедините меня, пожалуйста, с ними.

— К сожалению, не могу этого сделать. Они вышли. В этом не было ничего тревожного. Либо они пошли к Астрид Лемэй, либо, если им не удалось ее найти, выполняли другие задания, которые я дал им сегодня утром. Голос на другом конце провода предвосхитил мой следующий вопрос — Но они просили кое-что вам передать, мистер Шерман. Я должен передать, что им не удалось найти вашего общего друга, и теперь они пытаются связаться с некоторыми другими знакомыми. Правда, боюсь, смысл не очень понятен, сэр.

Я поблагодарил и повесил трубку. «Помогите мне, — сказал я тогда Астрид, — и я помогу вам». Хорошо же я помогал! Такая помощь прямиком вела на кладбище или на дно ближайшего канала.

Я сел в свое «такси» и успел нажить массу врагов, пока мчался по кратчайшему пути к грязному району, примыкающему к" Рембрандтсплейн.

Дверь в квартиру Астрид оказалась заперта, но при мне был пояс с набором отмычек. Внутри все так же, как и при моем первом посещении — чисто, опрятно, бедно. Никаких следов насилия, никаких следов поспешного ухода. Я порылся в немногочисленных ящиках, и мне показалось, что в них слишком мало одежды. Правда, Астрид сетовала на бедность, так что отсутствие одежды еще ни о чем не говорило. Я обыскал всю крошечную квартирку, надеясь найти хоть какую-нибудь записку, хоть какой-нибудь знак, но если что-нибудь и предназначалось для меня, найти я не смог. Откровенно говоря, я и не особенно надеялся.

Я закрыл дверь и поехал в клуб «Балинова». Конечно, для ночного клуба время было чертовски раннее, и двери еще не открывались. Крепкие двери, и как я ни молотил по ним руками и ногами, они не поддавались. К счастью, сон находившегося за ними человека был, очевидно, не так крепок, ибо в замке вскоре повернулся ключ, и дверь слегка приоткрылась. Я сразу просунул ногу и щель и немного расширил ее. В щели я увидел голову и плечи увядшей блондинки, целомудренно запахнувшей на груди халат. Если учесть, что в прошлый раз я видел ее в ореоле мыльных пузырей, то она явно переигрывала.

— Мне нужен управляющий.

— Мы открываемся в шесть.

— Мне не нужен столик. И мне не нужна работа. Мне просто нужно увидеть управляющего. Сейчас!

— Его еще нет.

— Ах вот оно что… Надеюсь, ваша следующая работа будет не хуже нынешней.

— Не понимаю, при чем тут моя работа?

Не удивительно, что они вчера устроили полумрак в клубе. При дневном свете это испитое лицо произвело бы на завсегдатаев клуба такое же действие, как сообщение о том, что у одного из посетителей бубонная чума.

Я понизил голос:

— При чем? Да у вас ее просто не будет, если управляющий узнает, что я приходил к нему по важному и срочному делу, а вы меня не впустили.

Она нерешительно посмотрела на меня, а потом сказала:

— Подождите здесь.

Блондинка попыталась закрыть дверь, но в короткой схватке победила грубая мужская сила. Почти сразу она сдалась и исчезла в глубине помещения. Не прошло и тридцати секунд, как она вернулась в сопровождении человека, все еще одетого в вечерний костюм. Он не понравился мне с первого взгляда. Как и большинство людей, я не люблю змей, а именно этих пресмыкающихся я вспомнил, взглянув на него. Очень высокий, очень худой и двигавшийся с какой-то упругой грацией. В элегантности и щегольстве присутствовало что-то женственное, а нездоровая бледность кожи свидетельствовала о ночном образе жизни. Лицо с размытыми чертами, словно вылепленное из алебастра, тонкая линия рта, темные прилизанные волосы, расчесанные на прямой пробор. Костюм отличался элегантностью покроя, но слева, под мышкой, явно обозначалась выпуклость, видимо, его портной был менее искусен, чем мой. В тонких пальцах с безукоризненно наманикюренными ногтями он держал сигарету в нефритовом мундштуке, а на лице запечатлелась несколько презрительная усмешка. Такое выражение, видимо, было для него привычным. Одна его манера смотреть на вас являлась достаточной причиной, чтобы отвесить ему пощечину.

— В чем дело, милейший? — Вы могли принять его за француза или итальянца, но вы бы ошиблись — он был англичанином. — Мы, знаете ли, еще не открылись. — Он выпустил в воздух тонкую струйку дыма.

— В данный момент вы уже открылись, — поправил я. — Вы — управляющий?

— Я его представляю. Если вы соизволите прийти попозже… гораздо позже… — Он выдохнул еще немного своего отвратительного дыма, — тогда посмотрим!

