"Кэнди" - читать интересную книгу автора (Сазерн Терри, Хоффенберг Мэйсон)

Глава 13

В самолете Кэиди все думала о событиях прошедшего дня. Это был очень длинный день, насыщенный и утомительный, и она была очень довольна, что теперь можно расслабиться и спокойно подумать. Пит Аспай произвел на нее впечатление: особенно ей запомнились его большая голова и тихий голос. Он казался таким спокойным, таким уверенным — в нем была какая-то тайна и скрытая сила. Кэнди даже подумалось, что она, может быть, начинает влюбляться в этого человека, и она сразу же мысленно переключилась на Дерека Нет, она не изменит Дереку, она просто не может его предать.

Она достала буклеты, которые ей дала женщина из фонда «Молодые и трудолюбивые» и принялась их просматривать. Но уже очень скоро она поняла, что ужасно устала, и что ей хочется спать, и она закрыла свои прелестные глазки, и заснула почти мгновенно, и ей даже приснился сон:

Ей приснилось, что они с папой гуляют по лугу, который был весь в цветах. В погожий летний денек. Папа прилег на траву и стал читать вслух стихи Малларме, только во сне это были как будто его собственные стихи; и Кэнди была гораздо моложе — совсем еще девочкой. Она носилась по лугу и рвала цветы, и хотя она отбежала достаточно далеко, она все равно слышала каждое слово из тех стихов, что читал папа. Он читал замечательно: с чувством и правильной интонацией. Иногда, закончив очередное стихотворение, он говорил:

— Очень даже неплохое стихотворение. А вот еще одно — я написал его для тебя, солнышко; оно зажглось у меня в голове, точно вспышка, — страшная и прекрасная вспышка, как это было, когда я излил свое сладкое мощное семя из семенников, что породили тебя.

— Нет, папа, — она обиженно топала ножкой, — это стихотворение не для меня, а для какой-то другой девочки! — И ей было так грустно, и она стояла перед ним, склонив голову, такая несчастная, и прижимала к груди свой крошечный букетик цветов, и все казалось таким печальным, таким безнадежным. А потом она медленно поднимала голову, и по ее нежной щечке стекала большая золотистая слезинка, и она говорила: — Оно для мамочки!

— Ах ты, глупышка! — весело отвечал папа и протягивал ей руки. — Оно для тебя! Для тебя одной! Ты моя мамочка, и мое солнышко, и моя радость, и моя маленькая дочурка! — И она бросалась к нему в объятия, и он ласково гладил ее по головке… он гладил ей шею, плечи… а потом Кэнди проснулась, свежая и отдохнувшая — никогда в жизни ей не было так хорошо, — она только немного смутилась, когда вспомнила папину фразу из сна: «когда я излил свое сладкое мощное семя из семенников, что породили тебя». Это была истинная поэзия, и Кэнди очень пожалела, что нельзя разделить ее с папой. Она ему, может быть, позвонит. Из лагеря «Молодых и трудолюбивых». Но нет: он ничего этого не поймет, никогда в жизни. Тем более — в его теперешнем состоянии. Но у нее есть, кому обо всем рассказать. У нее есть Дерек. Он все поймет. При одной только мысли об этом у нее потеплело на сердце. «Ты это запомни», — сказала она себе.

В самом начале десятого самолет приземлился в Мохоке, штат Миннесота. Кэнди оправила платье, быстренько глянула на себя в зеркальце; она смыла с лица все косметику, но ее губы были яркими от природы — такими красными и выразительными, словно алый глубокий разрез, — тряхнула головой, чтобы ее прелестные локоны легли в художественном беспорядке, встала с кресла и вышла из самолета.

Кэнди очень обрадовалась, когда увидела, что ее приехали встретить на джипе. Аэропорт был совсем небольшим, и джип стоял на краю летного поля. У него на боку было написано большими буквами: МОЛОДЫЕ И ТРУДОЛЮБИВЫЕ, — и в машине уже сидело несколько молодых людей. Когда Кэнди спустилась с трапа, они все вышли из машины и поспешили ей навстречу. Они представились Кэнди и помогли ей забраться в джип.

