"Гость из бездны" - читать интересную книгу автора (Мартынов Георгий Сергеевич)

2

Всё, о чём Волгин читал в книгах — достижения науки и техники, условия жизни человечества — всё имело для него характер абстракции. Он ничего ещё не видел собственными глазами, знал обо всём только теоретически. Но всё же современная жизнь на каждом шагу вторгалась в его уединение. Дом Мунция, хотя и стоял в стороне от других домов, был домом тридцать девятого века, и жизнь в нём проходила в тех же условиях, что и в других домах на Земле.

Эти условия были непривычны и удивительны для Волгина.

Они жили вдвоём, а когда Мунций улетал, иногда на несколько дней, Волгин оставался совершенно один.

Окружённый густым садом, где росли деревья самых разнообразных пород, собранных, казалось, со всех концов света, дом был невелик по размерам. В нём было пять комнат — две спальни, кабинет, столовая и туалетная, где стояли гимнастические аппараты и небольшой прибор для волнового облучения, которому Волгин, по требованию Люция, подвергался два раза в день — утром и перед сном. Но и такая квартира, по понятиям Волгина, не могла находиться в порядке без участия людей. Но ни Мунцию, ни ему самому никогда не приходилось об этом думать. В доме всегда было удивительно чисто. При постоянно открытых окнах — нигде ни пылинки. Время от времени Волгин замечал, что полы в доме выглядели только что вымытыми, но как и когда это делалось, он ни разу не видел. То же самое происходило с полом террасы и даже со стенами дома. Дорожки сада всегда были аккуратно подметены, а кусты и деревья политы.

На вопрос Волгина Мунций ответил, что всё это делается автоматически, специальными машинами.

— Но почему их не видно? — спросил Волгин.

— А зачем? Они делают своё дело, не беспокоя людей.

— Под чьим управлением?

— Механизмами-уборщиками каждого дома, — ответил Мунций, — управляет один главный аппарат. Впрочем, не только дома, но и каждого населённого пункта, каждого города. Такие главные аппараты установлены всюду, по всей Земле. Их задача — следить за порядком. Они связаны с рядом подчинённых им машин, которые, получая командный сигнал, выполняют все нужные работы старательно и аккуратно.

Однажды Волгину удалось увидеть «садовника». Проснувшись раньше обычного, он вышел на террасу. Среди деревьев сада двигалось что-то неопределённое и, как показалось Волгину, прозрачное. Это «что-то» быстро исчезло и больше не появлялось. Обойдя весь сад, Волгин так и не выяснил, куда скрылся загадочный механизм.

Расспрашивать Мунция более подробно Волгин не хотел. Он боялся, что не сможет ещё понять принцип устройства «уборщика».

«Всё в своё время, — подумал он. — Сперва надо овладеть основными знаниями, а затем уже знакомиться со всем более основательно, не рискуя вызвать улыбку своим невежеством».

Приняв такое решение, Волгин встречал всё новое, что появлялось перед ним, с внешней невозмутимостью. Он почти никогда не спрашивал, что, как и почему, а только внимательно наблюдал и запоминал, чтобы спросить потом.

Они завтракали, обедали и ужинали дома. Мунций каждый вечер спрашивал Волгина, что он хочет получить на следующий день, и ни разу не было случая, чтобы заказанное блюдо не появилось на их столе.

Откуда брались блюда, куда исчезала грязная посуда, кто и как сервировал стол, а затем убирал его, Волгин не знал.

Всё, что было заказано, подавалось сразу. И пока они ели первое блюдо, второе не остывало — сосуды всегда оставались горячими.

Несколько раз Волгин делал попытки застать «официантов» за работой, но ни разу не добился успеха. Если он находился в столовой, стол не накрывался, если он намеренно задерживался после еды, никто не убирал со стола.

То же самое происходило и с уборкой комнат. Никак не удавалось увидеть упорно скрывавшиеся машины. Постель приводилась в порядок в его отсутствие, а вечером Волгин заставал её приготовленной ко сну.

Иногда верхняя одежда куда-то исчезала, и вместо неё появлялась новая, того же покроя. Мунций был здесь ни при чём — за одеждой и бельём следили опять-таки автоматы.