— Я юрист, приехал из Англии по срочному делу! — Я вручил ему удостоверение юриста из Англии. — И мне необходимо повидаться с управляющим. Вопрос касается больших денег.

Если такое лицо вообще способно смягчаться, то, можно сказать, оно смягчилось, хотя нужно обладать острым зрением, чтобы заметить это.

— Я ничего не обещаю, мистер Харрисон. — Это имя красовалось на удостоверении. — Но, может быть, мне удастся уговорить мистера Даррелла принять вас.

Он удалился походкой балетного танцора и через несколько минут появился снова. Он кивнул мне, посторонился, давая пройти, и повел по длинному и тускло освещенному коридору, шествуя сзади. Такой порядок следования мне не очень нравился, но пришлось примириться. В конце коридора находилась дверь, ведущая в ярко освещенную комнату и, так как она была полуоткрыта, я вошел без стука. Мимоходом я про себя отметил, что дверь чересчур массивная даже для солидного банка, не говоря уж о клубе.

Сама комната весьма напоминала кладовую банка. У одной стены стояли два сейфа высотой в человеческий рост. Другую стену занимали ряды металлических ящиков, наподобие камеры хранения на железнодорожных вокзалах. Остальные две стены были плотно задрапированы алой и фиолетовой материей.

Человек, сидевший за столом из красного дерева, совершенно не походил на банкира, во всяком случае, па английского банкира, у которого, благодаря короткому рабочему дню и пристрастию к гольфу, почти всегда здоровый и спортивный вид. Этот человек выглядел болезненно желтым и ожиревшим. Засаленные черные волосы, налитые кровью глаза с желтоватым белком и жирная кожа. Одет в хорошо сшитый синий костюм, на обеих руках множество колец, а на лице — неприветливая улыбка, совершенно не идущая ему.

— Мистер Харрисон? — Он даже не попытался привстать, зная по опыту, что ему это едва ли удастся. — Рад познакомиться. Меня зовут Даррелл.

Возможно, сейчас его и звали Даррелл, но только вряд ли он получил это имя при рождении. Мне лично показалось, что он армянин, но, возможно, я ошибался. Как бы то ни было, я поздоровался с ним весьма вежливо, словно передо мной урожденный мистер Даррелл.

— У вас ко мне дело? — Он весь светился от радости. — Даррелл был проницательным человеком и знал, что если юристы приезжают из Англии, то наверняка по важному делу и непременно связанному с деньгами.

— Собственно говоря, не к вам, а к одному из ваших служащих.

Приветливая улыбка сразу же исчезла. К одному из моих служащих? Да.

— В таком случае зачем беспокоить меня?

— Дело в том, что я не смог найти ее по указанному адресу и мне сказали, что она работает у вас.

— Она?

— Ее зовут Астрид Лемэй.

— Ах, вот оно что! — Он вдруг как бы одумался и решил мне помочь. — Вы сказали Астрид Лемэй? Работает у меня? У нас, конечно, много девушек, но это имя… — Он покачал головой.

— Но мне так сказали ее друзья, — заметил я.

— Здесь какая-то ошибка… Марсель? Змееподобный улыбнулся своей презрительной улыбкой.

— У нас нет девушки с таким именем.

— Может когда-нибудь была?

Марсель пожал плечами, подошел к шкафу с документами, вынул папку и, поманив меня пальцем, положил ее на стол.

— Вот список всех девушек, которые работают у нас или работали в прошлом году, посмотрите сами.

Я не стал смотреть список. Я просто сказал:

— Значит, меня неверно информировали. Извините за беспокойство.

— Попробуйте поискать в других ночных клубах. — Как истинный деловой человек, Даррелл уже схватил лист бумаги и стал писать на нем, показывая, что разговор окончен. — До свидания, мистер Харрисон!

Марсель ждал у двери. Я последовал за ним и, проходя мимо, улыбнулся виноватой улыбкой. — Право, мне очень жаль, что я вас побеспокоил…

— До свидания! — Мистер Даррелл даже не удосужился приподнять головы. Я еще раз вежливо улыбнулся, а потом прикрыл за собой дверь. Солидная была дверь — крепкая, звуконепроницаемая.

В коридоре Марсель снова тепло улыбнулся и, не снизойдя до слов, жестом указал вперед, собираясь идти следом. Я кивнул, но, проходя мимо, от чистого сердца и весьма сильно ударил его в грудь. Хоть я и посчитал, что такого удара будет достаточно, я добавил еще один по шее. Потом вынул пистолет, закрепил глушитель, схватил поверженного Марселя за воротник и, подтащив его обратно к двери, распахнул ее рукой, державшей пистолет.