— Ну ладно, поехали. Болтать будем потом, — сказал кто-то из них. — А то наша новенькая, наверное, проголодалась в дороге!

— Это точно! — весело отозвалась Кэнди, сразу же заразившись всеобщим приподнятым настроением. И они помчались, как ветер, по темным проселочным дорогам. Верх у джипа был снят, и безлунная ночь была восхитительной и прекрасной. Очень скоро они все запели, громко-громко, едва ли не надрывая голоса:

Это была радостная и вдохновенная песня, и Кэнди тоже запела вместе со всеми — раскачиваясь из стороны в сторону. Ей было весело и хорошо. Она решила, что это замечательные ребята.

Мохок — район, известный своей угледобывающей промышленностью, и по дороге в лагерь они проехали несколько шахтерских городков. Лагерь «Молодых и трудолюбивых» располагался на окраине одного из таких поселков, и Кэнди узнала, что ей досталась работа в «шахтерском» проекте. В то время добыча угля в стране шла очень активно, потому что уголь был необходим для увеличения производства стали и усиления оборонной промышленности.

Две большие палатки с многоярусными кроватями — собственно, это и был весь лагерь. Одна палатка — для девочек, другая — для мальчиков. Правда, там были еще две палатки поменьше: «столовая» и «комната отдыха», где стоял стол для настольного тенниса и коробка с полудюжиной книжек в мягких обложках.

Ребята из лагеря, которые не поехали в аэропорт, вышли поприветствовать Кэнди. Ее сразу же провели в палатку и показали ей ее спальное место.

— Вот тут будешь спать, — сказала вполне дружелюбная, но совершенно бесстрастная девочка с длинными черными волосами до пояса. — Заведение, — под «заведением» она подразумевала туалет, — вон там. — Она указала за маленькое ведерко за ширмой в углу. — Давай, раскладывай вещи, и будем тебя кормить.

— Ага! — весело отозвалась Кэнди, и уже через пару минут они с черноволосой девочкой вышли из спальной палатки и направились к палатке столовой.

— Вот тут у нас человек хочет есть, — сказала черноволосая веселому толстому повару, который встретил их там.

— Сейчас все будет! — жизнерадостно отозвался повар и протянул Кэнди миску с горячим бульоном.

— Ой, как здорово! — воскликнула Кэнди. Она отпила бульон прямо из миски, держа ее двумя руками. — Больше всего на свете люблю бульон и овсянку.

— Я тоже, — сказала черноволосая.

После этого простого ужина Кэнди почувствовала себя полной сил. Она была готова немедленно приступить к работе. Хотя было уже десять вечера, некоторые шахты все еще работали, и Кэнди сказали, что она может спуститься в «девятый номер», если ей хочется поработать. Ей очень хотелось.

— Можешь надеть защитный комбинезон, — сказала черноволосая, — хотя большинство из нас предпочитает работать в своей повседневной одежде и так потом в ней и ходить: это создает ощущение подлинной сопричастности работе, тем более что переодеваться — это какое-то лицемерие.

Только теперь Кэнди заметила, что платье у девочки все черное от угольной пыли, так же, как и лицо, и волосы.

— Вот это по мне! — заявила она. Черноволосая проводила Кэнди до лифта в шахту.

— Спускаешься до третьего уровня, — сказала она. — Потом выходишь и идешь прямо вперед, до конца шахты. Шахта большая. До конца — почти миля. Начнешь работать, увидишь, как это весело.

— Здорово, — отозвалась Кэнди. — А там еще кто-нибудь будет?

— Да, должны быть, — черноволосая вдруг нахмурилась. — Если, конечно, они не сачкуют. В последнее время у нас развелось много лодырей — и особенно среди мальчишек.

— Что они себе думают, интересно?! — возмутилась Кэнди, вдруг разозлившись на этих мальчишек, которые отлынивают от работы. — Как же так можно?!

