"Послушай-ка, слон..." - читать интересную книгу автора (Керн Людвиг Ежи)VIIДня через два Доминик пришёл к выводу, что от переезда он только выиграл. На кухне было куда интереснее. Там происходило много такого, о чём Доминик не имел до сих пор ни малейшего представления. Впервые в жизни он, например, увидел, как варят макароны. Как пропускают через мясорубку мясо. Как взбивают яичный белок. И много, много других интересных вещей. Но больше всего Доминика заинтересовал водопроводный кран. Трудно, собственно, понять, по какой причине. Доминик и сам хорошенько не понимал, почему кран, из которого течёт вода, вызывает у него такое восхищение. Да, Доминик не понимал, но я, пожалуй, догадываюсь. В кране, я думаю, было нечто, что напоминало Доминику слоновий хобот. Каждому известно, что слоны, настоящие слоны, которые живут на воле или в зоопарке, любят время от времени набрать полный хобот воды, а потом выпустить её всю из хобота точно так же, как это делает водопроводный кран. Думайте, что хотите, но я уверен, что именно так и было. Доминик догадался, что между ним и краном существует родственная связь. Он тотчас стал про себя называть кран Дорогим Братом. Пинина мама поворачивала время от времени Дорогого Брата, и тогда на кухне раздавалось приятное журчание. Доминик, которому до сих пор не удалось ещё произнести ни звука, внимательно вслушивался в речь Дорогого Брата и постепенно, не без труда, стал ему подражать. Дорогой Брат стал его первым учителем. Вторым был Чайник. Чайник оказался на редкость любопытной личностью. Обычно он молчал. Забавно выгнув длинную, припаянную к пузатому телу шею, он безмолвствовал. Весь день — ни звука. И только когда Пинина мама наливала в него воду, а затем ставила на газ, Чайник оживал. Мне думается, Чайник ужасно любил тепло. Когда вода в его брюхе нагревалась, Чайник начинал урчать от удовольствия. По всей кухне раздавалось негромкое: — Ммммммммммммммммммммммммммммммммммммм... Чем горячей становилась вода, тем громче урчал Чайник. В определённый момент это урчание переходило вдруг в непонятную для нас фразу, которая, надо полагать, на языке чайников что-нибудь да значила. Звучала она примерно так: оуоуоуоуоуоуоуоуоуоуоуоуоуо... Затем звук «у» становился в рожке Чайника всё продолжительней: — Оуууоуууоуууоуууоуууоуууоуууоуууоуууоуууоууу... В конце концов «о» полностью исчезало, оставалось только «у»: — УУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУ... При помощи этого «у» Чайник рассказывал всевозможные истории. Оно звучало то песенкой, то плачем, похожим на печальную музыку, то снова было весёлым, как трели щегла. Чайник болтал, словно старый дед, и вся кухня его слушала. И, наконец, когда вода принималась громко булькать у него в брюхе, он обрывал вдруг свой рассказ, и по всей кухне нёсся шипящий свист: — Пшиииииииииииииииииииииииииииииииииииииии... Вот со свистом из рожка бьёт белый пар, точно такой же, какой идёт у нас изо рта в морозные дни. Пока не приходила Пинина мама и не гасила газ, Чайник всё болтал и болтал без умолку. Когда пламя затухало, он урчал тише, пока наконец не погружался снова в продолжительное молчание. Чайнику Доминик был обязан многим. Ход рассуждений Доминика был таков: «Если какой-то кран, какой-то чайник могут издавать звуки, то почему звуки не могу издавать я? Ведь, в конце концов, я не кран и не чайник — я слон! У настоящих слонов свой собственный язык, на котором они разговаривают друг с другом. А я, хоть и не настоящий, превзойду всех настоящих! Я научусь говорить не хуже Пини. Могу отдать в заклад самое что ни на есть дорогое... — И тут Доминик принялся размышлять, что у него самое дорогое. Конечно, великолепные белые бивни. — Могу отдать в заклад свои бивни, что я буду первым на свете слоном, который заговорит». С редким терпением стал Доминик осуществлять своё намерение. Каждый день с утра и до вечера подражал он всем звукам, какие только слышал на кухне. В первую