Даррелл оторвал взгляд от стола и вытаращил утонувшие в складках жира глаза. Потом его лицо застыло, как обычно застывают лица, когда их обладатели хотят скрыть свои мысли и намерения.

— Воздержитесь от своих хитроумных приемов! — посоветовал я. — Не пытайтесь позвонить и не нажимайте кнопку на полу! И, пожалуйста, не будьте наивны и не хватайтесь за пистолет, который вы, вероятно, держите в верхнем правом ящике, конечно, если вы не левша.

Он не прибегнул ни к одному из этих хитроумных приемов.

— Отодвиньте стул на два фута от стола!

Он повиновался. Я бросил Марселя на пол и закрыл за собой дверь, повернув в замке диковинного вида ключ. Потом я положил ключ в карман и сказал:

— Встаньте!

Даррелл встал. Он был не более пяти футов ростом, напоминая телосложением большую лягушку.

Я кивнул в сторону ближайшего из двух сейфов:

— Откройте!

— Ах, вон оно что… — Он отлично владел лицом, по не голосом. Ему не удалось подавить прозвучавшие потки облегчения. — Значит, грабеж, мистер Харрисон?!

— Подойдите сюда! — приказал я. Он подошел. — Вам известно, кто я?

— Знаю ли я, кто вы? — повторил он с озадаченным видом. Вы же только что сказали мне…

— Что меня зовут Харрисон. Так как меня зовут? Кто я?

— Не понимаю…

Я взмахнул пистолетом с глушителем. Он взвизгнул от боли и стал ощупывать рукой свою кровоточащую ссадину.

— Итак, кто я?

— Шерман… — с ненавистью выдавил он хриплым голосом. — Шерман из Интерпола.

— Откройте эту дверь!

— Это невозможно. Я знаю только половину комбинации шифра, а Марсель…

На этот раз он взвизгнул погромче, да и след, оставленный на щеке глушителем, оказался побольше первого.

— Откройте эту дверь!

Он повозился у замка и открыл сейф. Тот имел размеры тридцать на тридцать дюймов и мог вместить целую кучу гульденов, но если все, что говорилось о клубе «Балинова», было правдой, все, что передавалось шепотом и таинственными намеками об игорных залах, о более интересных зрелищах в подвальном помещении, о пикантном ассортименте предметов, не поступавших в розничную торговлю, то тогда этого сейфа, возможно, и не хватило бы.

Я указал ему на Марселя.

— Суйте его в сейф.

— В сейф? — Перепугался он.

— Не хочу, чтобы он очнулся и прервал нашу беседу.

— Беседу?

— Ну, живо!

— Он задохнется. Десять минут и…

— Я могу повторить свою просьбу, но уже после того, как всажу пулю вам в коленную чашечку, так что всю жизнь придется ходить с палкой. Вы мне верите?

Он поверил. Если человек не круглый дурак, а Даррелл никак не входил в их число, он всегда поймет, говорят ему всерьез или просто так. Он втиснул Марселя в сейф. За многие годы это, вероятно, была самая трудная работа, которую ему пришлось выполнить, так как он изрядно утомился, приседая и нагибаясь, прежде чем разместил своего компаньона на полу сейфа и закрыл дверь.

Затем я обыскал Даррелла, но не нашел при нем никакого оружия. Зато, как я и предполагал, в правом ящике стола лежал большой автоматический пистолет неизвестной марки. Впрочем, последнее не удивительно, так как я не большой знаток по части оружия. Я только умею стрелять.

— Итак, вернемся к Астрид Лемэй, — сказал я. — Она здесь работает.

— Работает.

— Где она сейчас?

— Не знаю… Клянусь Богом, не знаю! — Последнее слово он почти прокричал, так как я снова поднял пистолет.

— Вы не могли бы это выяснить?

— Каким образом?

— Ваше неведение и сдержанность делают вам честь, — сказал я. — Но они просто последствия страха. Страха перед чем-то или кем-то. Но вы сразу проявите и осведомленность и общительность, как только узнаете, что есть кое-что и пострашнее. Откройте-ка сейф!

Он открыл. Марсель все еще не пришел в себя.

— Полезайте внутрь!

— Нет! — прохрипел Даррелл. — Я же говорю, он закрывается герметически! Если мы вдвоем… Если я туда… мы же задохнемся через несколько минут…

— А если не полезете, то умрете через несколько секунд!

Он втиснулся туда. Его всего трясло. Кто бы он ни был, он явно не из вожаков. Наркобизнесом должен руководить человек несгибаемый и беспощадный. Даррелл не обладал ни тем, ни другим.