Мунций заметил попытки Волгина и сказал ему:

— Не пытайтесь увидеть работу механизмов, из этого всё равно ничего не выйдет. Главный аппарат не даст сигнала, если в помещении, где должна быть произведена работа, кто-нибудь находится. Вы, конечно, можете поймать момент и застать их, так сказать, врасплох. Но в этом случае они тотчас же скроются. Это сделано из соображений безопасности. Ведь механизмы не думают и не рассуждают. Они работают вслепую, не обращая внимания ни на что. Неосторожность может привести к ушибам и даже увечьям, особенно, если в доме есть дети. Если вам так хочется увидеть, то надо выключить контрольный прибор, а я не знаю, как это делается. Придётся вызвать механика.

— Нет, — ответил Волгин. — Пока не надо никого вызывать. Я могу подождать.

Когда Мунций находился в отъезде, Волгин не давал никаких заказов и ел то, что находил на столе. Но он скоро заметил, что подаваемые ему блюда именно те, которые он раньше чаще всего заказывал. Кто-то или что-то запомнило его вкус.

Дом был по горло насыщен техникой, создающей максимальный комфорт его обитателям. Всё делалось само собой, и делалось именно так, как нужно. Создавалось впечатление, что невидимые автоматы внимательно и заботливо следят за людьми, знают их желания и даже слышат их мысли.

Волгина долго поражал «фокус» с освещением комнат. Источников света нигде не было видно, светились стены и потолки Но сила их света целиком зависела от желания человека. Стоило только подумать, что в комнате недостаточно светло, как тотчас же свет становился ярче. Стоило пожелать темноты, и стены «потухали».

Двери открывались сами собой, когда кто-нибудь подходил к ним, и сами собой закрывались за человеком. Но если почему-либо следовало оставить дверь открытой, то именно так и происходило — невидимые механизмы точно «угадывали» намерения своих хозяев. При умывании вода появлялась словно по волшебству и переставала течь, когда человек больше не нуждался в ней.

В кабинете Мунция стояло несколько совершенно прозрачных, почти неразличимых глазом, шкафов с книгами. Волгин знал, что эта «роскошь» является не правилом, а исключением. Обычно книг не держали в доме, их можно было получить в любой момент из многочисленных книгохранилищ. Но Мунций по роду своей деятельности нуждался в личной библиотеке. Тут было много хорошо знакомых Волгину книг в обычных переплётах, но находились и другие, непривычные и странные для него — маленькие металлические трубочки, сантиметров восьми длиной. На каждой из них стояло название и очень редко имя автора.

В углу кабинета на небольшом столике помещался аппарат, сделанный из чего-то вроде горного хрусталя и пластмассы. Книга-трубка вставлялась в специальное отверстие этого аппарата; поворачивалась крохотная рукоятка, и чистый красивый голос начинал читать книгу. Громкость и скорость чтения регулировались той же рукояткой.

Помимо текста, в трубке заключалось ещё и изображение — книга была «иллюстрирована». При желании «читающий» мог не только слушать, но и следить за текстом по движущимся на стенке аппарата «живым» иллюстрациям, подобно тому, как в двадцатом веке люди смотрели кинофильмы на экране телевизора.

Каким образом удавалось вместить в восьмисантиметровую трубочку довольно объёмистую книгу и относящийся к ней «фильм», Волгин не мог понять.

Он часто пользовался этими трубочками при своих занятиях и скоро привык к ним. Техника чуждого ему мира становилась понятнее, если он не только читал о ней, но и видел воочию машины и аппараты.

Тем же способом он ознакомился со многими городами, описание которых нашёл в библиотеке Мунция, видел новый транспорт и даже «совершил» полёт на Луну, с огромным интересом «прочтя» описание какой-то научной экспедиции на спутник Земли. В этой экспедиции участвовал сам Мунций, и Волгин мог видеть его за работой.

Тут же, в кабинете, помещался аппарат, который назывался «телеофом»; это был отдалённый потомок телефона.