— Вот и я говорю, — согласилась черноволосая. — Они такие противные! Только и думают, как бы залезть тебе в трусики — а потом они, видите ли, устают и не могут работать. Хорошенькой девочке надо всячески остерегаться мальчишек.

— Да уж! — сказала Кэнди. Они бы, наверное, поболтали еще, но тут как раз подошел лифт.

— Давай поезжай, — сказала черноволосая. — А то тут только до места добраться уйдет больше часа. Мы потом поболтаем, когда вернешься. Да, кстати, там будет такая маленькая кирка с зеленой ручкой. Я всегда ей копаю, она удобная.

— Ага, — сказала Кэнди. Она хотела взять под козырек, но потом рассудила, что это будет смотреться глупо: во-первых, у нее нет никакого козырька, а во-вторых, здесь все было так неформально и непринужденно. Она вошла в лифт, нажала на кнопку 3-Й УРОВЕНЬ и помахала рукой своей новой подружке.

Лифт — вернее, крошечная платформа, огороженная решеткой, — поехал вниз. Он как будто летел в черной пустоте: вниз, вниз и вниз. Это было волнительно и даже немного страшно. У Кэнди звенело в ушах, а в животе образовалось какое-то странное трепетное покалывание.

Наконец лифт остановился на третьем уровне. Кэнди вышла и пошла прямо вперед, как ей было сказано. В шахте было темно, но впереди брезжил слабый рассеянный свет. Иногда он пропадал, но вот Кэнди вышла на прямой участок безо всяких изгибов и поворотов. Теперь она явственно видела свет впереди — в конце шахты. Подойдя ближе, она различила фигуру какого-то парня. Он сидел на походном раскладном стуле и читал книжку в мягкой обложке при свете лампы, подвешенной к потолку.

Когда Кэнди к нему подошла, он только молча кивнул.

— Здрасте, — сказала Кэнди. Она слегка запыхалась, но горела желанием немедленно приступить к работе. Она огляделась в поисках кирки с зеленой ручкой, о которой ей говорила черноволосая девочка, нашла ее и принялась долбить по стене угля.

Парень пристально наблюдал за ней.

— Стало быть, ты приехала, — сказал он, наконец.

Кэнди подумала, что это как-то неправильно: почему он сидит и читает книжку, хотя мог бы помочь ей с работой. Наверное, это один из этих мальчишек-лодырей, на которых ей жаловалась черноволосая.

— Ага, я приехала, — пробурчала она, не глядя на парня. — И нам надо работать!

Парень кивнул.

— Я тебя ждал, — сказал он.

В его голосе было что-то такое, что заставило Кэнди прервать работу, обернуться и приглядеться к нему повнимательнее. Она только теперь заметила, что это был никакой не парень, а взрослый мужчина… только Кэнди никак не могла понять, сколько же ему лет. Он был из тех, чей возраст никак не возможно определить по лицу. Но как бы там ни было, подумала Кэнди со странным трепетом где-то внизу живота, это был настоящий мужчина, не мальчик. Очень крупный мужчина, абсолютно лысый. С густыми черными усами и сверкающими глазами. Кэнди вспомнились удивительные глаза Пита Аспая, которые произвели на нее неизгладимое впечатление — но этот мужчина был настоящим Свенгали. Она сразу же поняла, что это и есть тот человек, о котором ей говорил Пит Аспай, и еще она поняла, что он сыграет важную роль в ее жизни.

— А вы… — она запнулась.

— Я, — пафосно проговорил мужчина, — я… Гриндл.

Кэнди смутилась под его пристальным взглядом, который как будто пронизывал ее насквозь и одновременно как бы расстегивал пуговицы у нее на платье и скользил по ее голой груди. Ее соски напряглись и болезненно заныли. Она отвернулась и принялась бить киркой по стене угля, а мужчина снова уткнулся в книгу. Кэнди нисколечко не сомневалась, что этот человек — самый продвинутый в духовном плане из всех, кого она знала, — и она лихорадочно соображала, что ей сказать, чтобы произвести на него впечатление. Она попыталась сосредоточиться на работе и еще яростнее застучала киркой. Она периодически останавливалась, чтобы перевести дыхание и собрать отбитые кусочки угля в аккуратную кучку. Когда она остановилась в четвертый раз, мужчина оторвался от книги.