очередь он подражал Дорогому Брату и Чайнику. Сначала он проделывал это вместе с ними. Журчал Дорогой Брат — и Доминик журчал; начинал урчать Чайник — и Доминик урчал тоже; случалось брякнуть крышке — и Доминик тоже слабо брякал. Вскоре он сделал такие успехи, что решил попробовать свои силы самостоятельно. Сперва он тренировался ночью, когда на кухне никого не было, а потом так разошёлся, что позволял себе иногда поурчать, брякнуть или буркнуть что-нибудь в течение дня. А ещё позднее стал проделывать шутки. Однажды днём он разворчался на кухне точь-в-точь как чайник. Двери в комнату были широко открыты. В комнате перед телевизором сидели Пинин папа, Пинина мама и Пиня. Мама спросила: — Кто поставил чайник? — Я не ставил, — ответил Пинин папа. — Я тоже, — отозвался Пиня. — Ну, значит, у нас завелись духи, — сказала мама, — я тоже не ставила. Пиня, поди на кухню, выключи газ. Пиня встал неохотно — передавали как раз фильм о Дисней-ленде. В кухне было тихо. Ни в одной из конфорок газ не горел. Половину кухни занимал Доминик. Впрочем, все уже успели к нему привязаться, даже соседки, которые время от времени навещали Пинину маму. Пиня проверил, хорошо ли закрыты газовые краны, дотронулся рукой до чайника — холодный — и, сунув мимоходом Доминику в хобот несколько витамининок, которые носил в кармане с обеда, вернулся в комнату. «Пусть растёт, худого в этом нет», — подумал Пиня. Итак, он вернулся и снова сел смотреть передачу. Доминик меж тем принялся урчать снова. — Сколько раз тебе повторять, чтоб ты погасил газ! — сказала мама. — Газ не горит, — ответил Пиня. — Я сама слышу, как на кухне кипит вода. — Схожу я, — отозвался отец. — Ни о чём тебя попросить нельзя... — И он с упрёком посмотрел на сына. Отец поднялся с кресла и отправился на кухню. Через минуту он вернулся, глянул на жену и сказал: — Там всё в порядке. Не успел он это сказать, как Доминик в третий раз заурчал на кухне. Пинина мама не выдержала и вскочила. — Не сделаешь чего-нибудь сама, никто за тебя не сделает! — крикнула она и выбежала из комнаты. Вскоре она вернулась с виноватым видом. — Погасила газ? — с насмешкой спросил Пинин папа. — Газ не горел, — ответила Пинина мама. — Верно, мне показалось... — добавила она, как бы извиняясь. — Не огорчайся, — утешил её муж. — Мне тоже показалось, будто в чайнике шумит вода. — И мне! — присоединился к нему Пиня. Тут отец подошёл к двери, закрыл её и сказал: — Теперь у нас будет спокойно! И семья без помех стала наблюдать за чудесами, которые изобрёл для посетителей неистощимый на выдумки Дисней. Теперь вы уже знаете, каким образом Доминик приготовился к самому ответственному моменту своей жизни: к произнесению первого слова. Доминик был слон толковый, он с самого начала решил, что первое слово не должно быть длинным. Длинное слово трудно выговорить сразу, к тому же, кто знает, что может с тобой случиться, пока ты произносишь его всё целиком — от начала до конца. Можно, например, подавиться или схватить икоту. Или сбиться посередине и забыть, что дальше. Можно даже стать заикой. Да, длинные слова в расчёт не входили. Например, «научно-исследовательский», «самовоспламеняющийся» или даже «длинношеее». «Первое слово должно быть как можно короче, — решил Доминик. — Сколько слогов в самом коротком слове? Один. Минуточку, минуточку, а есть ли слова, которые состоят из одной буквы?» Доминик принялся думать. Наконец ему удалось составить список слов, состоящих из одной буквы. Вот он: 1) А! 2) И... ИЛИ И? 3) О? ИЛИ О! 4) У? 5) Э... ИЛИ ЖЕ Э! «Нет, не шутка сказать короткое слово, — решил Доминик. — А вот смыслу в нём мало. Что ещё можно сказать одной буквой? Ага! «Я!» Что это значит? Я — это я. Ура! Гип-гип ура! Наконец-то я придумал слово для первого своего публичного выступления. Слово короткое, простое, будешь произносить, не собьёшься, потому что сбиться не успеешь, — одним словом, такое слово, что пальчики оближешь: «Я, я, я!» |
||||||||
|