Во всём доме не было ковров, портьер и тому подобного — люди избегали создавать скопища пыли, которые затруднили бы работу убирающих машин, — но в одном из углов кабинета лежал ковёр или что-то очень похожее на него. На нём стояло кресло, а на стене помещался маленький диск с концентрически расположенными цифрами.

Действие аппарата было настолько поразительным и непонятным, что Волгин, несмотря на четыре прошедших месяца, так и не мог вполне привыкнуть к нему и каждый раз испытывал волнение, собираясь воспользоваться этим «телефоном».

Внешне всё выглядело просто. Он садился в кресло (пользоваться телеофом стоя было нельзя) и, нажимая по очереди на цифры, набирал личный номер Люция. Ни с кем, кроме своего «отца», Волгин не соединялся. Проходило некоторое время — и в центре диска вспыхивала зелёная точка. Это означало, что Люций услышал вызов, подошёл к аппарату и сел в такое же кресло у себя дома. Тогда нужно было нажать на зелёную точку.

Каждый раз Волгин усилием воли заставлял себя выполнить это последнее действие. То, что происходило затем, казалось ему чем-то вроде галлюцинации.

Как только он нажимал на зелёную точку, в двух шагах, на другом конце «ковра», появлялось второе кресло и сидящий в нём Люций.

Они могли разговаривать совершенно так же, как если бы находились действительно в одной комнате, а не в тысячах километров друг от друга. Даже звук голоса Люция исходил от того места, где Волгин видел его губы.

Изображение было так реально и плотно, что предметы, находящиеся за призраком, заслонялись им.

— Встань! — сказал Люций во время их первого разговора по телеофу. — Пройди вперёд, и ты убедишься, что плотность изображения только кажущаяся. Как только ты встанешь с кресла, я перестану видеть тебя, но ты по-прежнему будешь видеть меня. Смелее!

Волгин встал и сделал так, как советовал Люций. Он прошёл сквозь кресло и сквозь человека, сидящего в нём. Оглянувшись, он не увидел ни того ни другого. Но, когда он вернулся на своё место, изображение снова появилось.

— Мне трудно воспринимать такие вещи, — сказал Волгин. — Я их совершенно не понимаю.

— В этом нет ничего удивительного, — ответил Люций. — Сделать такой скачок во времени, какой выпал на твою долю, это не пустяк. Но придёт время, и ты перестанешь удивляться.

— Придёт ли? — вздыхал Волгин.

Если вызов исходил от самого Люция, Волгин узнавал об этом по тихому мелодичному звону, который раздавался во всех комнатах дома и на террасе. Тогда нужно было только подойти к телеофу и сесть в кресло. Изображение собеседника появлялось сразу, и Волгин отлично знал, что там, где находился Люций, в этот самый момент появлялся и он — Волгин.

Много раз разговаривали они таким образом, но Волгин всё ещё не мог привыкнуть к телеофу и относиться к нему спокойно.

Говорить можно было с любым человеком, где бы он ни находился на Земле. И изображение каждого вызываемого к разговору послушно появлялось в любом доме. Подобная радиокинотехника была недоступна пониманию Волгина.

Телеоф прочно вошёл в быт уже несколько веков тому назад. Люди так привыкли к нему, что не могли себе представить возможности обходиться без него. Отсюда возникло и привилось странное выражение, которое Волгин слышал часто: «видеться в натуре». Это означало, что люди увидят друг друга не по телеофу.

Стационарными установками телеофа пользовались только в домах. К ним прибегали тогда, когда хотели видеть своего собеседника. Если же разговор был недолгий и происходил вне дома, к услугам людей находился карманный аппарат, называвшийся также телеофом, но действовавший иначе. Он представлял собой небольшую плоскую коробку, легко умещавшуюся в кармане. Коробка не открывалась, и на ней не было ни отверстий, ни кнопок.

Каждый человек в мире имел свой личный номер, закреплявшийся за ним с момента рождения и до смерти. Например, Люций имел номер 8889-Л-33, Мунций — 1637-М-2. Первые четыре цифры назывались «индексом», а находящиеся за буквой имени — «номером». Сам Волгин получил свой личный номер в первый же день пребывания в доме Мунция. В виде исключения, а может быть, и для того, чтобы подчеркнуть необычность владельца, его номер не имел индекса и был двузначным — Д-1.