Последующие пять минут я провел в бесплодном, хотя и тщательном осмотре каждого ящика стола и шкафа с документами. Все, на что я натыкался, касалось н той или иной степени легальной стороны делопроизводства. И вполне понятно, вряд ли Даррелл стал бы держать при себе компрометирующие документы. Через пять минут я открыл сейф.

Даррелл ошибался — воздуха в сейфе было меньше, чем он предполагал. Он лежал почти без сознания, придавив Марселя своей тяжестью, тот тоже был без сознания, по крайней мере, так показалось. Проверять я не стал. Я схватил Даррелла за плечо и попытался извлечь его из сейфа. Это напоминало вытаскивание из болота лося, но, в конце концов, он вывалился на пол. Полежав немного, Даррелл с трудом поднялся на колени. Я терпеливо ждал, пока его прерывистое и громкое дыхание не перешло в тихое и хриплое. А лицо, повторив все оттенки спектра, превратилось из фиолетово-синего в розовое. Я бы сказал, нормальное розовое, если бы не знал, что нормальный цвет его лица напоминал цвет старой газеты.

Тогда я подтолкнул Даррелла, давая понять, что он должен встать на ноги, что он и сделал после нескольких неудачных попыток.

— Итак, вернемся к Астрид Лемэй!'—продолжил я.

— Была здесь сегодня утром. — Хоть он говорил хриплым шепотом, я отлично его слышал. — Она сказала, что у нее срочные дела и что ей нужно уехать.

— Одной?

— Нет, с братом.

— Он тоже был здесь?

— Нет.

И куда она собиралась отправиться?

— В Афины, на родину.

— И она приходила, чтобы специально сказать вам об этом?

— Она хотела получить деньги за два месяца. Ей были нужны деньги на билеты.

Я приказал ему вернуться в сейф. Пришлось немного с ним повозиться, но, в конце концов, он решил, что это лучше, чем пуля, и подчинился. Не хотелось его больше мучить, просто я не мог допустить, чтобы он слышал, о чем я буду говорить по телефону.

1Я позвонил в аэропорт Скипхол по прямому номеру и вскоре меня соединили с нужным мне лицом.

— Говорит инспектор Ван Гельдер из полицейского управления, — сказал я. — Меня интересует утренний рейс Амстердам — Афины. Нужно проверить, были ли среди пассажиров двое — Астрид Лемэй и Джордж Лемэй. — После этого я кратко сообщил их приметы.

Голос на другом конце провода ответил, что такие на борту самолета были. По поводу Джорджа возникли некоторые трудности, поскольку полицейские и медицинские власти высказали сомнения относительно допуска его в самолет, но потом просьбы и уговоры девушки одержали верх.

Я поблагодарил за информацию и повесил трубку. Затем снова открыл сейф. Я продержал их взаперти не более двух минут и поэтому не удивился, найдя их обоих в весьма приличном состоянии. Даррелл был лишь чуточку бледен, а Марсель не только пришел в себя, но и попытался вытащить пистолет из-под левой подмышки, который я по забывчивости не изъял у него вовремя. Я отнял у него пистолет, чтобы он нечаянно не покалечил себя или меня, и при этом подумал, что у него повышенная живучесть. День или два спустя и при весьма неблагоприятных обстоятельствах мне придется вспоминать об этом с горечью и досадой.

Я оставил их сидеть на полу, и, поскольку темы для разговоров были исчерпаны, никто ничего не сказал.

Я отпер дверь, вышел, закрыл ее за собой и, любезно улыбнувшись увядшей блондинке, бросил ключ в зарешеченный люк на улице перед клубом «Балинова». Даже если отсутствовал запасной ключ, в их распоряжении имелись и телефон, и сигнализация, а для того, чтобы открыть дверь автогеном, потребовалось бы не более двух-трех часов. В комнате хватало воздуха, чтобы не задохнуться за это время.

Так или иначе, но теперь я думал уже о другом.

Я вернулся к дому Астрид и сделал то, что следовало сделать в первую очередь, — опросил некоторых соседей. Видели ли они ее сегодня утром? Двое ответили утвердительно, и их показания совпадали: два или три часа тому назад Астрид и Джордж сели в такси и уехали.

Итак, Астрид ускользнула, и я почувствовал какую-то грусть и пустоту — не потому, что она не согласилась мне помочь, а потому, что своим бегством она сама открыла перед собой последний путь к спасению.

Хозяева не убили ее по двум причинам: они знали, что ее смерть навела бы меня на значительно более важный след. И, кроме того, им не надо было ее убивать — уехав отсюда, она уже не представляла для них опасности. Страх, если он достаточно глубок, может заставить держать язык за зубами так же надежно, как и смерть.

Я симпатизировал Астрид и желал бы видеть ее счастливой. Я не мог ее винить. Иного выхода у нее не было.