— На сегодня достаточно, — сказал он. У него, как и у Пита Аспая, был очень сильный иностранный акцент, но это не резало слух. Даже наоборот, этот акцент прибавлял его речи серьезности и поэтического драматизма. Кэнди решила, что он, наверное, главный на этом участке шахты, и поэтому она сразу его послушалась и отложила кирку. Тем более что она и вправду очень устала.

— Ага, — сказала она и сгребла последние кусочки угля в начатую кучку.

— Ты хорошо поработала, — сказал мужчина.

— Спасибо, — Кэнди отряхнула руки. Она была очень довольна своей работой и сознанием исполненного долга. — Да уж, после такой работы надо как следует перекусить.

Мужчина убрал книжку в карман.

— А мне вот совсем есть не хочется, — сказал он, поднимаясь со стула. — Но мы все равно пойдем.

— Да, — согласно кивнула Кэнди. — Только… а как же уголь? — она указала глазами на кучку угля, который она «добыла».

— Да, его надо забрать. Вот… — он достал носовой платок и расстелил его на полу шахты, так чтобы Кэнди сгребла на него свой уголь. Она завязала платок в узелок и попыталась пристроить его за плечом, но так было совсем неудобно, и она убрала узелок в карман. Они пошли к лифту.

По дороге мужчина принялся напевать гимн «Молодых и трудолюбивых», и Кэнди стала тихонько ему подпевать. Это, похоже, вывело его из задумчивости.

— Прошу прощения, — сказал он, — я даже не понял, что пою эту песню. На самом деле, она мне не нравится. По крайней мере, сейчас мне не хочется ее слушать. Надеюсь, ты понимаешь.

— Да, конечно, — сказала Кэнди. Она немного смутилась, но ничего неприятного в этом не было.

Они достаточно быстро дошли до лифта, если учесть расстояние.

— Я запущу машину, — сказал мужчина. Это было первое, что он сказал после того, как раскритиковал песню «Молодых и трудолюбивых» почти милю назад. Он внимательно изучил кнопки и нажал на самую верхнюю, УРОВЕНЬ ЗЕМЛИ.

Лифт поехал наверх.

— Замечательно, — сказал мужчина. — Мы едем вверх. Вверх, вверх, вверх!

Кэнди показалось, что настроение у него резко понравилось, и она решилась задать вопрос.

— Мистер Аспай написал вам обо мне? — она как-то даже не сообразила, что за такое короткое время никакое письмо просто не успело бы дойти сюда из Нью-Йорка.

Мужчина молча смотрел на нее. Потом он сказал:

— Мы с мистером Аспаем общаемся телепатически. Он сообщил мне, что ты приедешь. Да. И что ты очень продвинута в плане духовном.

— Ой, — Кэнди даже смутилась, — он так сказал?

— Ему даже не за чем было об этом говорить… ты ведь пришла сюда в поисках истины, правильно?

— Ну… — Кэнди на секунду замялась и быстро добавила: — Да.

— Ты пришла, куда нужно. Мы начнем сразу же, не откладывая. Прямо сегодня.

Внимание этого человека, в котором он до сих пор ей отказывал, было для Кэнди как теплая ванна с ароматной пеной.

— Я… я даже не знаю, что сказать…

— Тому, кто знает, нет нужды говорить; кто говорит, тот не знает.

— Да, мистер Аспай тоже так говорит! — воскликнула Кэнди с восторгом. Она всегда испытывала восторг, когда что-то знала и могла показать свои знания.

— Это он от меня перенял, — сказал мужчина. — Он мой секретарь.

Он сказал это просто, безо всякой рисовки. Как ребенок — без самодовольства, но и без ложной скромности. Но сам факт произвел впечатление на Кэнди — даже на фоне всех впечатляющих событий прошедшего дня, ее знакомства с мистером Аспаем, и, конечно же, с Дереком, — и ее сердце вновь преисполнилось тихой радости.