Для вызова нужного человека достаточно было вынуть телеоф из кармана и назвать номер. Сигналом вызова служил звук, похожий на гудение зуммера. При разговоре аппарат находился в руке и, чтобы слышать, его не надо было прикладывать к уху. Кроме нужного разговора, никакие другие слышны не были, так как каждый номер имел свою строго определённую длину волны.

В своём теперешнем виде карманный телеоф появился совсем недавно. Всего десять лет тому назад он имел, подобно стационарному, циферблат, и для вызова приходилось нажимать кнопки.

Когда Волгин спросил, кто усовершенствовал телеоф, ни Мунций, ни Люций не смогли ему ответить, они этого сами не знали. Подобные «мелкие» усовершенствования постоянно происходили везде и всюду, и авторы их не считали нужным объявлять своё имя. Патентов, конечно, не существовало.

Крохотный «радиотелефон» вызывал чувство восхищения своим совершенством. Он был вечен. От рождения до смерти он верно служил человеку, часто переходя от умершего к друзьям или родственникам, пожелавшим иметь его как память о прежнем владельце. При утере или случайной порче карманный телеоф легко было заменить другим в ближайшем складе, где дежурный механик в несколько минут настраивал выбранный экземпляр на нужный номер, если новый владелец не мог этого сделать сам.

Когда Волгин впервые познакомился с этими аппаратами, он спросил Люция, какова дальность их действия.

— Достаточная для связи с любым человеком, — ответил Люций, — независимо от того, в какой точке на Земле он находится. Если нужный тебе человек на Марсе или на Венере, то надо предварительно сообщить на телеостанцию с помощью этого же аппарата, произнеся слово «ноль». То же самое, если он на Луне.

— Но ведь Венера, Марс и Луна меняют своё положение относительно Земли?

— Это не имеет значения. Телеоф, всё равно карманный или стационарный, берёт энергию для связи от телеостанций, мачты которых ты видел во время перелёта с Кипра. Они стоят всюду и излучают энергию огромной мощности. Можно говорить с человеком, находящимся на Венере, Луне или Марсе, в любое время — даже тогда, когда, например, Венера находится по другую сторону от Солнца, чем Земля. Только в этом случае разговор получается очень неудобным.

— Почему?

— Потому что, когда между Землёй и Венерой наибольшее расстояние, волна идёт почти двенадцать минут в один конец. Не слишком удобно, когда между вопросом и ответом проходит почти что полчаса. Но иногда приходится вести и такой разговор.

— А ускорить никак нельзя? — спросил Волгин.

— Не знаю, — ответил Люций. — Или это невозможно, или наша техника ещё недостаточно сильна.

Вспоминая впоследствии эти слова, Волгин невольно улыбался. «Наша техника недостаточно сильна». Странно звучала такая фраза в мире, где всё казалось Волгину пределом совершенства.

— Предела быть не может, — говорил Мунций — Наука беспредельна.

— Да, конечно! — соглашался Волгин. — Но всё же… Один ваш арелет чего стоит…

С того дня, когда Волгина доставили в дом Мунция, он ни разу больше не садился в этот чудесный аппарат, ничем не напоминавший самолёты его времени.

Какие силы давали арелету возможность неподвижно висеть в воздухе, словно насмехаясь над законами тяготения? Что сообщало ему чудовищную скорость? Ведь они долетели от острова Кипр до южного побережья Франции меньше чем за сорок минут!

Само слово «арелет» говорило о том, что эти силы атомно-реактивные, но Мунций как-то сказал, что название аппарата не соответствует современному его устройству, а сохранилось от глубокой старины. Снова услышал Волгин непонятное слово «катрон».

Управление арелетом также было загадочным для Волгина. Правда, во время полёта с Кипра Люций объяснил, что арелетом управляют с помощью биотоков, но это «объяснение» тогда ничего не прояснило. Теперь, спустя четыре месяца, Волгин начал понемногу разбираться в могуществе биотехники, которая окружала его повсюду и на каждом шагу встречалась в доме, где он жил.

Постепенно ему становилось ясным, что энергия катронов и биотоки составляют основу всей техники.